Как русские "милУют"...
Без малого год нету житья посадским ни в Замоскворечье, ни на Сретенке, ни на Солянке от разбойного приплоду. То там, то здесь алые язычища слизывают дома, а то и целые слободы. Самому начальнику патрулей Ивану Туренину управиться с напастью невмочь. На окраинах поджигателей покрывает воевода Колычев, Шуйских сторонник. Ну а тем, верно дело, всякие беспорядки и хай против власти - в руку.
Степан Бердыш невесело усмехнулся, хрустляво давя почернелые останки балок, и двинул вдоль дымящего погорелья. Никак опять ляхи гуляют. Понаехало ж их в Москву - хорьков сапегиных... Что за время? У правителя с царем висельники под носом чего вздумают, то и творят. Осталось от Ивана наследие, однако. Мысль прервалась ожоговой болью в левом плече.
Степан скосился. Ухмыляющийся здоровяк, похлопывая толстым кнутовищем по колену, вызывающе мигал правым глазом. Тоже ведь рожа, спокойно рассудил Бердыш, узнавая.
Сам Пронька Шелепуга. Отъявленный вор, любимец Вацлава Пшибожовского. Ага, так вот же он и сам, "батяня". Стенин взгляд проструился через плечо Проньки, задев стройного всадника, что наполовину отслоился из угла обгорелой домины.
В дыму возникли молодчики, чьи лица не оставляли сомнений насчет их призванья и ремесла.
И с Пронькой, и с Пшибожовским Бердыша слюбил один уличный "поцелуйчик" тремя неделями дотоль. В тот раз шайка ляха едва упорхнула с-под облавы. А вот сегодня, пожалуй, Степан, зажмут тебя - не проскочить. Пшибожовский, гад, хоть и года в Москве не жил, а силу нажрал ой-о-йо. Кромешник. Что ль правда - не врут, будто Вася Шуйский его услугами не брезгует?
Степан свел руки к поясу. Ждал. Пшибожовский тоже: видать, силился опознать. Наводчик и покрыватель лихого люда, он мог помиловать, а мог и наказать. Развязку ускорил Шелепуга. Нахально шагнув вперед, он притиснул Степана плечом. Приветная затрещина отстрелила его на исходные рубежи. Тряхнув щеками, Пронька волчьи угнул голову и отступил еще. Как бы для разбега. Редкие зеваки, горбясь и утрачивая зрение вкупе со слухом, вмиг оголили улочку.
Першисто запахло бойлом.
Размеренным упокоем Степан прошел мимо Шелепуги, обогнул Пшибожовского, приспешников. Он знал, что пропал. Тело, ноя от напряга, было готово ко всему. Чмок губою за спиной... Наверняка от шляхтича.
Разом стали обступать жертву всею сворой - серпом. На ходу оборачиваясь, Бердыш скинул длинный опашень, одновременно накручивая его на левую кисть. Из резвой правой уже опасно лыбилась сабля.
Негодяи потянулись к ножнам и поясам. Лязг, треск, вжик - в кулаках заиграли клинки и кованные дубинки. На этом дело застопорилось. Да и не могло иначе - сталь в руке Бердыша превратилась в пращевидное облако свиста и блеска.
- Ну, што тянете ошлика жа уши? - Пшибожовский выразил недовольство одними шипящими, не имея при этом удобства разглядеть, что там стряслось за поясом широченных спин. Панов окрик подхлестнул пару шустриков.
Но тотчас перваш, суровый детина в неохватном азяме, гундосливо уркнул, выпуская саблю из отбитой руки. Тесак второго с ветерком умчался через голову, звякнул поодаль. Обезоруженные нырнули за спины. Степан не сходящей улыбкой приглашал новеньких. Его сталь споро помелькивала, заставляя пятиться всю кодлу. Что те коса посредь щетинящихся репьев.
- Братва, погодь! - взвился Шелепуга. - То ж Стеня Бердыш, Годуновский жнец. Всяка режет, как черт белену.
Пшибожовский, кругля пареные зенки, даже приподнялся в седле:
- Хороша добыша. За голову эту оджин боярин, слышал, два фунта шеребра обешщался. Ну-к бери его, хлопцы.
- Спробуй, возьми. - Медлительно предложился Бердыш. Гулливая его сабелька ничуть не утомилась писать помрачительные зигзаги. Пробился так к горелой стене - тыл оборонить. Крыкнуло обугленное стропило, да не прибило.
