Первое, что я чувствую, открыв глаза, - холод.
Бесполезно укутываться и подминать одеяло под ноги, все равно будет холодно. Если случайно из-под одеяла вылезет какая-нибудь левая пятка, или правая ягодица, или даже, не дай бог, указательный палец, то смерть от обморожения обеспечена. Дело даже не в том, что твоя милая ветреная тетя забыла привезти из города обогреватель, и не в том, что из окон дует так, как будто их там и не было вовсе. Причина, пожалуй, в состоянии души.
Я смотрю на часы, и мне хочется верить, что сейчас час дня. Но до часа еще целых 5 часов, а это значит, что я могу еще полежать в холодной темной комнате.
Я проснулась от дедова телефона, который зазвенел внизу. Дед всегда говорит по телефону очень громко. Наверное, надо быть в танке, обложившись подушками, чтобы не услышать его протяжное «АЛЛЕЕЕ! ДА, ЭТО Я!», да и то, скорей всего, будет слышно. Он с кем-то не очень долго разговаривает, после чего я слышу, как он ставит что-то на стол, наверное, кружку с чаем. Работает телевизор, горит свет. Я вижу его: он падает на стенку над лестницей. Через пару минут телевизор смолкает, свет гаснет, и с треском захлопывается дверь. Дед ушел в огород.
Я вспоминаю, что мне снилось. Отчетливо помню, что во сне происходило что-то ужасное. Но ясная картина складывается только после того момента, когда я, Катька и пара каких-то неизвестных мне ребят наигрываем какую-то музыку, а яблоня, стоявшая сзади мальчишек, расцветает огромными белыми цветами. Как только мы перестали играть, цветы яблони захлопнулись и все стихло. Шел ливень. За столом в отдалении сидели какие-то люди, среди них – моя мать. У нее красное лицо и опухшие глаза, как, впрочем, и у всех женщин. Все почему-то смотрели на меня. Я чувствовала, что в чем-то перед ними виновата, но в чем? Я задела головой веревку с бельем, и с нее на грязь слетели трусы в цветочек. Я их подняла, какая-то зареванная баба сказала мне бросить их в банную печку и снова разревелась. Я побежала в баню, открыла печку, кинула туда трусы, заметила стоящие там мои красные балетки, после чего накрыла лицо ладонями и, сжав в зубах свой палец, тоже разревелась. После этого я выбежала обратно на улицу и почти добежала до стола, но проснулась.
Да, мне было очень страшно, и я благодарна дедовым «непрофессионалам», которые не могут ничего толком сделать без него. Но еще слишком рано, чтобы вставать, и я пытаюсь уснуть снова. В голову приходит мысль посмотреть какое-нибудь кино на ноутбуке. Я ее отбрасываю, ибо, чтобы посмотреть фильм, надо встать, поднять ноутбук с пола на кровать, а умирать от обморожения не хотелось.
Я окидываю взглядом комнату. Крыша тут кривая. Не в том смысле, что она вся покрыта впадинами и торчит в разные стороны. Нет, просто она скошена на одну сторону. И, хочу заметить, это авторская задумка, а если точнее, то авторская лень. По этой самой кривой крыше барабанит дождь. Стену, рядом с которой стоит моя кровать, обгрызли мыши. Я вообще удивляюсь, как они не подохли от холода. А еще больше удивляюсь тому, что они обгрызли не дерево, а лак, который его покрывал. К тому же они сожрали свитер. Как они залезали на стены и в шкафы, для меня остается загадкой.
Немного пахнет сыростью. Дом еще не прогрелся с зимы, и, чувствуется мне, еще не скоро прогреется.