ДЕВИЧНИК
- Да, отношения между мужчиной и женщиной, сколько бы их не анализировали психологи, остаются тайной за семью печатями (и не только для психологов, но и для самих мужчин и женщин).
Все повернули головы в темный угол веранды, в котором весь вечер, молча, просидела Агнесса, - покуривая и понемногу прихлебывая вино из бокала, -
надеясь услышать необыкновенную историю, учитывая замкнутость Агнессы.
Здесь надо сделать очередное отступление о месте действия и поводе, позволившем собраться вместе «сослуживцам», которые, несмотря на полярные характеры, вкусы и взгляды. Присутствующие состояли из программистов и алгоритмистов, которые в советское время работали в одном из научно-исследовательских институтов.
Работники отдела постановки задач разрабатывали алгоритм программы, а программисты по этому алгоритму разрабатывали программы. Безусловно, отладка программ и их опытная эксплуатация проходили в тесном контакте между алгоритмистами и программистами. Надо отметить, что программисты немного задирали нос, так как считали себя белой костью, что обижало алгоритмистов, но, получив определенное количество синяков и шишек в период отладки и опытной эксплуатации программы, обе стороны как бы профессионально проросли друг в друге. Стали складываться группы: у женщин – по симпатиям, у мужчин – по интересам. Затем развал Союза, который разбросал всех: по фирмам, ЧП, некоторые сами открыли предприятия.
Развал Союза неожиданно высветил негативные стороны некоторых, казалось бы порядочных людей. Казалось, что вся грязь, копившаяся в организме общества, вдруг вылилась и почти захлестнула пост советское пространство. На поверхность выплыла пена: серая, бездарная, и пока общество перестраивалось и приспосабливалось к непривычным шокирующим условиям, пена захватила власть, деньги. Одним словом, в одночасье общество обнищало. Вот уж, воистину ирония судьбы: «кто был ничем, тот стал всем». Появилось угнетающее народ слово: олигархи. Как будто стену воздвигли. Общество стало злым, завистливым, обобранным. Наряду с олигархами появились бомжи, беспризорные.
И совсем незаметно (ведь чужая жизнь – потемки), родился новый тип женщины:
алчный, наглый, жестокий, безразличный к разрушению. Эти женщины, не
задумываясь могли разрушить годами выстроенную семью, безжалостно
вторгаясь в чужие судьбы, иногда даже для мимолетного развлечения, чаще - из
меркантильных интересов. Они тупо, как палачи, рубили священные узы брака и,
по-змеиному обвившись вокруг жертвы, грели их теплом свое холодное тело.
Попавшие под их топор терялись, новых методов борьбы еще не было, а старые
(гордость, угроза, никогда не позволять общение с детьми) не срабатывали.
Так вот, собравшиеся на веранде и были, в основном, пострадавшие, но гордые, вспомнившие свою группу по симпатиям, которые уже давно считали себя подругами, и неизвестно кто и когда ввел, так понравившиеся всем, девичники. В основном, собирались на дни рождения, вернее, через неделю после него, так как дату отмечали с семьей и родственниками, а вот неделю спустя – девичник. Собирались в квартире, на даче, с выездом в лес… а сегодня – в домике у моря.
Праздновали юбилей Неллочки, маленькой, пухленькой, очень милой сорокалетней женщины. Она была старше всех, практичнее и, так повелось, что к ее словам всегда прислушивались.
Домик у моря «организовал» ей один из многочисленных поклонников, мы не знали кто, и не пытались выпытать ее тайну, так как она была дама замужняя, имела любящего мужа и бесконечно любимого сына.
Итак, все молча ждали исповеди Агнессы, а она, как бы забыв о присутствующих, стряхнула пепел, взглянула на звездное небо, затем на притаившееся море, и вздохнула. Все почему-то подумали о том, что она несчастна в замужестве, но по каким-то, неизвестным (?) им, причинам верна мужу, некрасивому, располневшему дантисту, за которого вышла замуж после тридцати лет. Учитывая, что собравшиеся были женщины и безобидное перемывание косточек друг другу был присущ им, как десерт к праздничному столу, то они знали, что дантист имеет не только частную практику, но и помощницу-медсестру с дополнительной обязанностью любовницы, очень хорошенькую молоденькую девушку из провинции.