Шустрецы насели неохотно, но скопом. Еще один дернул перерубленной в запястье рукой. С всхлипом треснуло лезвие четвертого. Вперед сунулся Шелепуга. Сыпля мрачные прибаутки, он искусно поигрывал саблей. Бой становился жестче и опасней. Неуловимыми лучами отражая наскоки прочих, Степан, казалось, сосредоточился на поединке с Пронькой.
Пшибожовский понукал головорезов вздорными криками и змеиной смесью русско-польской ругни. Ничто не предвещало перелома, как Шелепуга вдруг обеими руками вкогтился в порудевший висок и брякнулся задницей. Его уволок откормленный бугаек по кличке Сема Валенок.
Пшибожовский смурнел. Он даже наполовину выдвинул из ножен саблю. Но, знать, не нашлось духу схватиться с проверенным держаком. Налетчики, хоть и разъярились не на шутку, разумно острожели.
На самом деле, Бердыш изрядно устал. Биться все трудней. Напуская на него горсть сотоварищей, враги через два позволяли роздых. Приноровяся к изобретательной бердышовой ловкости, все успешней отражали они страшные выпады. Брали уныло, но верно - на измор. Их срочно требовалось озадачить новиной.
Улучив миг, Степан ловко перекинул клинок из занемевшей правой в помалу освобожденную от плащевого щита левую. Еще один резкий выпад, и чужая сабля шваркнулась у ног. На крату самой кратости Степанова голова нырнула к земле.
Взметнулся к небу пушистый срез русого чуба. А вослед с визгливым звяком вспорхнули к небу два поцеловавшихся клинка.
С прозрачным стоном один из лихоимцев сдавил правое предплечье. Грузный пинок втер его в грязный багрянец мостовой. Высовывая иссыхающие языки, подраконенная пятерица жалась к вожаку.
- Ибрагим, осил! - почти без шипа взрыдал мучнисто запятневший поляк. С мотком прочной волосяной бечевы отделился от прореженной стайки юркий башкирец. Грозная петля осила взмыла над Степаном. Твердая рука предугадала линию захлёста. Завидный взмах - и бечевка разрезана. Да не поспел витязь предугадать всего коварства польского гостя. Из-под синего кунтуша Пшибожовского с четко рассчитанной заминкой выпорхнул шелковый аркан. Захлёст полонил богатырские плечи. Шляхтич рванул, да повалить сил недостало. Под жестким роковым кольцом забугрились мышцы. И тут Сема Валенок сбоку обрушил на Степана стропильный полуобгарыш. Подломленным стволом, не устояв, Бердыш свалился.
Люто заработали тугие кулаки и гулкие подошвы. Не скульнуть, не ворохнуться. Не сразу Вацлав унял развоевавшуюся "слободку". Приблизясь к поверженному, охватил влажной пятерней скулу его, издевательски прищурился в закровленное лицо. Молодое, почти красивое. Почти - потому что обезображено темным обручем шрама: в охват от правого переносья до верха левой ноздри. Медленно рука сместилась к копне подернутых ранней иневой волнистых волос. Собрав густой сноп в подрагивающий кулак, поляк близко-близко подтянул Степанову голову ко лбу своему, свежему как у младенца.
- Чё зенки попусту пялишь? Не баба чай. - Сквозь искромсанные губы продавил Степан.
- Лики мучшеников шобираю. Шны нежные ш ними видятша. - Сладостно шепча, Пшибожовский неслабо ткнул в окаймленный яхонтовой прожилкой нос Степана. Бурля алым ключом, тот упал навзничь. С трудом приподнялся, шмыгая, пробормотал:
- Остерегись... С царевым слугой, точно с татем, не пристало... Борис Федорович вовек тебе...
- Не учи, пешкарь, щуку промышлу. - Осклабился поляк, выпрямился, пнул в бок. - Подохнешь аки пёш на живодерне. Княжь Вашилий... ушердие шумеет оценить. А твой Борька, быдло татаршкое, и не прожнает, где пёш его шбрыкнулша. Тащи-и его, хлопцы, к Шелепуге в подклеть!
Эпизод романа «Степан Бердыш, или Горький мед Жигулей» (1985)
http://proza.ru/avtor/plotsam1963&book=26#26