ЧЕЛОВЕК, СПАСШИЙ РОССИЮ
К 28-й ГОДОВЩИНЕ ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ КАТАСТРОФЫ
Курчатовцы знали и знают таких людей, живущих по принципу «всей полноты ответственности за промышленный объект повышенной опасности». Другими словами – ядерный объект. Об этом говорит и короткая, но уже довольно ёмкая история города Курчатова, её лучших атомщиков. Имена директоров Курской АЭС Юрия Кондратьевича Воскресенского, Владимира Кузьмича Горелихина, Владимира Ивановича Гусарова, главного инженера тогда ещё строящегося «ядерного объекта» Александра Павловича Немытова, Тома Петровича Николаева, работавшего главным инженером станции с 1974 по 1979 год, Юрия Николаевича Филимонцева ( главный инженер АЭС с 1979 по 1984 гг.) золотом вписаны в историю ядерной энергетики не только области, но и страны. Многие из перечисленных мною – почётные граждане Курчатова, некоторых, увы, уже нет с нами...
С особым чувством курчатовцы всегда говорят о Томе Петровиче Николаеве. Несколько лет назад был создан даже музей Тома Николаева, куда, как писал Поэт, не зарастает народная тропа. Бывший первый секретарь городского комитета партии Николай Киселёв, хорошо знавший Тома Петровича, утверждает, что это именно он, Николаев, отвёл от Курчатова чёрную беду, не дав согласия на сомнительный «эксперимент» с РБМК-1000, реактором «чернобыльского типа». А через какое-то время та шляющаяся по «атомным дворам и задворкам» беда дала о себе знать миру Чернобыльской катастрофой, накрыв своим чёрным крылом не только Украину... Отказать очень высокому «атомному начальству», наверное, не просто. Тут, согласитесь, нужен характер. «Курчатовский характер», если говорить о его прочности и надёжности, соизмеряя поступок Тома Петровича с характером академика-ядерщика.
В одном из интервью, которое я взял у Н.Киселёва в канун 20-летия Чернобыльской катастрофы (именно тогда в Курчатове открыли один из первых в России памятников жертвам радиоационных катастроф) Николай Михайлович вспоминает:
- Я хорошо знал лауреата Ленинской премии Тома Петровича Николаева когда он работал в и главным инженером станции, и в должности заместителя директора станции по науке. Уровень его знаний в атомной энергетике был велик. Коллеги и атомное начальство в Москве знали, что Николаев – ученик и соратник самого академика И.В.Курчатова. С ним советовались крупнейшие учёные-атомщики страны и зарубежных стран. Я находился в его кабинете и так вышло, что тот памятный мне телефонный разговор Николаева с Москвой проходил в присутствии меня. Том Петрович рискованному эксперименту сказал своё твёрдое «нет». Считаю, что именно благодаря настойчивости Тома Петровича авария, подобная чернобыльской, была предотвращена на Курской АЭС.
Человек «николаевской породы». Наверное, сегодня в Курчатове это высшая похвала и гарантия надежности человека, работающего на атомной станции. Этот «запас прочности» хорошо ощущается и в курчатовских ликвидаторах последствий Чернобыльской катастрофы, которых в Курчатове больше, чем в любом другом городе России. Они выполнили свой долг до конца. «До донца», как писал поэт. А кто им долги отдавать будет?
Журавли Чернобыля
Курчатовцы помнят, как в 2002 году на бульваре Победы состоялась церемония освящения закладного камня на месте, где в будущем предполагалось воздвигнуть первый в России монумент жертвам ядерных катастроф и ликвидаторам аварии на Чернобыльской АЭС.
Именно тогда у моего друга, курчатовского поэта Ивана Зиборова родились такие строчки:
Тяжеленный
Без меры
Камень горя и слез,
Символ скорби и веры
Лёг к подножью берез.
А ровно пять лет назад, в год 20-летия Чернобыльской катастрофы, в Курчатове был открыт памятник жертвам радиационных катастроф. Первый подобный памятник в России, который в народе до сих пор называют «Журавли».
Вряд ли вы еще найдете в России город, где работают и живут свыше полутора тысяч ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Почему же именно в Курчатове – да простится мне бухгалтерский термин - так много «ликвидаторов на душу населения»? Ответ лежит на поверхности. Просто на четырёх блоках Курской АЭС и на четырёх блоках Чернобыльской АЭС работали одни и те же по типу - канальные уран-графитовые реакторы РБМК-1000. (Позже появился даже такой термин – «реактор чернобыльского типа»).
