Юлия Григорьева 2. Реконструкция

Архив Конкурсов Копирайта К2
Конкурс Копирайта -К2
Работа написана для 10-й Школы «Из точки С»

Объем 33 тыс. зн.


***

РЕКОНСТРУКЦИЯ
 
«Если заметил, что скачешь на мёртвой лошади – слезь»

Утро было самым обычным. С сизым небом и драными облаками. С лёгкой моросящей дождинкой, по-весеннему пряным запахом прошлогодней листвы и сырой промёрзшей земли. Грачи деловито сновали по палисаднику и с дотошностью налоговых инспекторов совали внушительные шнобели во все укромные уголки. 
Джинджер гавкнул на особо наглого грача. Немедленно ему откликнулся восторженным ржанием ошалевшего от весны Орьки, моего любимца.
Вот куда жизнь может завести заурядную программистку заурядного городишка, отхватившую на премиальные бонусы земельный участок и выскочившую замуж за одного из заказчиков программных продуктов Кошкина Сергея. У меня появилась земля. У него были деньги, связи и пламенная любовь к историческим реконструкциям. Такова наша женская тяжкая доля. Дуракам полагается царевна-лягушечка и полцарства. А премудрые василисы довольствуются лишь белым конём с нагрузкой в виде царевича.
Неожиданно заверещавшая трубка испортила весь завтрак.
– Ну?
– Юлька, скажи, что я гений!
– А что я с этого буду иметь?
– Ты не поверишь, но у меня гениальная идея появилась!
– Естественно, не поверю.
– Заканчивай прикидываться, малыш. Мы с тобой на майские едем биться на мечах. Прикинь.
 – Ты что, с ума упал?
– Юлька, прекращай, я бумаги нам выправил. Ты у нас стала  Их сиятельство, удельная княгиня Тверская, Юлия. А я – Их светлость, князь Сергий. Здорово? И мы едем на ристалище самыми настоящими князьями со свитой.  Так что пляши и готовь бумаги на парочку твоих копытных.
–  А Джиник?
– Да куда нам без твоего саблезубого гидропресса.

Мокрый перрон. Лужи. Грязные окурки и невыносимо яркими пятнами сигаретные пачки, тряпочки лопнувших воздушных шариков. Изжелта-серые тучи без единого сизо-голубого просвета. И яркие пятна зонтиков. Красные. Жёлтые. Зелёные. Каждый охотник желает знать? А кто охотник? Фазан желает знать, где сидит охотник?
– Серый, я не поеду. У меня Орька дважды споткнулся, Джиник всю ночь скулил, а мне хрень всякая снилась.
– Ну, давай руку. Я же с тобой, моя маленькая.


– Слышишь, Серый, я прогуляюсь в багажный, пока вы в ресторане сидеть будете?
– Надоела ты мне своим нытьём.  Сколько можно туда-сюда шастать?
– Тем более, раз надоела. Всё, пока. Гони термос с кофе и жди к ужину. 
– Добегаешься ты, дорогая. Лады. Беги к своим клыкам и копытам. А то ещё начнёшь ржать или лаять на собеседников! – и  это были его последние слова.


