101 (из цикла "Петь себя заново")
* * *
Аэглору
Чёрным замком встает одиночество...
Чёрным песком
будут сыпаться звёзды, но я
опять не умру...
Расставаться не хочется...
Ластиком сказку сотру
и уйду потихоньку,
навеки боясь оглянуться...
Слышишь - бьются
разноцветным стеклом
и осколками падают на землю песни...
Если б вместе...
Помнишь - лето
зелёным крылом выпевало танец
цветка в ладонях,
падало шелестом
чистой воды
по умытым листьям,
золотые искры
в хрустале дождя
рассыпало солнце -
кто слёзы мог предсказать?
Не поднять глаза
в голубое небо,
последней весной догорать...
Научи терять,
научи горстями пить
чёрный песок,
в тишине дорог
научи не петь, не плакать
имя твоё - боль не убьёт,
я опять останусь
стоять у дороги крестом -
потом,
когда устанешь
надвое сердце рвать...
Научи терять,
научи без страха входить
в двери чёрного замка...
1997
102 (из цикла "Петь себя заново")
* * *
Аэглору
Свадебный пряник
ломать на чужом пиру,
имя своё
на горсть монет разменять,
как мотылёк,
лететь к твоему костру -
вот и всё,
что есть теперь у меня.
Словно вода,
сквозь пальцы дни утекут,
будут весенним ручьём
звенеть по камням...
Видеть тебя,
успеть дописать строку -
вот и всё,
что есть теперь у меня.
Словно вино,
на землю каплет закат,
красное небо
тонет в воде ручья...
Если устанешь -
где мне тебя искать?..
Вот и всё.
А дальше - уже не я...
1997
103 (из цикла "Правило имён")
* * *
Падать весною,
слезами метить апрель,
петь одиночество,
в серое низкое небо
криком кричать...
...А кто услышать сумел -
тот никогда не придёт,
потому что не был...
Чёрной рекою
собрать жемчужины звёзд
инейным утром
за полчаса до рассвета...
...Смех за его спиной
не рассыпь - он не так-то прост;
он поведёт рукою -
и вспыхнет лето...
Пить разнотравье,
рябить по воде дождём,
за тростниками
белым телом светиться -
так мы и звали солнце,
пели о нём, ждали, когда вернутся
ветра и птицы...
...Он не умеет помнить
чужого зла,
тонкими пальцами
ладит новые вёсны -
небо со звоном сыплется.
Сколько тепла!
Не разжимай руки,
покуда не поздно,
скользкую ветку
падать не отпускай -
ворохом мокрых монет
разлетятся листья,
с неба усталого
хлынет дождь через край
бить по ладоням,
дробить хрустальные искры...
...А он зелёной травою
стелит постель
девке-весне;
он больше не может смеяться...
А я называла его
просто Апрель,
чтоб было не больно
к маю с ним расставаться...
1997
104 (из цикла "Петь себя заново")
* * *
Мне рассветы не снятся.
Солнце утром моим
разбивает о камни
сны хрустальных созвездий,
и горячая песня
крылья тугие расправив,
улетает под дождь
и глохнет в шуме воды.
Далеко до беды -
лишь бы дождь не вошёл
сквозь стекло моего одиночества,
лишь бы не смерть,
потому что не спеть
мне с пустого и серого,
слишком пустого неба -
не успев рукой заслониться,
я кану в небыль,
тусклым росчерком имя оставив
в яви легенд...
Мне рассветы не снятся.
Уже не снятся рассветы...
О застывшую корку весны
я ломаю себя;
рассыпаются сны -
это зеленью брызнуло
мимо слепого окна -
видишь -
так пой о лете;
в паутине ветвей
дыра прошлогоднего солнца;
лица ушедших в тумане...
Кто обернётся?
Чью горячую кровь
стылая пьёт земля,
согревая апрель
раненым стуком сердца?
Если вглядеться -
то, узнавая, падаешь,
пряча лицо...