26 апреля 1986 года на ЧАЭС взорвался реактор четвертого энергоблока. И уже через короткое время курчатовцы стали ездить на ликвидацию Чернобыльской аварии целыми сменами. Станции-то - однотипные. И даже города-спутники чем-то очень похожи друг на друга. Курчатовские ликвидаторы аварии мне рассказывали, что силуэты девятиэтажек, «объектов соцкультбыта» Припяти «до боли знакомы». Похожи города-спутники АЭС в Соловьином крае и на реке Припять... Были. Четверть века нет уже такого города - Припять. Остался город-призрак, мёртвый город в «зоне отчуждения». «Отчуждённый» от нас радиацией город. Город без настоящего и будущего.
Когда в марте нынешнего года Японию постигла ужасная природная катастрофа, а потом взорвались два энергоблока на её прибрежных атомных станциях, ко мне в гости нагрянул старый друг – бывший инженер АЭС, в восьмидесятые годы работавший заместителем начальника пусконаладки на Курской атомной станции Василий Иванович Горохов. Годы мужской дружбы связывают его, «физика» (правда, Вася не только «технарь», но и прекрасно знает русскую поэзию и литературу), и меня, «чистого лирика». Когда-то он начинал свою инженерную карьеру в номерных городах Сибири, где Горохов в засекреченных КБ создавал ракетный щит Родины. Вернувшись в Курский край, до пенсии проработал на Курской станции. Выйдя на пенсию, не успокоился на печке: где-то за Байкалом работал на строительстве газопровода – контролировал качество сварки. Тянул лямку, пока сил хватало... Год назад попал в больницу, с сердцем. И только тогда уже окончательно «вышел на пенсию». «В тираж», как шутит он.
Комендант «зоны отчуждения»
Вася Горохов – человек уникальный даже среди курчатовских ликвидаторов аварии на ЧАЭС, которые 26 апреля, в любую погоду, вот уже пять лет кряду приходят к «Журавлям» - памятнику жертвам радиационных катастроф в городе курских атомщиков. В январе 1987 года Горохов, уже к тому времени проявивший себя на ликвидации последствий радиационной катастрофы с самой лучшей стороны, генеральным директором ПО «Комбинат» (так тогда «шифровались» в официальных бумагах), Е.И. Игнатенко своим приказом назначил Василия «первым санитаром первой зоны», как шутливо называли его коллеги. По существу Горохов в самое грозное, «звенящее» (от радиации) время волею большого начальника Минэнерго СССР стал «комендантом зоны отчуждения» - города Припяти.
...Он пришёл ко мне в марте 2011-го, когда из новостных программ всех каналов ТВ не исчезала картинка дымящихся после взрывов энергоблоков японской атомной станции. Молча протянул какой-то пакет. Я вопросительно посмотрел на старого друга.
- Тут снимки, сделанные в Чернобыле 25 лет тому назад, мой чернобыльский дневник...Может, тебе на что сгодятся, - сказал Вася. – Вставишь в какую-нибудь книжку. Хотел было сам писать, но, наверное, уже не осилю... А потомкам знать о том, что было двадцать пять лет назад в Чернобыльском районе, думаю, не повредит.
Пока я листал его чернобыльский дневник, рассматривал черно-белые фотографии, Василий Иванович, уставившись в экран телевизора, по которому бесконечной тревожной чередой шли репортажи с «Фукусимы-1», вздохнув, сказал:
- Знаешь, брат писатель, а после «Фукусимы» нужна совершенно иная концепция безопасности атомных станций. Совершенно другая. И слава Богу, что не стали достраивать пятый энергоблок с реактором первого поколения. Если под Быками возводить Курскую АЭС-2, то тут нужны реакторы ВВР новейшего поколения. С учётом сейсмоустойчивости даже в нашей спокойной зоне, где о землетрясениях и цунами знают только по телерепортажам. Береженого, как известно, Бог бережёт...
- Ты бы дал интервью какому-нибудь каналу, - ответил я. – Ликвидатор, комендант зоны отчуждения, бывший заместитель пусконаладки Курской АЭС... Опыт-то – громадный. Пора выходить из тени.
