– Расскажешь, почему ты стал сталкером?
Дига ловко взобрался на песчаный гребень и оглядел неприветливый предзакатный пейзаж. Остовы небоскрёбов Манхеттена напоминали сгнившие зубы в пасти циклопического морского хищника, выброшенного на берег.
– Не сейчас, – отмахнулся Гор.
– Ты меня уже четвёртую неделю «завтраками» кормишь.
– А ты у нас «Эйприл О’Нил», что ли?
– Нет. Но историю Новой империи кто-то же должен писать!
– Скажешь тоже… «империи»… два поселения, построенные вокруг водяных скважин из более или менее очищенного мусора, – это ты называешь Империей?
– Когда-нибудь Свободное Братство вернёт себе утраченные позиции, и тогда, тогда звезда новой Америки воссияет в своей первозданной красе…
– Не думал, что пропагандисты могут так башку засрать…
– Да шучу я, – усмехнулся Дига, – но истории действительно собираю. Вот пойдёшь ты сейчас на промысел, схватишься за что-нибудь фонящее, к примеру, и сдохнешь через три дня. И поминай, как звали. Был вот, мол, такой сталкер Гор – и нету. И не вспомнит никто. А так хоть весточку оставлю археологам будущего.
– Ты, блин, великий предок, в камне высекаешь, что ли?
– Нет, пока на лэптопе.
– И не стыдно дефицитную энергию на такое дерьмо тратить?
– А чем мне ещё заняться, вот скажи, а? С тобой, что ли, ходить? Так я того… жить хочу… и стать историком по-настоящему, если ты понимаешь, о чём я.
– Куда прёшь?
– Мне нужен картридж для принтера или хотя бы тонер… и то, из чего можно сделать капсулу времени.
– Нет, Диг… ты и вправду больной.
Несмотря на все суждения Гора, Новая Империя была большим собранием поселений-городов. В её городах, прирастающих с каждым годом, жило уже более шести тысяч человек. Возможно, на этой стороне земного шара это было самое крупное содружество людей, не имеющих особых отклонений от нормы. Хотя что, собственно, известно про «норму» сегодня?
Когда-то разбить поселение под палящим солнцем считалось уму непостижимой глупостью, а вот теперь именно Новая Империя оставалась в выигрыше, поскольку захватила почти все источники питьевой воды в Великой пустыне. Старые города постепенно погружались в забвение и в бесконечные пески. Сталкеры как таковые мало кого интересовали. Это в первые пятьдесят лет подобный промысел имел смысл, но теперь… теперь высокотехнологические продукты прошлых лет один за другим выходили из строя, а новое человечество неплохо научилось довольствоваться «чем бог послал» и больше не вспоминало об электронных играх, компьютеризированных системах и всеобщей электрификации, хотя в Империи подвижки в данном направлении были.
Почему Дига занимался никому не нужным делом, Гор не мог взять в толк. Конечно, Дига отрабатывал свои трудодни на починке оборудования скважин и уборке территории, однако ничто так не занимало его, как описание быта города и составление подробных хроник для потомков. И вот теперь ему приспичило написать историю Гора. Вот же чёрт… и не отстанет, это уже и другие сталкеры на себе ощутили, а если наврать ему с три короба, то проверит и всё равно докопается до сути.
Кажется, раньше таких называли журналистами или детективами. Сейчас, понятное дело, профессии нафиг не нужные. Только в детских книжках с картинками разных мутантов (не иначе кто-то предсказал) перерисованная много раз была одна такая журналистка Эйприл, вот Дига и дразнили, впрочем, и комбинезон у него был песочного цвета, стало быть, за дело.
– Не мельтеши… – Гор заставил своего спутника спуститься с песочного гребня, поскольку отблески от его бинокля вполне могли заметить из Манхэттенских небоскрёбов, что было крайне нежелательно. – Неужели не знаешь, кто обосновался там?
– Люди Содружества ничего не смогут нам противопоставить, кроме того, ты идёшь в свой сектор, у нас договор.
Гор посмотрел на Дига, как на умалишённого, и заржал в голос, распугивая резким звуком маленьких зверьков – сурикатов.
– Ты, верно, родился в век войны, Диг… Нет, ну правда… Нельзя же быть таким наивным!
– Ну вот, и ты туда же… – Дига поправил пыльник, проверил ремни на кожанке, а также щитки на коленях и локтях. Парню не хотелось признавать правоту сталкера, а ещё больше – что он опростоволосился в очередной раз.
Члены Содружества, как и другие обитатели пустыни, нередко нарушали установленное перемирие, и только наличие огнестрельного оружия в Империи заставляло окрестные группировки и объединения считаться с ними, иначе… Города-поселения давно бы перешли в собственность Водоторговцев, и всё славное «возрождение Империи» пошло бы коту под хвост. Ан нет… как и полторы сотни лет назад, наличие стволов являлось решающим фактором.
Гор подозревал, что в Манхеттене их уже заметили, поэтому велел Дигу сойти с проторенной тропы.
– Пойдём Нижним городом, – отрубил он, – а ещё раз выкинешь что-нибудь, отправишься обратно один.
– Хорошо-хорошо, я ведь просто спросил.
Гор коротко кивнул, и компаньоны двинулись в путь. Обычно на вылазки сталкер предпочитал облачаться нейтрально. Никаких кричащих нашивок, свидетельствующих о месте его проживания, никакого серьёзного огнестрела. Только маленький револьвер, и то на самый крайний случай. На Манхеттене обычно серьезных противников не было. Особенно у сталкеров. Ведь эти ловцы удачи на первых порах позволили осколкам человечества выжить, а теперь являлись теми, кто открывал новые тропы и угадывал предназначение старых вещей, как ныне было можно говорить, «олдтека».
Обходить центр пришлось довольно долго. Уже солнце стало клониться к западу, а Гор всерьёз задумывался о ночлеге. Чёрт, если бы Дига не увязался с ним, всё можно было бы обделать гораздо быстрее и проще. А теперь и вовсе непонятно, сумеет ли он выполнить заказы и прихватить чего-нибудь для собственных нужд.