Ту-тук. Ту-тук. Ту-тук. Дура-я-дура-я. Чёрти-что-бе-ре-гись-по-до-жди.
Орька, мрачно насупившись, глодал жердь временного стойла, щедро посыпая длинными щепками копыта и опилки. Скосив глаз под длинными мохнатыми ресницами, он лениво фыркнул и лягнул загородку. Брент испуганно прянул в сторону, в который раз впечатавшись в стенку стойла и жалобно заржал.
Пёс постучал хвостом по подстилке и демонстративно зевнул, лязгнув челюстями.
Я удобно устроилась в дорожном скарбе и лениво провожала глазами проплывавшие за окном облака. 
Вагон неожиданно тряхнуло так, что меня отшвырнуло к стене. Дико завыла сирена.
Что там такое? Какого хрена потребовалось экстренное торможение, да ещё и свет вырубили?
Навострив уши,  поджав хвост, Джини зарычал. Лошади нервно танцевали в стойлах и громко фыркали. Скотина же ты распоследняя, светлейший князь Сергий, подумала я и швырнула в Орьку бесполезным мобильником. Неужели нельзя было об аниматорах предупредить?
Чёрт! Вот это анимация! Ну, суки! Одни сплошные занозы вместо вагона. И …и вместо двери – проём. Что прикажешь делать, когда в стенку вагона впивается стрела с пёстрым оперением и с горящей паклей, примотанной к древку.
А в проёме виднелась каменистая земля странного красновато-охристого оттенка в сизовато-голубом кустарнике и лилово-зелёных заплатах волнистой травы. А вдалеке виднелись самые настоящие горы такого же красноватого оттенка, белеющие снежными шапками. Над ними проплывали легкомысленные облака. Рядом с вагонами носились кургузые пинто под всадниками-индейцами. Словно декораторы с детства обчитались вестернов. Не хватало лишь «канделябров» картонных опунций, увенчанных тощими грифами.
Один из этих бездарно размалёванных аниматоров почтил вниманием и мой вагон. В духе Вилд Веста  Билли Коди он на скверном английском предложил обменять мне жизнь на драгоценности и лошадей.
–А вы, от какой фирмы? – в ответ грабитель извлёк жуткого вида «Кольт».
– Дай пульнуть, тогда я жалобу не напишу.
Он опять что-то проревел и помахал антиквариатом перед моим носом.
– Хэй, май литтл бэби! Хау а ю? Хоку хэй! – поддержала я его игру сразу и на английском и на лакота.
Он крутанул барабан. Громыхнуло, опалив жаром. И отчаянно завизжала лошадь.
Брент с развороченным выстрелом коленом бился в отсеке, пятная грязную подстилку и доски кровавыми ошмётками.
– Назад, назад, Джини, фу, лежать! – завизжала я, чувствуя, что теряю сознание. Прогрохотало ещё раз. Прямо над головой расцвел желтовато-охристый цветок расщепленной древесины.
Крашеный сполз вбок и назад на размалёванную лошадь, послушно скакавшую рядом с вагоном. И с гиканьем резко рванул в сторону, вихляя в седле.
Грохотали выстрелы, квакали рожки. С боевым кличем в действо ворвалась кавалерия.
Брент опять попытался вскочить, и беспомощно забился в вагонном стойле.
– Брент, малыш, тише, всё хорошо, всё будет хорошо. Я сейчас. Я сейчас…
Наплевав на все инструкции, я вытряхнула одну из сумок с богатым бодигартовским арсеналом.
– Я достану тебя, мразь, я тебя и с того света достану, ублюдок, – бормотала я, прижимая кулаком левой артерию на шее Брента. Крупная дрожь по мокрой горячей шкуре. Прижать нож, самой превратиться в последние толчки жизни… Полоснуть. На себя и вбок. Какие, к чёрту, аниматоры, бля.
Горячая струя. Хрип. Рывок огромного тела. Он, всё-таки, смог встретить смерть стоя. А теперь заваливался вбок, сползая по доскам вниз.
Завизжал Орька. Забился, шарахнувшись, завалил боковину стойла.
– Тихо. Стоять. Стоять. Спокойно, малыш. Джини, фу, лежать.
Говорят, лошади не переносят кровь. Собаки сатанеют от запаха крови… Её тошнотворный запах перебивал нестерпимую вонь гари. А вокруг словно опрокинули таз клубничного варенья… сгустки крови размазались ягодами клубники.
– Живые есть? – опять по-английски. Какой, к чёрту, английский? Хау ду ю ду. Наверно и отвечать тогда лучше также.
– Сожалею. Я ничего не знаю. Мой… Моя свита в четвёртом вагоне … была. Я только отлучилась посмотреть на животных, сами понимаете, мистер, что от … об… обслуги никакого толка. И, сами видите…  – пожалуй, лучше придерживаться «легенды». Ну, Серый, только покажись, я тебе ещё…
– Помощь нужна?
– Нет.
Снаружи доносились отдельные выстрелы,  командные вопли и женские визги.
Оглушительно гудела муха. Другая потирала розоватые крылышки на слепом фиолетовом лошадином глазу. Смахнула её. Прикрыла лошадиную голову каким-то грязным мешком, вытряхнув из него какой-то сор …


