Конкурс Копирайта -К2
Работа написана для 10-й Школы «Из точки С»
Автор просит прощение – конкурсная идея с помощью вопросов рецензентов стремительно перерастает в роман. Здесь, первая глава.
50 тыс. зн.
Глава I. Разрушая мечту.
***
Рука в приоткрытом рюкзаке.
Вот он, ноутбук.
Открыть, включить.
Модем в разъеме.
Связь неплохая.
Есть!
На почте письмо.
Текст и файл на носитель.
Флешку в карман.
Ноут за борт в воду. За ним модем и засвеченный «паспорт» без фото.
Техника тонет медленно, выпуская к поверхности большой пузырь воздуха. Он с шумом булькает, лопаясь возле лодки.
— Ты что делаешь, урод?!
Замирает сердце.
Потом стучит часто: тук-тук-тук.
— Ты не видишь, что ли?
Семён.
Проснулся.
Заметил?
Вряд ли.
Храпел смачно.
— Да тяни! Смотри, смотри, как играет! Подсекай, подсекай! Не рви кверху!
Охотник видел. Ещё бы не видеть! Поплавок то ныряет, то выпрыгивает из воды. Потянул слегка. В руке почувствовал рывок. Ого! Что-то увесистое. Отвёл удилище немного в сторону – поддается неведомый житель озера. Подкрутил леску на бобину и повёл в другую сторону.
— Ты упусти ещё, упусти её!
Ответил:
— Не суетись, подсак готовь, — а сам потянул улов к лодке. Не быстро, разрешая рыбине немного отойти.
Любимые моменты: кто – кого, охотник – жертва.
Внутри, в подреберьях щекочущее чувство ликования и нетерпения.
Глубокий вдох.
Медленный выдох.
Лески остаётся метр, может, чуть больше. Рыбина чёрной спиной выворачивается у самого борта, бьёт хвостом и уходит, осыпая брызгами, в глубину. Охотник успевает спустить стопор на бобине. Леска отмоталась, прочертив линию в толщу воды. Ухватил эту нить, отбросив удилище. Медленно стал тащить улов назад. Леска не рассчитана на такой вес. Порвётся – не порвётся. Рыбина играла: уходила то под лодку, то стремилась к камышам. Охотник давал ей временами малость свободы, но почему-то знал – она уже его, и тянул упорно назад к лодке.
Дождался момента, прокричал:
— Семён, давай!
Напарник ловко подсунул подсак, и они вдвоем затащили сазана в лодку. Кулаком ударил по голове – контрольный выстрел.
Рыбина замерла.
— Мать честная! — восторженно воскликнул Семён, обтирая лицо. — Ну, ты везунчик! Килограммов семь, не меньше.
— Да ты загнул — три. И то, будет ли?
— Будет, будет. Больше. Поднимай якорь.
Вытащил из воды верёвку, на конце которой привязаны два кирпича. Видел бы друг Франтишек в своей Европе их с Семёном чудо-приспособление! На западе ловят только по воскресеньям, с весами и линейкой. И ни-ни в меньшую сторону по весу или длине. Закон! Зато прибамбасов разных навороченных – уйма. Не понять нашему российскому рыбаку такой педантизм. Никакой романтики.
Улыбнулся?
Вот оно, вынырнувшее из тумана солнце.
Там на берегу стоит сонный сынишка Семёна.
Отец разбудил звонком.
Пацанёнок приветливо машет рукой.
Радость тухнет.
Зависть.
Всегда хотел сына.
Но выбрал – работу.
Наталья ушла.
Унесла с собой мечту.
Была ли беременна, как говорила?..
— Ну, за дружбу? — спрашивает Семён, поднимая стопарь водки. Охотник держал в руках такой же, полный до краев. На столе, прямо на сковороде ещё шкворчал улов. Жена Семёна, закутав округлые плечи в шаль, скромно держит рюмочку наливки.
— Конечно, за дружбу! За вас, дорогие мои, — поддерживает тост и выпивает первым.
Друзья появляются легко.
Странно, при таком образе жизни.
Вот Семёна встретил на трассе в Польше.
Его машина сломалась. Он тогда с приятелем перегонял отбегавшие по Европе автомобили в Россию.
Денег не было, всё потратили на покупку.
Языка не знали.
Помог с эвакуатором, нашёл мастерскую, снял отель, накормил.
Просто так, захотелось.
Семён давно рассчитался с долгом.
Принципы у него.
Вот и уголок укромный есть, отлежаться, отдохнуть.
Семён всегда радуется приезду.
Не спросит.
Не удивится.
Вот только жена его…
Не нравятся ей глаза гостя.
Говорит, что стальные.
Даже при улыбке.
А какими им быть?
Работа такая.
***
Охотнику не спалось. То ли плотный ужин мешал, то ли ощущение беспокойства. Ему вспоминался вечер месяц назад, в маленьком кафе.
Он пас клиентов пятую неделю. И одним из клиентов была она, его Наташа. Охотник наблюдал, и увиденное угнетало.
Наташа любила своего мужа. Это становилось заметно, когда она касалась его, поправляла галстук или выбирала самый лакомый кусочек для него.
Охотник всё больше мрачнел. Старался понять, в чём главная проблема и заковырка? Где обнаружится двойное дно того дела, в котором он запутался?
Обычная семья.
Работа, вечер перед телевизором.
Никаких странных встреч.
Никаких внезапных поездок.
Зачем ведётся наблюдение?
Всё, как у всех.
Но существует что-то.
Что должно быть замечено.
Именно им.
Наташа с мужем и друзьями ужинала в кафе, как обычно, по пятницам. Мужчины уже изрядно набрались. Женщины то и дело выскакивали в туалетную комнату «подкрасить губки». Охотник догадывался, что на самом деле женщины устраивали перекуры и судачили вдоволь о своих спутниках.
Он сидел недалеко от столика подгулявшей кампании. Слышал бахвальство рыжего супруга и удивлялся выбору Наташи: муж – человек недалёкий, тупой.
Супруг пьёт много. Без разбора.
Говорит громко, брызгая слюной, привлекая внимание.
Тыкает каждому и хлопает всех по плечу.
Кто же сделает неверный шаг?
Рыжий или Наташа?
Странен этот мир.
Раньше целовались с Наташей.
Строили планы.
Мечтали.
А сейчас?
Противники?
Наташа отделилась от компании. Стояла, раскрыв клатч, возле окна. К ней подошёл высокий человек в деловом костюме. Спросил о чём-то, улыбнулся. Охотник внимательно смотрел на руки мужчины. Те скользнули быстро над сумкой, сделав пасс настоящего фокусника.
Охотник, замечая детали, вспомнил собеседника Наташи. Он видел его однажды в Ливане, в составе делегации Великобритании. Наташа вышла из зала, пока Охотник размышлял, и чуть не проворонил её. Дверь в туалетную комнату оказалась закрытой. Он ждал.
Как только на двери щёлкнул замок, Охотник нажал на ручку и вошёл, отодвигая Наташу. Она узнала его сразу:
— Саша?!