Конечно, за прошедшие десятилетия кислотные дожди, ветер, ржавчина, другие искатели удачи и песок мало что оставили пригодным для использования. Большинство вещей из прошлого ни на что не годились или представляли собою горы бесполезного хлама. Машины рассыпались в коричневую труху, и только кое-где торчали из-под гор полиэтиленовых ошмётков трухлявые железные ребра каркасов.
Но Гор был истинным сталкером – не зря ел свой хлеб. Полиэтилен – замечательное изобретение. Наряду со всякого рода жирными смазками нередко сохранял самые неожиданные вещи в целости и сохранности. Про оружие всем и так было известно, правда, утратили главное – знание. Как именно распознать возможный склад? Где искать? Что представлял собою город прежде? Уже никто не мог ответить на этот вопрос. Никто… кроме Гора. Его сокровищем и проклятием были библиотечные книги, лежавшие много лет в специальных хранилищах, а также их электронные эквиваленты, которые нет-нет да и попадались в его скитаниях среди призраков прошлых людских завоеваний.
Именно его находки помогали решать проблемы с водяными скважинами, построением зданий и поддержанием хотя бы какого-то очага культуры. Поэтому в основном Гор охотился за книгами и только во вторую очередь за всякого рода безделушками и оружием, если удавалось достоверно узнать об их местонахождении.
– И всё же, – не унимался Дига, – может, откроешь свой секрет? Кто знает, может, и жить мне осталось недолго, так хоть, заглянув в глаза тому, что находится за чертой, смогу замолвить за тебя словечко!
Уже ясно, что за сегодня не управиться. Гор хотел было плюнуть в сердцах и отослать надоедливого «историка» обратно, но что-то его удержало… Может быть, прилив несвойственного ему человеколюбия, а может, практический расчёт, что Дигу всегда можно пустить вперёд там, где точно не известно, свободна ли тропка или что-то опасное расположилось на оной.
– Ты хочешь мою историю? Идёт… Но тебе придётся потрудиться, – Гор выбрал невысокое строение немного левее запасной тропы, уходящей вглубь каменных нагромождений, и указал на него Дигу. – Приготовь ночлег.
Кажется, в позапрошлом году здесь обрушилось несколько небоскрёбов. Путь был небезопасным, но Гор предпочитал его всем остальным обходным маршрутам. Ночные звери не могли подобраться к путникам незамеченными, как и другие охотники за удачей.
Из своего детства Гор ещё помнил иные порядки. Всё было гораздо проще, и это устраивало жителей, в том числе и отца сталкера. «Право сильных» – наверное, так охарактеризовали бы тогдашний общественный строй. Быстрая смена поколений. Обновлённая кровь. Наследование власти по праву победителя. Если не хватило сил убить прежнего вождя – не стоять тебе на «самой высокой горе».
Он даже не заметил, когда устоявшийся порядок вещей стал меняться. Сперва пришли другие люди, вылезшие из спасительных убежищ; в них на первый взгляд не было ни силы, ни ловкости. Но в один момент они, кажется, стоптали всё. Их куцее племя, не имевшее никакой защиты, обладало технологиями и развитой медициной, что в итоге и решило исход всего дела.
Гор так и не смог почувствовать себя достаточно комфортно среди пришельцев. Из небольшого поселения его община скоро стала городом, затем появился ещё и ещё один. Кажется, сегодня возрождающаяся «империя» имела уже с десяток таких «городов», хотя официально признавались только два или три… Гор не любил думать об этом. Не любил рассуждать и вдаваться в подробности, а Дига вынуждал. Подкидывал неудобные вопросы, будил ненужные воспоминания, отвлекающие от работы.
«Бывают же бесполезные люди! – в сердцах подумал Гор. – Вначале вся маскировка насмарку, теперь ещё и это… И почему ему дают паёк и кров? Чем так проявил себя этот Дига?»
Нередко, прохаживаясь между учебных комнат, Гор слышал, что история очень важна, что её нельзя забывать, чтобы не повторять в будущем ошибок предков. Однако всё, что видел Гор, противоречило этому уроку, и он совершенно искренне не понимал, как могут взрослые учить детей самообману. Ведь когда те выйдут на простор пустыни, когда решат испытать себя и судьбу, едва ли им помогут все эти странные и спорные истины. Что же они будут делать тогда?
– Ты никогда не думал, что когда-то всё было по-другому? Что и теперь, несмотря ни на что, мы движемся по одной и той же спирали? Многое утеряно, многое сгорело в смертоносном огне войны, но… кругозор наш расширился. Мы можем смотреть на многие вещи проще и… как бы это? Мы вообще можем рассматривать эти «вещи», эти «понятия» не как что-то постыдное или чуждое, а как вариант выживания, как вариант развития. Что-то отвергается, что-то остаётся, как многожёнство, например. Может быть, через сотню-другую лет мы снова придём к моногамии, но сейчас это выход увеличить население, увеличить количество рабочих рук.
– Дига, поменьше болтай… По-моему, это хороший совет.
– Ночлег готов. Предлагаю костра не разводить, подкрепиться вяленым мясом.
– Идёт.
– И немного побеседовать…
– Болтун – находка для шпиона, – само собой сорвалось с языка старое выражение, прочитанное в какой-то малоизвестной книге.
– Тут шпионов нет. Если бы нас кто-то преследовал, думаю, ты бы уже почуял его, Гор. Я много слышал о твоём чутье, тебя не зря считают одним из лучших сталкеров. Не думаю, что всё это пришло к тебе просто так.
– Я не горю желанием беседовать, Дига…
– Я понимаю… Тебе кажется, что я занимаю чьё-то место, что, может быть, другой парень, рукастый и соображающий в древних механизмах или «олдтеке», мог бы быть полезнее, но… тут я, а не он. Значит, вселенной, макрокосму, богу, в конце концов, так угодно.
– Не разводи философию.
– Почему нет? Ведь что такое вера, Гор? К чему это всё? Мир закончился, прогресс весьма сомнителен, а через каких-нибудь сто или двести лет откажут приборы, которые принесли с собой люди, пришедшие из бункеров. И что будет тогда? Что нам останется от всего этого дивного мира, который был погублен нашими предками?
– Почему должно что-то остаться?