- А я уже вышел, - улыбается Горохов. – Вот по электронной почте направил письма на Курскую АЭС, в Росатом, концерн «Росэнергоатом» с просьбой дать мне инженерную информацию об аварии на Курской АЭС летом 2010 года. Ну, когда вышел из строя один из каналов системы защиты реактора одного из блоков, а, как говорят эксплутационники, энергоблок остановлен не был. Пока бьюсь в одиночку, официальные курчатовские СМИ меня не поддерживают – вероятно, боятся всесильной «атомной группировки».
Странное дело, но с местными журналистами у Горохова контакта как-то не получилось. Те всё больше по действующему начальству, как он говорит, «шарят». «Я для них – раритет, почти антиквариат», - грустно улыбается Горохов. Он действует через Интернет, где ещё в 2002 году его каким-то образом нашёл главный редактор русскоязычного американского интернет-журнала «Кругозор» Александр Балясный и опубликовал на своём сайте интервью с бывшим «комендантом зоны отчуждения».
Я же листаю его чернобыльский дневник. В «амбарной книге», как когда-то называли этот формат, как в «дембельском альбоме» собраны фотографии тех лет, какие-то воспоминания, записи... Тут, как говорится, без бутылки не разберёшься. Но вот листаю потёртые листы «амбарной книги» - и впиваются в глаза кривые, какие-то колючие строчки, написанные в короткие часы отдыха. А чаще – бессонной ночью. Если не было тревожного вызова на очередное ЧП.
Чернобыльской дневник Василия Горохова
«…После приказа Игнатенко ребята стали меня называть «санитаром первой зоны». Я не обижаюсь. Пусть хоть горшком назовут, только бы в печь не ставили… Ведь «печь» та – 4-й энергоблок ЧАЭС - искорежена и пронизана смертельными лучами радиации».
«Пожалуй, в зоне отчуждения работать нисколько не проще, чем на ЧАЭС, где я, прибыв из Курчатова на ликвидацию аварии, в последнее время числился заместителем директора ЧАЭС... Игнатенко выдал на руки второй экземпляр приказа. Сказал: «Это тебе, Горохов, на память». Интересно, как будем вспоминать эти события, скажем, лет через двадцать пять? Не терплю пафоса. Никакого «героизма». Просто такая «сволочная работа» - дезактивировать то, что запачкано радиацией. Одним росчерком пера сделали меня комендантом мёртвого города! Вроде бы всё просто на бумаге: «Приказываю: возложить на заместителя директора ЧАЭС тов. Горохова Василия Ивановича со всей полнотой ответственности обязанности по координации и организационно-методическому обеспечению дезактивационно-восстановительных работ на территории и объектах Припяти»... Ключевые слова – «со всей полнотой ответственности». Тут по-другому простоя нельзя».
... «Вчера с вертолетчиками летал над развороченным четвертым блоком, снимал взорвавшийся блок своим «Зенитом». Потом был на совещании. На нём присутствовал «сам» академик Александров. Прилетел старик, не стал отсиживаться в академическом кабинете, ссылаясь на солидный возраст. Попросил коллегу сделать снимок с этого совещания, где я рядом с Александровым. В принципе, рядовое производственное совещание руководителей разных подразделений... Но «фоткнуться» рядом с Анатолием Петровичем Александровым – это уже история. Это для внуков и правнуков! (Дай Бог, что б они были!). И ещё правду говорят, что нет худа без добра. Лучшие умы собраны здесь, на ликвидации аварии, которую они уже называют катастрофой, – академики Александров, Легасов... Тут – самые, самые. Начиная от академика и кончая рядовым солдатиком химроты. Хотя молодость живёт по своим оптимистическим законам. Жизнью рискуют, хотя часто и не понимают этого: ведь радиация без звука выстрела, цвета и запаха... Бесшумная коварная смерть. Хлюпикам тут не место. Но наши, курчатовские ликвидаторы, - молодцы. Надёжные ребята. Тут надёжность – главное качество человека. Без неё – никуда».
...«У дороги, где стоит указатель «Припятский р-н», видел мертвых собак. Погибли они не под колесами машин, как это обычно бывает на курских дорогах. Радиация такая, что ничто живое уже не выдерживает... Только крысам, кажется, всё ни по чём».
«Прощай, Припять!..»
Судьба Горохова во многом типична для ликвидаторов, подолгу работавших в Чернобыле сразу же после взрыва атомного котла: «поймал» высокую дозу радиации в Припяти, потом долго болел, лечился... Но получить инвалидность (вторую группу) удалось лишь год назад. И то - «по общему заболеванию». Будто это чернобыльская беда в его нынешних болячках совершенно не виновата...