Охотник, держа Наташу за руку, заглянул в туалетную кабинку. Там никого не было. Он вытряхнул содержимое сумочки на столик у раковины – телефон, платочек, кредитная карта, две тысячные купюры, мелочь, зеркальце, губная.
Легонько толкнув Наташу к стене, разобрал телефон, губную. Зеркальце оказалось крепко впаянным в окантовку. В швах сумочки ничего не нашлось.
Охотник повернулся, обнял Наташу и прижал к себе. Её дрожь передалась ему. Удивляло её молчаливое согласие и неподатливое, напряжённое тело. Наташа упёрлась руками ему в грудь, пытаясь отстраниться. Но Охотник не располагал временем – он стал обыскивать тут же. В голове промелькнула гадкая мысль о своей роли. Но он отогнал её.
Охотник повёл рукой по бедру, осязая шёлк Наташиного платья. Его особенно интересовали швы. Шлица, имеющая множество подворотов, всегда оставалась удобным местом для маленьких тайников. Рука Охотника нашла её, скользнула вдоль и дотронулась до кожи на ягодицах. Другая рука непроизвольно привлекла женщину ближе к себе, а губы нашли Наташин плотно сжатый рот и прижались в поцелуе. Охотник касался губ нежно, затем, заглядывал в глаза. В них он находил только вопросы. И страх.
Продолжая медленно по швам скользить рукой вверх, исследовал любую складку, встреченную на пути. Рука коснулась затылка и прошла по волосам. Охотник не нашёл ничего интересного – волосы прямые, без завитушек. Снял заколку. Она оказалась самой обыкновенной.
Губы Наташи, наконец, откликнулись. Слились в коротком поцелуе. Но время уходило, и он уклонился от следующего. Повернул Наташу спиной к себе и прижал покрепче, продолжая исследовать швы, одновременно поглаживая её бёдра и живот. Оставалось проверить бюстгальтер. И Александр, не смущаясь, запустил руку в него. Наташа попыталась отстраниться, но он удержал, сжимая нежно сосок, как она любила раньше. Женщина замерла, а Охотник познакомился с соседней чашечкой и грудью, одновременно скользя другой рукой по боковому шву. Потянул маленький атласный бантик на бюстгальтере, и тот развязался, открывая крохотный тайник.
Вот оно!
Наташа – агент.
Вот теперь всё становится на свои места.
Он и она, борьба и чья-то победа?
Только не их при любом раскладе.
Но должен быть выход.
Должен!
Наташа попыталась перехватить его руку. Но Охотник плотно держал находку.
— Саша, отдай, я прошу тебя.
Он сказал, хотя, она и так знала ответ. Прошло почти три года со дня расставания, но они и сейчас хорошо чувствовали, понимали друг друга:
— Тебя раскрыли.
Наташа вздрогнула, затем, заговорила убедительно, шептала слова страстно, с надрывом, вцепившись в рубашку Охотника. Созданный ею мир рушился, мечты рассыпались, словно бусины с порвавшейся нитки.
— Саша, ты должен мне помочь. Ты должен отпустить меня. Ты должен вывезти меня за границу. Одну, без мужа, — она чувствовала, как стучит в бешеном ритме его сердце, отчётливо, мощно. Так же, как обычно стучало в момент их близости раньше. Охотник облизнул сухие губы, увидел прикрытые глаза, уловил едва слышный вздох, почти всхлип. Как раньше. Только ярче, острее из-за обстоятельств. Но – глаза. Такие же испепеляющие, терзающие огнем желания. Наталья шёпотом, почти неслышно, проговорила:
— Мне нужно в Прагу, там сын, и там я буду ждать тебя столько, сколько понадобится.
Он не смог ответить, и Наташа впилась в его губы с такой силой, будто передавала физически всю свою мечту и смысл жизни.
Охотник ответил на поцелуй, воюя с платьем, с выскальзывающей тканью, не желающей слушаться.
Он сдастся.
…………………….Она любит меня.
В такой момент они всегда сдаются.
……………………. Только она оказалась единственная для меня.
Ремень. Пуговка. Ого! Точно не устоит.
……………………. Да пусть всё летит к чёрту сейчас!
Это была лишь комната маленького кафе. Но разве это имело значение? Наташа отдавалась с пылкостью, двигалась навстречу, ловя его едва заметные движения. Вцепилась в его плечи, как в шлагбаум пограничного пункта, оставляя такие же красные полосы, как на столбах.
Зачем, зачем он тянет время?
…………………… Запомнить. Нет, всё вспомнить. И увлечь её.
Самолёт. Он вылетит через три часа.
……………………Её надо убедить довериться.
Если это продлится ещё немного...
……………………Ей надо помочь…
Они приводили себя в порядок.
Наташа переспросила:
— Отвезёшь в аэропорт?
Охотник молчал.
Он мыл руки.
Слишком долго не отвечал.
Наташа подошла к раковине и закрыла кран.
— Так мы едем?
— Нет. Все очень сложно. Меня не просто так заставили следить за тобой. Нас сделали парой. Понимаешь?
Она отрицательно покачала головой.
—Я всегда был одиночкой, человеком без совести и принципов. Именно меня прижимают и выводят на тебя. Для чего?
Наташа подняла голову и вопросительно посмотрела на Охотника.
— Нужна ты. И я. Информация – моя работа.
— И что теперь?
— Ты расскажешь мне всё.
— Не могу.
— Должна. Ради нашего сына. Иначе, я заберу его у тебя. Если надо, выкраду, — Охотник блефовал.
— И ты так просто впишешь нас в свою игру?
Он утвердительно кивнул:
— Да. Я разыграю эту партию.
Он стал другим. Жёстким.
…………………….. Она простит. Потом, простит.
Изменился? Нет. В тот раз тоже выбрал эту сумасшедшую работу.
…………………… Надо всё хорошо обдумать. Выход есть всегда.
Сын – пешка для него? Неужели?
………………… Нужно время. Только не торопиться.
— Наташа, доверься мне.
— После долгого отсутствия? — в голосе слышались нотки сомнения.
— Я хочу понять, что происходит.
***
Охотник слушал многоголосое переквакивание лягушек на озере.
Утром, на рассвете, он совершил обычную километровую пробежку. Закончив её привычными упражнениями, искупался в озере. Вода оказалась непросто освежающей. Холодной. Май в этом краю не являлся летним месяцем, как у него на родине. Но Охотник старался не изменять своим привычкам в угоду комфортности и лени.
В последнее время появились очень неприятные осложнения на работе.
Попросту, его взяли недалеко от места преступления, с камерой, ракурс снимков в которой совпадал с траекторией выпущенных пуль.
Сидя в СИЗО, Охотник осознавал, что всё идёт крайне необычно: его не допрашивали опера, его не трогали следаки. Он жил один в довольно просторной камере. Так продолжалось несколько долгих суток. В какой-то момент он запаниковал, но смог взять себя в руки. Когда его посадили в спецавтомобиль, он понял, что влип по-крупному.