– Останется вера, Гор. Вера в то, что мы не одиноки. В то, что есть кто-то… небесный отец, великая мать, прародительница, Всемирный разум… да не имеет значения, где и как называют своих богов. Останется вера в то, что когда-нибудь здесь может быть лучше, может быть рай на земле. Но… если заглянуть глубже – что там, Гор? Там надежда приблизиться к этому… к этому великому, непостижимому, познать истину, а значит, увидеть, наконец, самого себя.
– Что за хрень, Дига… Псилоцибиновых грибов, что ли, обожрался? Лучше за окнами наблюдай, не ровён час, динго нас учуют, а ты тут со своими истинами… Мне кажется, что такие вопросы нужно будет задавать тем, кто поднимется над всем этим… А наша задача – выжить, и точка.
– А что ты будешь делать со своей жизнью потом?
– В каком смысле «потом»?
– Когда выживешь…
– Тогда и решу… Заткнись уже…
– Идёт…
Дига примирительно поднял руки, сделал несколько каких-то странных пометок у себя в блокноте, как будто на ощупь, а затем отодвинулся в тёмный угол, чтобы даже отблеск от его глаз не смог выдать их местоположения.
Гору никогда не нравились все эти странные разговоры, которые не раз и не два он слышал и дома на кухне, и в дозорах у костров. «Что было бы, если?», «Есть ли жизнь после физической смерти?», «Забыл ли Бог про наши земли?». Какая разница? Не всё ли равно? Есть только «здесь» и «сейчас», и если предки уже однажды уничтожили всё, что было достигнуто и взращено с таким трудом, то к чему всё это? Они, судя по книгам, задавались теми же вопросами, а находя ответы, начинали воевать друг с другом, потому что ответ одной стороны казался правильнее, чем ответ другой.
Теперь воюют за ресурсы, еду, женщин и воду. Сражаются за остатки огнестрельного оружия и технологии, за лекарства и толковых специалистов – понятные цели, которым не нужны метафизические причины. Так почему же… почему такие, как Дига, всё ещё продолжают свой странный путь? С упорством сколопендры они карабкаются вверх по своим персональным отвесным скалам… и не надоест! В конце концов, не его это дело, не стоит и думать об этом.
Рассвет застал Гора и Дига холодной испариной, выступившей на ободранных и обожжённых бетонных стенах. Всё вокруг дышало прохладой и сыростью. Как будто где-то даже проблёскивал иней.
– Чего так холодно? – удивился Дига. – В Городах такого не бывает.
– Это в наших не бывает… Тут Манхеттен… тут всё бывает. Давай, отогревайся, пожуй чего-нибудь, и двинемся дальше. Нехорошо оставаться на одном месте больше пяти часов.
– След?
– Ну да… типа того… Твари всегда чуют твоё присутствие, хочешь ты того или нет. Как бы ни мазался всякими отпугивающими средствами, как бы ни валялся в грязи… для них ты чужак, которого нужно либо уничтожить, либо съесть. Понял?
Дига быстро кивнул. На сборы парню не потребовалось и пяти минут. «Да, – подумал Гор, – мотивация – великая вещь!»
Когда сталкер и историк вышли на тропу, первый всё ещё раздумывал, стоит ли топать прямиком к «угодьям» или лучше завернуть к Содружеству. Не то, чтобы он вдруг усомнился в своих силах, но что-то внутри него противилось решению немедленно браться за дело. Шестерёнки, привыкшие крутиться в заданном ритме, сбивались и выдавали холостые такты. Это было совсем не то, что нужно, а значит…
– Забираем левее, нужно кое-кого навестить.
– Навестить? Ты же, кажется, говорил, что знаешь тропы…
– Знаю… Город против.
Дига пожал плечами. Ему рассказывали о причудах сталкеров, а также о том, что их лучше слушаться. Каким-то шестым чувством, точно мать и дитя пуповиной, связаны они с ушедшим миром. Никто, как они, не умеет слушать его, никто, как они, не ориентируется в нём… «Но и никто, как сталкеры, не гибнет, роясь в догнивающем трупе былого людского величия…» – цитата учителя непрошено пробилась в мысли, хотя историк и гнал её подальше.
Теперь каждый шаг казался парню смертельно опасным, каждая тень таила в себе чудовище, а каждый шорох перекатывающегося полиэтиленового пакета чудился предвестником беды. Путешествие, начавшееся как весёлая игра, грозило перейти в разряд «последних». «Зачем это всё мне? Может, лучше вернуться, пока ещё не слишком поздно? Может, Гор отведёт меня обратно и закончит своё задание сам? Может, и не нужно мне знать, почему он стал сталкером?»
Видя мечущийся взгляд напарника, Гор осклабился и сбавил шаг:
– Что, накрыло тебя? Ничего… пройдёт, сейчас минуем развилку. Тут всех поначалу накрывает. Что за чёрт, не знаю. Но нервы треплет, будь здоров. Главное, не поддавайся, парень, не паникуй и не беги. Там провал в грунте. Провал глубокий. Куда ведёт – не знаю, но никто оттуда не возвращался.
Дига пытался восстановить дыхание. Вытирая мокрые от пота ладони о кожаные штаны, он всё ещё старался не выказать себя трусом, да куда там? «Это не мои мысли. Это местные аномальные зоны. Со мной всё в порядке… Соберись Дига, соберись!» – внушал себе историк, преодолевая обрывки накатившего безумия. Шаг за шагом он двигался за сталкером, стараясь ступать след в след, чтобы не сбиться с пути. Шаг за шагом отходили они от опасного места, и по мере удаления Дига чувствовал, как былая решимость и злость на самого себя за проявленную слабость разрастаются в нём.
– Никогда ничего подобного не испытывал, – признался он.
– Страх, Диг, – это нормально. Хуже, когда желания твои потаённые наружу лезут. Ведь кто-то в провал тот с головой бросается, а кто-то пытается убить проводника. Вот с такими разговор короткий.
– Это проверка у тебя такая? – с сомнением спросил историк.
– Это не у меня – это у местного Города. С крещением тебя, что ли, если веришь в это.
– С-спасибо, – бросил историк.
Дальнейший путь прошли без происшествий. Руины Манхеттена выглядели обжитыми – нет-нет да и виднелись забранные решётками окна. Наскоро сваренные, пожелтевшие от времени, они защищали жителей от незваных гостей снаружи. За решётками проглядывали листы проржавевшего и кое-где прошитого пулями железа. То, что за железными листами наверняка находились либо мешки с песком, либо доски, либо сложенная каменная стена, было несложно догадаться.