Ну, не так и высоко.
Мародёры. Мародёры были, будут и есть. Быстро стянув ремнями наш общий багаж я увешала Орьку сумками. Спасибо местным воякам, что приладили к вагону сход, и я благополучно свела вниз недовольного жеребца. Прощай, Брент.
Воспользовавшись суматохой, я погнала жеребца в видневшийся лесок, пытаясь на размашистой рыси брать приметы. На небольшой полянке под огромным корявым вязом я покидала чемоданы в овражек и закидала их еловым лапником. Можно и возвращаться. Что там с нашими?
У тлеющих и чадящих вагонов бестолково сновали военные, похожие на помойных мух, вились над моей головой мухи, напоминавшие военных, рядом голосила женщина, безуспешно пытаясь кого-то  приподнять с земли. И голова в странном багряно-алом парике нелепым маятником болталась на странно-бескостной шее в такт рывкам и толчкам. Туда. Сюда. Туда. Сюда. От стелящегося дыма слезились глаза и першило в горле.
– Мэм? Чем помочь?
Я слепо повернулась на голос.
– Извините. Я ничего не понимаю. 
Меня начало трясти. Кто-то накинул на плечи куртку.
– Мэм, Вы ранены? Вы знаете, что у Вас в крови вся одежда? … Мэм? Вы нас слышите? – век бы не слышала!
–Да-да, извините. Слышу. Я подданная Российской Империи. Их Сиятельство удельная княгиня Тверская Юлия. Муж прибыл сюда инкогнито. Он был в четвёртом вагоне. – а в голове назойливой мухой жужжало и билось только одно. Мы непостижимым образом оказались в тех самых молодых, злых и голодных Соединённых Штатах, выгребной яме Старого Света. Как и почему - значения не имело. Но с этими фактами следовало смириться. Дореконструировалась, дура! Неважно, почему, важно как. Важно, что нужно отсюда линять. «Легенда» увеличивала шансы. Как бы там ни было, но князь и в Юзерии – белый человек.
– Простите, мэм, но нам необходимо определиться, что с Вами делать. – тут я сначала разревелась, а потом долго, до икоты, блевала. Как же я ненавижу клубнику.
К нам подошли двое типов в драных мундирах, заляпанных сажей и кровью, и женщина, в грязном платье до земли с разорванным подолом и нелепой шляпке с болтающимися вишенками.
– Не беспокойтесь, деточка. Совсем уже скоро Вы сможете немного передохнуть и привести себя в порядок. – с этими словами женщина подхватила меня, стремящуюся сползти в обморок, под руку.
После блужданий по грязным тупикам и закоулкам меня доставили в богадельню некой вдовушки Ларсон. После недолгих препирательств мне с Джиником выделили место на веранде, а Орьку привязали к корявой яблоне прямо под окном.
Плюхнувшись на скрипучую кровать, я провалилась в сон. И вдруг мир дрогнул, взвыл и заскрежетал Лошади бесновались, превращаясь в кровавое месиво. Выла в голове сирена, вздымались груды искорёженного металла, взрываясь ослепляющей болью. И над этим безумием качалась багровая луна, набухающая алой до черноты кровью. Я тряслась и качалась вместе с кровавой луной, а надо мной зависла хозяйка моего временного пристанища.
Кошмарный сон продолжался. После идиотского умывания в тазике, спелёнутая в благотворительное тряпьё, накормленная жидкой кашей и напоенная жидким кофе, я, верхом на Орьке и с собакой в корзинке, притянутой к седлу, оказалась под дверью приземистого двухэтажного сарая. Это и была городская управа.
В кабинете вкусно пахло дорогим табаком и великолепным кофе. Холёные субъекты в непринуждённых, но не лишённых изысканного аристократизма, позах восседали на кожаном диванчике. У окна парочка заутюженных вояк что-то обсуждали друг с другом, неприязненно выглядывая в окно. Чего они от меня хотели, я не поняла. В чём я должна была признаться – тоже. Однако, мне угрожали, трясли какими-то протоколами перед носом и выдвинули, наконец, ультиматум. Или я честно и откровенно выдаю своих сообщников, или моё дальнейшее пребывание здесь закончится на виселице. Наконец мне было позволено удалиться перекусить и подумать.
Злая на весь белый свет, я вылетела из кабинета, запуталась в подоле и врезалась со всего маху в стену. Пинок провинившейся конструкции лишь отозвался болью в ушибленной ноге, но никакого облегчения не принёс. Хотелось завизжать. Ещё больше ей хотелось придушить дознавателя, раскрошить на мелкие кусочки писаку и станцевать канкан на их вонючих кишках. Господи, где же Серый, черти его раздери на тысячу и один неравный шматок дерьма.
Врезавшись в очередную стену, пролетев мимо очередного поворота, я вернулась, но обнаружила почему-то грязную лестницу ведущую вниз. Наступая на подол и обдирая колени о нижние юбки я спустилась вниз и обнаружила очередную дверь. Мерзко лязгнув, она пропустила меня длинный неосвещаемый коридор.
Жутко воняло. Стены были покрыты мерзкой плесенью. Тьма несколько рассеивалась факелами, воткнутыми в стену и узкими оконцами под потолком. Где был выход, я не представляла. Но и где был вход, я не представляла, поскольку дверь захлопнула. Безрезультатно попрыгав под окном, повопив, сломав ноготь, я оторвала подол платья и, стащив две нижних юбки, запинала их в самый гадкий угол. В конце-концов, если я не появлюсь в кабинете этих сраных пинкертонов, то меня обязательно начнут разыскивать, как особо ценного свидетеля.
И я опять собралась провопить в зловонную тьму призыв о помощи. Однако сил хватило только лишь скрипуче пискнуть. На меня надвигалось привидение. Или упырь. Попытка втиснуться в скользкую каменную стену оказалась неудачной.  Упырь разглядел меня во тьме, вплотную приблизился и плотоядно хрюкнул.
 – Zdraste. Ой, здравствуйте. Вы не подскажете, как пройти в библиотеку?   –  ничего умнее в голову не пришло.
– Тише. – Прохрипел нечеловеческий голос. Жуткое существо, смердевшее хуже бомжа, пошатываясь, нависло прямо надо мной.
– Ещё раз прошу прощения. Но Вы не подскажете…
– Молчать. – Неприятно холодный металл скользнул по шее под подбородок. Другой рукой упырь вцепился мне в плечо, развернул и прижал к себе. Кончик ножа, царапнув кожу, вонзился прямо в подключичную ямку. Не упырь, кажется. Вроде, человек. Ещё хуже.
Скрипнуло. Лязгнуло. Неожиданно в стене появилась щель. Дверь! Выход! Кто-то вошёл в коридор, выругался. Сплюнул. И двинулся вглубь. Туда, откуда появилось это чудовище.
– Тихо
Въехала. Базара нет. Осторожно подёргав типа за рукав и, ощутив на щеке горячее прерывистое дыхание, я ещё раз подтвердила готовность молчать и быть тихой, как могила.
– Иди. 
– Ага. А куда?