И дело с концом;
и это всё,
что мне снится,
когда рассвет;
а прошлого - нет...
А если вы встретитесь -
как мне вас называть,
какое имя
славить крылатой песней?..
И кто просил у богов,
чтоб мы были вместе?..
Мы стали другими -
или дорога вспять?..
Я буду молчать.
Мне лишь бы только не смерть...
1997
105 (из цикла "Петь себя заново")
* * *
Что же такое смерть –
всего лишь утро в долгой дороге,
в усталых глазах улыбка
после дождя…
Знаю – вернёшься,
и до сих пор стою на пороге
дома, который проклял ты, уходя,
дома, в котором
шёпот полночный
лёг паутиной горькой
в тёмных углах,
дома, в котором
дни, как крупинки в часах песочных,
медленно падают;
где в кривых зеркалах
ходят чужие тени,
манят крылами,
эхо улыбки беззвучно,
как тишина –
это твоя душа,
умереть желая,
столько столетий
ждёт тебя у окна…
1997
106 (из цикла "Петь себя заново")
* * *
Под чёрной звездой умирать -
не стоит доброго слова.
А если бьют по лицу -
я буду смеяться,
я буду в огне плясать.
Я снова уйти готова -
чтоб было кого любить,
чтоб было куда возвращаться.
Я просто чужая тварь
среди собак приручённых,
среди закрытых дверей
идущая под дождями,
и синяя песня моя
сломалась и стала чёрной,
и серые камни слов
сжигает рыжее пламя.
Шакалоподобный бог
не лижет пятки распятых,
и память пустых эпох -
лишь бранное слово пророка.
Я зверем паду у ног
рождённого быть солдатом
чужой любви и дорог
и буду молчать до срока -
пока не растопит лёд
паскудное злое солнце,
пока не оставит боль
одетых в кожу и шёлк;
и птиц рассветный полёт
к полудню не оборвётся,
и звёздам пели дорогу
собака, шакал и волк.
И умерший под звездой
не помнит имени танца;
никто не будет мешать
идущему наобум...
А я останусь с тобой,
чтоб было куда возвращаться,
лицо обращая вспять,
огонь разжигая в снегу...
Под чёрной звездой умирать -
споют последнюю песню
собаки алой луне,
закроют детям глаза;
и лето пройдёт опять,
и больше никто не воскреснет,
и тает свеча на окне,
чтоб кто-то вернулся назад...
1997
107 (из цикла "Перепутье")
Пророчество второе. Игра
Ниеннах
- А тот, кто сидит на троне,
навряд ли вспомнит имя своё,
и снег не растает
в пламени его рук.
Дождём пролившись,
его земля в облаках утонет,
и не разорвать круг
тому, кто убьёт
ушедшего в лето...
...Как я устал говорить о смерти...
Ветер молчит,
и нет больше тепла
на целой земле -
бесполезно звёзды молить...
Я ничего не видел
в чужой ночи -
но пламенем жгут слова о смерти -
тот, кто однажды грань перешёл,
снова предаст -
это будет, но осенью;
сколько дождей пройдёт...
Дай хотя бы дожить
до рассвета,
не кануть в ночь...
Я уже не уйду -
но как мне тебе помочь,
если я ничего не видел
в чужой ночи,
если ветер молчит,
а пламя меня проклянёт...
Никого не убьёт
это время пустых ожиданий,
дурного сна...
Помнишь, как таяла песня?..
Помнишь - весна?..
А теперь - огонь
мои ладони не жжёт;
а теперь - словно лёд
в пустоте меж ключиц -
одному против неба,
голову запрокинув...
Не покинь моё имя,
дай мне песню твою подхватить -
мне уже не уйти...
И каким холодным покажется путь,
если верившего оттолкнуть...
Если в воле богов менять имена -
значит, это моя вина,
что ушедшего в лето
опять провожали слезами...