Содружество гордо именовало себя именно так потому, что кто-то из бывших руководителей этих шаек рейдеров заключил союз с таким же образованием в Бостоне. Несмотря на то, что вот уже три сезона дождей не было известно, что случилось с бостонским поселением, члены Содружества считали себя таковыми (частью целого всегда приятнее быть, чем самим по себе), и теперь это скорее заменяло им национальный признак, чем являлось определяющим обозначением государственного устройства.
Не доходя немного до небольшого приземистого здания, больше напоминавшего надёжно укреплённый форт, чем административный корпус, Гор поднял руку с зажатым в ней амулетом, чтобы всем было хорошо видно. В присутствии наблюдателей сталкер не сомневался. Сомневался он только в самом себе.
Не он ли так старательно отводил всю местную оптику? Не он ли выбирал непроходимые тропы? Не он ли так не желал контактов с ними? И что же теперь? Решил воспользоваться «карточкой парламентёра», полученной при правлении Хриплого в позапрошлый сезон дождей. Амулет представлял собою крышку от консервной банки, хитроумно пробитую в нескольких местах наконечником стрелы. Подделать, конечно, можно, только вряд ли решившийся на такой шаг уйдёт живым. Нужно ли говорить о том, что население США нынче было немногочисленным и получивших «верительные грамоты» знали в лицо?
– У них ведь действительно нет огнестрельного оружия? – вполголоса спросил Дига.
– Думаю, есть, но они не такие дураки, чтобы использовать его сейчас. Если бы «содружники» хотели нас убить, поверь мне, их композитные луки с дальнобойными стрелами давно увеличили бы количество дырок в наших черепах.
Не успел Гор докончить фразу, как из укреплений к ним навстречу направилось несколько человек. Они были одеты в пыльники и потрёпанные пробковые шлемы. Наверное, так казалось солиднее, поскольку подобная защита едва ли смогла бы выдержать атаку даже дротика, пущенного меткой рукой.
– Сталкеры Империи? – пробасил один из охранников, подойдя ближе. – Что привело вас в столь ранний час к нашим гостеприимным берегам? – подошедший сам рассмеялся своей шутке.
– Есть серьёзное дело, – скупо процедил Гор. Сталкер прекрасно знал, как нужно обращаться с такими людьми. Нельзя давать им и шанса задуматься о собственной зависимости. Нельзя дать им заподозрить, что ты пришёл с прошением. Только подавление и авторитет. В каждом слове напор на козырь: «Убьёте нас – и знаете, что будет с Содружеством? В Империи в курсе, где мы и каким маршрутом пошли. Имейте в виду, разговор будет коротким!»
– Ну… если уж серьёзное, тогда ладно… валяйте… Конунг сегодня не в настроении, так что не завидую вам и вашему императору.
Гор оскалился, показывая тем самым, что выше всего этого. Дига старался держаться старшего товарища и не испортить его блеф, поскольку ни на что большее это поведение не тянуло. «И часто он так? – подумал Дига. – Либо гений, либо выживший из ума сталкер, зацикленный на своих рейдах, отрицающий прогресс во имя одиночества… Бр-р-р… Куда я вляпался? Нужно было слушать аномалию, может быть, в том провале я чувствовал бы себя куда уютнее, чем среди этих странных людей».
Наверное, каждый человек нового мира при условии, что его с детства приучили к книгам и что он имел представление о том, что было «до», задавал себе вопрос: «Зачем это всё?» – из которого произрастало: «А не проще было бы разом закончить это?» Сожалеть по-настоящему по утраченному прошлому люди нового мира уже не могли, ведь они не помнили его, а те, кто своими глазами видел что-то, умерли от старости, лишений и болезней уже почти как полвека назад.
Пришедшие в Империю из бункеров, конечно, были более щепетильны в данной проблеме, однако монотонные дни и тяжелый физический труд частенько не оставляли шанса задавать никаких вопросов, кроме «как утолить голод?» и «всё ли в порядке с водоносным слоем?». Настоящие вопросы и первые самоубийства возникли у них, у поколения Дига. И что же, собственно, им отвечать? Не знали управляющие Империи, а уж тем более не знал и Гор.
В «кабинете» Конунга было сильно накурено. От едкого сизого дыма слезились глаза, сталкеру и историку постоянно хотелось кашлять, но оба понимали, что здесь нужно соблюдать правила приличия, а значит – терпеть и восхищаться.
– Ну-с, с чем пожаловали?
Конунг не выглядел взбешенным или злым. Его лицо выражало умиротворение и лёгкую скорбь. Можно было подумать, что это не он тот расчётливый и хитроумный циничный проходимец, каким привыкли его представлять в Империи, да и в близлежащих поселениях. Можно было усомниться в тех нелицеприятных эпитетах, которыми не раз и не два награждали этого человека. Но Конунг не был бы собою, если бы не умел производить впечатление на людей. Как и теперь. Простоватый и неотёсанный, всем довольный увалень, обкурившийся какой-то швалью. Ничего такого, однако даже Дига внутренне сжался и на всякий случай отступил на шаг назад.
– Поступила любопытная информация, – небрежно начал Гор, – информация о новых тропах…
– И что же мне с того, сталкер?
– В Империи думают, что ты, как и твои ребята, мог бы быть заинтересованы в экспедиции. Вам ведь нужны ресурсы: законсервированное на сотни лет продовольствие и, возможно, огнестрельное оружие.
– Не держи меня за идиота, – от прежнего любезного хозяина не осталось и следа, кровь прилила к изуродованному продольным шрамом лицу. Светло-карие глаза, казавшиеся ореховыми, потемнели, напоминая теперь две разверзшиеся бездны. Было видно, сколько же на самом деле звериной силы и ярости пряталось за этими притворно-расслабленными движениями.
Несмотря на все перемены в Конунге, Гор спокойно шагнул вперед, пододвинул к себе стул, выбрав покрепче. Ножки издали противный скрип, но стул выдержал вес сталкера.
