- Хорошо, - быстро сказала Мэри. – Но не сию минуту, ладно. Вот и он уже, кстати.
Холмс, как раз в этот миг появившийся в дверях, снова был в своей альмавиве, в которую плотно кутался, стуча зубами от холода, хотя ткань – я это знал – была тёплой, шерстяной.
- Вас знобит? – тихо спросил я.
- Я – в порядке.
- Где же тело несчастной Евы? – с предосудительным, пожалуй, любопытством спросила Мэри.
- Здесь, под обрывом, - кивком головы указал Холмс. - Но вам едва ли стоит на него смотреть. Мы проводим вас и позовём полицейских сюда.
- А разве не должен кто-то остаться и присмотреть за этим местом? – удивилась Мэри, демонстрируя, между прочим, начитанность в той области остросюжетной беллетристики, которую до встречи с Холмсом я и сам самозабвенно любил. - Теперь ведь уже не ночь. А если кто-то на него наткнётся?
- У котла водопада никто не бывает. – сказал Холмс. – Обывателю делать там нечего.
- Вы же не уверены в том, что это – несчастный случай. А если речь идёт всё-таки об убийстве, и убийца как раз в этот миг вспомнил о важной улике, которую забыл уничтожить?
- Мэри, ну что ты говоришь! Ведь это не игра, - поморщился я.
- Здесь, в Тышланде, и смерть, и жизнь – всё немножко игра, только ставки высоки, - быстро откликнулась она. – Ну, сам подумай. Джон, случись такое с человеком, подобным Стару, скажем, хоть в Лондоне. Газеты захлёбывались бы слюной, и свет жужжал, как пчелиный улей. А здесь? Зарыли и забыли – я вечером в санатории даже разговоров не слышала, и в клуб все пришли сразу после смерти, и Красовская с Ли даже играли в шахматы на той самой доске. Думаешь, с Евой будет не то же самое? Несчастный случай здесь не несчастный случай, а убийство – не убийство. Всё словно игра.
Только в этот миг я почувствовал, что оживление Мэри, её кажущееся равнодушие – только маска, под которой на самом деле нервы её напряжены до предела. Но прежде, чем я смог хоть что-то предпринять по этому поводу, Холмс протянул руку и нежно сжал её кисть, вынудив этим посмотреть ему в глаза. Так завоевав её взгляд, он проговорил, не отпуская его, тем особым, тягучим, вяжущим голосом, которым умел загипнотизировать и меня, подчинив своей воле всецело, без малейших попыток к сопротивлению:
- Даже если всё в нашей жизни игра, и сама жизнь игра, Мэри, то всё, что в нашем сердце, в нашей душе – настоящее. Даже если мы во всём притворяемся и играем, здесь, - он ладонью легко коснулся её груди, - мы всё равно никогда не можем солгать. И это в нас не подвластно ни тлению, ни смерти. Разве вы сами не чувствуете боли? Но вы не говорите о ней, а говорите о бульварных романах про сыщиков. Так же и все. Вы не в ловушке равнодушных манекенов без лиц. Вы с нами – людьми, которые чувствуют вашу боль, как свою, даже если не говорят об этом.
- Откуда вы знаете, - почти без голоса, одними губами спросила она, - про манекены без лиц?
- Мне снятся сны, - сказал Холмс.
- Мне тоже, - совсем тихо выдохнула Мэри.
Я стоял в одном шаге от них – дурак дураком – словно за стеклянной витриной, посторонним зрителем, невидимым, неслышимым – чужим. Но я не вмешивался, потому что Холмс был сейчас нужнее Мэри, чем я. Она успокаивалась от его обволакивающего голоса, от лёгкого поглаживания длинными пальцами – я же, глядя на них, чувствовал усталость и опустошение. Странно, мне всегда казалось, что ревность сравнима с огнём, с пламенем, опаляющим разум, взрывающим душу гневом и бешенством. Но то, что я чувствовал сейчас, никак не напоминало огонь – холод могильной плиты на груди, остывший пепел, забивающий дыхание – вот что это напоминало. И, надеясь, увеличив расстояние, уйдя из пределов слышимости хоть немного ослабить эту мертвящую тяжесть, я стал спускаться один, предоставив им догонять меня.
После первого поворота тропы. Там где обрыв скрывал большой камень, я снова увидел край чаши водопада и груду камней, на которой ночью зоркий Холмс заметил распростёртое тело Евы Стар. Меня потянуло снова взглянуть на него – чувство, не то похожее на любопытство, не то что-то совсем иное, тёмное – в тот миг я не анализировал. Просто лёг грудью на камень и посмотрел вниз. И тут же все мысли о ревности вылетели у меня из головы, я повернул назад и почти бегом вернулся к Мэри и Холмсу, уже спускавшимся – держась за руки, кстати – мне навстречу.
- Холмс, тело исчезло.
- Что? – не сразу сообразив, о чём я, переспросил он. – Куда исчезло?