– К выходу, – он обвис на мне всей тяжестью.  – выведешь, будешь жить. Если бы ещё знать, где выход.
И мы нетвёрдой походкой, не попадая в ногу и не печатая шаг, пошатались туда, куда меня подталкивали в спину. Тип обвисал на мне, шатаясь и цепляясь за стену локтем. Я всеми силами пыталась сохранить вертикальное положение.
За спиной послышался невнятный гул, потом крики, выстрелы, грохот дверьми. А я обнаружила почти перед собой приоткрытую дверь. Изо всех коллективных сил мы рванулись вперёд. Оставалось только преодолеть несколько высоких щербатых ступенек вверх. На всякий случай, я задвинула за нами щеколду. 
– И что? – поинтересовалась я. Дверь за спиной содрогалась. – А дальше что?
Похититель подпирал плечом и головой стену, пытаясь удержаться на ногах, отдышаться и привыкнуть к дневному свету. Точно человек. Но не менее опасный, чем упырь. Лезвие ножа опять холодило горло. И было в подозрительных ржавых потёках. Бурая от грязи костлявая рука с вздувшимися венами, сжимавшая нож, тоже была заляпана кровью вместе с обгорелым рукавом.
Из-за угла вылетела группа синебрюхих в кепках. Во главе их, размахивая руками, оказался сам «пинкертон». Ах, так, буду вороваться. Плевать. Ускачу от них и в конский хвост вцепившись!
– У меня здесь лошадка есть. Свистнуть? – и я взвыла сиреной: «Ko mne, Skotina! Ryadom»! Жеребец влетел во двор, покрыл его несколькими прыжками и затанцевал, косясь и злобно взбрыкивая.
Не обращая внимания на нож, я рванула жеребца за гриву на себя, шарахнув коленом в бок, чтобы тот припал на колени. Как мы оказались верхом, я не поняла. Только мой похититель сидел задом наперёд, а я уткнулась ему носом в грудь. Орька вскочил и, задрав хвост, рванул намётом вперёд, не разбирая дороги, распугивая встречных кур, собак и всполошившихся зевак. Я орала, понукая максимально ускориться Орьку, а сзади вопили, ржали и палили от избытка чувств и захлестнувших эмоций.
Вскоре мы уже неслись по буеракам, свалками, посевам и пашне, пролесками… Ворвались в лес и помчались, рассекая кусты и петляя промеж стволов, расшвыривая комья земли. 
– Куда? – отшатнувшись назад, проорала я. В корзинке нервно взлаял забытый в суматохе пёс.
Молчит. Плевать. Сейчас главное подальше в лес, чтоб больше дров. Дрова в хозяйстве всегда нужны. Костерок под кое-кем разложить или головушку чью-нибудь приласкать. На месте разберёмся по ходу дела. 
– Слезай.  – вдруг прохрипел он.
– И не подумаю! Нам куда?
Вместо того чтобы разъяснить мне маршрут, он рыгнул и попытался свалиться вниз. Вернув его, я пришла к неутешительному итогу. Во-первых, похитителем оказалась я, если признаться честног. И, во-вторых, мне теперь предстоит срочно решить, что делать дальше. Самым простым решением было бы стряхнуть гада в ближайший терновый куст и вывесить объявление, мол, отдам в хорошие руки. Но кому он нужен? Да и жар у него. А если это оспа, или холера?
– Эй, ты меня слышишь? Ты уверен, что не болен?
Ни ответа, ни привета.
Пришлось подъехать к ближайшему дереву, завалившемуся на поросль молодых пушистых сосен, выкинуть из корзинки пса, с превеликими сложностями перевернуть незадачливого похитителя, усесться перед ним и спутаться поводком, соединив талии. Надо бы было связать ему ноги под конским брюхом, но я не была уверена, что Орька согласится с таким приёмом верховой езды. Впрочем, моё нововведение типом было понято правильно, поскольку он немедленно пропихнул левую руку под поводок у меня на животе и вцепился в свой правый локоть. 
– Удержишься?
– Да,  – он уткнулся подбородком мне в плечо.
И мы порысили вдоль неведомой речушки по зарослям тростника. Орька жирно чмокал копытами. Джини, вымазавшись по уши в тине и ряске, носился по зарослям.
Вскорости мы подъехали к горному массиву, заросшему невысокими сосёнками и чахлыми берёзками. Узкая каменистая тропинка, петляя между валунами, уводила куда-то вверх. Мы двинулись сквозь расселины с небом высоко над головой, камнями с кустиками и цветочками под конскими копытами. Подъёмы и спуски. Красно-бурый камень. Сизый лишайник. Изумрудная зелень. А сверху бирюза неба. Наконец мы добрались до грота с выходом на каменный карниз.
Высоконько же мы забрались. Пещерка была кем-то до нас уже обжита: у стены валялась связка дров, у квадратного углубления со следами кострищ, стояла тренога с закопченным котелком. Ещё я обнаружила высокую плетёную корзинку с заготовками факелов. Распяленная в деревянном каркасе мохнатая шкура, вероятно, считалась здесь кроватью.
Поставив её рядом с кострищем и, застелив подстилкой из корзинки Джини, я скинула туда похитителя, и вытряхнула из дорожной аптечки весь дорожный фармацевтический запас. Воспользовавшись необходимыми по моему разумению стимуляторами, я попыталась привести невменяемого типа в адекватное состояние.
– Эй, ты меня слышишь? Не возражаешь, если я сейчас сгоняю обратно, мне нужны мои вещи.
Он молчал, тяжело дыша и прислонившись к стене головой и левым плечом. Следовательно, был со мной согласен.
– Прекрасно. Я сейчас отлучусь на некоторое время, а ты останешься здесь вместе с собакой. Я оставлю тебе бутылку с водой, если захочешь пить, договорились?
Вскоре я оказалась у захоронки. Соединив одним поводком сумки-холодильники с медициной и продовольствием, а пару чемоданов дорожного барахла – другим, я перекинула снаряжение через Орькину надёжную хребтину. Сама же я впряглась в рюкзак со Стасиковым арсеналом. Надеюсь, что наши на меня в обиде не будут. Сами виноваты, что бросили меня одну в чужой стране, да ещё и за «миллион лет до нашей эры».
На обратном пути я завернула в городишко, навестив богадельню, присвоила немного кухонной утвари, парочку куриных трупов, с дюжину яиц и кипу постельного белья.   
Уже в сумерках я вернулась. Никого не было!
Плюхнувшись у кровати на колени, я ни под ним, ни за ним никого не обнаружила. Неужели он вылез на карниз и спикировал вниз тупой головой об острые камешки? Вылетев туда, я некоторое время валялась на пузе на самом краю, пытаясь разглядеть труп в тусклом и непродолжительном мерцании сброшенного вниз факела.
– Ты где? Ау! – завопила я. И где же собака? – Jinjer! Ko mne!