Лорка-язва не выдержала секрета и «по-дружески», стараясь сильнее ранить, дабы вызвать у подруги справедливую жажду мести, «открыла глаза» Агнессе. Но к превеликому огорчению Лорки, обманутая жена отреагировала спокойно.
- Я знаю.
- Как, - почти яростно завопила Лорка, - и тебя не мучает ревность?
- Ревнуют тогда, когда любят, а если не любят, то … доверяют. Вот и мы с Жориком доверяем друг другу.
- Господи, но почему же вы не разведетесь? – не могла успокоиться доброжелательная подруга.
- А шут нас знает, - пожала плечами Агнесса.
В течение дня вся компания была оповещена о состоявшемся разговоре и еще несколько дней жужжали телефоны переваривая новость. Да, событий было маловато на такую жаждущую, хоть кусочек чужой жизни, компанию.
Так и сидя вполоборота к компании собравшихся, Агнесса задумчиво, как бы для себя, стала говорить.
- Мы учились в одном институте, а затем он, неизвестно по какой причине, перевелся в другой город, но на наши чувства разлука не повлияла, наоборот: в письмах мы страстно клялись в любви и писали милые глупости. Каникулы всегда проводили вместе, праздники - тоже: то он приезжал ко мне, то я к нему. Говорят, что любовь – это влечение духа, души и тела. Все эти три условия присутствовали, по крайней мере, у меня. Мы читали одни книги, слушали одну музыку, на мир смотрели одними глазами, то-есть, мы были именно те две осужденные половинки, которые Бог разбросал по свету и которые должны были искать друг друга. Мы это знали и ценили свои отношения, что в общем-то не свойственно молодежи.
Я его так любила, что если кто-нибудь из знакомых (или из общежития) спрашивали о нем, то я отмалчивалась, и у всех сложилось мнение, что не все так благополучно, как кажется со стороны. А я боялась сглазить свое счастье.
Только Зоя, подруга, с которой мы жили в одной комнате, догадывалась об истинных отношениях.
Немного о Зое. Она была другого склада: будучи умницей и сдержанной по характеру, совершенно менялась в период влюбленности. В то время она была влюблена в парня с соседней улицы, вернее она его любила со школьных лет (он был значительно старше нее), но он женился и влюбленность прошла, как ей казалось, бесследно. Но случайно встретившись в трамвае, он обратил внимание на подросшую и похорошевшую соседку (к тому времени он успел развестись и опять «парубкував»).
Расспросив Зою о том и сем, назначил ей свидание, на которое она с радостью согласилась. После каждого свидания Зоя рассказывала обо всем в мельчайших подробностях, из которых я делала выводы: Соколу (это его фамилия и Зоя рассказывая о нем пользовалась только фамилией, не знаю как она к нему обращалась, но я до сих пор не знаю его имени), так вот Соколу нужна была женщина, а не наивная студентка. Вначале ему нравилась ее влюбленность, но все шло к тому, что он хотел сделать из нее любовницу, а обременять себя семейным счастьем не собирался.
Зоя, в пылу влюбленности, не замечала этой маленькой детали в их отношениях. Но в отношения двух всегда вмешиваются третьи силы. В данном случае, это был брат Зои. Зная, что за фрукт Сокол он его «случайно» встретил и пригрозил, что если он с сестрой поступит нечестно, то будет иметь дело с ним. А брат у Зои был боксер, да и ростом Бог не обидел, рядом с ним Сокол выглядел общипанным воробьем. В тот же вечер он не пришел на свидание к Зое, а пошел к соседке-разведенке, аппетитной бабенке с широкими бедрами и толстыми икрами ног.
Боже, как убивалась Зоя, а когда узнала, что это дело рук брата, то впала в такую депрессию, что врачи еле вывели ее из этого состояния. Но все как-то утряслось, и мы с ней вместе уехали по распределению. Естественно, на фоне таких, как мне казалось, трагических событий моя любовь выглядела подарком Судьбы.
Так как Саша при переводе потерял год, то я окончила институт раньше, но у нас была договоренность, что поженимся мы после его окончания. Ничто не омрачало наших отношений, мы обменялись кольцами и с нетерпением ждали, когда будем жить вместе.