Пламя лижет мне руки,
а я от тоски замерзаю,
и когда я смеюсь,
вы улыбке моей не верьте -
я устал умирать.
Я устал говорить о смерти...
1997
108 (из цикла "Петь себя заново")
Лаххи
Между пальцев кровью яшмовой,
камешками тёплыми,
оберегом под рубашкою
да дождём за окнами -
лето было, било плеткою,
цокало копытами,
на живую нитку мётанный
плат искрило бисером,
на кострах червонным золотом
догорало истово,
ворошило в пыль по комнатам
страхи неумытые;
и, никем не ждан, непрошеный
гость порогу кланялся -
то не кровью, а морошковым
соком ноги ранены,
то не синь в глазах дурманная -
вечер небо вызвездил;
и только песня окаянная -
ветром по полям брести,
в перелесках косу вычесать,
прянуть лешим в ёлки...
А закат горит брусничиной,
и до горя долго,
и до горя вёрсты длинные
да шаги неспешные;
посмотрели в небо синее -
а там всё по-прежнему...
Что ж ты, ночь, да в одиночестве?
Горек дым полынный...
Так дожить до смерти хочется
и в ладошку сыну
всыпать горсть кровавых камешков
пополам с морошкой,
на лугу в рубахе праздничной
плакать понарошку,
долюбить по-настоящему,
петь, что было силы -
да взяла тоска пропащая
и в осень отпустила...
1997
109 (из цикла "Правило имён")
* * *
Рэму
...Он в разнотравья
сладкий, пряный мёд
влил горькое вино
чужой полыни
и, зачерпнув ладонью
лунной стыни,
вино дороги
до похмелья пьёт.
Он на закат
сухие руки троп
ласкал губами,
пыль глотая песней,
он никому
не грел словами сердце...
И, положив ладонь
ему на лоб,
луна спешила
сумерками бредить,
сплетать в узор
цветные нити снов...
И путь его
не пройден, но не нов -
ловить луну
в серебряные сети,
идти в закат
бессмысленной тропой,
дождём напиться,
побрататься с солнцем,
монетою упасть
на дно колодца
и звон хрустальный
унести с собой,
и, помня дом,
не плакать от потерь -
просвечивает синью
сквозь заплаты
душа твоя -
и свежий запах мяты
тебя ведёт,
и ты стучишься в дверь,
и, имени больного
не назвав,
глядишь в огонь,
храня чужое счастье,
и, в ночь уйдя,
не станешь возвращаться,
а тенью растворишься
в море трав,
что в серебро
окрашены луною,
и звон хрустальный
унесёшь с собою
под чёрным небом
метить пыль дорог...
А вслед ему смотреть
никто не смог...
1997
110 (из цикла "Петь себя заново")
* * *
Аэглору
Раннею зимой
холодом дышать, снегом путь испить...
Неродимый мой -
некуда бежать, некого любить.
Было что терять -
да дохнула льдом серая метель;
буду жить да ждать,
льном да серебром застилать постель.
А когда твой след
на исходе дня снегом заметёт,
золотом монет
на ладонь луны имя упадёт...
Ветром в волосах
выйду в путь ночной - не найду тебя.
Слёзы на глазах -
злые языки имя теребят,
плавят серебро
на пустые кольца неправых слов.
Ветром унесло
песню про тебя да мою любовь.
Рыжая свеча
бьётся на окне да тебя зовёт.
Криком не кричать -
ветер в волосах, да в ладонях лёд.
Шёлком лунным шить
новую рубаху из полотна,
вполовину жить -
я тебе чужая, да не жена...
До полночи прясть -
холодом зима переполнится...
В белый снег упасть -
сердце на две льдинки расколется...
Неродимый мой,
отгорели свечи венчальные
раннею зимой -
вот тебе и жизнь беспечальная...
1997
111 (Из цикла "Чужое счастье")
Неоконченная песня
Наверно, всё ещё будет...
Но крылья расправить песня моя не смогла.
