Маська так и жила с овцами до самого выхода на пастбище. Николай Сергеевич уже не кормил ее из соски, но воду в бутылочке продолжал носить: овечка никак не хотела пить из общего ведра – подавай ей соску, и все тут! Голод – не тетка, а жажда – тем более. Конечно, можно было подержать денек-другой без воды и стала бы пить из общего ведра как миленькая. Но разве он мог подвергнуть ее таким жестоким испытаниям.
И вот настала пора подаваться скотине на вольные выпаса.
Рано утром Николай Сергеевич пришел в сарай, отвязал коров, выпустил из загона овечек и погнал их месту сбора стада.
Маська, пока они шли в центр поселка, затерялась среди овец, и ни разу не проронила слова, не попыталась отыскать своего хозяина. Все шло хорошо. На месте сбора, когда собралось все стадо, пастух, давая понять своим подопечным, что пора отправляться на пастбище, звонко щелкнул кнутом. Животные дружно, не дожидаясь, когда кого-нибудь из них приголубит длинное и очень больное орудие, послушно двинулись к выпасу.
Николай Сергеевич постоял немного, глядя вслед, удаляющемуся стаду, и пошел домой. «Вот и все, - довольно подумал он дорогой. - И никаких проблем. А то, "Маська, Маська… Будет бегать за тобой всюду. В стадо не пойдет. Знатоки!"
Но не долго ему пришлось радоваться. Уже подходя к дому, вдруг услышал, что кто-то блеет за спиной. Оглянулся, и глазам своим не поверил: его "покормушка" металась из стороны в сторону, на том месте, откуда погнали коров. А стадо уже далеко...
Пришлось возвращаться.
– Ё - моё, – мотал он головой, подходя к Маське, – Почему ты, мать твою, не пошла со всеми? Что с тобой делать буду? Сена нет, сама ты пастись не будешь... Только на привязь сажать, как собаку. О, господи, зачем я ее только поил до последних дней. Может быть, за это время отвыкла бы.
Услышав родной голос, овечка подбежала к нему, пытаясь уткнуться в ладони.
И пошли они домой. Николай Сергеевич размашистым шагом, а овечка вприпрыжку, чтобы не отстать. Он – мрачный, занятый своими грустными мыслями, овечка, напротив, радостная и спокойная. Что может быть лучше, когда мамка рядом!
Ольга, стоящая возле калитки, только развела руками, увидев их:
– Сладкая парочка! – сказала она ехидно. И с гневом добавила: – Я с нею возиться не буду. Ты не работаешь, времени много свободного, вот и паси ее.
И без того на сердце не сладко, а тут еще упреки... Схватил бедную овечку за загривок и поволок через ограду на картофельное поле.
– Сейчас же на шашлык пущу! – рычал он. – И так тошно, еще с тобой возиться приходиться. И тебя бы еще - на шашлык, – прошипел он жене, которая покатывалась со смеху.
– Ты зачем ее, дурень, тащишь? Она и так за тобой на край света пойдет. Ха–ха. Нож не забудь. Ой, не смеши! Ты даже курице голову отрубить не можешь, приходится соседа звать...
Николай Сергеевич остановился, отпустил овцу и сел на землю в раздумьях. Резать ее он, конечно же, не собирался, даже если бы и сам колол скотину. Странное все-таки существо человек: кормит, ласкает животное, старается сделать все, чтобы упитанным было. А потом, бах, и на мясо... Ест это мясо и пальчики облизывает.
Но думы - думами, а делать-то что-то надо. Наблюдая за овцой, щиплющей молоденькую траву, он решил вбить колышек и привязать ее. Конечно, это был не лучший вариант, но ничего иного в голову не приходило.
Николай Сергеевич встал, встряхнул с брюк прилипшие травинки с кусочками глины и подался искать веревку и железный колышек. Колышек он нашел сразу, а вот с веревкой пришлось помучиться. Все перевернул, но так и не нашел.
– Оля, ты не видела веревку? – чуть приоткрыв дверь в дом, спросил он у жены.
– Вешаться, что ли собрался?
– Ты мне еще поговори?
– А ты что не видишь, на чем белье висит? Или не по глазам? – ответила она и тут же закричала: – Убирай свою овечку! Ишь, уже в дом намылилась.
