21.04.14.
В 1999 году врачи обнаруживают опухоль. Приговор-лимфома, легочный рак. Две сложные операции вносят облегчение, результаты обнадеживают близких. В это же время Гарсиа Маркес пишет мемуары “Жить, чтобы рассказывать о жизни” (Vivir para contarla), которую заканчивает в 2002 году - год смерти матери. Случилось это ночью 9 июня, в тот же день недели-воскресенье-когда Габо появился на свет.
Два года спустя Маркес публикует свое последнее произведение “Вспоминая моих грустных шлюх” (Memoria de mis putas tristes). Его воспоминания начинают уходить в мир мглы, словно готовясь к встрече с полковником Буэндиа.
Как-то Габриэль Гарсиа Маркес прокомментировал своему брату Элихио, что ему бы хотелось заняться чем - то другим. И пояснил: - “Это было в Цюрихе, много лет назад. На улице мела этакая “толстовская” метель (так и сказал: “толстовская”), которая заставила меня найти убежище в одном уютном баре. Атмосфера располагала к уединению, свет приглушён, пианист наигрывал медленную задушевную мелодию и те немногие клиенты, что сидели за столиками были парами влюбленных. - И я тогда подумал, - продолжил Габо, - что если бы я не стал писателем, то мне бы хотелось быть тем самым пианистом, лица которого никто не мог разглядеть из-за потёмок в зале и играть, чтобы эти пары любили друг друга ещё сильнее.”
Близкий друг Маркеса Вильям Оспина ( William Ospina)-тоже колумбиец и писатель вспоминает:
- "Я читал его книги с 15 лет и считал Габриэля Гарсиа Маркеса кем-то из другой галактики, абсолютно недосягаемым. Классик литературы принадлежал скорее легенде, нежели конкретному физическому лицу. “Сто лет одиночества” взбудоражило всю нашу литературу до корней, заложив фундамент для появления талантов новых поколений в нашей стране. Таких, например, как Сальво Хорхе Исаакс, (Salvo Jorge Isaacs), Варгас Вила (Vargas Vila), Хосе Асунсьон Сильва(Josе Asunciоn Silva) и Хосе Эустасио Ривера (Josе Eustasio Rivera). Несмотря на это, все колумбийские писатели оставались не более, как известностями местного розлива. Габо же гремел по всему миру, его не только читали на английском или на французском, но также на русском, китайском, венгерском, литовском, тамильском, японском, арабском. Когда в 1982 году ему присудили Нобелевскую премию, его слава была уже общепризнанной.
Я считаю, что Габо при жизни достиг большего, чем классики прошлого. Шекспир в свое время был известен только лондонской публике, да и то только той, что посещала театр. Вольтера и Гёте читали лишь в некоторых странах Европы. Сервантеса русские и немцы, например , открыли несколько столетий после выхода в свет его бессмертного “Дон Кихота”. Правда потом это произведение потрясло и Гейне и Толстого и Томаса Манна и Достоевского и Кафку.
Несколько лет спустя мне выпала честь встретиться,- продолжает Вальтер Оспина,-с живой легендой нашей литературы. Больше всего меня поразила его простота общения и отсутствие всякой “звездной болезни”. Сев друг напротив друга, я рассказал ему, что недавно перечитал “Сто лет...” и что меня шокировал один из эпизодов книги. Он спросил какой и я рассказал ему о моменте встречи в тюрьме потерпевшего поражение и сраженного болезнью полковника Аурелиано Буэндиа со своей матерью. В этой сцене моё внимание привлекли паузы тишины между матерью и сыном. Казалось, им многое было что сказать друг другу но они не произнесли ни слова. Как мастерски они описаны! Перед уходом Урсула говорит сыну:
- Я принесла тебе револьвер,
- Мне он не нужен, но оставь его здесь, поскольку тебя с ним всё равно не выпустят
Я заметил, что Габо повторял за мной вслух этот диалог... Я перешел тогда к следующей сцене: той, где солдаты ведут Аурелиано Буэндиа на расстрел. Дорога идет к кладбищу и недалеко от того места живет брат полковника, которого зовут Хосе Аркадио. Тот уже поджидает группу с винтовкой в руках. Солдаты увидев его, не оказывают сопротивления. Более того, они даже вздыхают с облегчением, им совсем не хочется расстреливать полковника и они отпускают его восвояси. Брат спасает брата от неминуемой смерти в последний момент. Рассказываю и мурашки по телу.
