Вечера, в которые Юлия и Юлий находились дома, иногда проходили в беседе. Тема, как правило, была одна, а именно женская натура. Юлию был очень интересен этот предмет, а сестра как никто подходила под один из самых любопытных типов этого пола. Ошибка Юлии состояла в том, что она намеренно и постоянно защищала женский пол, что и не удивительно, однако в разговоре с братом этим порой нужно было поступиться. Суть состояла в том, что если Юлию поддакивали, то он начинал сомневаться в своей некогда абсолютной Истине, но сестра этого не понимала. Она вообще мало, что понимала и понимать желала.
Она выросла в потоке постоянной любви, вечного внимания и неподдельной роскоши и мысли брата ей были далеки. Юлий ее внушал мысль, что женщины на протяжении всей истории требовали себе равных прав, но когда они это получили, то осознали побочный продукт — аналогичные обязательства. Все оказалось не так просто. Их наивность вновь подвила. Женщины слишком глупы, чтобы посмотреть чуть-чуть дальше. Их привычка все проблемы с мужчинами решать только своим телом стала терять свою популярность. Мужчины всегда понимали, что есть женщины, которые им доступны постоянно, поэтому добиваться очередной такой же пустышки просто бессмысленно.
Туман над человечеством сгущался, а люди все влюблялись. И какое же отвращение ощущал Юлий, когда видел эти сентиментальные и заботливые пары на улице. Он часто выходил гулять по вечерам, пока сестра разъезжала по клубам. Он впитывал моральный смрад и еще более не переносил людей. Всю их якобы искренность он называл наигранной. Юлий прекрасно видел, как какой-нибудь паренек засматривался на проходящих красавиц, хотя сам шел за руку со своей девушкой. Или не со своей? А так просто, взял погонять? Это смешно. К сожалению, косметика не способна украсить душу. Гниль внутренняя уже чувствовалась по запаху. Все эти прикосновения, ласки, объятия — лишь бутафорский грим, не более. Поэтому у него и не было никогда хороших друзей, с которыми он мог посидеть в какой-нибудь засранной кафешке и попить просроченного пива. Наверное, именно поэтому… Но прогулки он любил. Садился в уголок какого-нибудь ночного заведения и рассматривал окружающих. Он видел, как они ощущают наслаждение просто от того, что сейчас именно ночь. Юлий наблюдал, как они употребляют различные вещества, от которых их зрачки становились огромными. Но понимал, что в основе всего лишь самовнушение. Поэтому усматривал лишь бессмысленную трату денег. Хотя деньги для него были абсолютно ничем. Он осознавал их необходимость, но заработком их занималась сестра. Его полностью устраивала положение иждивенца. Юлий просто ждал, когда сестра не выдержит и заставит его заработать что-нибудь самому. Однако такого никогда не было. Работы он не боялся, а только ждал, когда сыграет не «сестринская заботливость», а «женское самолюбие», но оно играло в другую сторону. Сестра лишь более просила с тех мужчин, что ее имели. Юлий не просто оказался умнее тех богачей, а нагло пользовался ими. Они же с огромными усилиями зарабатывали свои миллионы, а ему нужно было просто быть и ничего не делать. Хозяин жизни, не иначе.
Красивые люди были везде, но нужно было подчеркивать свою красоту, считал Юлий. Но подчеркивать не внешность, это примитив, а нутро свое, хоть и это банально.
Юлий всегда удивлялся, почему эти хваленые ученые мужи не создают ничего оригинального. Он читал эти псевдофилософские работы, хотя возможно так именно и выглядели истинно философские труды, и уже на заголовке был разочарован. Они даже называли их смешно: «Проблема свободы в философии Ф. Ницше», «Анализ гносеологии Платона» и т. п. Эти доктора изначально обозначали свою заурядность. Ничего оригинального. Только глупый разбор работ великих умов, но это может прочесть каждый другой, зачем им ваши анализы? Человек и так прекращала мыслить, а тут уже чужие мысли смакуют и разжевывают. При этом если они получали в руки что-то выходящее за грани их восприятия, то это было обвалено критикой. Что же самоучка позволил себе такое? Как он мог написать столько настоящее правды? Да кто он вообще такой? А это оказывался обычный не по годам взрослый юноша, который не так много знал, но слишком многое понимал без чужих зазубренных шаблонов.
Юлий всегда удивлялся тем людям, которые любили ставить планки, чтобы похвастать перед остальными своими «сказочными результатами». К чему все это было, неизвестно. В конечном счете, человек определял лишь свою планку, которую мог побить, и побивал, другой человек. Но первый уже никогда не прыгнет выше, никогда! Так вот, главное, чтобы новый «чемпион» совершал свой поступок не ради очередной планки, а для демонстрации глупости предыдущего. Такой человек уже достигал колоссального результата, который не рассматривался в пространстве соревнований, а сразу впечатывался в память, как рекорд и идеал. Он имел конкурентов, такие вещи были выше смешных состязаний.
