В девятнадцать лет жизнь кажется вечной и что ты меняешься ежесекундно, естественно становясь мудрее. Чушь, полная инфантильная чушь. Начала жизни уже не видно, а конца еще не планировали и каждый живет в свое удовольствие. Еще не развенчаны мифы о прекрасном будущем, но они уже начали обретать какой- то серый грязный оттенок материализма. Впрочем, их еще можно вытереть, словно старую полку для книг и продолжать верить, верить…
Гораздо сложнее знать. Знать, что к этому времени ничего нет в кармане, кроме жетончика на метро, а друг каждый, кто угостит сигаретой. В этом возрасте жизнь нечто эфемерно легкое и настолько завораживающее, что тебе почти все равно, откуда берется еда в холодильнике, тебя она не беспокоит, даже если ее там совсем нет. Ты питаешься исключительно духовным: любовью, общением, дружбой, учебой и воздухом.
Мне кажется, что в юности у воздуха есть один составляющий, который потом из него исчезает, со временем. Или наоборот что-то отсутствует. Например, едкий удушающий газ реализма.
Я увидела его еще на перекрестке. Уже ничего не осталось на голове от буйных черных вихров, а потертые клетчатые рубашки превратились в серый костюм. По тому, как нервно он поглядывал на часы, я поняла, насколько ускорился его темп жизни. Вдруг милый мальчик, милый неполноценный Ромео, оброс хвостом из бытовых проблем и проблем на работе. Стопки бухгалтерских счетов оставили на лице вечную гримасу сожаления о чем-то и вины. Вины о том, что он занимается черти чем в маленькой душной конторе, в комнате где даже нет окон. Там есть только бойлер с водой, плакат с каким то южным курортом и какая-нибудь сотрудница с узкими чертами лица, которая все еще надеется на хоть какое то любовное приключение в ее нудной жизни.
Я любила его. Когда то я томно вздыхала по этому неоперившемуся птенцу и планировала с ним бежать в Крым на лето. Он обещал мне сказку и трагически заламывал руки,когда я ему говорила про обстоятельства.
Мои тогдашние обстоятельства представляли собой маменьку с норовом среднестатистического цербера и несуществующего отца. Вернее, где-то он, конечно, существовал, но не рядом с нами.
-Господи,- восклицала она – эта курица совершенно точно повторит мою судьбу. У меня ума не было, так я хоть тебя научу!
Я молча прихлебывала чай. Когда мама начинала вспоминать о своей тяжелой судьбе, нужно было не поддаваться на провокации и молчать, иначе это рисковало занять уйму времени. Мой папаня сбежал, когда мне не было и двух месяцев , и с каждым годом я начинала ему завидовать все больше и больше. Я любила мать, но стремительное исчезание с годами здравого смысла из ее действий пугало меня и заставляло задуматься.
-Ты же совершено ничего не понимаешь в мужчинах!
Маменька грезила о моем удачном замужестве, как о манне небесной и все пыталась меня познакомить с каким-нибудь «очень приличным мальчиком». Приличные мальчики носили домашние вязаные свитера, даже на выходные не надевали джинсы и были пресными как овсянка. Мне было скучно. Мне было мучительно скучно. Я училась слишком прилежно для девушки с моим норовом, но удачно компенсировала это загульными компаниями, состоявшими сплошь из нереализовных молодых талантов. И тут объявился он.
Я, как и водится любой молодой девке, страдала от жестокой неразделенной любви. Но, к сожалению, моя внешность, оставляла желать лучшего, а посему, я просто сидела и молча капала слюной на его королевское высочество.
Иногда этот товарищ проявлял во истину монаршую милость. Он приглашал меня в общую компанию таких же капающих на него слюной как и я. Тогда мне очень хотелось верить, что я хоть где-то существую в его жизни. Хотя бы на задворках сознания, эфемерным дымом его любовных побед.
Но ,как водится в этом возрасте, мало кто из потока друзей понимает твою домашнюю несвободу. Поэтому, я ,подобно Рапунцель, сидела в высокой башне под охраной почти что дракона и ждала пока принц придет. Принца не было. С каждым днем все больше хотелось постричь каре.
Время моей бесконечной юности шло, а уверенность в том, что все принцы латентные мудаки с каждой секундой росла.
А потом пришел он. В моей жизни до него не было ничего подобного. Никто не читал мне Бродского на крышах старых девятиэтажек и мучительно красиво не врал. Я, конечно, знала, что такие вещи существуют, но не со мной. Определенно. Таких как я ,фортуна обходила стороной, словно черную кошку на дороге. А тут счастье…счастье… При чем такое большое, всеобъемлющее и сладкое .
Позже, послевкусие этой любви преследовало меня очень долго и окутывало дымкой абсолютно всех моих последующих мужиков. Даже нынешнего.
Когда-то мне было 19… А что изменилось? Я все так же слепо верю несчастным глазам. Я все так же люблю силу и чувство юмора в людях. Спотыкаюсь все о те же грабли, громко выкрикивая «Никогда больше!». Все проходит. И жизнь проходит. Но ничего не меняется. Ни-че-го.