Пёс вылетел из темноты, приветственно хакнул, и рванул обратно. Я  – за ним. Журчало и плескалось. Посветив вокруг фонариком, я обнаружила, что нахожусь в отроге. По стене струилась вода. Просто царские апартаменты с холлом и ванной. Джиник требовательно тяфкнул, привлекая моё внимание к обретённой пропаже, скорчившейся у стены неопрятной внушительной «кучкой». Он прислонился к стене, и по нему струился ледяной горный поток. Идиот! Я встряхнула его за плечо, голова мотнулась, как у тряпичной куклы. Я потрясла гада за нос. Нос оказался жёстким и холодным. Он, что, помер мне назло?
– Ты жив или нет? Черти тебя раздери! – с перепугу я завопила так, что и мёртвые должны были очнуться. Он тоже слегка встрепенулся и что-то проворчал.
– Негодяй! Мерзавец! Скотина последняя! Что ты себе позволяешь, совсем жить надоело? Подожди, я сейчас вернусь. Только посмей без меня помереть, я тебя сразу же тогда насмерть убью, чтобы в следующий раз неповадно было так надо мной издеваться!
Сбегав за Орькой, я привязала этого мерзавца к подпруге, помогла добрести до лежанки и усадила, прикрыв конским потником.
Мы сидели и шумно прерывисто дышали, искоса поглядывая друг на друга. Джинджер, развалившись в ногах, тоже пыхтел, вывалив язык.
– Ты зачем решил утопиться? – поинтересовалась я. – Тебе, кажется, давно не три года. Солидный мужик в расцвете лет, хоть и неупитанный. Не стыдно?
Ни ответа, ни привета я не дождалась. Он сидел, привалившись лбом и плечом к стене, и молчал. Что же с ним мне теперь делать? Наверно, лучшим бы выходом было сначала долбануть по башке, а потом сбросить в водопад и сказать, что так всё и было. А если он ненормальный?  Может, там был филиал местного бедлама, а он находился на излечении. Может, он самый нормальный сумасшедший, а под психа решил закосить мне назло, чтобы поиздеваться над бедной женщиной.
Я плюнула и принялась за благоустройство, попутно занимаясь ужином. Как только запылал огонь, и засияли фонарики, в пещере стало почти уютно. Одну курицу я сунула вариться в котелке с водой, вторую, предварительно обезножив, отдала собаке. Обнаружив, что отрог с водопадом ведёт куда-то на волю, я расседлала Орьку и отправила его пастись. Теперь надо заняться похитителем основательно.
– Ну, ты ещё жив? Ты когда ел в последний раз? Что тебе приготовить? Можно подождать куриного бульона, а можно скоренько сварить пару яичек  всмятку.
Он молчал. Вероятно, с большим успехом я могла бы обратиться к потолку. Самое обидное, что сейчас он был в относительном сознании и даже среагировал на попытку пощупать ему лоб.
Закинув в пластиковый стаканчик чайную пирамидку, щедро сыпанув туда сахарного песка, я плеснула кипяток из кофейника.
– Пей. – он покосился на меня, и опять уткнулся носом в стену. От него жарило, как от печки. Можно даже лоб не щупать. Его колотило крупной дрожью. Докупался, придурок, до воспаления лёгких! – Эй, будь человеком, хорошо? Моё имя – Юля, или Джулия. А тебя как звать?
Он что-то прогудел, снизойдя до моей персоны. Мартен, что ли? Да ещё какой-то увёртливый. Или бойкий? Шиш его разберёт.
– Прекрасно. Будем знакомы. А ты что делал в подвале? И, спасибо, что помог мне оттуда выбраться. Представляешь, мы ехали отдыхать, а на поезд напали какие-то ряженые. Муж и его приятели пропали, я оказалась по уши в вашем дерьме, – тут я осеклась, поскольку он-то тут живёт, – извини за прямоту, короче. От меня требуют каких-то индейцев, прикинь, а я должна выяснить всё про урода одного, он только прикинулся индюком. А сам мне лошадь искалечил. Я его хочу найти и вздёрнуть на его поганых кишках, а мне грозят колодками и позорным столбом, гады. Алло, ты слушаешь? Значит, меня отпустили подумать над своим поведением, а я заблудилась и попала в какие-то застенки. Хорошо, что ты под руку подвернулся и вывел на волю. а ты туда как попал? Что молчишь? Хоть словечко можешь сказать по-человечески, или так и будем в допрос партизана играть?
– Бежал. – буркнул он, обращаясь, однако, к стене.
– Здорово! А ты что натворил? – и, похолодела, сопоставив события последних двух дней. – Ты, ты…?
– И я. Мне не повезло, задело пулей. От виселицы ушёл, тут сдохну. – он с трудом повернулся и посмотрел на правую руку. – Оставили факел. Горящий. Пережёг верёвку. А без руки тоже сдохну. Боль терпеть можно. Позор – нет. Уходи. Скоро сюда придут.
– Ну, ты и скотина после всего этого. Что же с тобой делать прикажешь? И давай-ка я посмотрю тебе руку, может и не смертельно ещё. – не дожидаясь разрешения, я схватила его за пострадавшую руку и еле справилась с рвотным позывом. Запястье было сожжено почти до костей. Какие-то обрывки тряпья и ещё непонятно чего сплавились с горелой плотью.
– Оставь так. Какая разница.
Сухие поленья весело потрескивали. Жар-птицами токовали языки пламени, бросая на «стены» отсветы и длинные тени. Словно начали ритуальные действа странные и печальные духи, некогда безраздельно владевшие этими местами. Интересно, что же у меня есть из противоожёгового арсенала, млять. О! наши же идиоты, в кузнецов игрались всегда. Обязательно в аптечке будет и «АПОЛЛО» с салфетками. Да и у меня ветеринария нехилая.
– Я могу попробовать, если поможешь. Если бы мне третью руку ещё получить. – быстро отыскав нужную сумку, я выложила «медицину» и устроила иллюминацию всеми имеющимися фонарями.
Много говоришь и суетишься, – фыркнул он,  – делай, что надо. У меня другая рука работает. Что мне делать?
– Что делать, что делать… Да нашатырь мне вовремя под нос пихать! Эй, прекрати хватать, что не тобой положено! – взвопила я, так как у него проснулся хватательный рефлекс, и он перелапал всё, что оказывалось в районе достижимости здоровой руки. Начиная от ручки «АППОЛО», заканчивая «Миромистином», которым он прыснул не только мне в ухо, но и себе в глаза. – Немедленно поставь обратно.
И всё оказалось не настолько страшно, как могло быть, но намного ужаснее, чем я надеялась. Даже  нашатырь мне пришлось нюхнуть только два разика. Думаю, что наша совместная врачебная деятельность была достойна увековечивания не только на страницах «Ланцета», но и в книге рекордов «Гиннеса». Мы переплели пальцы его пострадавшей и моей левой рук, благодаря чему я могла подставлять под маникюрные ножницы его несчастное запястье, в то время как он безропотно спреил обработанные участки руки.
После этого он безропотно улёгся на лежак, отвернувшись к стене. Я пристроилась рядом. спать рядом с ним рядом оказалось столь же неудобно и опасно, как с бешеной арматурной конструкцией.


