Вспоминаю трудные, голодные послевоенные годы и свою мать, которая тогда из кожи лезла, чтобы как-то прокормить троих своих сыновей. Я был младшим. В раннем детстве я мечтал только об одном – досыта наесться хлеба. Не мяса, не сладостей каких-либо, что было очень редко, а хлеба.
Я рос, не замечая в детстве любви и заботы матери, как не замечал воздуха, которым дышал. После была учеба в школе, в военном училище, а после училища началась жизнь на колесах – «нынче здесь, а завтра там...»
Все эти годы я и мысли не допускал, что матери вдруг не станет. Мне казалось, что она еще будет жить и жить, и я еще успею вернуть матери хоть часть той любви и заботы, которыми она окружала меня всю свою жизнь.
Не успел. Страшное известие пришло, как всегда бывает в таких случаях, внезапно, вероломно, безжалостно: «Мама умерла, приезжай». «Как умерла?» - не мог поверить я, вчитываясь в телеграмму. Блеснула надежда: может, это не мне, может, ошиблись адресом - всякое бывает. Проверил адрес. Нет, и «кому», и «откуда» - все было правильно. Как тогда хотелось мне, чтобы почта ошиблась, но, увы, на этот раз она была на высоте.
С тяжелым чувством вины летел я на похороны матери. Я казнил себя за то, что в последний отпуск поехал не домой, а в санаторий, что редко писал ей, что мало уделял внимания и вообще все делал для нее мало, мало, мало. Это «мало» застряло у меня в голове и не давало покоя. Облегчение наступило только после похорон, наступило неожиданно. Люди уже расходились, а я, как вкопанный, продолжал стоять перед холмиком и смотреть на фотографию матери. Глаза были полны слез, душил комок в горле.
- Коль, пойдем, – взяла меня за руку жена.
- Ты иди, иди... я сейчас... я догоню тебя, оставь меня, пожалуйста, одного.
Жена медленно пошла, часто оглядываясь. Оставшись один, я почувствовал, что уже больше не могу сдерживать себя, слезы ручейками текли по щекам. Частые беззвучные рыдания сотрясали все мое тело. Сквозь рыдания прорывались одни и те же слова:
«Прости меня, мама, прости за все, прости!..»
И вдруг мне стало так хорошо, так легко, что, казалось, еще немного, и я буду парить в воздухе. Все переживания, раскаяния, приступы вины исчезли, испарились, душа обрела покой и благодать. Когда я догнал жену, она меня не узнала: глаза мои светились радостью, я весь сиял.
- Что с тобой? – удивленно спросила жена.
- Ничего... все хорошо, все нормально... пойдем.
Я был уверен тогда, что мать услышала меня и поспешила прощением своим снять с сына эту душевную боль. Мать даже мертвая смогла утешить меня, как часто утешала в детстве. Я и сегодня в этом уверен.
Все же существует, наверное, какая-то невидимая связь между мертвыми и живыми.
«На всем видимом написано свидетельство о невидимом» (Рим. 1-20)
На могилу пришел твою, мама...
Нет, не плачу, и ты не скорби,
В жизни сна тебе выпало мало,
Хоть теперь, дорогая, поспи.
И печально и горько и больно…
Край родной без беды занемог.
И сжимается сердце невольно, -
Неужели оставил нас Бог?
Золотые ромашки целую.
И ложусь, как бывало, в траву.
И тебя, мама, вижу – живую!
Улыбаюсь тебе и – живу.
Михаил Поздняков.