Почему-то год оказался тяжелым: у меня не все ладилось на работе (в институте ведь учили другому), у Саши тоже были проблемы. Мы за этот год как бы отдалились друг от друга. У меня появилось, неизвестно откуда взявшееся предчувствие надвигающегося разрыва. По-прежнему мы встречали праздники вместе, но появившаяся в лице Саши озабоченность меня все больше и больше убеждала в моих предчувствиях. Появилась ревность, - мрачная, порой злобная, - которая как ржавчина разъедала мое чувство к Саше. При очередной встрече я подозрительно прислушивалась к его словам, пытаясь найти в них скрытый смысл (и находила!), следила за жестами, за тем, как он меня обнимает, целует, и во всем видела только холодность, отчуждение.
Саша тоже заметил перемену в отношениях, но молчал. Однажды, не выдержав, спросил на вокзале (я его провожала).
- В чем дело? У тебя кто-то есть? – и лицо потемнело, словно эти слова потребовали от него огромных усилий.
- Нет, а что?
- Ты очень переменилась в последнее время.
- А ты?
- Может быть, я очень устал, не хотел тебе говорить, но меня направляют в аспирантуру, в Киев.
- ???
- Не волнуйся, это не помешает нам пожениться…
- Гражданин, вы едете, или как? – резко прозвучал голос проводницы.
- Пока, все будет нормально, - поспешно чмокнул в щеку и вскочил в медленно, как бы отплывающий вагон.
Я так и приросла к перрону, и когда состав скрылся из виду, все еще долго смотрела вдаль.
Саша поступил в аспирантуру, на новый год он не приехал, и первый праздник я была одна, просто легла в постель и пролежала всю новогоднюю ночь с открытыми глазами. 21 января я получила телеграмму о приезде и с тяжелым сердцем поехала его встречать. На улице было минус 20, поезд задержался на
30 минут, за которые я превратилась в баклажан, синий с красным носом.
Его я увидела в тамбуре, пропускающего вперед себя молоденькую девушку и помогающего поднести ей увесистый чемодан. Гладковыбритые щеки, темновишневые губы, сияющие глаза под соболиными бровями и улыбающийся рот, в ответ на приветливые слова благодарной девушки, произвели на меня буквально отталкивающее впечатление. Теперь я понимаю, это была ревность, тогда же я ничего не соображала. Увидев меня, он посерьезнел, и подойдя ко мне, поцеловал в замерзшие губы. От него пахло теплом вагона и холодком отношений.
- Замерзла? - и не дожидаясь ответа взял под руку и повел к зданию вокзала.
«Все, все кончено, - мелькнуло в голове».
В такси вяло говорили о пустяках и разошлись по домам, договорившись, что вечером встретимся.
На грани отчаяния, в страхе потерять любимого, я заметалась по комнатам квартиры, не зная, что предпринять, чтобы удержать его. И вдруг меня осенило…
В соседней квартире к соседке летом приехал племянник, поступать в институт, но не выдержал экзамены, и одинокая тетка пристроила верзилу-балбеса на завод, на котором он работал «спустя рукава» и только благодаря мольбам тетки его не выгоняли. Пил, голубчик, да и в картишки поигрывал, постоянно нуждался в деньгах, поэтому был «в долгах, как в шелках».
Ко мне пытался «залыцятыся», как он сам говорил (парень был из деревни), но видя безрезультатность усилий просто стал занимать деньги. В конце концов, у нас сложились дружеские отношения и когда у него не было денег и тетка «доставала», он приходил ко мне на «рюмку чая».
Вот к нему-то я и прибежала совсем потеряв голову от отчаяния…
Короче, вечером Саша пришел ко мне и мы с ним уютно устроившись на диване почти все выяснили и он предложил мне выйти за него замуж, а летом (зимой трудно найти квартиру) переехать в Киев, вот в этот самый момент в мою жизнь и вторгся Грыцько, в черном костюме, белой рубашке с великолепным букетом бордовых роз в руках.
От ответственности порученного задания был сосредоточен и надо отметить, внешне был почти неотразим. Не успел он вымолвить ни одной заготовленной фразы, как я, вскочив с дивана, с ловкостью и яростью тигрицы вытолкала его в прихожую. Ничего не понимая, он стал громко орать:
«Что, что я сделал не так», швырнул букет и хлопнув дверью, ушел.
Говорят, что первая ошибка влечет за собой ряд других.
Когда я вошла в комнату, Саша стоял, облокотившись на комод, и зло прищурив глаза спросил:
- Что так? Могла бы и познакомить. А я, дурак, здесь распинался как влюбленный школьник, а оказалось, что я лишь один из коллекции мадам Агнессы.