Наутро, запустив мысленно в сопящего похитителя подушкой потяжелее, я выскреблась из уютного тепла ложа, чтобы запрыгнув под ледяной пещерный душ на несколько противных минут, приступить к ещё более долгому и противному часу приготовления завтрака. Интересно, что это наша экономка всегда ныла и бухтела, что её заездили и требовала повышения зарплаты. Ей бы немного так потрубить, отскабливая обугленную курицу ото дна котелка, а под ногами постоянно оказывается то ведро с водой, то любопытствующая собака. Отбиваясь тряпкой от Орьки, я угодила ногой в котелок.
Силясь стряхнуть с ноги котелок, я обнаружила за спиной Мартена.
– Очень весело, да? – его кривая усмешка окончательно меня добила. – И, вообще, кто тебе разрешил встать с кровати?
Естественно, что отвечать мне он не счёл нужным. Только проследив заинтересованным взглядом за улетевшим в пещерный сумрак наконец-то рассоединившимся с моей ногой чугунком, он медленно опустился на пол.
– Марш на место. – заорала я, уже не соображая кому, то ли псу, притащившему чугунок обратно, то ли Мартену, запихнувшему здоровую руку в посудину. – Не видишь, что не до тебя?
– Слышу. – проворчал он, отставляя посудину, и рассматривая указательный палец, брезгливо поджав губы.
Подхалимски постучав хвостом, Джиник немедленно запихнул нос в горлышко, чтобы спустя минуту громко чихнуть и уставиться на меня с не менее брезгливым выражением.
– Уходить мне пора. – почти нормальным голосом заметил он, потрепав Джини по холке.
С трудом поднявшись на ноги, он, опираясь на моё плечо, вывел на карниз.
По узкой тропинке, поднимающейся из долины, ползла длинная бурая змея. Военный отряд. Интересно, кого они ловить собрались?
А он неожиданно меня развернул и прижал к себе.
–  Прощай, спасительница, – его губы были жёсткие. Сухие. Горько-солёные на вкус. Кожа его была сухая и шершавая. От него сладко пахло корицей и горечью пыльных дорог. И зноем степей. И бесконечной синевой неба. И полынью бесконечных прощаний. Волосы струились между пальцами
А он грубо отшвырнул в сторону, дико взвизгнул и взлетел в седло. Орька вздыбился, захрапел и сорвался бешеным намётом, грохоча копытами по камням. Джиник с лаем метнулся за нами вслед. А я?
– Стой! А как же я? Вернись, Джини, ко мне! – ощущая предательскую слабость в ногах, я опустилась на лежанку. перед глазами всё поплыло, ощущая всем телом толчки растревоженной копытами земли.
Конское ржание, крики людей, грохот копыт, выстрелы.
Вместе с сизым дымом, грохотом и воплями врывается разношёрстная толпа. Ослепляющая боль в боку и плече отшвыривает меня к стене.
– Стой! Назааад! Ложииись! Огонь!  – дьявольская какофония  впивается выстрелами в виски.
Они переглядываются, переговариваются, озираются по сторонам. Звуки их гавканья саднящей болью тикают в висках, ковыряются в подрёберье тупым зазубренным ножом. Бурые тени перед глазами искрят и радужно переливаются в серебристо-зелёном тумане.
Едкий запах пороха выжигает глаза. Измученные лёгкие рвутся горечью расплавленной меди. На меня навалилась темнота.

