Из всех явлений природы ничего нет внезапнее и стремительнее Ветра. Если всезнающие синоптики способны более-менее точно предсказывать, когда с небес прольется дождь или белой ледяной крупой пойдет снег, то никто и никогда не сможет предсказать изумительный в своей внезапности порыв Ветра. Можно утверждать, что завтра, дескать, ожидаются в городе порывы Ветра до двадцати метров в секунду, но это не то… Никто не может дать сколь-нибудь весомых гарантий, что вот ровно через тридцать одну секунду, например, порыв свежего Ветра кривым пиратским ножом вспорет завесу гнетущей тишины штиля.
Ветер.
Прямо сейчас он носится наперегонки с белокрылыми ангелами где-то за гранью осязаемого мира. Мы не знаем - где он сейчас и даже не вспоминаем о нем, если мы его не чувствуем. Вокруг нас лишь укутанный тягучим, как смола, безветрием городок, и мертвый штиль над Белым морем, лишенным своих знаменитых «барашек». Высоко в синем безоблачном небе парят чайки, выглядывая острым жадным птичьим взглядом неосторожную рыбешку, дерзнувшую подняться непростительно близко к гладкой, как женская грудь, морской поверхности, где содержание кислорода в воде существенно выше, чем там – в глубине. Рыба хочет вдоволь «надышаться», ибо мертвая тишина в воздухе ощущается и на дне моря, где всем подводным тварям хочется свежести утреннего бриза точно так же, как и тем, кто жизнь свою проводит на берегу или как-то связан с морем.
Как вдруг, практически в одно мгновение, что-то неуловимо меняется, и ветер молниеносным обескураживающим порывом врывается в унылый мир безветрия и покоя. В этот момент окружающий мир переворачивается с ног на голову; деревья, секунду назад как будто погруженные в литургический сон, трясут в лихорадочном танце пожелтевшей от солнца листвой; волны несут на песчаный берег полчища белых «барашек», а чайки ложатся на крыло, корректируя свой грациозный полет в унисон налетевшему Ветру.
В секунды ветряного вторжения заснувший мир оживает. Каждый ощущает силу воздушной стихии и волей-неволей начинает действовать, жить, существовать с учетом того, что вокруг него живет, дышит, бурлит неведомая стихия, такая непредсказуемая и внезапная. Играючи Ветер подбрасывает крупинки пыли и золотистые песчинки в воздух, расшвыривает аккуратно сметенные дворниками кучки мусора и заставляет пустые полиэтиленовые пакеты танцевать свой чудаковатый танец на уровне окон шестого и даже седьмого этажа серо-желтого кирпичного дома. Лихой Ветер стучит своими невидимыми кулаками в звенящие стекла домов с молодецким желанием не на шутку разошедшегося хмельного запорожского казака хотя бы разок со всей своей силушки стукнуть честным пудовым кулачищем по ухмыляющейся физиономии жителя уютной квартиры, который, стоя у окна с чашкой горячего чая, смотрит, посмеиваясь, на бедолаг, что пытаются пройти к заветной цели сквозь незримую преграду вездесущего Ветра. Прохожие идут, ссутулившись, придерживаясь руками за стены домов, заборы и перила, по-товарищески помогая друг другу преодолевать разбушевавшуюся стихию, но Ветер все равно отбрасывает назад и валит на землю, то одного, то другого. Он забирается в дыхательные пути, затрудняя столь нужное для жизни любого живого существа дыхание.
И в тот момент, когда Ветер уже, казалось бы, целую вечность непреклонной дланью узурпатора правит бал в сошедшем с ума городе, валит деревья, срывая черепичные покрытия крыш, обрывает линии электропередач и играючи переворачивает машины, а людям кажется, что необузданная стихия уничтожит все живое на многие версты вокруг, все заканчивается… Также внезапно, как и началось.
И вновь висит над городом и морем гнетущая тишина штиля; и вновь чайки возвращаются на птичью охоту в небо, покинув свои укрытия; и вновь люди начинают возвращать на колеса перевернутые помятые автомобили, ремонтировать крыши и стены домов, заменять разорванные провода, чтобы в домах появился свет; и вновь дворники начинают собирать мусор в аккуратные кучки, которые на этот раз, не дожидаясь порывов хулиганского Ветра, сразу убирают в черные мусорные пакеты и увозят на свалку.
А Ветер, миновав все мыслимые и немыслимые междумирья, безо всякого любопытства проникнув в тысячи тайн, вольготно устроился на трапезе олимпийских богов. Иногда он по-хамски забирается в тунику прекрасной Афродиты, иногда по-отечески треплет кудри грозного Ареса, а иногда умудряется дернуть за бороду самого Зевса-Громовержца. Но боги милостивы к шалостям Ветра, они только улыбаются Ему и за кубками чудесного греческого вина обсуждают насущные проблемы. И нет в этом ничего удивительного, ибо даже боги сознают, что Ветер, как Сын Стихии Воздуха первичен и вездесущ, чего нельзя сказать даже о Зевсе.
25.04.2014г.