После первых ознакомительных и проверочных полетов начался наш ввод в строй по Курсу боевой подготовки ИА. Летали не очень часто. На аэродроме стояло три полка, в неделю каждому отводилось не более трех летных смен. Днем, в простую погоду, мы отрабатывали воздушные бои и упражнения пилотажной подготовки. Но таких смен нам доставалось мало. Два других полка переучивались на новую технику и такие условия им были нужнее. Они нам уступали, когда погода была явно плохая и ночные смены – с удовольствием.
В сложных условиях меня после одного контрольного полета допустили к выполнению полетов парой в облаках – в сомкнутом строю! В ОРАП-е на это отвели бы не менее полдюжины вывозных с инструктором. Смелые здесь ребята! Но ничего, все пошло нормально.
Часто стали летать ночью. Как же мне нравились эти ночные полеты здесь, в Кубинке! Ровная и широкая бетонная полоса, отличное светотехническое оборудование, не шли ни в какое сравнение с нашей горбатой и слабо освещенной «железкой» в Цесисе. Эти полеты были менее напряженными, чем дневные и наполнены особой красотой. Меньше отвлекаешься на наземные объекты, особенно в сложных метеоусловиях – только ты и твой верный друг – самолет.
Мерно гудит двигатель, спокойно мерцают приборы, в эфире нет такого галдежа, как днем. При желании можно настроить приемник радиокомпаса на широковещательную станцию и послушать музыку.
В лунные ночи особенно красив полет над облаками. Перед тобой открывается фантастический пейзаж: застывшая гладь морской поверхности, выступающие из нее остроконечные скалы, причудливые горы – от пепельно-серебристого до темно-синего цвета. Казалось, летишь над другой планетой.
В безлунные ночи удивительное, феерическое зрелище представляла собой Москва, при виде сверху. Мы довольно близко подходили к ней при заходе на посадку с прямой. Это – огромное зарево, море огней, оно могуче и зловеще светило сквозь облака, словно там бушевала раскаленная магма.
Мы были в хорошей форме и при полетах в зону отработка простого пилотажа, предусмотренного заданием, казалась нам элементарной. При желании можно было порезвиться: выполнять фигуры сложного пилотажа – петли, полупетли и прочее. Это было запрещено, но тогда на наших самолетах еще не было «черных ящиков» и проверить наши действия было невозможно. Пилоты, конечно, знали об этом, но помалкивали, и все сходило с рук.
Наконец, заключительный этап полета – заход на посадку и посадка. Когда при выходе из плотных облаков впереди по курсу начинаешь видеть узенькую полоску огней аэродрома, испытываешь приятное чувство возвращения домой. Вот они приближаются, увеличиваются в размерах - красные, зеленые, две цепочки белых. Они приветливо мерцают и, как бы, говорят: «Добро пожаловать к нам, полоса свободна!» И вот, самолет уже в лучах прожекторов, отчетливо видны плиты взлетно-посадочной полосы. Мягкое касание и самолет устойчиво бежит по твердой земле.
Однако, самым приятным для меня был момент, когда, зарулив самолет на стоянку и выключив двигатель, я открывал фонарь кабины. И сразу меня охватывала тишина и покой ночного времени. Легкий ветерок приносил с полей запахи свежей травы, полевых цветов и скошенного сена. Это дышала Земля, ласково встретившая своего неугомонного сына.
Изредка вспыхивали фонарики – это неторопливо и четко делали свое дело техники и механики. Наконец, выполнив посадку, на стоянку заруливает последний самолет. Летчики садятся в автобус и едут в жилой городок.
А там – пустые улицы и застывшая тишина. Мрачные громады домов смотрят на нас темными глазницами окон. Кое-где вспыхивает свет – видимо матери встают к детям. Вот и наша квартира, в которой ждет тебя теплая постель.
Утром, когда мы идем на службу, а над нами голубое небо и яркое солнце, земля кажется слишком обнаженной - видно все, до мельчайших подробностей. Невольно приходит мысль: ну как можно летать в таких условиях? Очень уж все видно, не интересно. Хорошо, что завтра у нас снова будут ночные полеты!