Николай Сергеевич посмотрел вниз, там, возле ноги, незаметно пыталась проникнуть в квартиру Маська.
– А ну пошла прочь! – грозно скомандовал он и закрыл дверь.
"Надо сходить к брату, может, у него есть веревка", – подумал он, и направился к калитке.
Маська - тут как тут. Бежит следом и блеет. "О, сирота казанская, тебя только не хватало! – с отчаянием произнес Николай Сергеевич. – Сиди дома! А ну, пошла! – он замахнулся на нее рукой. Но не тут–то было: Маська еще не знала страха перед наказанием, вперед него выскочила в калитку. Николай Сергеевич, плюнув, покорился наглой овце.
Поселок хоть и не большой, но брат жил на другой улице в самом конце. Все, кто им попадался на пути, с удивлением смотрели на его спутницу. Одна девочка, которая шла с бабушкой, воскликнула:
– Баб, смотри, какая интересная собачка?
– Какая это собачка. Это овца, внученька. А ты, Николай, зачем ее приручил? – спросила она.
– Сама приручилась, – сказал он не весело и в сердцах добавил: – Покормушка это, не видите что ли? "Ох уж эти бабки! Только и знают что судачить, да вопросы глупые задавать".
– Ее надо резать, а иначе толку не будет, – со знанием дела продолжала старуха.- У меня был такой же случай, Помучались, помучались мы с нею... Ну, никак в стадо не шла, зарезали ее...
– Ничего, лето длинное, еще приучу ее к стаду, – на ходу ответил Николай Сергеевич. - А если нет, пущу на шашлык.
Брат дал веревку и сказал, что надо сделать колечко, чтобы не путалась. "Овца, конечно, не коза, но пастись будет, – обнадежил он и тут же, глядя на овцу, спросил:– Зачем тебе эта волокита? Зарежь на мясо и дело с концом. Хочешь, я прямо сейчас чиркну ей по горлышку и обдеру?
Николай Сергеевич, от этих слов чуть не задохнулся сигаретным дымом. Закашлялся, аж слезы выступили.
– Ты что это? – стуча кулаком по спине, спросил брат. – Ну, как, резать будем?
– Да ну тебя! – сквозь кашель произнес Николай Сергеевич. – Пойдем, Маська.
Щипавшая молодую травку овца, словно поняла, заблеяла и подбежала к нему, махая маленьким хвостом.
Два месяца Маська паслась на лужайке рядом с домом. Каждый раз надо было водички ей дать, да посмотреть, не запуталась ли? Вроде бы мелочи, а утомительно. К тому же, часто овечка путалась в веревке.
– Замучила меня эта овечка! – сказал однажды Николай Сергеевич и тяжело вздохнул. – Надо опять пробовать приучать ее к стаду. Два варианта: или зарежу, или приучу.
– Да ну тебя! – жена только махнула рукой. – Так и будешь пасти ее целыми днями. А почему бы и нет? Ты не работаешь – вот и сиди рядышком. Может, вместе с ней и перейдешь на подножный корм.
Она засмеялась.
Николаю Сергеевичу было не до смеха. Он молчал и пытался найти третий вариант.
В это время в дверь постучали.
– Спроси, кто там? – скомандовала жена.
– Да пошли они все... кто бы ни пришел, – огрызнулся он. – Тебе интересно, иди и спрашивай.
В дверь не переставали стучать. И Ольга поняв, что он не пойдет, нехотя сама пошла на веранду.
Вскоре она вернулась, и глаза ее загадочно блестели.
– Кто приходил? – спросил Николай Сергеевич. – Что-то ты больно радостная.
- Азербайджанцы. Они недавно переехали…
- Ну, приходили… И дальше что? Что они хотят?
- Овечку твою хотят купить. Живьем.
Николай Сергеевич заинтересовался предложением. Ведь это, действительно, был выход.
- Наверное, хотят разводить?
- Да, нет, хотят на шашлык, - безо всякой задней мысли произнесла жена фразу, которая свела на нет все дальнейшие разговоры о продаже овечки. – Я им говорю: не меньше, чем за полторы тысячи. Овечка молодая. Она на 15 килограммов потянет.
- Ты что, уже продала ее? – вскочил Николай Сергеевич
- Нет еще, не ожидая такой реакции, - растерянно произнесла жена. – Они вечером заедут.
- Нет, не продаю, - отрезал Николаев