- Чёрт с ней, инвалидностью, Сань! - в сердцах говорит Горохов. – А что жив до сих пор - спасибо пчёлкам... И я не шучу. Была у меня лучевая болезнь, была... Да сплыла.
Потом он долго уверяет меня, что в НИИ пчеловодства, куда Горохов, по совету знающих людей попал после длительной командировки на ЧАЭС, его спасли... пчёлы. Сумел, мол, с помощью неравнодушных людей – врачей и работников НИИ, вывести из отравленного радиацией организма накопившуюся в нём «гадость» натуральным мёдом и прочими живительными продуктами пчеловодства.
Если это так, то ему действительно очень повезло. Эффективно бороться с «тихой смертью без звука и запаха», высокими дозами радиациии, ещё не научились. Йодные таблетки – это, как нас уверяли когда-то, профилактика. Не панацея, но всё-таки... Но в Курчатове их раздали населению больше десяти лет назад. Срок годности их, разумеется, давным-давно истёк. Да и что там таблетки, если доза радиации, как на «Фукусиме», в разы, в сотни, а то и тысячу раз (!) превышает кем-то и когда-то установленную норму. Эту норму, как мы уже знаем, можно с успехом менять. В сторону увеличения... До какого же предела, интересно знать? Радиация для человека – не просто смерть, а смерть мучительная. Как, в принципе, и для всего живого на земле, включая даже таких долгожителей планеты, как тараканов.
Ликвидатор аварии на ЧАЭС Юрий Плавский, проживавший в Пенах, написал и даже сумел издать художественно-документальную повесть о тех курчатовцах, которые самой высокой ценой спасли жизнь миллионам украинцев, русских, белорусов. Первые наброски своей повести «Мёртвые собаки» Плавский приносил в редакцию многотиражки строительства Курской АЭС «Энергостроитель», где я в конце 80-х и начале 90-х годов работал главным редактором. Выдержки из его «Мёртвых собак» впервые были опубликованы именно в многотиражке атомостроителей. Так сказать, в назидание потомкам. И это были далеко не придуманные «газетные страшилки». Страшнее радиации «зверя» нет. Даже для привычных ко всему бродячих собак...
В то время директором Курской АЭС работал В.И.Гусаров, с которым я был знаком лично и до сих пор горд этим фактом. В 2006 году Владимира Ивановича не стало… А на доме, в котором жил Гусаров, в мае 2007 года открыли мемориальную барельефную доску. Курчатовцы всё помнят... И действительно – никто не забыт и верится, что ничто не забыто.
Гусаров сам не раз бывал в Припяти и на ЧАЭС уже после 26 апреля 1986 года. Вот что он писал в книге «Чернобыль. Неизбежность или случайность?», изданной в Москве к 10-летию Чернобыльской катастрофы в 1995 году:
«За три года в восстановительных работах и пуске трех блоков ЧАЭС приняло участие более 700 работников Курской атомной станции… Мне тоже приходилось неоднократно побывать на ЧАЭС. Масштабы аварии мне были хорошо известны. Груды щебня, бетона, труб, обломков оборудования и металлоконструкций, хаотично торчащих из-под завалов – на всё это было очень тяжело смотреть. Больно было смотреть на брошенный город с пустыми улицами, застывшими глазницами окон. В пустых квартирах - беспорядочно разбросанные вещи, бумаги, детские игрушки, покосившиеся портреты и картины на стенах, оборванные обои, на дверях подъезда – надпись мелом: «Прощай, Припять!», трепещущие из форточек занавески – словно город машет платочками, прощаясь с его обитателями. Навсегда. Для многих горожан Припять был Родиной и трудно осознать, что её у тебя уже нет.
Синдром Чернобыля дал много отрицательного, и прежде всего подорвал авторитет ядерной энергетики. Какую бы правду об АЭС мы ни рассказывали на протяжении вот уже десятилетия, нас все равно подозревают в обмане. Как доказать обратное? Только инспекционными проверками и диалогом с общественностью на равных».
«Умолчание» - чернобыльский синдром
Сегодня Курская АЭС, её работа уже не за «железном занавесом», как это было «до Чернобыля». Станция старается быть открытой для общественности. Хорошо помню тот декабрь 2007 года, когда дирекция Курской АЭС организовала экскурсию для нас, курских писателей. За два часа нашего хождения по станции нам показали всё, что хотели и могли показать - начиная от реакторного цеха, заканчивая центральным щитом управления.