– Продолжаем разговор, – деловито сказал Гор. – Ты прекрасно знаешь, что Империя никогда не пошла бы на сделку и не прислала бы гонцов, если бы не была уверена в том, что ничего интересного на тропах нет. Однако доля есть доля. Почему, спросишь меня ты? Так это риск. Даже для меня. Смотри, Конунг, я нынче с новичком, и кому от этого лучше? Империя не видит ничего интересного даже для себя, поэтому «отряд» столь неубедителен, но я должен разведать. А никак там добро? Вдруг там много добра? Мы вдвоём явно не справимся. Не хочешь ли ты присоединиться?
– Где была твоя сраная империя, когда на прошлой неделе на востоке рушились небоскрёбы? Когда нам нечем было дышать, когда нам не хрена было жрать – где были вы все? Монополисты со своими водными месторождениями, чего вы будете делать, когда ваше жидкое золото закончится?
– Откуда мне знать? – пожал плечами Гор. – На мой век хватит, а там… Мне-то с того что?
– Шавка Империи… – в сердцах сплюнул Конунг.
Сталкер пожал плечами.
– Так дашь нам сопровождение?
– Ничего я вам не дам! Переждите здесь пыльную бурю и проваливайте! Я не нуждаюсь в подачках Империи, так и передай!
– Хорошо. Спасибо за приют. Империя ценит это.
Конунг в сердцах швырнул пепельницу на пол. Тяжёлая бронзовая фигурка собаки, свернувшейся вокруг корзинки, покатилась по полу, оставляя за собой чёрный след. Гор пожал плечами и, спокойно повернувшись к Конунгу спиной, прошествовал к двери.
– Пойдем, Дига, нам нужно немного перевести дух и подкрепиться.
– Гор, какого чёрта! – историка трясло. Лишь они со сталкером остались в комнате одни, парень не выдержал. – Что за тропы? Какая Империя?! Тебя же никто не посылал…
– А это им знать вовсе необязательно, не думаешь, приятель?
– Но… но!..
– Предчувствие у меня, Дига. Вот хоть застрели меня сейчас. Но дальше нам нельзя. Во-первых, хорошо, что мы сюда свернули, их наблюдатели увидели бурю. Туда, куда мы с тобой направлялись, мы бы не прошли. Во-вторых, мы тут бесплатно харчуемся до спокойной погоды. И наконец, Конунг выдал нам неплохую информацию, которую мы и проверим.
– Это какую же?
– Ну, не про шавку Империи. Это его любимое. Разве можно лишать человека последней радости в жизни?
– Что ты имеешь в виду?
– Слова не причинят тебе вреда, парень, пока ты не захочешь причинить вред кому-то ещё.
– В смысле?
– Потом поймёшь… а сейчас… сейчас нужно просто плыть по течению… Просто поддаться ему и плыть. Вот, скажем, у вояк говорят, если у человека отнять всё, то он становится непобедимым. Когда тебе нечего защищать, кроме своей жизни, открываются скрытые резервы. Когда тебе больше некуда возвращаться, прорезается какое-то особенное чутьё. Правда, те, кто «говорят», а вернее, «говорили», сгинули вместе со всем миром, даже открытку не прислали. Вот такие вот дела. Человек – существо стадное. Ронину долго не продержаться, особенно в наступившем безвременье. Не знаю, чему вас там учат, Дига, но, как бы далеко ты ни уходил со мною или без меня… нужно всегда иметь такое место, куда ты бы смог вернуться. Неважно, ждут тебя или нет.
– Ты к чему это, Гор?
Сталкер пожал плечами.
– Пески неспокойны. Буря не принесёт облегчения. Сезон будет дурной, помяни моё слово.
– Откуда ты знаешь, ты что, оракул?
– Никогда не был и не стремился. Иногда так бывает, парень, ты просто знаешь что-то. Знаешь, и всё.
– Тогда расскажи… расскажи мне, что ты знаешь?
– В смысле?
– Я не спрашиваю больше, почему ты стал сталкером, но… я хотел бы узнать, что ты видел… Что было раньше?
– Раньше – это насколько?
– Это… тогда… когда были те времена, по которым ты тоскуешь.
– Я не тоскую.
– И всё-таки?
– Раньше всё было проще. Наверное, так все говорят. Право сильного – слышал о таком?
– Да, пережиток древней эпохи…
– Пережиток не пережиток, но во власти не мог оказаться пришлый. Не мог оказаться тот, кто не доказал Империи свою преданность. Не мог быть вор или тот, кто не совершил чего-то.
– Например, не убил и не съел прежнего вождя?
– На подобное тоже нужно решиться.
– Наука говорит, что людоедство возникло десятки тысяч лет назад из необходимости выжить в суровом климате, в период недородов и стихийных бедствий. Однако оно всегда несло опасность заражения болезнью куру. Тебе ли не знать об этом?
– Тебе ли об этом рассуждать, Дига? Есть племена на востоке от наших земель, там ещё грязно. Там всё ещё держится высокий фон. Ни у кого не осталось приборов, чтобы измерить, чтобы понять, какую воду можно пить, а какую – нет. Где земля заражена, а где родит хороший плод. Пустыня не вечна, Дига, она отступит…
Подземные плантации питательных грибов и неприхотливых плодов были и будут ещё долго, но… белок, Дига, – это роскошь. Поэтому у людей нет выбора.
– Ты так спокойно говоришь об этом?
– Откуда ты знаешь, что правильный путь именно тот, который избрали мы? Откуда ты знаешь, что Конунг прав меньше, чем Империя, или что те племена не имеют права существовать на этой земле? Пока наши пришельцы отсиживались по глубоким подземным норам, их охотники уже избороздили половину пустыни, отыскали оазисы и боролись за выживание. Так кто более честен, Дига?
– Ты запутываешь меня ещё больше, – историк выглядел взволнованно. – Ты путаешь все мои мысли… И я чувствую, как ты ломаешь что-то во мне.
Гор усмехнулся.
– Это не я… это открытые пространства ломают тебя. Запомни, парень, кто бы ни встретился тебе на пути, не стоит судить его со своей колокольни. Возможно, ты просто не знаешь всех предпосылок, всех событий, заставивших поступить его именно так.
Ты знаешь, что я не слишком люблю Города, но, как ты думаешь, имело бы смысл моё существование, сама моя профессия – «сталкер», – если бы их не было? Я повторю тебе это ещё раз, если ты пока не понял. Одиночкой быть легко, если есть, с чем сравнивать. Человек без своей среды – животное хуже каннибала.