Охотник ожидал худшего, когда, наконец, его путешествие окончилось, и он оказался не за толстыми стенами и колючей проволокой, а в загородном доме, охраняемый крепкими людьми в камуфляже. Он понял сразу, что это непростые бойцы. Люди за спиной были из той же лютой породы, что и он.
Зверь зверя чувствует сразу.
По взгляду.
По манере держаться.
По запаху, что ли.
По мимолётному движению.
Колоссальная интуиция и инстинкт самосохранения.
Страх смерти не чужд.
Но говорить об этом не принято.
Закрытая тема.
Охотник выбрал опасный бизнес. Выбрал неслучайно, он желал заработать и испытать кайф от проделанной работы. Ибо выполнить сложный заказ могли единицы, а иной репортаж мог снять только стрингер, свободный журналист. Спустя некоторое время, Охотник понял, что стрингерство – это спорт, адреналин, образ жизни, мышления, тяжёлая форма болезни, от которой труднее излечиться, чем от наркомании…
Войти в бизнес оказалось легко. Охотник узнал привычки, выяснил расценки за репортажи, за информацию о заинтересовавших дорогих вещах. Он чихал на уважение и, не напрягаясь, принял закон джунглей – ради заказа забывать о порядочности и морали. Оказывался умнее, проворнее, умел притупить бдительность коллег, чтобы сделать один, тот самый единственно нужный кадр.
Охотник оказался удачливым стрингером: имел неплохой банковский счёт и мог потратить кругленькую сумму ради предполагаемого гонорара на билеты, подкуп, оборудование.
Редакторы ждали его материал и брали тут же, «с пылу, с жару». Охотник догадывался, что занесён в списки органов безопасности всех крупных, да и не очень, государств. Последние могли предложить и оплатить грязную работу, стараясь остаться в стороне, как говорится – «умыть руки», чтобы устроить приличный скандал.
Как профессионал своего дела, Охотник входил в самые разные круги, представители которых вовсе не отличаются соблюдением общепринятых моральных норм и нравственностью.
Сейчас Охотника хотели найти многие: одни – чтобы дать заказ, и не только на репортаж; другие — купить снятые материалы. Он умел работать чисто. Никогда не полагался на везение, и никогда не забывал об опасности.
Но в тот раз прокололся. Где и когда – предстояло узнать. Он молчал и слушал человека с военной выправкой, с приличным брюшком и обычным именем Николай Петрович. Охотник желал знать, зачем его поймали.
Они дали задание и сами на нём взяли.
Обложили, как волка.
Такое случается однажды.
У каждого.
Если нужен – возьмут.
Не в России, так в Европе.
Охотник ждал предложения. Оно поступило. Иначе быть не могло.
Подали лист с информацией и фотографии. Он прочёл. Внимательно вгляделся в фото. Их оказалось пять. Хорошего качества. Посмотрел, как ворвался в чужую жизнь.
Жена, муж, ребёнок.
Улыбаются.
Сынишка с няней.
Гуляют в парке.
Отчего так трудно дышать?
И ком в горле.
Не может быть.
Наташа!
Наташа?
Бред!
Но это действительно оказалась Наташа. Назвали её девичью фамилию. Не мог он ошибиться. Учились вместе в питерском универе на журфаке. И пацан, ему в самый раз оказаться сыном Охотника, если тогда Наташа говорила правду.
Самое страшное – дальше.
Задание.
…Только бы не…
Невозможно даже произнести мысленно.
Зачем им это?
Просто работа.
А если всё же?..
Решиться ли?
Выберет что?
Охотнику пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать волнение. В жизни всякое случалось. И ужас испытал, когда живот скручивало внизу коликами, и когда подошва на ногах холодела от бегущих по ней колючих мурашей.
Тогда страх был другой.
За себя.
А сейчас?
Сейчас…
Не должно быть именно так.
Чтобы он.
Чтобы их…
Но работа оказалась простой. Слежка, сбор информации. Ничего не объяснили, пригрозили оформить на него убийство, как на заказного киллера. Не вывернуться.
И Наташа! Их прошлое, несостоявшаяся свадьба. Не по её вине. Те, кто его взял, не доверяют совпадениям. Охотник тоже не верил в случайность. Ах да, ещё этот муж!
Мерзкий гад.
Большой, просто огромный боров.
Ничего приятного.
Отталкивает всё.
Особенно нос.
Искривлённый, мясистый.
Толстые, словно сардельки пальцы.
В рыжих волосах.
И сам рыжий с наглой мордой.
В дверь постучали. Семён звал на завтрак: жена нажарила пирожков с грибами и капустой. Отказаться было неудобно, и он спустился на кухню. Сообщил о скором отъезде. Посмотрел на реакцию хозяев. Семён вздохнул с огорчением. Его супруга слишком быстро отвернулась к плите, но Охотник заметил неприязнь, полыхнувшую в глазах. Что же так беспокоит его в этой женщине?
***
Охотник сидел на веранде. Дождь танцевал фламенко на ступенях крыльца, рассыпая пузыри в лужах. Бесшабашный ветер отбивал ритм мокрыми листьями старой осины, осыпал мелкими каплями поникшие цветы.
Рыжий кот, удивлено озираясь и попеременно встряхивая лапы, стремился к приоткрытой дверце подвала.
Ручейки убегали прочь от дома по каменной дорожке, на которой могла бы появиться Наташа.
Под ярко-синим зонтом.
С дорожной сумкой.
Мечты. Всё только мечты. Наташа улетела через час после их встречи в кафе, рассказав ему всё: про жизнь, про сына, про первое задание. Не для разведки, для биологической лаборатории в Цюрихе. Назвала заказчиков. Охотник понял её, а чего не понять: заказчик – работа – деньги. Даже если она лгала, он не желал её останавливать, мешать или удерживать.
Спустя два часа после отлёта Наташи он позвонил на заученный телефонный номер. С ним встретился полковник, и Охотник рассказал всё, или вернее почти всё, что знал. И даже то, чего быть не могло – то, как он упустил Наташу. Он врал настолько убедительно, что сам был готов поверить своим словам.
Николай Петрович заплатил за содержимое капсулы и не удерживал, обещал при необходимости найти. Охотник взял новый заказ, разработал стратегию действий и маршрут. Он походил на волка-одиночку, которому никто не помогает в поисках добычи. Но желание освободиться от удавки, накинутой полковником внутренних дел, оставалось. Только как же сбросить те путы?
И сомнение грызёт внутри всё время.
Картинка рассыпается на мелкие осколки.
Больше вопросов, чем ответов.
Ощущение: он – герой детского комикса.
Реально только письмо, полученное вчера на рыбалке.
Охотник поднялся к себе. Складывая вещи в сумку, почувствовал холодок внутри. Медленно повернулся. В дверном проёме стояла жена Семёна. Привычной шали не было. В руках она уверенно держала пистолет. Вот тебе и домохозяйка! Она просто бдительная гражданка? Или это очередное осложнение его жизни?
***
Кровь сочится через бинт.
Бл… как больно.
Надо же, какая решительная жена у Семёна!
И как с огнестрельным через границу?