Ты снова скажешь, что любишь -
но мне на этой земле теперь нет тепла.
Мелькают жёлтые листья,
усталость на плечи падает, словно дождь -
и ты мне снова приснишься,
но только уже ко мне никогда не придёшь...
Вот так и кончилось лето,
моё золотое лето... Сказка ушла.
Вот так и идти по свету,
и серая осень расправит в небе крыла...
Чужие плечи лаская,
я буду молчать горчащее имя твоё...
Наверно, так умирают,
наверно, за Гранью тоже - в ладонях лёд...
1997
112 (из цикла "Чужое счастье")
Песня о двоих друзьях
- Чернее неба без звёзд дорога твоя,
мой друг, и я не стану тебя винить,
что в жаркий день не испить воды из ручья
мне вместе с тобой, и песни в одну не слить...
- Над сумрачным лесом снова взошла звезда...
Я звал тебя, друг мой, встретить вместе рассвет,
но ты говоришь, что в конце дороги - беда,
и что, как я выбрал ночь, ты выберешь свет...
- Позволь мне просто помнить имя твоё -
Я слишком слаб идти по чёрной земле,
и слишком боится боли сердце моё
и смерти, что вас уносит в ночь на крыле...
- Мой друг, мы оба ждали одной мечты,
мы оба знаем, что края дороге нет.
Теперь ухожу один, остаёшься ты -
но дети твои отринут солнечный свет...
А он сказал, что дорога людей горька -
да только теперь другого не выбрать пути...
Мой друг, мы связаны чистой водой родника,
и знаю, что боль свою ты мне не простишь...
- Мой друг, пока я помню, я буду ждать.
Быть может, звезда, что в имени стынет твоём,
твою дорогу в ночь оборотит вспять -
и снова рядом будем, будем вдвоём...
Но нет... Я вижу кровь на белом песке...
Зачем мой проклятый дар угоден богам?
Что ж, пусть остаюсь один, от тебя вдалеке -
но памяти о тебе я им не отдам.
Мой друг, сменивший имя и цвет одежд,
возьми с собой в дорогу лютню мою,
чтоб струны о летнем полдне пели тебе
в краю за снежным туманом, дальнем краю...
- Мой друг, пусть Тьма и звёзды тебя хранят,
и пусть видений твоих не коснётся боль,
и я клянусь - пусть слова услышит закат -
что, если ты позовёшь, я буду с тобой...
...И тот, в чьём имени стыла песня звезды,
ушёл в закат, и его поглотила ночь,
и горькие травы скрыли его следы,
и чёрной была на прибрежном песке кровь...
...И тот, в чьём имени солнце полдень зажгло,
остался один и шёл дорогой другой,
и стала вода родника - как слепое стекло,
и в вещих снах так страшно увидеть боль...
И было так - он проклял свою судьбу,
свой дар, свой страх, и песен больше не пел...
Он видел смерть, он был на том берегу -
но имени друга назвать никогда не смел.
Два друга, две жизни разных - как два огня.
Один сгорел, полнеба костром озарив,
теплее солнца, ярче белого дня -
но песня упала в море, крылья сложив.
Другой от ветра свой костёр заслонял
стеной ладоней, не мог никого согреть,
и жил, как ждал, и всё, что мог, потерял,
и так не хотел до времени встретить смерть...
...А я рождён не стать никому судьёй -
я просто живу, пока мне хватает сил,
и буду огнём, что не зажёг второй
из двух друзей, а первый - не погасил...
1998
113 (из цикла "Чужое счастье")
Песня проклятого
Уходящему в огонь
помнить прошлое -
если свет слепит глаза -
что хорошего?
Боль в груди - а что я ждал?
Вот и сумерки...
Свет в окно слепит глаза -
будто умерли
этот свет и эта боль
сумасшедшая...
Кто на раны сыплет соль
по ушедшему?
Уходящему в огонь
что аукнется?