Ведущие инженеры АЭС, начальники служб, отвечающие за безопасность работы атомной станции, рассказывали о своей работе. И хотелось верить, что они произносили только правдивые, честные слова, участвуя в нашем в нашем диалоге.
Хотя, считаю, «чернобыльский синдром», когда авария (либо атомный инцидент) происходит для общественности под грифом секретности («по умолчанию», как говорят программисты) нет-нет, но ещё порой даёт о себе знать. Так, в 2010 году нынешнее руководство Курской АЭС попыталось, мягко говоря, «умолчать» об аварии на первом энергоблоке. Произошла она 21 июля и была связана с выходом из строя одного из каналов СУЗ (системы управления защитой реактора). Аварию устранили. Синдром, считает Василий Горохов, а вслед за ним и я, всё-таки остался...
Среди пишущей братии Курщины, надеюсь, есть ещё и те, кто, как и я, помнит «День открытых дверей» на Курской АЭС. В конце 80-х для общественности Курской области по инициативе тогда уже заместителя директора станции по науке Тома Петровича Николаева устроили на станции самый первый в атомной отрасли «День открытых дверей». Вот это был самый что ни на есть поступок гражданского общества... Поднимать железный занавес над АЭС – дело тяжкое и небезопасное для открывателя. Думается, сегодня традиции лауреата Ленинской премии, ученика самого Игоря Васильевича Курчатова должны быть живы не только за стёклами в музее Тома Петровича или академика Курчатова, которые созданы в ИАЦ (информационно-аналитическом центре) станции. Нам всем (не только атомщикам) нужна – идеология безопасности атомной станции. Именно идеология. То есть то, что должно органично входить в голову, в сердце, в кровь человека, в его сознание, как «Отче наш». И уж, конечно, эту идеологию должен исповедовать каждый атомщик – от рядового электрослесаря до директора станции. Только так, уверен, и начинается истинная надёжность и безопасность атомных станций. И не нужно тогда будет «героических жертв», которые неизбежны при радиационных авариях и катастрофах. Особенно, если происходят они из-за пресловутого «человеческого фактора»... Как там было в приказе Игнатенко при назначении Горохова «комендантом зоны отчуждения»? «Возложить обязанности со всей полнотой ответственности»...
Долг платежом красен
Владимир Иванович Гусаров ещё в конце 90-х писал, что государство в долгу перед ликвидаторами Чернобыльской катастрофы. Курчатовцы помнят и об этом. Ничто не забыто... И верится, что и никто не будет забыт... И вспоминать будут не от даты к дате... Тем более – скорбной.
Должна же наконец разрушиться всё ещё глухая стена между ликвидаторами-чернобыльцами и государством. Муниципальная власть должна чутко прислушиваться к голосу Курчатова, где так велика концентрация ликвидаторов аварии на ЧАЭС на одном квадратном метре городской площади. Концентрация человеческого горя и страдания вообще чревата...
Долг памяти, уважения перед теми, кто укротил «атомных чернобыльских коней», был в Курчатове исполнен еще в год 20-летия Чернобыльской катастрофы. Город тогда горячо подержал авторов проекта «Журавли» скульптора В.Бартенева (Курск) и городского архитектора В.Мостовых в реализации скульптурной композиции. Память вдохнула жизнь в идею воздать должное тем, кто ценой своего здоровья, - а то и жизни! - сберег миллионы жизней «трех журавлей, трех сестер» – России, Украины и Белоруссии, наиболее пострадавших от последствий радиационной катастрофы на ЧАЭС.
Почему-то именно здесь, у курчатовских «Журавлей» на память приходят вечные слова песни, написанные на стихи Расула Гамзатова:
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей…
Рядовые Чернобыля... Кажется, что и эти журавли, прошедшие через чернобыльский ад, превратились в серых, будто покрытых слоем радиационного пепла, печальных птиц…
Чернобыль – это уже история. Но если мы чему-то хотим у неё научиться, то нужно не забывать её уроки. Пусть и весьма горькие. Они могут многому научить новое, молодое поколение российских атомщиков. Это им работать на энергоблоках с реакторами ВВР последнего поколения на Курской АЭС-2.
Конечно, атомная энергия - это свет и тепло. Энергия развития. Но если уверенной, знающей рукой не придержать понёсших ездоков «атомную тройку», то лучше и не рисковать вовсе. Как это сделали, например, немцы, отказавшись в обозримом будущем от атомной энергетики.