Охотник порылся в сумке, достал лекарство, ковырнул пальцем из конвалютки обезболивающую таблетку, положил в рот и запил водой.
На пороге показался Семён, виноватый, как нашкодивший школьник:
— Ну, ты как?
— Болит зараза.
— Может спиртика вовнутрь? Для наркоза.
Охотник поморщился:
— Иди ты с такими предложениями знаешь куда! У меня билет на самолёт, а до города ещё добраться надо!
Семён вздохнул, а потом выдал:
— Ты тоже хорош! Руку бабе заломил так, что теперь плечо пухнет. Воет в спальне.
Охотник от возмущения даже присел:
— Нет, я должен был ждать, когда она в меня вторую пулю загонит! Знаешь, «Макар» не детская конфетка!
— Ну, а чё ты на неё сразу? Поговорил бы…
— Поговорил? — Охотник повысил голос. — Поговорил? Мне тычут в нос дулом, а я разговоры буду вести?
Семён громко засопел, видно, и у него внутри всё полыхало, но вслух примирительно произнёс:
— Она же семью постаралась оградить от неприятностей. Уж больно ты для неё странным казался – тренировки, оружие, вещи дорогие. А тут ещё малой «Макара» у тебя нашёл. Думала – криминал. Решила, что ты киллер.
— Тогда считай, повезло вам! А то лежали бы вы все тут трупами, и жрали бы вас мухи!
Охотник подошёл к Семёну вплотную, взялся за грудки:
— Она хочет знать, кто я? Ты хочешь знать, кто я?
Спина Семёна напряглась, кулаки сжались, но сам он, сохраняя невозмутимость, кивнул в ответ.
Охотник отпустил свитер приятеля, подошёл к столу, хлебнул минералки из начатой бутылки и, чётко произнёс:
— Стрингер я, профессия есть такая. Вольный журналист. Продаю добытую информацию тем, кто платит. Выполняю абсолютно любую, Семён, любую, даже гадкую работу. Но получаю за это приличные деньги. Прусь туда, где землетрясения, войны и массовые беспорядки. В прямом смысле – на баррикады. В общем, умею без слёз и соплей держать камеру, когда вокруг царит хаос смерти и горя. Ты думаешь, просто показать войну такой, какая она есть – со всеми ужасами? Ты вот новости смотришь? Каждый день, небось? И просто диктора про очередной кошмар слушать неинтересно, так? Вам обывателям картинки, видео подавай! Но репортажи не сами собой делаются, Семён! Вот и рискуют ребята. Я рискую. Ясно?
— Саш, ты успокойся. Не рычи, — ответил Семён. — Она же не со зла, она от меня и от малого беду отводила. Любит она нас…
Охотник не слушал пояснения Семёна. Смотрел в окно. В голове стали складываться пазлы истории с Наташей.
Не ошибся тогда.
Наташа любит своего рыжего козла!
Она от него там, в кафешке «беду отводила».
На секс развела, как пацана!
А этот «пролетарий» смылся между делом.
Значит, основная, главная инфа, была у него!
Мысли о Наташе окончательно расстроили. Охотник вздохнул, повернулся и сказал Семёну:
— Перемелется. Если всё путём сложится, заскачу ещё. А малому скажи, чтобы в чужих вещах не рылся. Если не бросит крысятничать – наживёт неприятностей.
Семён заулыбался, засуетился:
— Я там тебе жратвы в багажник поставлю: рыбки вяленной, варенья ежевичного, маслят маринованных… Ты приезжай, Саша, приезжай. Мы рады тебе будем!
У лестницы, внизу, Охотник встретил жену Семёна. Она придерживала подвязанную косынкой руку. Не тушуясь, посмотрела в глаза гостю, спросила:
— Как же ты теперь с раной? — и добавила: — Тебе врач нужен.
— Найду. Не твоя печаль. Кость цела, — грубовато ответил Охотник, а сам удивился тому, что не замечал раньше красоты и притягательности этой женщины. Смутился немного и, не прощаясь, пошёл к машине. Охотник, как и хозяева, понимал, что уезжая прочь с таким ранением, он увозит неприятности из их дома. Не хотелось, чтобы жену Семёна допрашивала полиция. Сел в машину и, прикусив губу от вновь всколыхнувшейся боли, выехал из усадьбы.
Охотник собирался в Великобританию. Необычные фотографии, которые он обязался добыть заказчику, должны всколыхнуть интерес к возможной деволюции* Шотландии. Сделать неожиданные снимки при спокойной и размеренной жизни местного населения, а также его инертности к протекающему процессу, и составляло главную трудность.
Но, когда Охотник начал понимать, что вокруг него клубятся какие-то серьёзные события, в которых он играет роль тупой пешки, заранее отданной за фук, поездку в Шотландию стоило отложить.
Рука болела. Злость росла и окончательно вылилась в желание нанести визит рыжему мужу Наташи, если, конечно, он не уехал из страны.
В гостинице Охотнику повезло. Дежурила знакомая администратор, которая и прежде легко соглашалась помочь за зелёненькие купюры. Она как раз собиралась идти к рыжему с «Почётной книгой постояльцев». Весьма сомнительное нововведение – сбор автографов и восхищений. Нелестные отклики удалялись вырыванием листов. Получив мзду, администратор согласилась зайти через десять минут – дать пообщаться старым друзьям. Но по телефону предупредила рыжего, что сейчас придёт. Охотник добавил денежку за понимание и взбежал на третий этаж. Требовательно постучал в знакомый по прежним наблюдениям номер. Через мгновенье раздался щелчок замка, дверь стала приоткрываться. Охотник с силой толкнул её ногой. Не ожидая натиска, рыжий, отлетел вглубь комнаты, споткнулся о ножку стула, смешно вскинув босые ноги, и с грохотом упал на спину. Нагнав постояльца, Охотник, носком ботинка, нанёс несколько ударов по почкам и завершил серию пинком в челюсть.
Рыжий скорчился на полу и взвыл. Охотник заметил собранную застёгнутую сумку, приоткрытый кейс с документами на журнальном столике и пнул рыжего ещё раз так, чтобы он затих. Вытащил бумаги из кейса и стал читать. Очень быстро понял, что видит несекретную информацию. Скорее всего, сведения на небольшом электронном носителе, как тогда, у Наташи. Но где? И ответил сам себе. Да в любом месте: в вещах, в обуви, в электронике, в парфюме и, в конце концов, он мог спрятать её на себе – сообразить бы.
Но размышлять не пришлось, удар обрушился как раз промежду лопаток. «Локтём», — подумалось Охотнику, и он в тот же миг рухнул вниз, сильно стукнувшись лицом о стол. На своё несчастье Охотник не выключился, и боль разливалась стремительно, застилая глаза, захватывая дыхание. Он оказался на полу. Уткнулся сломанным носом в полуботинки рыжего.