А потом что-то зашуршало рядом. Резкий свет кнутом хлестнул по глазам.
Неужели я осталась жива?
Стараясь ничем себя не выдать, я попыталась сосредоточиться и понять, что происходит. Ноги действовали. Левая рука с грехом пополам подчинялась. Правую притянули за запястье к металлической стойке. Дышать было больно. Лежать было мягко. Оказывается, меня куда-то перетащили. Как же мне теперь разыскать Мартена, как меня разыщет Джиник и… где же эта сволочь, которая меня ранила?
– Больная приходит в сознание. – услышала я русскую речь. Ну, суки, ещё и с посольством связались. Что же теперь врать в своё оправдание? – Доброе утро. Как мы себя чувствуем?
Надо мной зависло белое существо в поварском колпаке. За ним маячили две тётки в голубом. 
Обнаружив под левой рукой расшатанный болт в металлической трубке, я смогла его вывинтить.
– Приветствую вас, господа. Соблаговолите изложить ваши претензии.
– Однако. Надеюсь, вы не собираетесь опять буянить?
Завитая мелким бесом тётка подходит справа. Отстёгивает манжеты от запястья и локтевого сгиба, вытаскивает из вены длинную толстую иглу, прижимает тампон, сгибает руку и опускает с просьбой подержать некоторое время.
– Я пить хочу. – теперь она заходит слева, приподнимает мне голову, подносит к губам ёмкость с мерзкой жидкостью.
– Попробуйте сделать глоток.
Во рту остаётся поганый привкус металлической кислятины. Роняю болт. Она поворачивается на звук. И-йя -  ребром ладони по дну, чтобы вбить ей край стакана в основание носа.
Рука чуть заметно дёргается. Тампон с капелькой крови падает рядом. Как глупо… И что теперь? Они еще немного потоптались рядом, попрощались и ушли. Я провалилась в сонное забытьё.
Проснувшись, я почувствовала себя намного крепче. Тусклый синеватый свет слабо освещает мою камеру. По углам мечутся тени, стена почему-то колышется. Слева тянет свежестью. Доносится гул. Скосив глаза, удаётся рассмотреть окно. За ним неприятно мерцает вечерняя синева. Бестолково мечутся сполохи.
– Как наши дела?– опять русская речь. – Как себя чувствуем?
– Чувствуем. – Осторожно отвечаю, стараясь не сипеть.
– Вот и ладушки. Очень рад.
– Чему?
– Как это чему? Вы живы, пришли в сознание. Из интенсивной терапии можно и в общую палату.
– Где я?
– В районной больнице. Вас доставили сюда с неделю назад после железнодорожной катастрофы.  – я промолчала, ожидая услышать что-нибудь ещё. Увы. Он решил дождаться первого хода от меня.
– А остальные?
– Вы ещё молоды. Надо жить. Вы обязаны жить, если повезло выжить в той огненной мясорубке. –  он вздохнул и посмотрел на меня с опаской.
– Надо. Наверное. А Серёжа? Из четвёртого вагона, Кошкин Сергей?
Вместо ответа, он интересуется, не мешает ли мне окно. Если признаться честно, то мне всё мешает. Окном больше, окном меньше. Он мешает больше, чем окно.
– А дальше что? И, с кем я имею честь говорить?
– Ой, зачем так официально? – он жутко чему-то обрадовался. – Борис Денисович, ваш покорный слуга и лечащий врач. А тебя как звать, помнишь?
– Юля.
– Юля … – бормочет он под нос. – Юлия Владимировна, просто замечательно. Понимаете, просто великолепно, что Вы вспомнили, как вас звать. Какой год припоминаете?
И суетливо что-то переставляет на тумбочке в изголовье. Серый, ты, Серый.
– Дежурю я сегодня. У меня полторы ставки. А вы, гражданочка, буянить за моду взяли, то на людей бросаетесь, то … – он вздохнул, и некоторое время смотрел в окно. – Это чудо, что тебя со стеной вагона взрывом вынесло. Ладно, отдыхай пока, а я пойду прогуляться по другим отделениям.
Лежала я за ширмой, отделяющей меня от прочих пациентов. На обшарпанной тумбочке в литровой банке сохли трупики колокольчиков с ромашками.  Из распахнутого окна тянуло зябкой прохладой и бензином. Вплотную к стене росла корявая ива. Удалось сползти с кровати, подойти к окну. Листочки прохладно касаются лица и рук серебристыми рыбками. Внизу под окном полоска травы отделяет здание от тротуара. На плечо ложится рука.
– Да не буду я прыгать, – не оборачиваясь, успокаиваю я вернувшегося Игоря Денисовича. – Честное слово. Ива тут растёт. Серебристая. Только болеет она почему-то. И демонстрирую корявый обломок веточки с замершей коричневой гусеницей.


