... и вот однажды в сиянии утра я вижу ангела. Он стоит спиной к окну, но, кажется, нисколько не заслоняет света. Жданный, желанный, он пришел... Но что же я?
Моя душа – маленькая девочка в красном платьице – подбегает к столу и с тарелки, на которой празднично высится пасхальный кулич, берет крашенку. Зажав ее в кулачке, она так же порывисто спешит к ангелу и, приблизившись, вкладывает свой дар в сложенные лодочкой руки. Замкнув яйцо в ладонях, ангел прижимает их к сердцу – дар принят.
Я медлю... Вот сейчас... сейчас соберу букет лучших чувств – из чистых восторгов, из молитвенных обращений, из самоотверженный стремлений – и поднесу их Прекрасному... Поток чистого света, готовый поднять меня над обыденным, прерывает мысль стыда: ведь Он, прокладывающий нити жизни в самых разных условиях, был ко мне бесконечно милосерден; Он не предложил мне чутко ступать над пропастью, подобно канатоходцу, и не проложил нить жизни среди скал грозных опасностей; Он уложил ее на прочное основание в мирном беспечальном месте и сказал: «Иди прямо! Я с тобою всегда». Но шла ли я прямо? Нет. Я помню свои прыжки вокруг да около, помню, как уходила земля из-под ног, как мерк свет... Как подойду к Твоему вестнику, если так небрежно распорядилась Твоим щедрым даром?..
Под бременем тягостных мыслей я закрываю глаза, а когда открываю их снова...
Глаза его лучились любовью, обволакивали сердце, открывали в нем радостное приятие окружающего – дивной чистоты высокого неба, превосходного, поистине райского, сада, милых и приветливых людей, которые вместе со мной ожидали, что им скажет дивный юноша в белых одеждах.
– Ну что ж, друзья, давайте поднимемся на первую площадку, – предложил ангел и стал легко восходить по лестнице, ведущей на вершину горы. Широкие ее ступени по центру были разделены каскадом падающей вуалью воды, а по сторонам богатым ковром легли растительные узоры с простой, но безупречно правильной геометрией.
Одним махом одолели мы подъем в двадцать ступеней и остановились, готовые внимать речам нашего водителя. Однако то, о чем он заговорил, опрокинуло чаши восторженности.
– Друзья мои, кто из вас убивал человека, поднимите руки...
Мы были немы, недвижны и крайне озадачены: разве среди нас могли быть такие? И правда, никто не поднял руки.
– А было ли с вами такое, что, наблюдая сцены убийства, вы относились к происходящему одобрительно?
Один мужчина неуверенно потянул руку вверх, и я подумала: а ведь бывало, что я чувствовала удовлетворение, когда видела в кино, как правые с оружием в руках побеждали неправых... Нашлись и другие, которые так же, как и я, честно оценили свои чувства и подняли руку – их было немного. Все прочие недоуменно переглядываясь, выжидали. И тогда ангел сказал:
– Убивая человека или мысленно поддерживая убийство, мы бросаем в океан жизни отравленный камень. Волны от его падения расходятся по всему океану, отравляя его. Знайте, убивая одного человека, вы убиваете все человечество.
На глаза навернулись слезы: как же трудно лицом к лицу встретиться со своей нехорошестью!
– Пусть те, кто поднял руки, идут теперь по одну сторону каскада, а мы пойдем за тобой по другую, – обратилась к ангелу одна из «праведных».
– Если никто не против, давайте сделаем так, – согласился он.
Но уже на следующей остановке нелепость такого разделения стала очевидной, ибо здесь ангел попросил ответствовать тех, кто хотя бы раз в жизни солгал.
После признания себя убийцей, мне было уже не страшно подтвердить использование мной обмана как средства достижения своих целей. Странно, но признавшиеся вновь оказались в меньшинстве. Лишь тогда, когда ангел сказал, что не только отравляющие океан жизни ложью повинны, но и те, кто, слыша ее, не противятся ей, число поднятых рук умножилось. Меня потянуло посмотреть в глаза тех, кто был уверен в своей исключительной правдивости, но из них поблизости оказалась только пожилая женщина, которая не так давно предлагала нам разделиться на группы. К сожалению, она была в темных очках, и мне так и не довелось узнать, сознательно ли она шла на обман или же была по-детски невежественна.
Продолжая подъем среди калейдоскопа зелени разных оттенков, украшенной голубыми, белыми и оранжевыми цветами, я размышляла об откровенности природы. В ней нет ничего лживого, она бесхитростна со времен своего возникновения и по сей час. Но человек настолько удалился от изначальной разумности матери-жизни, что даже помимо воли порой вынужден лгать, хотя бы из чувства самосохранения. Оправдывает ли это меня? Думаю, нет.