Следующий удар отозвался болью в почках. Охотник судорожно вцепился в полуботинки рыжего, стоящими почему-то начищенными под столиком. Он держался за них, словно именно они могли принести облегчение. Рыжий дёрнул за плечо и перевернул его на спину. Охотник видел, что здоровяк, наклонившись, заглядывает ему в лицо, но силуэт противника расплывался и всё больше становился нечётким. «Наташе всегда нравились большие парни», — неожиданно щёлкнуло в голове. Рыжий произносил слова, похожие звуком на бой ритуальных африканских тамтамов, и Охотника охватил животный ужас. Не раздумывая, со всей мочи свёл руки. Каблуки полуботинок, которые он всё ещё крепко сжимал, громко щёлкнули и отпечатались на висках рыжего.
Удар не нанес большого вреда здоровяку, но ещё больше разозлил его, поскольку в следующим джебе, который пропустил Охотник, прочувствовалась вся масса противника. Закрыться не получилось – в тот миг Охотник схватил предмет, вывалившийся из полуботинка в глаз. А в следующую секунду оказать сопративление он бы и не смог, потому что все дендриды мозга охватил мрак.
***
Темно и больно.
Нет, все-таки, больно, а потом темно.
Да и не совсем темно.
Луч света.
Золотой. Слабый.
У-у-у, больно. И тошнит.
Охотник пошевелил пальцами, согнутыми в кулак. Ощутил предмет. Небольшой, холодный. Удивлённо повернул голову и взвыл – боль тут же впилась своими шипами в каждый миллиметр тела. Золотой луч покачнулся и рассеялся. Однако, сознание не покинуло Охотника, а напомнило о себе все тем же мучительным состоянием.
Через мгновенье луч приобрёл более чёткое очертание и оказался просветом в шторе на окне. Теперь Охотник двигал головой аккуратно, медленно концентрируя внимание на каждом предмете в отдельности, поскольку контуры остальных тут же растягивались и смазывались. Приложив достаточно много усилий и дав мозгу информацию, Охотник закрыл глаза и замер, в надежде, что боль утихнет.
Этого не случилось, пульсация и нытье ощущалось везде. «Как в рекламе», — ухмыльнулся Охотник, вновь застонал и почувствовал вкус крови. Открыл глаза. Перевернулся на бок, закусив губу. Затем сел. Предметы мебели, вроде приобрётшие форму, вновь поплыли, словно стали отражаться в бегущей воде. И вновь замутило. «Неслабо нарвался», — подумалось с огорчением.
Наконец, вспомнив о зажатом предмете в руке, поднес почти раскрытую ладонь близко к глазам и присмотрелся. Флешка — щёлкнуло в голове.
Удивлённо посмотрел перед собой, а потом опять на руку — волшебство просто. Вновь посмотрев перед собой, постарался припомнить, какой предмет он видел только что. «Вода», — обрадовался, выхватив взглядом графин на журнальном столике. Достаточно протянуть руку.
Утолив жажду и смочив лицо водой, почувствовал, что вливается в реальность, прошептал: «Мерзавец». А потом испугался открывающейся двери, опасаясь новых побоев. Но это была всего лишь администратор, которая тут же запричитала, увидев Охотника в крови.
Встать он так и не смог. Как попал в больницу, тоже не помнил. Получилось приподняться, чтобы положить флешку в карман брюк. И тут же отключился.
***
Каждый стационарный больной мечтает быстрее встать на ноги.
Не для того, чтобы стать здоровым.
Чтобы сбежать из длинных коридоров и многоместных палат.
Ограничение возможностей и режим – клетка для души.
Покрытые побелкой потолки, с обсыпающейся штукатуркой, любого, пусть и временно, сделают философом.
Охотник не любил больничный запах. Ему казалось, что сделав вдох на пороге лечебного заведения, тут же проглатываешь нечто газообразное. А оно незамедлительно превращается в отвратительно-ползущее, которое быстро внедряется в каждую клетку организма. Почему-то сразу хотелось стать под душ и смыть из памяти отталкивающие детали больничного туалета, ощущение липкости столовой и сырости постельного белья. Разговор персонала ассоциировался у Охотника с переквакиванием лягушек на болоте, больших, покрытых бородавками. Все эти мелочи гнали прочь из вязкой больничной атмосферы к свежему воздуху и бурлящей городской жизни.
Но в этот раз, Охотник вдыхал воздух больницы с надеждой на избавление от изнуряющей боли. Туалет оказался мучением. Утка, а потом унитаз, окрашивались кровью каждый раз, как только он пытался облегчиться. Медсестрички спасали уколами и казались добрыми феями.
Досаждали опера, следаки. Выматывали душу вопросами. Их мало устраивали его ответы, что перепутал время приезда друга и зашёл к какому-то дебилу, которого не видел раньше, и который проявил отчего-то дикую агрессивность. Надоели так, что Охотник обратился к полковнику. Николай Петрович появился быстро. Разогнал всю полицейско-прокурорскую братию и организовал наиболее интенсивное лечение.
Охотник пошёл на поправку. Полковник заглядывал часто, задавал одни и те же вопросы, ловил его на неточностях. Пришлось поделиться информацией. Сказать, что видел кое-что с флешки рыжего. Но мало и далеко не всё.
Охотник не врал, буквально прошлой ночью он успел прочитать часть информации, проскользнув в ординаторскую. Дежурная медсестра уснула за столом, положив голову на руки. А врач общался, как всегда, с коллегой на нижнем этаже.
Конечно, Охотник сказал, что флешка осталась у рыжего. А сам нащупывал ее, прикреплённую к резинке треников.
Деньги и война.
Как супружеская пара, всегда рядом.
Казалось, что это не новость.
Ан, нет.
Для кого-то Вторая мировая уже история.
Но не для всех.
Многим ещё даёт работу.
Наташе. Рыжему.
Сейчас всё понятно.
Шпионаж – не против государства.
Информация о больших деньгах – для частных лиц.
В полночь Охотник сидел в кладовке с чистым постельным бельём. Он попал в ситуацию, когда под рукой не оказалось привычных любимых вещей и, в том числе, ноутбука и электронных носителей. Поэтому он и проник в тихий уголок, воспользовавшись прихваченными у постовой медсестры ножницами. Условия оказались сносными: небольшой стол, пошатывающийся стул и тёплое покрывало, чтобы укутать зябнущие плечи. Сестра-хозяйка приходила по утрам, а ноут он взял в соседской тумбочке. Парнишку накачали снотворными перед операцией. Целая ночь уединения – настоящий подарок судьбы.
За это время предстояло решить, что выложить полковнику ещё – как бы вспомнить. Николай Петрович, несмотря на слабость Охотника, этим утром вывел его в больничный парк и закинул пробный шар – разузнал подробности, без соседей по палате внимательных к посетителям. Пока Охотник дал только основную информацию. Полковник и так о ней знал. Но надо же что-то было сообщить.
Охотник рассказал, что успел прочитать статью о Ровене Гилберте, его находке и неожиданном обогащении.
Но собеседника мало интересовала биография бывшего строителя нефтеперерабатывающего завода. Николая Петровича ничуть не удивило то, что Гилберт нашел на берегу Северного моря большой металлический цилиндр, достигавший двух метров в длину и почти полтора в поперечнике.
Полковника рассердили подробности о том, как потратив все сбережения, Гилберт доставил находку к себе, и о том, как он вскрывал корпус автогеном.