***

КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ

Под соответствующим фрагментом голосующий оставляет отзыв, в котором отвечает на вопросы:

1. Согласны ли вы с выбором способа повествования?
Да, рассказ выигрывает именно при этом способе повествования – 3 балла
Считаю, что для данного произведения способ повествования не существенен – 2 балла
Нет, считаю, что выбор лица, от которого ведется повествование, был сделан неудачно – 0 баллов

2. Оценка композиции рассказа
Все гармонично – 5 баллов
Есть некоторые перекосы в частях – 3 балла
Есть существенные перекосы (обязательно укажите – какие) – 1 балл
Композиция крайне неудачна – 0 баллов

3. Оценка сюжета
Самобытно, интересно – 5 баллов
Интересно, но не ах – 3 балла
Скорее  неинтересно – 1 балл
Совсем неинтересно – 0 баллов

4. Оценка героев
Герои яркие, их поступки логичны (в рамках логики сюжета, а не вашего личного опыта!) – 5 баллов
Герои как герои, ничего особенного – 3 балла
Герой не развивается или развитие его нелогично – 0 баллов

5. Оценка финала рассказа
Финал является сильным местом произведения - неожиданный, но логичный (опять же в рамках данной сюжетной логики!). Смысловая нагрузка финала высока – 5 баллов
Финал не является сильным местом произведения, но логично завершает действие – 4 балла
Финал как финал, ничего особенного. Смысловая нагрузка финала минимальна – 3 балла
Финал не продуман, остались незавершенные сюжетные линии – 1 балл
Финал – самое слабое место произведения – 0 баллов

6. Общая оценка рассказа
Понравилось – 5 баллов
Понравилось с оговорками – 3 балла
Скорее не понравилось – 1 балл
Совсем не понравилось – 0 баллов

7. Штрафы
Если объем произведения превышает 30 тыс. зн., голосующий вправе оштрафовать автора на сумму от 3 до 1 балла. В этом случае обязательна мотивировка суммы штрафа.
Если произведение не вычитано и пестрит ошибками, голосующий вправе оштрафовать автора на сумму от 5 до 1 балла. В этом случае обязательна мотивировка суммы штрафа.


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2014
Свидетельство о публикации №214041600997
обсуждение
http://www.proza.ru/comments.html?2014/04/16/997