И застыл холодный сон
в книге буквицей,
и холодным серебром
руки скованы;
кто платил за жизнь добром -
плавит золото
алой кровью по рукам,
алой метиной,
а неслышащим богам
песню - ветер нёс,
песню память унесла,
боль безумная
в обе стороны стекла -
или умер я?
Я теплом твоим согрет -
или снится мне?
Только память прошлых лет
колесницею
след оставила на мне,
в море канула...
Посреди седых камней
что оставлено?
Только боль моя со мной,
только голос твой;
под ущербною луной
над чужой землёй
птицей чёрною лететь,
до утра кричать...
Отвернулась моя смерть -
не сдержу меча,
не умру - так что ж теперь?
Ветер треплет плащ...
Ты, меня травивший зверь -
обо мне не плачь;
с алой болью обручён
я до срока.
Нанесёшь удар мечом -
а дорога
мне прочертит снова путь
по-над Гранью -
не судьба мне отдохнуть,
умирая...
Над чужой землёю свет -
солнце тусклое.
Были мы? А может, нет -
помнят сумерки.
Освети окно свечами -
я приду;
на пути, что без начала -
как на льду...
Если дождь растопит лёд -
то придёт весна;
если проклятый умрёт -
канет тишина.
Впрочем, больно по зиме
голос рвать...
Ветер, обернись ко мне -
что терять,
что скрывать от одиночества -
оба прокляты...
А под ветром память корчится
в душных комнатах.
Переживший морок снов,
я ещё живу
и, отдавший ветру кровь,
вижу наяву
боль мою, мою любовь,
свечи на окне...
А ветра не слышат слов
и кричат во сне...
Боль моя, теперь прости -
больше не умру...
Снег пытался вспять идти -
кончился к утру...
Если рук твоих коснусь -
значит, жив...
На моём плече уснуть,
ворожить
надо мной в вечерний час
на беду...
Если кровь связала нас -
я приду...
1998
114 (из цикла "Правило имён")
(песня на музыку Лайхэ)
Локи
Цветы на деревьях летних
на ощупь - как будто шёлк...
Не первый и не последний,
кто в эти двери прошёл,
чужую землю ласкаю -
назло дырявой судьбе
я больше не умираю,
я просто пришёл к тебе.
Люби меня, если захочешь,
убей меня, если не гож...
На чёрное зарево ночи
луна обронила нож
с чужими каплями крови,
и слёзы стоят в глазах...
А просто быть тебе ровней
слепому шуту нельзя...
Два имени, словно птицы,
взлетят к ночным небесам,
и я не стану молиться
чужим беспечным богам.
Моя кривая дорога,
дочь воздуха и огня,
любила меня недолго,
к тебе швырнула меня
смотреть чужими глазами,
хранить чужую любовь,
как свой драгоценный камень,
и стать королём шутов,
украв стеклянное счастье
из звёздной шкатулки дня...
...А ты говоришь: "Не отчайся..."
Ты просто люби меня...
1998
115 (из цикла "Дом мёртвых")
Локи в Доме Мёртвых
Я не смирился с ролью проигравшего бой,
я сам себе жизнь выбирал.
Плохим актёром будет тот, кто спорит с судьбой -
но я ни во что не играл.
Мой путь наискосок в истории проложен
и кончен в сиянии звёзд.
Что звали вы игрой, мне оказалось ложью -
плохой актёр, я умер всерьёз.
Что мне осталось - боль, и смех, как шорох пыли,
и память - слепая тоска.
Я знаю, что вернусь, и мне достанет силы,
но - скользкие шрамы на руках...
1998
116 (из цикла "Книга Серого Города")
Лина - Хэрильтану
Над слепыми облаками
неба сполох голубой...
Кто останется с тобой
там, за тёмными лесами,
кто тебя проводит в путь
в час, когда затихли птицы?..
Не сумеешь возвратиться -
так хотя бы не забудь...
