2.
When forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery so gazed on now
Will be a tottered weed of small worth held:
Then being asked where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say within thine own deep-sunken eyes
Were an all-eating shame, and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer, 'This fair child" of mine
Shall sum my count, and make my old excuse',
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it соld
2.
Когда начнут осаду сорок зим,
По лбу пройдут морщины, как траншеи,
И ты – хотя сейчас неотразим –
Напомнишь старца в порванной ливрее.
Ответишь ли тогда: где блеск прикрас,
Сопутствующих младости нарядной?
Ужель на дне давно поблёкших глаз
С бесстыдством лжи и с похвальбой всеядной?
Была б краса достойна и наград,
Когда б могла сказать в опроверженье:
«Ребёнок мой – прощение утрат
И дней моих счастливых продолженье!"
Согреешь старость лишь среди детей,
В чьих жилах жар твоих былых страстей.