- Куда, я не знаю. Но только там, где оно было, его больше нет.
Холмс, сразу отбросив всю свою философскую неспешность, метнулся к обрыву и тоже лёг грудью на камень, вглядываясь в котёл водопада – иначе с тропы то место было не разглядеть.
- Ведь мимо нас никто не проходил… - полувопросительно проговорил он. – Я спал – да, я заснул… но вы же не спали – ведь вы же не спали, Уотсон? У дома стены фанерные, и каждый звук…
- Никого я не слышал.
- Значит, что же? Значит, к телу спустились или прямо отсюда или…
- Отсюда его не видно, - сказал я. – Если специально не высматривать, как мы сейчас.
- Вы молодец, Уотсон – подметили самое основное, - похвалил Холмс. – Именно, что тела отсюда не видно, а значит, его искали специально, значит, знали о нём. Кто?
- Тот, чьи следы мы видели. И тот, кто кидал в нас камни.
- А где сейчас, по-вашему, тело? – он посмотрел на меня так, словно ответ лежал на поверхности, и я должен был непременно догадаться вот прямо сейчас.
- Его могли сбросить в котёл водопада.
- Мы видели ночью следы. Если её хотели сбросить в котёл водопада, почему не сбросили сразу, а дали нам возможность найти труп? Кстати, вы не прослеживаете здесь определённой закономерности, Уотсон? – Холмс говорил со мной в присутствии Мэри так, словно безусловно доверял ей. Никогда-никогда никого он не посвящал ещё так беспрепятственно в свои расследования, кроме меня. Такое положение вещей о многом сказало мне, и если до этого я ещё мог как-то сомневаться в серьёзности его чувств к моей жене, то его доверие оказалось существенной гирькой на весы моего мнения об их союзе. Не могу с совершенной уверенностью сказать, любила ли Мэри Холмса или это было мимолётным увлечением, но Холмс явно любил её, и любил, как болел бы застарелой болезнью – привычно и скрытно… до последнего рецидива.
- О какой закономерности вы говорите? – тем не менее, бездумно спросил я, чтобы поддержать диалог и не выдать охвативших меня эмоций.
- Смерть Стара словно бы пытались выдать за самоубийство. Но так неуклюже, что невольно возникает мысль об убийстве. Гибель его дочери тоже можно было бы признать самоубийством, но следы возле тела опять наводят на мысль об убийстве. Здесь или очень неумелый декоратор, или какой-то хитрый двойной блеф. Но исчезновение тела не вписывается в сценарий, хотя… - он задумался.
- Что? – не выдержал я.
- Если учесть, что кто-то видел нас ночью, а кто-то нас, определённо. видел, то всё опять становится на места – исчезновение тела лишний раз подчёркивает криминальный характер этой смерти. Вот только…
- Ну?
Холмс покачал головой:
- Слишком сложно. Тащить и куда-то прятать тело... Куда сложнее, чем разбитый шприц или неправильно затянутый узел. Чтобы навести на мысль об инсценировке самоубийства достаточно пары малых деталей. Вам приходилось складывать картинки-головоломки? Такая салонная игра, когда одна большая картина разрезается на множество мелких фигурок, а потом их собирают, сопоставляя друг с другом, чтобы картина стала целой. Задача усложняется, когда нерадивый слуга перепутает наборы, и в один попадают кусочки другого. Вот и у меня сейчас такое ощущение, что в наш набор кто-то подложил посторонние кусочки. И исчезновение трупа, мне кажется, как раз такой кусочек. Где же нам его теперь искать, а?
«А в самом деле, куда этот некто мог унести труп? – подумал я. - Очевидно, в его планы не входило, чтобы тело нашли, иначе и трудов бы не стоило. Значит, труп он собирался спрятать или зарыть. Но попасться кому-нибудь на глаза с мёртвым телом через плечо, кто бы он ни был, он едва ли хотел. Начинался рассвет – на тропинке могла появиться Вьёджин Мур со своей лошадью, почтальон, пастух – да мало ли кто. К тому же, ноша тяжёлая – бродить по многу миль с ней не станешь. Какое-то укромное место поблизости, чтобы можно было дождаться новой ночи… А ведь мы с Холмсом видели такое место…»
- В пещере, - сказал я.
- Да! – воскликнул Холмс, словно я попал в цель в каком-то сложном соревновании. – Ну, теперь-то вы сами видите, Уотсон, что экспедиции в пещеру нам не избежать.
- В какую пещеру? – насторожилась Мэри. – Это может быть опасно?
- Холмс, не лучше ли всё-таки заручиться поддержкой полиции? – попытался возразить и я.
- А если мы ошибаемся, и там не найдётся ровно никаких следов тела? Вы не боитесь, что, рассказав такую фантастическую историю, навлечёте на себя подозрения? Как-никак, вы – наследник Тиверия Стара, и с Евой у вас могли возникнуть серьёзные противоречия – в качестве мотива убийства их это устроит.