Путешествие за птицами. Глава 7

Александр Лухтанов
На фото 1975 года: Водопой в Сюгатинской долине. Сладковы и Женя Лухтанов. Фото А.Лухтанова               

Соленые озера.

В Карачингиле я наблюдал пролет журавлей. Это была незабываемая картина. У меня дух захватило, когда я увидел, как тысячные стаи огромных птиц бегут, с трудом поднимаются в воздух, а потом плавно летят, распластав крылья и делая широкие круги. Как они грациозны, как изящны их прыжки, бег на тонких и длинных ногах, а потом полет - медлительный, величавый и торжественный!
Весь день я то ползал по белой, усыпанной соленой пудрой земле, подкрадывался к чутким птицам, то пытался подъезжать на машине, увязал в пухлом, разбухшем от воды солонце, в одиночку вытаскивал тяжелый автомобиль и опять, совершенно потеряв голову, мчался вслед за улетевшей стаей.
Отлетев совсем недалеко, птицы снова опускались и продолжали кормиться, разгуливая по солончакам меж безлистных корявых кустов солянок. Временами они пускались в пляс, выделывали балетные па и пируэты, гоготали, трубно курлыкали, очевидно, выражая свой восторг по поводу весны и возвращения на родину.
Когда я вернулся, измазанный грязью и измученный, Максим Дмитриевич пожурил меня, сказав, что с солончаками шутки плохи, и в них безнадежно завязают не только автомобили, но и трактора.
- Надо познакомить вас с обитателями водоемов, - решил он, когда мы уже достаточно поездили по тугаям Бартагоя и Карачингиля, - на озерах много разной болотной птицы, и вы там хорошо поснимаете.
Мы побывали на озерах Чушка Арал и Камба Арал в Карачингиле, на Соленых озерах за Чиликом. С собой у нас была надувная резиновая лодка. В первый раз, спустив лодку на воду, Максим Дмитриевич сел за весла и скомандовал:
- Устраивайтесь, как вам удобнее, впереди, а я буду грести.
Мне было слегка совестно, что немолодой человек, да еще знаменитый писатель будет меня катать. На бричке возил, на машине катал, теперь вот на лодке.
- Ничего, будете мне платить за работу, - пошутил Зверев.
Мы поплыли, и сразу же десятки чаек стали кружить над нашими головами. Чем дальше от берега мы отплывали, тем все беспокойней они вели себя. Теперь уже не менее сотни птиц с криками пикировали на нас, и казалось, что они вот-вот вцепятся в головы.
- Как скаженные, - отмахнулся веслом Максим Дмитриевич, - значит где-то поблизости у них гнезда. Ну, прямо сладу с ними нет.
Цокая, будто пощелкивая бичом, плыла черная лысуха. Вынырнула и снова бесшумно исчезла в воде чомга. А над камышами куковали кукушки. Их здесь было множество.
- Вот никогда бы не подумал, что кукушка может жить на озере, - удивился я, - ведь это же самая лесная птица.
- Да, действительно, это интересно, - отозвался Зверев, - значит есть гнезда птиц, на которых она паразитирует. Камышовки, овсянки, чеканы. Я тоже раньше как-то на это не обращал внимания, а ведь это необычно. Надо будет написать рассказ.
В небе неторопливо летали крупные белые и серые птицы. С вытянувшимися назад длинными ногами и сложенной шеей они напоминали величаво плывущие по морю древние ладьи. И хотя прежде я никогда не видел этих птиц в природе, но сразу узнал: цапли.
- Максим Дмитриевич, а ведь я раньше цапель видел только в зоопарке.
- Ну вот и хорошо, значит, не зря приехали сюда, - сказал Зверев и добавил: - а вон, смотрите, бакланы летят.
Максим Дмитриевич греб очень уверенно. Чувствовался опыт старого рыбака и охотника.
Мы плыли все дальше, лавируя меж куртин тростника. Кричали чайки, стонали чомги с косицами на голове, цокали лысухи, черные камышницы во все лопатки удирали от нас по воде, над головой с кряканьем проносились утки. Гнезда, множество плавучих гнезд покачивалось на воде: чаек, крачек, чомг.
В тот год мы побывали в устье Каскеленки, искали тетеревиное токовище в Большом Алма-Атинском ущелье.