Лишь с момента, когда Охотник упомянул о найденных внутри цилиндра драгоценностях, Николай Петрович перестал ходить туда-сюда по дорожке, а присел на скамейку и приглушённым голосом спросил:
— На сколько же частей он разделил находку?
Охотник ответил, что в статье таких данных не было:
— Сообщалось, что Гилберт смог увезти с собой, а потом неожиданно для властей откопать клад, который составил около пятидесяти тысяч фунтов стерлингов.
— А сколько же там было всего?
— Думаю, что намно-о-ого больше. Часть была с помощью махинаций обналичена, перевезена в США и вложена в бизнес. Но часть Гилберт спрятал в укромных уголках Уэллса.
В этом месте Николай Петрович встал, а потом вновь сел и с нетерпением спросил:
— Саша, скажи честно, карта захоронений была?
Охотник помолчал, словно вспоминал, что увидел, и утвердительно кивнул головой:
— Только я её не рассматривал. Не успел. Мне попались на глаза чертежи с нацистским грифом «Особо секретно». Я подумал, что там самое важное, и зачитался.
— И что узнал? — начиная опять злиться, спросил полковник. — Возможно ли такое, что существуют другие подобные цилиндры?
— Как вам сказать? В документах рассказывалось о проведении тайной операции секретного подразделения СС по изготовлению нескольких десятков таких цилиндров. Упоминалась, что подводники натягивали особо прочные тросы на глубине трёх тысяч метров, на которых находились замковые устройства. Такие же крепления стояли на огромных металлических полых цилиндрах из специального металла и тяжёлых якорях. Есть предположение, что создавались контейнеры для хранения «золотого запаса партии». Над цилиндрами должны были разместить сигнальные маячки, они оказывались под водой всего на глубине около тридцати метров, и могли быть найдены специальной аппаратурой. Гилберту попался очень похожий контейнер. Но сказать, были или нет, заполнены другие ёмкости и спущены под воду, нельзя. Письменных подтверждений нет.
— Как думаешь, Саша, возможно ли найти контейнеры, или хотя бы узнать, опускались они под воду?
— Узнать – это вряд ли. Всю документацию заграбастала английская разведка и надёжно спрятала.
Полковник встал и прошёлся по аллеи парка. Подойдя, спросил:
— План захоронений сокровищ Гилберта настоящий?
— Николай Петрович, я видел электронный вариант мельком! — возмутился Охотник.
Полковник вновь прошёлся по аллеи. Вернулся и сказал:
— Саша, надо искать Рыжего.
— Ага, — присвистнул Охотник, — выскочил он за границу. Ищи ветра в поле.
— Почему за границу, Саша?
«А действительно, почему?» — подумал Охотник. Да только потому, что Наташа рвалась уехать в Прагу! И он, дурак, подумал, что Рыжий уедет следом. Но он в России. Тем более, полковник подтвердил, что муж Наташи вёз информацию для одного известного человека живущего в Подмосковье.
От мысли, что Рыжий где-то рядом, стало не по себе. Вернее, Охотник даже поёжился от страха. Заныли почки, и застыл позвоночник. Но Николай Петрович, конечно же, не обратил внимания. А, сожалея, отметил, что Александр едва двигается, и ушёл, обещая вернуться. «Как Карлсон Малышу», — подумал Охотник, провожая его взглядом.
Воспоминания об утренней прогулке прервали странные шаги, послышавшиеся за дверью в коридоре. Звуки в ночной больнице всегда почему-то становятся гулкими и звонкими. Шаги были не шаркающие, как у больных, не весело стучащие, как у медсестричек, не уверенные, как у врачей – такие звуки мог издавать человек, крадущийся по коридору. Возле кладовки шаги затихли, защёлкала ручка на двери. Охотник вздрогнул, выдернул флешку и зажал в кулаке. Тихонько встал, скинул тапочки и, чуть дыша, подошёл к двери. В замочную скважину пробился лучик света. «Фонарик», — догадался Охотник. Понял, что кладовку сейчас вскроют, и его охватил ужас, как тогда, на скамейке в парке.
Медленно выдохнул, а затем вдохнул знакомый запах больницы, чтобы приободриться, и уловил слабый аромат мускатного ореха, просачивающейся в щель между проёмом и дверью. Так пахло от рыжего, когда он наносил свой последний джеб.
Нестерпимо, до боли, захотелось отлить. Охотник зажал рукой пах и наткнулся на ножницы, лежащие в кармане. Совсем забыл, что открывал ими замок кладовки.
Александр засунул остриё находки в замочную скважину в надежде, что ночной пришелец не сможет вставить отмычку.
Он стоял, затаив дыхание, сердце стучало отчётливо, мешая прислушиваться. Ввязываться в драку не хотелось, поскольку выигрыш заранее определён – не в его пользу. Не потому, что слабак или трус. Избитое тело ещё ныло и отдавало болью при резких движениях и наклонах, руки временами дрожали, а передвигаемый стул как-то уж значительно весил порой.
Физики правы – время нестандартная величина.
Оно может растягиваться и сжиматься, лететь и тянуться.
Но в самый напряжённый момент – замирает.
Зависает и страшно пошевелиться,
столкнуть стрелки вперёд,
чтобы начать отсчёт.
— Эй, вы почему в верхней одежде? — раздался громкий голос дежурной медсестры. — Вы кто? Вы что тут делаете?
Потом послышалась возня и приглушённый стук предмета, падающего на пол. «Блин, он что, медсестру завалил?» — подумал Охотник, и незваные мураши заскользили между лопаток.
Дверцу кладовой больше никто не трогал. Уверенные мужские шаги, словно впечатывающие гвозди пятками в пол, стали удаляться по коридору в сторону его, Охотника, палаты.
Неяркий свет монитора ноутбука высветил на полке стопку с суднами. И едва Александр воспользовался одним из них, как раздался крик, вернее, визг женщины, похожий на сирену:
— А-а-а! Убили! Катю убили!
Захлопали дверцы палат, забубнили голоса, а потом низкий мужской голос громко забасил:
— Держите, держите гада! Он Петровича чуть подушкой не удушил. Хорошо, что я проснулся.
«Петрович рядом со мной лежит, — пронеслось в голове у Охотника. — Значит, не ошибся, по мою душу рыжий приходил».
Александр долго прислушивался к разговорам и шуму в коридоре. Медсестры унесли куда-то Катю, разогнали больных по палатам, потом топтались полицейские, опрашивая свидетелей. Под этот гул Охотник не заметил, как заснул, привалившись к дверям. Разбудило его нестерпимое желание сходить в туалет – дождь барабанил по отливу окна. В отделении стояла тишина, и Охотник рискнул отомкнуть замок, выглянуть в коридор. Никого не увидев, прихватив ноут и использованное судно, он поспешил в туалет.
Страх – великая сила.
Пожалуй, такая же, как ненависть и месть.
Она выдавливает из личности достоинство, принципы, совесть.