– Пожалуй, я не хочу знать, почему ты стал сталкером… – Дига почувствовал, как в горле его пересохло. – Когда мы двинемся дальше?
– Скоро: слышишь, песок и ветер звучат по-другому?
– Признаюсь, я ни черта не слышу… – быстро выговорил Дига. Но тут же остановился, поскольку неожиданно понял, что там, вверху, за забранным в решётку окном (больше похожим на тюремное, чем на окно жилого отсека), ветер переносит песчинки с места на место и шуршит случайным мусором совсем иначе, чем несколько часов тому назад.
«Не значит ли это, что я становлюсь сталкером?» – подумал историк.
Однако дальше мысль его оборвалась. Пора было отправляться в путь.
– Знаешь, почему не стоит уподобляться каннибалам, Дига? – Гор выглядел отдохнувшим, и, кажется, у него улучшилось настроение.
– Кроме того, что от этого можно самому скопытиться? Думаю, это неэтично.
– Словечко-то какое выискал… «неэтично». Про болезнь куру ты был, разумеется, прав; сильная дрожь и порывистые движения головой, иногда сопровождаемые улыбкой, подобной той, которая появляется у больных столбняком, – типичные признаки того, что ты рискуешь стать обедом. Но есть и ещё кое-что. У местных каннибалов существуют разные вспомогательные питательные вещества, однако… при всём моём расширенном кругозоре позволю заметить, что со временем, если у них ничего не изменится, родственный и привычный белок вытеснит все остальные. Другая пища просто перестанет усваиваться, Дига, вот в чём вся соль.
– Ты так много знаешь, что я удивляюсь тому, что ты сталкер.
– Живём один раз, – усмехнулся Гор. – Давай поговорим о другом. Я выбрал северо-западный проход. Конунг сказал, что небоскрёбы упали где-то на востоке, значит, мы должны двигаться в обход. Никогда не знаешь, на что можешь наткнуться на нижних уровнях.
– Нижних уровнях?
– Ну да.
– Разве то, где мы провели прошлую ночь, не нижние уровни?
– Нет, это «нижний город», и то мы называем его так условно. За полтора столетия, знаешь, сколько песка тут намело? Когда небоскрёбы падают, это может быть как предзнаменованием богатой добычи, так и вестником большой беды.
– Почему?
– Откуда, по-твоему, пришли к нам подземные жители?
– Из подземных бункеров.
– А мы с тобой много знаем о них?
– О пришельцах?
– Да нет же! О бункерах. Ладно, надевай маску и пыльник, ветер не улёгся до конца. Нам ещё предстоит много пройти сегодня.
Маршрут казался Дигу довольно однообразным. Полуразвалившиеся дома, тянувшие в серое небо свои уродливые, обглоданные до костей железобетонные каркасы-пальцы. Бесконечные анфилады окон, выбитых или забранных листами железа. Следы бывшего господства человека. Он, может быть, и хотел почувствовать трепет или тень узнавания, родовую память, например, но ничего, кроме своей ничтожности, не ощущал.
Они шли, наверное, уже больше трёх часов: серый цвет сумерек перетекал в фиолетовый. Так всегда бывает после бури, когда не видно раскалённого солнечного шара, но даже вечером кожей ощущаешь его неусыпный контроль. Однако в этих фиолетовых сумерках, в этом зыбком мареве, во взвеси песчинок и поднятой бетонной крошки Дига почувствовал какую-то лёгкую перемену.
– Гор… – пробасил историк из-под респиратора. – Гор! Что происходит?
– Что, и тебя накрыло? Не на того ты учился, парень, ох, не на того…
Только сейчас Дига понял, что сталкер изменил походку ещё минут пятнадцать назад. Он не наступал на полную стопу, а крался, точно то и дело боясь ухнуть вниз, оступившись, сбиться с нахоженной тропы и попасть в зыбучий песок. Но нет. На этот раз дело было в другом. И увидев причину, историк просто не поверил своим глазам. Впереди из-за песчаной и мусорной куч легко, точно бабочки в сезон дождей, выпорхнули два массивных зверя. Покрытые редкой шерстью, они выглядели, точно посланцы с того света. У одной твари был только один глаз – кажется, ей уже крепко досталось в подобных передрягах, она знала запах человека, знала, на что способен этот беззащитный двуногий выродок, и поэтому не спешила нападать. Другая, похожая на первую ростом и выражением морды, выглядела свежее. Шерсти на ней было больше, и уши не ободраны в стычках за лидерство внутри стаи. Эти особи, не вписывавшиеся в пресловутую теорию Дарвина, напоминали крыс-переростков и собак одновременно.
– Не переживай, – усмехнулся Гор, – будет весело.
Последние слова сталкер почти что прорычал.
Дальнейшее происходило будто в замедленной съёмке. Молодая тварь рванулась вперёд, оттолкнулась всеми четырьмя лапами и прыгнула. Гор задержал дыхание и прыгнул секундой позже. Расчёт был достаточно прост. Когда мутант уже не мог изменить траекторию, человек врезался в его сильное поджарое тело. Два удара ножами, будто по мановению волшебной палочки появившимися в руках сталкера, – и ничего не понимающая визжащая тварь, перекувырнувшись в пыли, упала за их спинами.
– Будь осторожен, – рявкнул Гор, – второй – матёрый. Так просто не дастся.
Пляска со смертью длилась недолго. Люди и зверь кружили вокруг импровизированной арены. Если бы Дига был более опытен, он наверняка присмотрелся бы к менявшемуся окружающему пейзажу, однако с историком такое случалось впервые, и он пропустил тот момент, когда с почерневшего, точно смола, неба на их головы обрушилось нечто.
Обоих компаньонов обдало волною смрада, запахло протухшим мясом и свалявшейся шерстью.
– К домам, – скомандовал Гор.
Летающая громадина напоминала летучую мышь с пересаженной учёным-изувером головой муравья, увеличенной в несколько сотен раз. Задние лапы с острыми когтями в один момент разорвали убитого Гором мутанта.
Сталкер и историк решили не досматривать, чем закончится пиршество прибывшего представителя новейшей фауны. Дига лишь изредка оглядывался на матёрую особь, чтобы не пропустить момента, когда та начнет атаковать снова.