У себя на Алтае я увлекся косачами. Об этих птицах еще в детстве я много начитался у В.Бианки в "Лесной Газете", и вот теперь, живя в Сибири, встретился с ними воочию. Не раз гонялся за ними с фотоаппаратом по осени, когда они, как черные яблоки, облепляли ветви берез. Увязал в снегу, крался с замиранием сердца глядя, как они ходят по ветвям, перебирая мохнатыми лапами, как озираются, тревожно выгибая шеи.
Моей мечтой было попасть на весенний ток, так живописно изображенный Бианки. Приехав в Алма-Ату в 62 году, я рассказал о своих приключениях Максиму Дмитриевичу.
- А знаете, - отвечал он, - тетерева живут ведь и под Алма-Атой.
- Да что вы!
Эта новость была для меня почти ошеломляющей. Мне и в голову не приходило, что косачи живут у меня под боком.
-- Да, да, Заилийский Ала-Тау - самая южная точка их ареала. Если хотите, мы можем даже съездить на ток. Это недалеко, рядом с Алма-Арасаном.
- Еще бы не хотеть, конечно, хочу!
- Вот и прекрасно, приезжайте завтра пораньше. Может, и повезет. Там у меня знакомый лесник живет, Андреев. Он нас и сводит.
И вот мы еще потемну едем в Большое Алматинское ущелье, а потом сворачиваем в Проходное. На наше счастье Андреев дома, но на этом везение и закончилось.
- Что вы! - удивился не старый еще лесник. - Какой ток, тетерева еще в апреле отплясали. Сейчас, поди уже, яйца парят.
Вот так натуралисты, в такой попали просак!
- Ничего, не унывайте, - бодро говорит Максим Дмитриевич, видя, что я расстроен. - Мы можем еще сегодня успеть сходить в зоопарк. Там поснимаете для нашей книжки.
Я не стал возражать, хотя вовсе не считал фотографирование зверей, сидящих в клетках, фотоохотой. Но алматинский зоопарк любил с детства и, тем более, прельщала перспектива прогулки с любимым писателем.
Оставив "Победу" во дворе Зверевых, мы шли пешком по зеленым улочкам старого Верного и, не замечая ничего вокруг, оживленно беседовали.
-Я попал в Алма-Ату в 37 году, - рассказывал Максим Дмитриевич, - пригласили организовывать зоопарк. Приехал в командировку, да и остался на всю жизнь. Живу здесь четверть века и, наверное, и умру здесь.
Зверев задумался:
- А ведь звали и в Москву. Добрейший дядя Петя, так все натуралисты прозвали Петра Петровича Мантейфеля - известного ученого зоолога - приглашал в московский зоопарк, а я здесь остался, и не жалею. Нет, не жалею, - добавил он с некоторым раздумьем, и я понял, что он до сих пор решает эту свою личную задачу - правильно ли он распорядился отведенными ему годами жизни.
В проходной пожилая женщина-контролер очень приветливо поздоровалась с писателем, и мы вошли на территорию зоопарка.
- Природа здесь роскошная, - продолжая начатый разговор, снова заговорил Зверев. -Посмотрите, какие деревья: вот гледичия, там дубы, ясени, здесь карагачи, вязы. Какое разнообразие, чего только не растет!
- Максим Дмитриевич, все хочу вас спросить. Я в этот зоопарк, который очень люблю, хожу еще с военных лет. У меня такое впечатление, что тогда на прудах было больше уток и, вообще, водоплавающих. Так это или я ошибаюсь?
- Так, так, - рассмеялся Зверев, - нам ведь и выживать тогда нужно было. Вот и разводили уток. Кстати, вон виднеется среди деревьев маленький домик. Я в нем с семьей несколько лет жил, пока не построил свой собственный. Теперь в нем Синявский проживает.
С Синявским - большим, громоздким человеком, рисующим животных и пишущим маленькие рассказики о птицах и зверях зоопарка, я тоже знаком.
Мы снимали теков в вольерах, уток атаек, журавлей на прудах, медведей и даже черных лебедей. Зверев радовался, что пополняется коллекция фотографий для будущих книжек, я же делал это только из уважения к писателю и вовсе не думал ни помещать эти снимки в книгах, ни их афишировать. Хотя бы те же решетки - куда их спрячешь! В этом я был упрям, и ни один из тех снимков так и не увидел свет.
"Привезли зубров и выпустили в горах выше Бартагоя, около кордона егерь поймал выдру, кабаны всю зиму кормились около дома и стали почти домашними, на скалах ниже Бартогоя поселились черные аисты, - писал мне зимой Зверев, - приезжайте, увидите все сами".