Ты просил тебя не ждать,
ты не можешь жить иначе...
Что ты, милый, я не плачу -
это дождик снова начал
капли на землю ронять.
А в метель, что волка злее,
руки кто твои согреет,
кто, чтоб ты пришёл скорее,
будет свечи зажигать?..
Я-то скоро постарею...
А когда закат алеет -
песни некому слагать...
Обещала - ждать не стану...
Не твои ль шаги в тумане?
Или это дождик манит
у окна всю ночь стоять,
осень плачет всё сильнее...
Жаль, пророчить не умею -
только, имя в пальцах грея,
в полночь свечку зажигать,
не молиться - память трогать...
Вновь зима придёт до срока...
Ты в дороге одинокой -
далеко тебя искать,
дождь на крыши воду сеет...
Ты найди её скорее -
ту, что сможет удержать...
1998
117 (из цикла "Анубис, серая собака")
Халтайен
Слышишь, путник, слишком просто
залпом пить вино туманов...
А когда тебя обманут -
станешь петь про синий остров,
голосам бегущих полем
станешь вторить серой тенью,
ждать от ночи позволенья
отпустить себя на волю...
Слышишь, путник, я живая...
Невесёлое сыграй-ка,
а луна, твоя хозяйка,
морок в чаши разливает
и ворчит, что разучились
твои струны петь да плакать...
Я умею быть собакой -
а в тебе какая сила?
Кто в глаза вином зелёным
вылил горькое веселье -
или пел ты до похмелья,
или брат озёр бездонных,
или сумраком в дорогу
нелюбовь тебя погнала?
Что луна тебе сказала
за покинутым порогом?
Или сны тебе навеять,
иль крылатой обернуться...
Встанет солнце медным блюдцем,
прыгнет утро в небо зверем -
и уйдёшь дорогой южной,
и в земле, где сладок ветер,
будешь дальше жить, и смерти
ты когда-то станешь нужен...
Слышишь, путник, ночь проходит;
накорми огонь молитвой -
под луной все боги квиты,
если молят о свободе.
А под пламенем рассвета
напоследок чаши сдвинем...
...Лучше б ты меня не видел,
лучше б ты не слышал это...
1998
118 (из цикла "Анубис, серая собака")
Локи. Сумерки богов
На поле сечи взрастили древо побед,
но славы плоды собрать, похоже, не мне...
Оплачьте вечных, стелите шелками след
тех, кто на корабль заката увёл коней.
Налейте кружки багряным вином войны
певцов удачи битвы поить сполна -
пусть видит ведьма, как сбываются сны;
а я вернусь, и снова будет весна
зелёной нитью лён зимы расшивать,
и будем петь, покуда умеем жить,
покуда псы бегут по дороге вспять
к реки истоку - чёрной воды испить...
...Пусть не поднять к скале прикованных рук -
пустое... Видишь - смеюсь, пока не ослеп;
связали огонь, хоть боялись снегов и вьюг,
и вместо пива войну сварили в котле...
...И правду скажут - я сам пришёл в этот бой,
и это моя рука сразила того,
кто был мне братом, смешивал кровь со мной,
кто грел ладони возле огня моего...
...Простите собакам полный победы клич,
простите птицам пиршество на крови...
Клинок - с обрыва... Взгляд в землю - не видя лиц,
отпеть ушедших, платить за игры свои;
и полной вирою - слов золотым шитьём,
серебряным звоном имён - чешуёй монет,
багряным шёлком огня за их кораблём
пусть ляжет память, как на дороге след...
...А я-то вернусь, я жив... а имени - нет...
1999
119 (из цикла "Двадцать девять")
* * *
Киркемену
Мы - дети падшей весны,
мы умели летать,
пока в нас еще не стреляли,
и выдумывать сны,
и обжечь рок-н-роллом
задворки гаражных развалин,
перекрестки путей
темно-серых ментов
и не менее серых мышей;
дети снега наотмашь,
косого дождя нараспашку...