На третьей остановке ангел напомнил о недопустимости осуждения. Мужчина, который в начале нашего похода первым поднял руку, поинтересовался у него, как относиться к самоосуждению.
Недалеко от подножия лестницы росло молодое дерево. Показав на него, ангел сказал:
– Мудрый садовник, заметив, что ствол дерева искривляется, привяжет его к прочной опоре – он не станет выпрямлять его с помощью топора.
Не подходите к человеку с топором – ни к себе, ни к кому другому.
Дерево, предохраненное от искривления, постепенно выровняется. Так и человек, чью деятельность ограничивают законы матери-жизни, со временем научится себя вести и перестанет давать повод для неодобрения.
Женщина в очках недоуменно хмыкнула:
– Если бы мы ждали, пока человека научит жизнь, человечество бы самоуничтожилось – все мы не безгрешны.
– Пожалуй, – улыбнулся ангел. – Полагаю, вас спасает то, что зло вы творите не одновременно. Представьте человека каплей в океане и вообразите, что ударится она о берег, только будучи в составе очередной волны. Другие капли, находящиеся вдали от берега, только до времени будут охранены от удара. Но когда-то настанет их черед...
Подъем на следующую площадку затянулся: молодежь спешила вперед, люди в возрасте шли с отставанием. Отстала и я, засмотревшись на игру двух мотыльков. Белые и голубые крылышки трепетали, перемещая бабочек в разные стороны, но при этом расстояние между ними было неизменным, словно их соединяла невидимая нить. Каково же было мое удивление, когда в продолжение беседы ангел заговорил о привязанностях. Все мы дружно подняли руки, признаваясь в том, что имеем в жизни что-то такое, без чего не мыслим ее. И тогда для преодоления следующих пятидесяти ступеней наш вожатый предложил разбиться на пары, где более энергичный ходок вел бы за руку отстающего.
Моим помощником оказался худенький паренек в черной майке. Несмотря на худобу, он рьяно тащил меня наверх, лишь изредка позволяя перевести дух. Я видела его досаду, когда наверху он обнаружил, что мы пришли вторыми, и поспешила извиниться, но в ответ он лишь пожал плечами и отвернулся.
Когда все, наконец, были в сборе, ангел сказал:
– Привязанности прочными энергетическими нитями приковывают вас к предмету вашего обожания – к человеку, животному или вещи... В случае их потери, эта зависимость превращает вашу жизнь в трагедию. Но потери неминуемы... И тем более вы лишитесь всего, что вам дорого ныне, после вашей смерти.
– А любовь? Любовь – это тоже привязанность, – зазвучал высокий женский голос.
– Любовь и привязанность – две стороны одной вещи, только в одном случае мы видим ее лицо, а в другом она вывернута наизнанку – нам остается только догадываться о яркости ее окраски, о ее рисунке или фасоне – одним словом, в ней нет ни красоты, ни гармонии.
Да, нить любви прочна, как и нить привязанности, но исходящая из сердца, она достаточно эластична, позволяя объекту любви отдаляться и даже теряться, но при том всегда оставляя надежду на встречу и сердечную взаимность. Нити привязанностей – порождения ума, – напротив, жестки. Любовь дарит свободу, привязанность обрекает на болезненную зависимость.
Впереди вас ждет еще более длинный переход без остановки, потому я вновь предлагаю разбиться на пары. Только теперь прошу, даже настоятельно рекомендую, составить пары только по взаимному желанию.
Пар образовалось совсем мало. Мальчик в черной майке, видимо не оставляя надежду на лидерство, выбрал вместо меня сухопарого, седовласого мужчину, отчего мне стало немного обидно. Отвернувшись от него, я тут же встретилась глазами с ангелом. Он ласково глядел на меня и, как будто ко мне одной, говорил:
– Не стоит привязываться также и к тому, что не имеет формы, – к будущему результату ваших трудов, к любым ожиданиям или к тому, что было с вами в прошлом. Это все равно, что идти с головой, обращенной только вперед или повернутой назад, пренебрегая возможностями, которые появляются на пути.
И меньше всего стоит связывать свое движение к цели с мнением окружающих. Ваше настроение не должно зависеть от того, что думают о вас люди. Даже неодобрение друзей – не повод для расстройства.
– Ну вот, я в полном порядке, – стряхнула я с себя остатки огорчения. – Вместо того чтобы киснуть, дай-ка и я попробую кому-нибудь помочь.
Подвинувшись к женщине в темных очках, я взяла ее за руку, но она ее сразу же высвободила. Было отрадно, что поведение моей соседки меня ничуть не задело, однако недоумение в моем взгляде не могло укрыться от нее.