Наверное, нам это не по карману и не по силам «альтернативной энергетики». Как ни крути ветер ветряки, миллион киловатт и за десять лет не выработаешь. Нам остаётся риск. А за риск в России платить не принято.
Я участвовал в работе «круглого стола» с общественностью Курчатова и специалистами концерна «Росэнергоатом» совместно со специалистами Курской АЭС. Вопрос ветерана строительства Курской атомки Артура Чубура о том, что нужно не вводить «норму расхода электроэнергии» для тех, кто живёт под боком атомной станции с реакторами чернобыльского типа (РБМК-1000; их на доживающей свой век Курской АЭС-1 аж четыре штуки; и все они давно выработали свой проектный ресурс эксплуатации) повис в воздухе.
Плата за страх населения не предусмотрена никакими сметами строительства нового (потенциально опасного!) ядерного объекта – Курской АЭС-2. Руководство действующей атомной станции лишь пожимает плечами: мол, бывшие льготы 30-километровой зоны вокруг АЭС – не вернуть. Не та, мол, экономическая ситуация в России. Да и страха перед атомной энергетикой у курчатовцев и жителей Курчатовского района – нет.
…26 апреля каждого года к «Трём журавлям» - памятнику жертвам радиационных катастроф, приходят всё меньше и меньше ликвидаторов. Тех, кто ценой своего здоровья спасал Украину, Белоруссию, Россию – весь мир! – от последствий не радиационной аварии – величайшей радиационной катастрофы – весной 1986-го, а потом и в последующие годы. Многие ушли от нас, не завершив своей борьбы с медицинскими учреждениями Курчатова и России, пройдя через все муки судебной волокиты, но так и не доказав, что болеют они, ликвидаторы, из-за полученной в Чернобыле, в Припяти высокой дозы радиации. Даже смертью своей это не доказали упёртым российским чиновникам-дуболомам.
В прошлом году, в домике, принадлежавшем Горнальскому Свято-Никольскому мужскому монастырю, что под Суджей, тихо умер на пороге своего нового жилища Вася Горохов. Он оставил мне свой Чернобыльский дневник, в котором есть такие пронзительные слова:
«В 1986-87 годах в Припяти и на ЧАЭС я хватанул такую дозу радиации, что, как говорят наши дозиметристы, «звенел весь» изнутри и снаружи… Но инвалидности не дали. Врач медсанчасти МСЧ – 125, что в Курчатове, на мои жалобы на здоровье, сказала: «А что вы хотите, батенька? Возраст, он своё берёт». Позже я узнал, что у врачей (и не только Курчатова) есть некое секретное распоряжение Минздрава – «инвалидности по лучевой болезни не давать!». Кое-кому из моих товарищей по работе в радиационной зоне Чернобыля, всё-таки удалось через суд добиться справедливости. Но их – единицы. А у меня сил всё меньше и меньше… Бороться с нашими чиновниками гораздо труднее, чем ликвидировать последсвия Чернобыльской катастрофы. Нынче на дворе катастрофа бюрократическая – полное засилье серого чиновничьего люда, которым на всех, кроме самих себя, глубоко наплевать».
Он умер прошлым летом, занимаясь устройством монастырской пасеки. Ещё в конце 80-х один столичный врач посоветовал ему лечиться продуктами пчеловодства. Он, бывший инженер-атомщик, изучил и освоил многие премудрости пчеловодческого дела. Частенько говорил мне:
- Сань, Бог есть! И мёд – божественное лекарство! Оно возвращает меня к жизни! Так что бросай, старик, пить свои пилюли. Через месяц приезжай ко мне на пасеку, когда мёд качать буду, - забудешь про все свои болячки. Фирма «Горохов и пчёлы» веников не вяжет!..»
Его на Суджанском кладбище погребли монахи Горнальского монастыря. И не было ни одного «представителя» хиреющего на глазах атомного гиганта, что под боком у маленького Курчатова, - Курской АЭС. Первый комендант, как он говорил, «звенящего от радиации» города Припяти, ушёл тихо и незаметно для города и страны, который он спасал от «смерти, не имеющей ни цвета, ни запаха».
Александр БАЛАШОВ,
писатель, член Союза писателей России.
На фото-иконке: В.И.Горохов, «звенящий май» 1986-го, ЧАЭС, Припять.