– Свиров тут раньше не было… – отдышавшись, сказал сталкер. – То, что мокрушники шастают, так это завсегда. Значит, где-то недавно была человеческая разборка, и мы просто напоролись на матёрого зверя, который обучал своего недопёска.
– Куда он делся?
– По следу нашему, скорее всего, не пойдёт. Слишком опасно. Поэтому нам надо просто затаиться и ждать.
Самое сложное – это «просто ждать». Когда действуешь, адреналиновые вихри бушуют в теле, не давая сосредоточиться на отдельных деталях и в то же время ярко подсвечивая опасности. А потом вдруг всё идёт на спад. Точно из тебя выдёргивают стержень, и не хочется ни идти куда-то, ни шевелиться вовсе. Но если не сделать этого, противник, кем бы он ни был, может легко застать врасплох.
Отступая вглубь квартала, Гор постоянно оглядывался, стараясь мониторить окрестности. Дига же не совсем понимал, что требовалось делать в данной ситуации, однако корректировать его было некогда, и сталкер не тратил больше времени на болтовню.
Историку казалось, что они уже много раз поменяли направление, более того, что они, должно быть, и вовсе заблудились, что сталкер не знает, куда на самом деле нужно идти, но он не смел подать голос, поскольку понимал: одному ему в каменных джунглях точно не выжить. Вдруг Гор остановился. Прислушался и знаками повелел напарнику не шевелиться. Каким-то шестым чувством, которым обычно чуют приближающуюся опасность или даже грозящую гибель, Дига понял, что на этот раз всё действительно серьёзно. Их «прогулка» зашла слишком далеко, и у него нет выбора, как и пути назад. Историк осторожно выглянул из-за стены, стараясь при этом держаться старшего, и то, что предстало его глазам, едва не заставило Дига выдать их местонахождение. Прямо на проторенной, не раз хоженой людьми и наезженной редким транспортом дороге лежали взбухшие из-за жары, а также сравнительно свежие, только тронутые синевой разложения, трупы людей. Некоторые были частично занесены песком, другие – точно закопаны; то здесь, то там рука или нога торчала из-под холмиков песка и бетонного крошева.
Совсем недалеко от их укрытия также лежал полуразложившийся труп. Судя по виду, мужчина умер не своей смертью, но убили его совсем недавно. Вокруг него сновали мелкие сколопендры, на руках и ногах виднелись кровавые ссадины, а лицо было слабо-сиреневого цвета. И на шее, прямо под подбородком, – дырка, из которой торчали сухожилия.
Дига почувствовал, как волны тошноты поднимаются по пищеводу, но усилием воли заставил себя отвернуться и прикрыть глаза. Что-то неестественное было во всей этой сцене, что-то совершенно ненормальное – ни для разборок группировок, ни для схватки с мутантами, ведь тела оставались нетронутыми. Только одно объяснение могло найтись для этого пиршества смерти, и оно очень не нравилось историку.
– Выбраковка, – шепнул Гор.
Дига судорожно кивнул и, стараясь даже лишний раз не вздохнуть, двинулся за сталкером. «Выбраковкой» в этих местах называли своеобразное кладбище, которое устраивали племена, промышлявшие каннибализмом. На «выбраковку» сносили все тела, по каким бы то ни было параметрам не подошедшие для употребления в пищу. Каннибализм не был массовым явлением, однако «выбраковки» встречались в окрестностях Манхеттена не так уж и редко, что наводило на совсем безрадостные мысли.
– Думаешь, они ушли?
– Надеюсь, – ответил Гор.
– Как долго Империя будет мириться с таким соседством?
– У неё что, есть выбор? – усмехнулся сталкер. – Строго говоря, кроме воды и огнестрельного оружия, да сносного, по нашим меркам, уровня медицины, у Империи больше ничего и нет.
Пройдя мимо этого жуткого места, Дига позволил себе перевести дух, а вот Гор, напротив, был напряжён, как никогда, и всё время озирался и оборачивался, боясь пропустить нечаянное движение или чужеродный звук.
– Каннибалы? – не выдержал историк.
– Не знаю, – сквозь зубы процедил сталкер, – что-то совсем другое. Что-то, с чем я никогда не сталкивался.
Гор перебирал в памяти недавние события, пытаясь сопоставить их с тем, что происходило теперь на Манхеттене. Новых группировок не появлялось, иначе все уже вопили бы о чужаках и собирали бы отряды. Заразы новой вроде тоже найдено не было. Всё как обычно. Мутанты, Содружество, Каннибалы и разрозненные общины, которые можно было не брать в расчёт. Но что-то случилось. Что-то кардинальным образом поменяло установившийся порядок. Сталкер чувствовал, что если не выяснить это сейчас, то потом может быть уже слишком поздно.
Мрачные коридоры одного из заброшенных зданий навевали тоску. В каждом повороте и оставленной многие годы назад комнате чувствовалась обречённость. Дига почти физически ощущал отчаяние, которым веяло от стен. Историк теперь просто старался не замечать ни накопившейся усталости, ни сбитых в кровь ног, ни голода, ни жажды. Гор лучше знал, что нужно делать. Гор должен был вывести их обоих из этого края скорби. Парень свято верил в это и заставлял себя сделать шаг, а затем ещё один и ещё.
Но стоило им выглянуть наружу, где уже медленно, но верно начинало темнеть, как обоим стало ясно: ничего не кончено, а страшная развязка, скорее всего, ждёт путешественников впереди.
– Послушай, Дига… – Гор облизал потрескавшиеся губы. Респиратор он снял довольно давно, поскольку сталкеру необходимы были все спектры ощущений, чтобы понять, с какой опасностью они столкнулись. Но, несмотря на всё это, ему до сих пор не удалось приблизиться к разгадке, – происходит что-то такое, от чего могут зависеть не только наши с тобой жизни, но и весь теперешний порядок. Я никак не могу понять, что именно, но что-то очень плохое. И это «что-то» каким-то образом связано с падением небоскрёбов.
То, что мы сейчас видели, похоже на кровавую расправу. Если в «выбраковке» всё понятно – людоеды и другие дикари, промышляющие каннибализмом, приносят туда «непригодные» для употребления трупы, – то здесь всё иначе. Здесь все или почти все они – те, кто «приносили»… Но хуже всего то, что убиты они быстро и хладнокровно. Из огнестрельного оружия.