Я же вместо того, чтобы честно признаться, что это розыгрыш, что я хотела ревностью проверить его чувства ко мне, стала упрекать тем, что он оставил
меня одну на самый любимый праздник – Новый год, хотя он полчаса назад объяснил мне ситуацию. Саша хлопнул дверью и собрав вещи уехал в тот же вечер. Когда утром я прибежала к нему домой, то встретила холодные глаза и поджатые губы его матери, которая, окинув меня неприязненным взглядом, сказала, что ее сын уехал еще вчера. Было ясно, что мать, которая так долго ждала встречи с сыном, и который не пробыл у нее и дня, молча осудила меня.
Я писала Саше письма, заказывала переговоры, но он на письма не отвечал, а на переговоры просто не приходил. Через два года его мать переехала в Киев, перед отъездом высокомерно сообщив моей маме, что Саша женился на дочери профессора и в настоящее время работает над докторской.
«Значит, кандидатскую защитил, - бесстрастно отметил статист в моей голове».
Все, любовь постепенно плотным слоем оседала на дне и стенках души, и доступ к чувствам был заблокирован и только тоненькая ниточка несбывшейся мечты надеждой тянется к его сердцу.
Каждый день рождения Саши я до сих пор отмечаю букетом красных гвоздик, бокалом красного вина и слезами. Ну не могу я избавиться от любви к нему, и ничего с этим не поделаешь. Думала, выйду замуж, легче станет. Нет, не стало.
Иногда езжу к Зое. У нее двое детей, муж, который любит ее, но всегда при встрече она рассказывает о Соколе, что он опять женился (вначале второй, а затем третий раз) и опять развелся, а теперь один. Но несмотря на то, что он по-прежнему живет у своих родителей, Зоя, приезжая к «своим», никогда не видела с тех юных лет. У нее тоже камнем на сердце лежит недолюбленное чувство к Соколу, и она тоже не может его ничем вытравить.
И, буквально, в прошлом месяце Зоя позвонила мне на работу. Я по голосу определила, что у нее радость: голос звучал звонко и весело. Наспех поздоровавшись, она выпалила: « А я вчера встретила Сокола в магазине».
- Да, ну, - инертно отозвалась я, боясь как бы подруга не наделала глупостей.
- Представь себе, приехали мы с Леней к родителям, а у них хлеба нет, ну мы быстро побежали в магазин, до закрытия оставалось полчаса. Ленька остался на улице курить, а я к прилавку. Вдруг слышу: «Здравствуй, Зоя, как поживаешь?».
Как услышала его голос, так сердце и оборвалось. Все-все в одно мгновенье вспомнила, и все забытое так и рвануло вверх. Вся онемела, а повернуться боюсь. Но все же собралась с силами повернулась и… расхохоталась. Передо мной стоял алкаш в замызганных брюках и засаленной, давно не стиранной рубашке и без одного переднего зуба. Представляешь, Сокол – алкаш и я его почти всю жизнь любила. Боже мой, Агнеска, как же мне стало легко. Я окинула его презрительным взглядом и со словами: «Какой же ты старый», вышла из магазина, гордо вскинув голову и демонстративно, взяв под руку спортивно сложенного, ухоженного мужа, и чинно направилась к дому. И как бабка пошептала, теперь ничто меня не угнетает, ничто не сосет под ложечкой, я сразу оценила мужа, свою дружную семью. Ты меня слышишь, Агнеска, Я свободна. Да здравствует свобода, ура.
- Поздравляю, - без зависти откликнулась я, но в ответ услышала лишь длинные гудки. – Да, первый раз в жизни я как бы позавидовала, это цинично, но это правда. Да, она не сможет продолжать любить опустившегося, спившегося человека, она освободилась от оков любви… Но я не хочу, не хочу освобождаться от мучительно-сладких оков, не хочу очутиться в пустоте, которая страшнее могилы…
Агнесса чиркнула зажигалкой, закурила и все увидели, как дрожь руки передалась огоньку, осветив напряженное лицо рассказчицы.
Через несколько минут всеобщего молчания, в которые каждый вспомнил свою несостоявшуюся любовь, Лорка воскликнула:
- Девушки, полночь, время русалок, - и все, полностью обнажившись, бросились в заждавшееся море.