Юлий со временем был все больше согласен с Фрейдом, хоть и считал его озабоченным стариком. Фрейд опередил свое время. Тогда секс не имел такого значения, но сейчас он плотно засел в сознании людей. И это стало нормальным. Это показательным и нормальным. Что будет далее, если восьмилетняя девочка танцует стриптиз перед тремя пятнадцатилетними? И тут уже не стоит искать правых и виноватых. И тут уже выхода не найти, к сожалению. Просто наблюдайте родители дочек, как ваших детей дешево используют.
К чему Юлий все это думал? Он даже не переносил глагол «думать» после того, как Камю раскрыл ему на это глаза. Думают только глупцы, правильно. Но и знают такие же глупцы. Есть те, кто ощущают, но все-таки все мы глупцы. Этой ночью он вновь покинул свой серый дом для прогулки. И в его голове бродили две самые, пожалуй, надоедливые мысли, которые когда-либо там рождались. Почему основная масса его ровесников и некогда друзей так сладостно наслаждается жизнью? Почему они употребляют алкоголь, спят друг с другом, гуляют, ЖИВУТ, а он не может? Они так беззаботны. Всегда дружны. Совместные перепалки, совместные постели, совместные воспоминания. А у него ничего такого. Пару людей, которые ему даже не друзья, а только наименее противны, чем все остальные. Он не считал себя «степным волком» Гессе, это слишком лестно для его скромной и убогой натуры, нет. Он чувствовал себя неправильной песчинкой на этом пляже любви и дружбы, поэтому море и забрало его первым и навсегда. Когда сестра спрашивала его, есть ли у него друзья, то он называл Ницше, Шопенгауэра, Достоевского, Гессе, Пелевина и даже Паланика. Их было много. И многие были еще живы. Он искренне восхищался хорошей современной литературой. Юлий, конечно, не понимала его юмора, но в том-то и было дело, что это не юмор. Это и были те единственные, которые понимали его и которых понимал он. Он не презирал мещанские забавы, он просто не мог их разделить один. А еще год назад он был популярен, но что-то произошло, Юлий даже сам не осознавал что, и пропали все его контакты и связи.
Вторая мысль тревожила еще сильнее, поскольку задевала его единственную отраду — чтение. Сократ был прав: «я знаю, что ничего не знаю». Но тот Ленин обещал сделать все для того, чтобы знать больше. Это не успокаивало. Когда Юлий осознавал, что ничего не знает, то искал собеседника, но где он мог найти такового со своими бреднями о философии и литературе вообще? Нигде! И тогда возникала идея, что все это бесполезно. Ну прочтет он несколько сотен книга, толку-то? Никакой практичности. Только для собственного удовольствия. Но ведь в наше время нужно как-то выживать, зарабатывать миллионы. Заводить семью. Да даже садить это гребаное дерево. А толку не было. Но герой романа Ремарка Равик правильно понял, что чтение немного отрешает от скудности действительной жизни. Книги хотя бы малость решали проблемы, просто их отстраняя на время куда-то в небытие. Они впитывают твою усталость и дают небольшой стимул дожить до вечера.
Улица медленно прожевывало его, переставляя уныло его ноги. Фонари намеревались подмигнуть, но когда видели, что это не очередной жизнерадостный обыватель, то прятали свои пристыженные огни. И только в луне он находил что-то близкое. Они оба были одиноки и оба имели рядом по одному существу. Луна — Землю, а Юлий — сестру. Но ничего от этого они не получали.
Тут к нему вернулась вновь мысль о самоубийстве. И пусть различные там Ремарки, Кафки и пр. уверяли, что это слабость. Даже Маяковский писал, что «в этой жизни умереть не сложно, сделать жизнь значительно трудней». Но Маяковский-то, сам что сделал? Неоднозначно. И Юлий уже не рассматривал это как самоосвобожение, скорее, как акт необходимости. Стремление реализовать свое стремление. Да, безусловно, жизнь — это важный подарок. Но если сам человек ощущает ненужность ее, то разве он не имеет право лишить себя такого «счастья»? И пусть он попадет в ад, как учит Библия. Великий мученик. Осознанное обречение себя на страдания. То же самое, что и жизнь. И получилось, что разницы-то большой между жизнью и смертью нет. Как и нет оптимизма и пессимизма, а только ПЕССИМИЗМ! Оптимизм — лишь искаженная его форма, созданная в противовес наивными мечтателями, каковых много в литературе.
Домой он пришел уже по утро. Где бродил уже не помнил, да и это было не так важно. Сестра сладко спала. Он передвигался максимально тихо, чтобы ее не разбудить. В воздухе ощущал запах похоти и страсти, которые вновь родились в порыве чувств Юлии с каким-то богачем. Он зашел к ней в комнату, накрыл ее одеялом и погасил ночную лампу. Сам открыл бутылку водки и выпил рюмку. А далее вновь согласился на ежедневную добровольную смерть, как команда китобойного корабля «Пекод», пока их капитан Ахав презирал эту трату времени.