Такие ранения дают пулемёты, автоматы, пистолеты-пулемёты и скорострельные пистолеты. Дистанция, как видишь, близкая. Никакие «доспехи» не спасли местных. Пули вошли кучно, так что вместо аккуратных дырочек – кровавое месиво. У автоматического оружия темп стрельбы очень высокий, поэтому ни стрелок, ни цель не успевают значительно изменить своё положение. А это означает, что всё очень-очень плохо.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Книги старые читал… Лучше давай подумаем, как нам поступить. Нужно как можно скорее возвращаться к Империи, предупредить местных о грозящей опасности, но и по возможности выяснить, откуда она пришла и чем это нам грозит. Сейчас у нас будет недолгий привал. Я нарисую карту… Скорее всего, выходить из Манхеттена тебе придётся уже одному.
– Но… почему, Гор?
– Потому что кто-то должен будет прикрыть твой отход.
– Ты ведь можешь не выбраться…
– Могу. Я не бог, Дига, и не сверхчеловек. Но если никто не сообщит о том, что тут творится, возможно, всем остаткам человечества придёт конец. В очередной раз.
Дига вздохнул.
– Хорошо, – только и сумел выдавить он, – я сделаю то, что ты просишь.
– А я взамен расскажу тебе историю. Когда тут ещё велись бои за сферы влияния, народа на Манхеттене было поболе, чем теперь. Я состоял в группировке Шустрого. Да, мне местные разборки не мешали работать на Империю и выполнять свои обязанности. Это было как раз в то время, когда «право сильного» в Империи окончательно утратило своё право на существование. Каламбур такой, но точнее и не скажешь. Так вот, свою досаду и разочарование я вполне мог реализовать тут, нанявшись сольным стрелком. В ту ночь было неспокойно. Я стоял в дозоре. Из-за соседнего дома послышались быстрые шаги. Я подумал, что это не моё дело, однако полез посмотреть, что там. Внизу копошился незнакомый мне парень без наших опознавательных знаков. «Отличный шанс уничтожить врага», – подумалось мне. Я достал из-за пояса пистолет, снял его с предохранителя и направил на него. У меня было достаточно времени, чтобы прицелиться и нажать на курок. Ничего. Раздался тихий сухой щелчок. Я чуть было не взвыл от досады, а над головой просвистели две пули. Деваться было некуда, я понял, что у нас гости, многочисленный отряд. Я достал новый магазин, быстро перезарядил и передёрнул затвор. Бандит упал как подкошенный, но снайпер, кажется, успел заметить мою позицию.
Пули летели отовсюду. Я решил, что нужно убираться с открытого места, но завис. В запале боя я даже не понял, что ранен, что из плеча сочилась кровь, что кто-то упал сзади… Я не знаю, сколько времени продолжалась эта пляска смерти. Бессмысленная и беспощадная. Выжили только я и Шустрый.
Я понял тогда одну вещь. Человек совершает множество самых разных поступков, но почти все они становятся бессмысленными перед лицом смерти, войны или нелепой бойни. Я решил остаться сталкером не только из-за того, что в Империи теперь царили другие порядки, но в основном для того, чтобы таких бессмысленных жертв сделалось меньше. Я выискивал новые безопасные тропы, стараясь предупреждать защитников Городов о грядущих опасностях. Каннибалы обходили нас стороной, потому что мы с Шустрым в своё время грамотно провели переговоры. Запомни, Дига, худой мир лучше доброй ссоры. Но не все и не всегда понимают эту простую истину.
Судя по всему, ветер меняется. Кто-то раскопал склад с боеприпасами или вроде того. Люди, перебившие каннибалов, не скупились на патроны и не задумывались о возможных последствиях, значит, это чужаки. Но теперь самое главное. Как только мы увидим их, как только поймём степень опасности – ты должен будешь уйти, чтобы рассказать об этом в Городах и, возможно, союзникам. Если вдруг заплутаешь.
Историк кивнул.
Он не мог сделать больше ничего. Всё, во что он верил, всё то, чему его учили здесь, на Манхеттене, кажется, не имело ни малейшего смысла. Всё было иначе. Свои законы. Мир с каннибалами, нормальные отношения с Союзниками и другими племенами. Империя не самое могущественное образование в здешних краях. Ради чего же всё это? Прав ли сталкер? Что если противник окажется сильнее и хитрее? Откуда он вообще взялся?
Если бы Дига знал, что предстоит им обоим увидеть на рассвете, быть может, он расспросил бы Гора о том, что было до его рождения, быть может, историк захотел бы узнать как можно больше и, быть может, получил бы ответы на все свои вопросы, но он не сделал этого.
Слишком хотелось спать – сказался день, полный тревог и переживаний. Слишком сильно болели натруженные ноги и плечи, на которые давил походный рюкзак. Слишком много произошло всего того, к чему историк не оказался привычен и подготовлен…
Рассвет не до конца успел разогнать ночную прохладу. Ещё не весь Манхеттен погрузился в утреннее оцепенение, а сталкер уже был на ногах. Отчего-то проснулся и Дига. Припав к окнам, стараясь при этом сами оставаться в тени, Гор с напарником увидели, что же на самом деле произошло. Упавшие небоскрёбы наделали много шума, однако они же распахнули ворота в мир, где жили совсем другие существа.
Закованные в неизвестные костюмы, а лучше сказать, в броню, сопровождаемые массивной техникой «олдтека», они сейчас выбирались из своих тёмных подземелий. Тяжёлое вооружение не оставляло надежд на благоприятный исход.
«И проснутся демоны от столетнего сна, и поднимутся из гробниц своих, и погаснет старое солнце, и воспылает новое… солнце бывшей шестидесятиминутной войны. И погибнет новый мир, чтобы дать возможность родиться новейшему…» – вспомнил Дига слова из книги пророчеств. Парень не успел даже испугаться, как сталкер положил руку ему на плечо.
– Будешь ждать здесь. Я попытаюсь задержать… их… или узнать как можно больше. Если не вернусь до темноты, следуй плану, который я тебе нарисовал. Дополни моё донесение в Империю. Ты должен будешь идти, не останавливаясь, пока не доставишь информацию. Иначе…