Помнишь, пили апрель
и по буквам рекламным
слагали стихи,
провожая ушедший троллейбус
рядком междометий...
А из песен распоротых
буднично капала кровь,
рифмовалась со словом "любовь"
и твоими глазами...
Чем-то ты теперь занят?..
Какие мосты не свели
над прозрачными реками улиц,
застигнутых ливнем?..
Все равно не погибнем...
Как собачий ошейник,
на жилистой шее весны
цепь нефритовых бус
с драгоценной амбарной застежкой -
благодарным потомкам на память
тугой узелок...
Вот и кончился срок,
вот и отбыли зиму,
и дробь просвистела мимо...
1999
120 (из цикла "Двадцать девять")
* * *
Лайхэ
Зачем ты украл
мой соленый, холодный рассвет?
Ведь ты не умеешь
идти по дороге без завтра,
на летнем песке
танцевать под обломками неба;
ведь ты не сумеешь
травинками вышить потерю
на алой тесьме
разговора о боли чужой;
и боли своей
рисовать не умеешь взаправду...
А если не веришь -
зачем ты украл мой рассвет?
Ведь прошлого - нет;
и имя мое - понарошку,
и мимо проходит
довольная рыжая кошка,
и третью неделю
за окнами серая ночь,
и ты сам себе -
невольный поэт и палач...
А если...
Не плачь -
мне, честно сказать,
не так уж и нужен рассвет,
и я не умру, если солнце
взойдет над твоей головой -
ведь ты не умеешь
в следах на летнем песке
искать хрустали;
так возьми хоть солнце...
1999
121 (из цикла "Двадцать девять")
* * *
Праздник в осень для тебя -
листьев желтая охапка
да дорога утром мокрым
от накрытого стола...
Прядку в пальцах теребя,
карту верхнюю украдкой
подглядеть - так ветер в окна
заглянул из-за угла...
Стелет ветер листопадом -
горько пить, да мягко падать,
да горят в церквах лампады,
на обочинах - костры...
небо дымом красит ветер...
Милый граф, куда мы едем?
Нету места возле смерти,
если вышел из игры.
Небо, поле, гребень леса,
праздник в осень... Если честно -
в этих картах королевства
для тебя и для меня
не придумали покамест...
То ли небо под ногами,
то ли ангелы за нами,
то ли петь к исходу дня...
Милый граф, прости меня...
1999
122 (из цикла "Двадцать девять")
* * *
Что-то осень зачастила...
Утро инеем застыло -
разжигай огонь.
Русый волос на подушке,
и вина - всего две кружки;
ты уже другой.
От костра под серым небом -
то ли в осень, то ли не был -
вдребезги окно.
Что там пели про дорогу? -
отниму тебя у Бога,
приведу домой.
Будет утро, будут люди -
семь на восемь, хрен на блюде,
смерть не удалась...
Не великий подвиг, братцы -
над собою посмеяться...
Вот и весь рассказ...
А кому хрустящих яблок -
сладок вкус, да горек запах? -
Подставляй карман.
Если я и умираю -
не иначе - кольцевая
та моя дорога к раю -
иль водила пьян...
1999
123 (из цикла "Двадцать девять")
* * *
Горькой рябиной цедить слова -
не прошу тебя возвращаться,
не в зеркало смотрю,
не в глаза твои -
это осень
холсты по небу раскинула,
зовёт дожди
рубаху кроить,
зовёт снега
величальные петь,
гостей дарами привечает:
венцами золотыми -
дев яснооких,
вином-слезой -
мужей храбрых,
яблоками алыми -
всех прочих;
дочь свою непутёвую
со двора провожает.
Как, говорит,
свече яркой
за ладонью тёплой -
так и перестарке моей
с мужем юным, сероглазым,
а уж как хорош он -
и огонь ослепнет глядючи,
и пойте же
славу ему, гостюшки.