В обед Охотника навестил Николай Петрович, и Александр, сидя на лавочке, возбуждённо шептал ему о необходимости охраны. Ощущать себя жалкой, никчёмной персоной было мерзко. Но представлять себя трупом в руках рыжего не хотелось вовсе.
Вначале, полковник сомневался в таких мерах, но, увидев следователя местного отделения полиции и побеседовав с ним, уступил. Так Александр познакомился с Костяном.
Телохранитель Охотнику понравился – обычный, простой парень, с огромными кулаками, бицепсами и ростом. Он забирал Охотника вечерами после последних процедур и уводил на квартиру рядом с больницей. Вечера стали более весёлыми: телевизор, карты, нарушение диеты. Утром Костян приводил Охотника назад, доводил до палаты и прощался. Николай Петрович считал, что днём, когда в отделении суетится масса народа, рыжий не покажется.
В этом полковник оказался прав. Он не учёл другого, того, что муж Наташи хитёр, и то, что ему, как и Николаю Петровичу, нужна флешка, которая чудом попала к Александру.
Охотник столкнулся нос к носу с рыжим утром в больничном дворе. Муж Наташи успел схватить Александра за полу расстёгнутой куртки. Но удержать не смог. Сработали навыки длительных тренировок, и Охотник смог нанести удар правой здоровой рукой снизу вверх в челюсть. И тут же дополнил натиск ударом ноги по бедренной кости и, повернувшись, рванул назад к выходу на улицу. Обычно мелькавший сзади Костян отсутствовал. Рыжий зарычал, догнал Охотника и толчком в спину повалил на асфальт. Вывернул руку и, схватив шею пальцами, как клещами, давил на неё до тех пор, требуя флешку, что Александр понял, что если не отдаст её прямо сейчас, потом для него самого не наступит никогда.
Свободной рукой Охотник вытащил из кармана брюк флешку, и рыжий тут же ее отобрал. Дальше Александр вообще ничего не помнил, кроме боли, и узнал обо всём из бурных возмущений полковника и оправдательных слов Костяна.
Телохранителя отвлёк незнакомый мальчишка, зашвыряв того камнями. И Костян, решив провести внушение, попытался поймать негодника. Но безуспешно. Несколько минут Наташиному мужу хватило на то, чтобы выловить Александра и отобрать флешку. А вот избавиться от сильных рук Костяна не удалось – в азарте драки, тот, как позже каялся полковнику, нечаянно сломал рыжему шейные позвонки.
Костян временно пропал, видимо, объяснялся в полиции. Да и охрана больше была не нужна. Николай Петрович ликовал – он раздобыл нужные данные. Но несколько дней здорово распекал Александра за сокрытие флешки от него. Видно радость оказалась сильнее, потому что Охотника всё же оставили в покое, и отношение персонала не изменилось. А светловолосая Катенька, которая почти не пострадала от рук рыжего, строила глазки, вероятно думая, что Александр – очень важная персона.
Безделье всегда казалось тягомотиной.
Стало ещё хуже.
Съедают мысли о Наташе.
Сказать ли о прошлой любви?
Нужны ли ей его чувства?
Костян появился к концу недели. Ввалился шумно, с прибаутками, с пакетами и ноутом под мышкой. Рассмешил дремлющих соседей, рассказал пару не вполне приличных анекдотов и передал пламенный привет от полковника:
— Старик сейчас занят, — сообщил он, садясь на край кровати. — Но через пару деньков заглянет.
— Мы с ним всё обсудили вроде. Тебя отпустили?
— Николай Петрович имеет на тебя планы, Сашок. Ты ещё не всё отработал. А мне что? Я – оперативник, охранял важного свидетеля. Потаскают, конечно, немного. Попробуют припаять превышение, да на том их попытки прекратятся.
— Я – свидетель?
— А кто же? Ты же видел киллера, что того бизнесмена завалил в феврале. Вот и проходишь свидетелем по делу.
Охотник скис, ему казалось, что это его приключение кончилось со смертью рыжего.
Но оказывается, от полковника вырваться непросто. Полученная информация на рыбалке у Семёна не просто нуждается в проверке, а требует скорейшего документального подтверждения и поездки на Ближний Восток. Только там Охотник сможет найти компромат на «скромного» Николая Петровича. А вот как это сделать?
Ночами одолевали мысли о Наташе. Они роились в голове, вытаскивая подробности из прошлого и настоящего. Засыпая далеко за полночью, каждый раз приходил к соглашению со своим желанием: то что было – прошло. К Наташе он больше не поедет.
Кладбище – не только место захоронения тел.
Это способ погребения своих надежд, радости и мечты.
Горе Наташи безмерно.
Воскресить былые отношения и любовь не удастся.
Это ясно, как и то, что умершие не встанут из могил.
Охотник всё же передумал и попросил Костю отвезти его на кладбище. Дождь лил вторые сутки, словно плакальщица, нагоняя тоску. Они стояли внутри оградки, возле памятника совсем неизвестного человека, и им хорошо было видно место погребения мужа Наташи.
Рыжего похоронили, и люди, тихо перешёптываясь, шли к выходу. Наташа ушла последней. Её вела, поддерживая под руку, пожилая женщина – несостоявшаяся тёща Охотника. Он узнал её, спустя пять лет.
Горе никого не красит, но Охотника поразила мысль, что сейчас эти две женщины очень похожи. И не внешностью – возрастом. Обе ссутулившиеся, с трудом переставляющие ноги, с резко обозначенными морщинами и бордовыми кругами под газами, похожими на провалы. У ограды, где стояли Охотник и Костян, Наташа пошатнулась, её спутница вскрикнула и позвала кого-то из родственников. Молодой человек подбежал и помог женщинам добраться до машины. Эти трое, одетых в чёрное, прошли совсем близко, но Охотник, повернувшись спиной к дорожке, так и не посмел окликнуть Наташу. Он понял, что ей не нужно его признание в любви, да и в такой момент оно окажется не к месту.
Солнце разогнало тучи.
Чириканье птах уверяет в радости жизни.
Вновь пробуждаются надежды.
А вдруг?
Бывает же, что фортуна выкидывает нужную карту?
Бывает?
Охотника не покидало желание вновь увидеть Наташу. Сказать ей запоздалые слова любви, посочувствовать, а, быть может, и пожалеть. Смерть рыжего произвела на Охотника угнетающие впечатление. Казалось, что он должен ликовать, или, по крайней мере, радоваться избавлению от постоянной смертельной угрозы. А на самом деле выходило иначе. Рыжий даже после смерти стоял между Наташей и Охотником.
Есть же такие поганые люди.
Своей жизнью и своей смертью отравляют жизнь другим.
Вклиниваются в счастье чужого и долбят по нему.
Пока оно не треснет на мелкие кусочки.
Соберёшь осколки перемешанные.
А сложить из них картинку весёлую – не получается.
Ранят такие осколки.
Больно.
Глубоко.
Ожидание чуда уверенно поселилось внутри. Но встреча оказалась неожиданной. Николай Петрович вывел Охотника на прогулку в больничный парк:
— Дохляк ты, Сашка! Давно надо быть в Шотландии, а ты всё температуришь. Уж сколько в тебя лекарств влили, а?