– А ты посмотри на себя и на меня, – усмехнулась женщина, – я в два раза шире тебя буду.
– Ну и что? Давайте хотя бы попробуем, – я решительно взяла ее за руку и потянула за собой, чтобы поспеть за остальными, уже одолевшими первые ступени.
Полдороги мы прошли относительно спокойно, но потом мне начало казаться, что я волоку за собой невероятную тяжесть, как тогда, в детстве, когда во время сбора металлолома, я пыталась дотащить до школьного двора чугунную батарею. Может быть потому, что на палящем солнце так тяжело пульсировала кровь и перед глазами то и дело возникали огненные вспышки, я не сразу обратила внимание на слова, которые всплыли в уме. Лишь повторившись, они обрели смысл:
– Не бери на себя чужую ношу, не удлиняй своего пути.
Пораженная, я остановилась, замотала головой... в глазах потемнело и мне пришлось опуститься на колени... Однако, очнувшись, я была не менее поражена окружавшей меня темнотой: над головой открытой бездной чернело небо, испещренное мириадами звезд. Словно стараясь превзойти небесную твердь изобилием источников света, гора празднично сияла множеством фонарей, превращая убранные цветочными узорами терассы в непередаваемо роскошные декорации. В довершение обнаружилось, что вокруг нет ни души.
Замелькали, закружились мысли:
– Что делать, как быть?.. Внизу меня никто не ждет, а там наверху, быть может, поджидает ангел. Я всегда мечтала об этой встрече... Ведь что-то важное происходит на таких встречах. Или уже произошло?..
Кому-то может показаться странным мое решение завершить подъем, но я предпочла пойти тем путем, которым, как мне казалось, прошел ангел. Подражая ему, на каждой новой площадке, я делала остановки, спрашивая себя, что бы сказал он. Мысли мои – пресный хлеб – в сравнении с его наставлениями – сдобными куличами – казались совершенно безвкусными. Чем бесплодно умствовать, не лучше ли поддаться очарованию ночи, с ее призрачным блеском, свежими ароматами и волшебной кантиленой природы?.. Расслабившись, я не заметила, как мысль – мне не свойственная – начала разворачивать свой свиток:
– Принимая решения, помни: что бы ты ни сделала, твое действие, твоя мысль усилит в океане жизни волны созвучные: страх умножит страх, радость увеличит подъем радости, а страдание немедленно воззовет к страданию, углубив его. И кто-то, находящийся под их воздействием, сильнее обрадуется или огорчится, или вовсе падет духом, не в силах сопротивляться горю. К тебе самой в каждое мгновение приходят волны воздействий, и ты звучишь, звучишь постоянно – в мыслях, чувствах, действиях...
Поднимаясь выше, я представляла себя связанной с мирозданием миллионами нитей. Нити тянулись от меня далеко во все стороны, и каждое мое внутреннее движение отзывалось во всем мире по соответствию. Я чувствовала себя звонарем и колоколом одновременно. И вдруг начала понимать, что сделанное однажды, кем бы то ни было, сделано в то же время и мной. Я не могу отгородиться, объявить себя непричастной к происходящему: ведь это мы – убиваем, мы – заставляем других страдать и мы – можем построить мир растущей радости, стоит только взяться за это сообща. Нет места осуждению и обидам, ибо проступок брата – это мой проступок, нет места равнодушию – оставить брата без помощи все равно, что лишить самого себя веры в будущее, нет места нелюбви... Я – звонарь, я и колокол... Нити, связывающие меня с миром, – провода, по которым должна течь любовь... только любовь... от меня... и ко мне...
Кипели в голове мысли, мелькали под ногами ступени... Так, незаметно для себя, дошла я до конца лестницы. Ступив на землю, огляделась – нигде, никого... Глаза мои наполнились слезами.
– Ну что ты, полно, – утешала я себя. – Может, все уже там, в этом величественном храме, венчающем гору. Да дверь его пока заперта. Но настанет день, и она непременно отворится.
Я опустилась на холодные ступени храма, чтобы ждать. Ночь продолжала играть свой спектакль...
Выхожу из забытья... Восток приветствует меня солнечным светом. Неужели все еще утро? Тогда... О да, мой дивный гость все еще там, у окна!.. Я вскакиваю и спешу к нему, и, добежав, замираю, остановленная невидимой силой. Вглядываюсь в ясные, полные неземного сияния очи, и чую... чую, как рассыпаются все построения ума...
Легким дуновением доносится до меня тихое: «Люби!»
На пасхальном столе сами собой зажигаются свечи...