Журка

Вадим Светашов
                Журка.

                Шёл по узкой тропинке сквозь густой молодой ельник почти по кромке болота. Недавно прошёл тёплый весенний (почти летний) дождь, показалось солнце и даже хмурый ельник засверкал капельками дождя, осевшими на тёмно-зелёной хвое. Была третья декада мая, на березах и осинках рас пустились ярко-зелёные листочки, тропинка усеяна длинными серыми серёжками осины, на лужах цветут  желтые пучки калужниц, на сухих местах синеют и желтеют медуницы и сон-трава, а вокруг стоит неумолчный птичий гомон.
                Впереди на болоте послышались встревоженные крики журавлей. Я свернул с тропы на голоса и вышел на кромку кочковатого болота с изредка торчащими невысокими берёзками и ивами. То взлетая, то устремляясь вниз над болотом летели в мою сторону два журавля, истошно крича и пытаясь ударить клювом кого-то между кочек. Я спрятался за крайней у болота ёлочкой и продолжал наблюдать. Наконец всё стало ясно:  журавли нападали на облезлую лису, которая что-то жёлтое несла в зубах, прячась за высокими кочками и под деревцами, при атаках птиц и не хотела бросать свою добычу. Сначала вся эта битва двигалась прямо на меня, а затем стала смещаться в сторону. Пришлось выскочить наперерез этой кавалькаде. Журавли резко взвились вверх и, натужно крича, скрылись за деревьями. Лиса остановилась на ходу, подняв тучу брызг, бросила свою ношу и пустилась наутёк, визжа и редко взлаивая как обиженный щенок.
                Подойдя ближе к брошенной лисой добыче, увидел, что это был совсем маленький журавлёнок с относительно короткими, но крепкими лапками не очень длинной шеей, весь покрытый плотным рыжевато- жёлтым пухом. Скорее всего ему было около недели отроду. Он тяжело дышал и не открывал глаза. С левого бока по крылу и по правой стороне бедра стекали две тонкие струйки крови. Взяв его в руки, почувствовал, как отчаянно бьётся маленькое сердце. Я положил птенца на широкую кочку и спрятался неподалёку в ёлочках на краю болота. Скоро стало темнеть. Родители журавлёнка так и не прилетели, а сам он постепенно возвращался к жизни: начал попискивать, поднимать голову и шевелить лапками. Кровь уже не бежала, но встать он так и не пытался. Я завернул беднягу в мох, аккуратно уложил в рюкзак и отправился домой.
                Домой пришёл затемно, первым делом развязал рюкзак и вытащил журавлёнка. Когда начал освобождать его от мха, птенец пребольно ущипнул меня за палец, вырвался из рук и заковылял, припадая на правую ногу, в тёмный угол комнаты. Там он сел и положил голову на пол. Больше тревожить его не стали и выключили свет. Рано утром сходил на ближайшее болотце и наловил пол банки крупных чёрных головастиков, уже похожих на лягушат: с четырьмя лапками, но с хвостом. С руки журавлёнок есть не стал, прятался в угол и как бы сжимался в комок. Тогда я вылил головастиков вместе с водой в большую миску и ушёл в другой конец комнаты. Через некоторое время он неуклюже встал, подошёл к миске, долго смотрел в неё, поворачивая голову то вправо то влево. Затем резко клюнул и поднял голову. В клюве трепыхался головастик. Дёрнул клювом вверх, потом шеей и головастик исчез. Так же быстро журавлёнок проглотил ещё шесть штук, забился в угол и закрыл глаза. Я занялся своими делами, а когда вернулся после обеда, головастиков в миске уже не было, но птенец опять сидел в углу. Вечером предложили ему кусочки мяса, мелко нарезанную рыбу, траву мокрицу и листья пырея, мочёную клюкву. Но есть журавленок начал  лишь после того как мы вышли.
                Через два дня Журка (так решили его назвать) уверенно расхаживал по комнате, слегка прихрамывая, а на третий день впервые взял у меня из руки живого малька. Ел он решительно всё: червей, лягушат, кусочки фруктов и  варёных овощей, зелень, кузнечиков, зерно, много пил воды, но от молока отказывался. Скоро его переселили в сад в вольер из проволочной сетки. Как только соседская ребятня узнала про Журку, отбоя от посетителей не было. Пришлось наложить контрибуцию: без корма к журавлёнку не пускали. Проблемы с питанием не стало. Особенно много приносили мальков, которых он поедал с огромным удовольствием и в больших количествах. Правда с рук пищу брал только у меня. От обильного питания Журка быстро поправлялся, начали расти перья и его выпустили из вольера в сад. Он ходил по траве высоко поднимая ноги, ловил мухи кузнечиков, рвал траву и копался клювом в земле, ночевать же всегда уходил в вольер. Увидев меня, бежал навстречу расставив в стороны крылышки и радостно ворча. Первым делом он заглядывал в руки, в сумки, или битончик, а затем научился и по карманам шарить.
                К середине июля Журка полностью оперился, стал похож на взрослую птицу. Он ходил высоко поднимая ноги и часто стоял, долго махая крыльями и подпрыгивая при этом. Улететь он не мог, потому что журавли могут взлететь только после разбега, а в саду вокруг росли деревья. Но однажды утром, зайдя в сад, я его не увидел. Я позвал - Журка! Журка! - но никто не вышел навстречу, никто не бежал ко мне, хлопая крыльями. Быстро собрал всех своих юных помощников, обшарили все прилегающие сады и огороды, но Журку нашего так и не нашли.
               
                В. Светашов.