— Много…
— Вот. Любой другой мужик побежал бы бегом от такого лечения. А ты только от рыжего бегал.
Охотник терпеливо выслушивал укоры полковника, втихаря посмеиваясь над его армейским способом строить фразы, и надеялся на то, что Николай Петрович махнёт на него рукой и пошлёт кого-нибудь другого. Поэтому подкидывал идеи:
— Может, пусть Костян летит? Он и сильный, и ловкий, и с оружием умеет обращаться…
— И дебил – выполняет точно, что велено. И то не всегда! – Николай Петрович явно намекал на рыжего.
Вот тут неожиданно появилась она, Наталья. И сходу, без какого-либо «здрасти» отвесила Охотнику оплеуху. Потом вторую, третью, четвертую. И сколько бы их оказалось, ещё неизвестно, если бы Костян не удержал руки женщины и не скрутил их. Наталья рвалась к Охотнику, выплёвывала ругательства вперемешку со словами ненависти и угрозы.
Идиотскую ситуацию разрулил полковник. Хорошо поставленным голосом он рявкнул: «Прекратить!» и, опешив, Наталья умолкла.
Николай Петрович приблизился к женщине и потребовал изъясняться почётче и без рукоприкладства. Александр отметил, что для Наташи последние дни оказались тяжёлыми: тусклые волосы, серый цвет лица, круги под глазами хоть и неяркие, но хорошо заметные. К ним добавились отёки, делавшие её сейчас похожей на китаянку. Юбка и жакет, ранее всегда идеально сидящие на фигуре, сейчас обвисли и лежали по бокам неровными линиями.
Наташа прикрыла глаза, потом несколько раз глубоко вздохнула и, посмотрев на Охотника, произнесла:
— Из-за этого мерзавца я лишилась мужа, и мой ребёнок потерял отца! Я должна отомстить!
Николай Петрович ухмыльнулся и грубо оборвал Наташу:
— Не выдумывайте. Ваш муж, впрочем, как и вы, ввязался в сомнительные игры, где не миндальничают, а стреляют…
Женщина перебила:
— Но если бы не Саша!
— Если бы не глупость Александра, не его симпатия к вам, то ваши заказчики не знали о провале. И я получил бы фору. Так что не ломайте комедию! Вы могли навестить его в другое время и высказать всё, что хотели. Но вы подошли в тот момент, когда здесь находился я. Мне известно, что два и два – не шесть. Ну, и зачем я вам нужен?
Охотник смотрел на Наташу, очень хотелось увидеть ее прежнюю. Но она выглядела старше, отталкивала обыденностью и видом уличной торговки. Разительная перемена! Костян отпустил её. И она заговорила, как тётка с Привоза:
— Мне всё равно, кто деньги заплатит: вы или другой. Прежний заказчик с мужем общался. А я, помощница – выполняла, что прикажет. Заказчик не хочет иметь со мной дел, требует вернуть аванс.
— И вы, девушка, хотели выбить деньги из Александра? Попросили бы лучше. Он – добрая душа все средства свои и так бы вам отдал. Ведь так, Саша?
Охотник молчал, рассматривая трещины на асфальтной дорожке, напоминающие выжженные солнцем поля. Сейчас ему казалось, что снимать репортажи в Ираке было проще, чем сидеть вот здесь и разочаровываться в своей первой и единственной любви.
— Я не хочу его денег! Больше и он мне не нужен! — Наталья сглотнула комок, вытащила из сумки конверт, подошла к Охотнику и, достав фотографии, швырнула ему в лицо:
— Вот посмотри, внимательно посмотри. Сына он захотел! А фигушки! Не твой он!
Мечты рушатся внезапно.
И даже, если стоишь на твёрдой земле.
Летишь в пропасть.
И не за что уцепиться.
И не хочется спасения.
Стопка фотографий, ударившись о лицо, рассыпалась на отдельные снимки, которые, подхваченные лёгким ветерком, полетели по дорожке и, сменив направление, упали врассыпную на яркую весеннюю траву. Один, самый большой, цветной снимок упал под ноги Охотнику. Он смог рассмотреть портрет ребёнка. Знакомый по другим фотографиям мальчишка стоял без кепки на берегу реки. Он держал за ноги лягушонка. Весёлая детская мордашка, вся в рыжих конопушках, рыжие, короткостриженые волосы непросто напоминали Наташиного мужа, а были его точной копией.
Охотник вроде бы и не отлучался никуда, и сидел на той же лавочке, но мысли унеслись вдаль, к ветвям с нераспустившейся листвой, к голубому небу с надвигающейся грязно-серой тучей, и вернулись разбитой мечтой, самым большим разочарованием в жизни. Он пропустил часть разговора. Наташа говорила уже более спокойным тоном:
— Я в курсе всех дел своего мужа, владею информацией, у меня есть друзья и знакомые в Англии. И я готова работать на вас, полковник.
— Вы врёте, Наталья Андреевна! По всем пунктам, — голос полковника опять повысился. — Но если у вас будет желание рассказать мне нечто интересное, то позвоните Косте. Вы, кажется, с ним уже познакомились. Проводи, Константин, гостью. И договоритесь о встрече.
Охотник видел, каким недобрым взглядом Наталья посмотрела на Костяна. Впрочем, как ни старался Александр вспомнить её другой, нежный, ласковый взгляд, не смог. А может, она никогда и не смотрела так, как умеет смотреть на мир жена Семёна? От досады Охотник помотал головой: «И чего он вдруг вспомнил чужую жену?»
Тем временем Николай Петрович бродил по дорожке и посматривал на Охотника. Потом подошёл, сел на лавочку рядом с ним и сказал:
— Я время, Саш, потяну. Недельку – другую. Дам поручение твоей Наташе. А ты настраивайся на Англию. Надо, надо ехать, а то перехватят славный куш. Ить, мать их, как заволновались.
Полковник дал Охотнику не две, три недели на «отлёжку», посадил в самолёт и проводил до трапа.
Гул двигателей на взлёте всегда вызывал приятное ожидание нового приключения, драйва. В этот раз душу грызли досада и упрямство. И даже нежно золотистые облака, расстилающиеся барханами в иллюминаторе на десятикилометровой высоте, не принесли умиротворения. Слова сами сложились в строчки:
Мир наизнанку открылся.
Солнце внизу под ногами.
Лик из-за тучи являет
Пакка*, бедою грозя.
Мчусь, облака обгоняя,
Точно теряя рассудок.
Прошлое болью терзает,
Душу свивая жгутом.
Дендрит (биологич.) Дендрит, ветвящийся отросток нервной клетки, воспринимающий возбуждающие или тормозные влияния др. нейронов или рецепторных клеток.
Пакка – уэльское имя Сатаны
Деволюция (от лат. devolutio «свёртывание») – в конституционно-правовой практике ряда стран – передача (делегирование) центральными правительственными органами части своих полномочий местным органам власти.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2014
Свидетельство о публикации №214041200117
обсуждение
http://www.proza.ru/comments.html?2014/04/12/117