И вот я с горной тропинки издалека в бинокль разглядываю белый утес, торчащий над самой рекой. Внизу ревет Чилик. На маленькой полочке, куда не забраться ни сверху, ни снизу, куча хвороста и два белых яйца. Большие черно-белые птицы парят высоко надо мной. Они делают круги, уходят за гору, возвращаются снова. Нет, так нельзя вести себя у гнезда. Птица может его бросить, и кладка погибнет. Я меняю тактику и ухожу. Через час возвращаюсь окольным путем, подползаю к краю скалы и, даже не заглядывая вниз, высовываю объектив, только одну небольшую черную трубку и, не успев заглянуть в окуляр, вижу, как из-за скалы вымахивает большая птица. У нее красные ноги и клюв, белый живот и спина и черные крылья. Ах, какой красавец!
Чем красивее птица, тем она редкостнее и тем осторожнее. Люди неравнодушны к редкостям, а потому, увидев, стараются заполучить ее себе, хотя бы даже в убитом виде. Инстинкт древнего человека каменного века. Ребенок, увидев птенца, хватает его и душит, повзрослев, берется за рогатку, выросши - за ружье. Изживем ли мы в себе этот инстинкт? Наверное, изживем, так как скоро ничего живого вокруг себя уже не увидим. В тот раз я сразу же отказался от мысли фотографировать черного аиста, но орнитологи после меня лазали в гнездо, забрали яйца. Естественно, что на следующий год осторожная птица уже не гнездилась.
Зато рядом, в уединенном и заброшенном урочище Тортугае я хорошо поснимал коршуна на гнезде. Здесь, как в заколдованном сказочном царстве, обитала целая колония этих не столько хищников, сколько падальщиков.
Опять вместе с Зверевым дважды был в Бартагое, снова побывал в Карачингиле, в горах Турайгыр. Вышла в свет наша книга. "Пернатые друзья". Книжечка бедная, я чуть ли не воротил нос от нее, но Максим Дмитриевич не замечал ее убогости, и для него она была дорога не хуже других.
В 1963 году я чуть было не перебрался в Алма-Ату, где оставался отчий дом, жила мать и сестры. Соблазнил Е.В.Гвоздев - зав. лабораторией Академии наук. Должность не бог весть какая - лаборант с окладом 60 рублей, но с перспективой заниматься и фотоохотой. Обо всем я списался заранее и уже готов был к переезду, даже начал продавать вещи. Приехал в Алма-Ату, написал заявление, оставалось лишь поставить одну подпись директора института зоологии Галузо - соседа и недруга М.Д.Зверева.
Галузо принял меня в своем кабинете, расспросил обо всем, о семье, о профессии, работе. Он уже поднял ручку, чтобы поставить закорючку подписи, потом подумал, посмотрел на меня и сказал:
- А устроит ли вас работа на побегушках? Одному подай то, другому это. Будете препарировать мышей, ремонтировать оборудование. А вы инженер, понравится ли это вам, когда вы сейчас начальник и сами приказываете своим рабочим? Нет, подумайте еще раз. И не подписал.
Наверное, он был неплохим психологом и разглядел во мне не только колебания и сомнения, но и что-то такое, что помешало бы мне стать подсобным рабочим.
Я "подумал" и решил сходить к В.Н.Скалону - крупному ученому, зоологу, другу Зверева, работавшему непродолжительное время в алматинском пединституте. Я хотел посоветоваться и может быть поступить в институт, чтобы получить диплом биолога.
Невысокий бородатый старик выслушал меня и сказал:
- Молодой человек, а знаете ли вы, чем отличается работа профессионала от занятий любителя? - И тут же сам ответил: - Для профессионала любая его работа скучная и вынужденная обязанность, а для любителя это же дело - праздник для души. Я вот ученый, а завидую неученым. Так что оставайтесь любителем, пишите заметки, книжки,  даже научные статьи, но не тратьте время на изучение скучных предметов. Жизнь слишком коротка, чтобы ею разбрасываться.
Наверное, он был прав, тем более, что я не был уверен, что поступаю правильно. Кроме зоологии меня интересовало многое: география, геология, археология, палеонтология, история. Приглашали меня и потом, но сомнения терзали меня, и я так ни на что и не решился. Жалею ли я об этом? Пожалуй, жалею, что не прожил жизнь где-нибудь на кордоне в Чулаках или в Бель-Булаке в Заилийском Ала-Тау. Но там уже надо было договариваться с женой, а она была категорически против.