В этот момент Габо делает неожиданное для меня открытие:
- Ты знаешь, Вальтер, по моей задумке полковник должен был погибнуть рассрелянным именно в том месте, которое ты упоминаешь. Поэтому роман и начинается с момента, когда Аурелиано Буэндиа стоит перед расстрельной командой, вспоминая детство и своего отца, который повёл его маленьким показать что такое лёд. Но пока я писал это эпизод, вспомнил, что на той же улице жил Хосе Аркадио и случилось то, что я не предвидел(слушаю в шоке !?): брат берет винтовку, выходит на улицу и неожиданно спасает полковника.
Это открытие, сделанное Маркесом, сблизило нас и мы стали хорошими друзьями. В то же время, я начал переосмысливать мою идею о литературных произведениях, созданных этим гением. Он был не только блистательным рассказчиком и мастером аргумента, но даже мог себе позволить прислушиваться к своим персонажам, не зная как закончится рассказанная им история, пока не поставлена последняя точка. Такое присуще только великанам литературы".
Другой случай из жизни Маркеса. В Панаме писатель Хорхе Риттер (Jorge Ritter) спросил его о книге над которой он работал.
- Она уже готова, осталось только её написать!
Казалось бы остроумная фраза и только. Но в ней заложен глубокий смысл. Друзья Габриэля - Дассо Сальдивар и Джеральд Мартин рассказывали о своих впечатлениях от увиденных ими черновиках “Сто лет одиночества”. Этот роман, как известно, в первом варианте назывался “Дом”(La casa). Автор правил эти черновики годами, даже после первого издания. Было бы чертовски интересно взглянуть на первые наброски, хоть одним глазком. "Я уверен,- комментирует Оспина-,что в них предусмотрено всё до мельчайших деталей: персонажи, подробный эскиз дома, атмосфера селения Макондо, история банановой компании, воспоминания цыган, вечные затяжные дожди...Но убежден, что в них не найдешь "ста лет одиночества". Краски заиграют потом, в процессе творения".
Как-то французский журнал Paris Review послал Питера Стоуна (Peter H. Stone), чтобы взять у Маркеса интервью. Стоун спросил над чем он сейчас работает и Габриэль ему поведал :
- Я абсолютно убежден, что ещё напишу лучшую историю в моей жизни. Не знаю какую , ни когда она будет написана. Иногда чувствую, что она блуждает совсем близко и остаюсь неподвижным, как статуя, чтобы ухватиться за неё, когда она пройдет рядом.
Габриэль Гарсия Маркес мог хорошо представлять себе историю, которую собирался написать, место, где она происходила, персонажи, эпизоды, но не хватало главного, и он это прекрасно понимал. Оно появится уже в процессе изложения истории на бумаге: возникнет дух, интонации, ритм. Словно нить, что сматывается с клубка не запутавшись, позволяет мастеру, стежок за стежком, вышивать те магические кружева, которые может создать только этот великий портной. Именно, та первая фраза “Ста лет...”, что вспыхнула в его сознании, когда он вез семью в Акапулько, позволила размотать этот запутанный клубок. Но вместе с нею, вернее, одновременно, автор представил себе воочию все лица невероятных персонажей разных рас и происхождений, четко почувствовал ритм истории, её аромат, музыку, климат... Перед ним предстала во всем своем великолепии та языческая библия, действие которой происходит, в одному ему пока доступном и волшебном Макондо. Поэтому не удивительно, что он заперся в своей “пещере”, чтобы излить всю накопившуюся вулканическую лаву, весь сгусток карибской вселенной, населенной незабываемой флорой и фауной, феномена до сих пор не нашедшего ничего подобного в мировой литературе....Браво маэстро!
////////
Начало в http://www.proza.ru/2014/04/20/1640