А спросит если
колдунья старая,
зимушка белая:
"Кто ж видел его,
кто в глаза смотрел?" -
зачем вспоминать мне,
как лето тебе
гребнем солнечным
волосы чесало,
умывало
ручьями лесными,
да и увело
тропками узкими;
скажу: "Ветры унесли..."
1999
124 (из цикла "Петь себя заново")
* * *
Набросок поэтической зимы
был в клеточку - как будто арестован -
и серый снег ложился как основа,
и сквозь нее просвечивали мы...
Срываясь и хрипя на оборотах,
втыкался в небо колокольный звон
и падал вниз... И изо всех окон
смотрело утро... И была суббота.
Вчерашний день заклеив, как конверт,
и надписав насмешливо и криво,
похмельный маг потягивает пиво -
и, собственно, конца неделе нет...
2000
125 (из цикла "Петь себя заново")
* * *
Да, странно - на неискренность улыбки
мне снова станет холодно до слез...
Уже - петля... Уже не прижилось...
А месяц май аквариумной рыбкой
бессильно бьётся в пригоршне воды;
и я, от первопутка до беды,
живу, как телогрейка - нараспашку,
и лету, как дороге на Осташков,
привычен мой сутулый силуэт...
Недолюбили - вот и сдох поэт
(как тип, как фактор, как второй куплет -
а смерти нет, и Просветленья - нет)...
...В трамвайном одиночестве дождя
справляю праздник вымученной строчки...
А ты - моё сплошное многоточье;
и будет так, что, в утро уходя,
меня ударишь сумерками слов -
и я рассыплюсь вновь, как наважденье,
нелепое ушастое виденье -
а раньше было имя... и любовь...
"Я тот, кто рисовал тебе зарю..." -
я больше ничего не говорю...
2001
Неоконченные
126
* * *
Колыбельную моим ветрам
прозвонил в ночи трамвай и смолк,
и по неба тёмным зеркалам
тихо торит тропку звёздный волк,
и его следы золотом горят -
это окна в домах зажгли...
А ещё - он тоже верит, что прилетят
в город наш опять журавли...
127
* * *
Остаться живым
в предрассветном тумане,
не ссыпаться мусором
с края стола,
не верить в несчастье –
тогда не обманет
обманной дороги
багровая мгла.
Из боли вселенской
вывозит кривая
последних живых,
не поверивших в смерть –
они до последнего
вздоха играют
в другие миры…
Надо только успеть
остаться живым
в предрассветном тумане…
128
* * *
Кончились сказки.
Птицы снялись на юг.
Струны не рвались –
но как-то не хочется петь…
Свечка погасла,
спи, мой нечаянный друг,
в нашем подвале
уже не прописана смерть…
Я нарисую
цветы на бетонной стене,
листья осенние на пол
ковром постелю…
Чем мы рискуем –
нас не отыщут на дне.
Может быть, завтра
на небе зажгут зарю,
и в мутном стакане
вода превратится в вино,
терпкую кровь
ягод, погибших в осень…
Он не вернётся,
мы ни о чём не спросим…
Кончились сказки,
и умер день за окном.
Я тебе не скажу,
что нас уже нет –
спи, пока за дверями
звенит тишина,
может быть, ты увидишь
во сне рассвет,
может быть, я тебе
уже не нужна…
129
* * *
Что ж, когда-то я тоже
окажусь в неположенном месте;
вот тогда и положат,
если будет что положить…
А пока – будем жить,
под собою не чуя ног…
Но – лёгких тебе шагов,
преступивший Порог…
130
Дорога в Клин. Небо над трассой М-10
Перед тем,
как шагнуть
в осеннее небо
прозрачного серого цвета,
как твои глаза
пасмурным ранним утром, -
я позвоню
и скажу, что люблю тебя,
что люблю тебя
почти половину жизни;
«Прости, - скажу, -
так получилось…»
Но мне пока ещё рано в небо…
Пока помолчу…