Монолог
Ну, куда прёшь! Не спеши! Задок подними. Медленно давай, медленно. Что, дрожит всё после вчерашнего? Вот, хорошо, вошло как по маслу! Подожди, счас ещё палец всуну! Всё, трогай! Да не дёргай! Оторвёшь всю систему на хрен! Что потом? Езжай! Первый рейс домой привезёшь. Э-эх, красота! И хорошо, когда техника в руках. Да, техника в руках, а зачем первый рейс домой? Э-э, Петро! Ё… П… Стой! Не надо домой. Успеем себе. Вначале надо людям помочь. Надо делать людям добро. А потом себе. И деньги бери сразу! Знаю я их – потом полгода за ними ходи с протянутой рукой. После первого рейса заедешь в магазин, за микстурой. Что-то спазмы в животе. Да и в голове тоже. Только белую бери! Что-то меня мутит от плодово-ягодных изделий. Хотя чему удивляться: что пьёшь – тем и закусываешь. Яблочное выпил – яблоком закусил. Переедание. Плоды вкусные, и те и другие, жрёшь много, других зимой не будет, а потом и прёт через все щели. Жуть , конечно, но терпишь. А кругом благодать, красотища какая! Рядом лес, озеро, болото! Не, болото – это не благодать. В этом болоте я чуть не утоп. Пропади оно пропадом!
Отмечали мы… какой-то праздник. А! У Стёпки деньги были. Они редко у него бывают, а тут были. Решили это дело отметить. Он, правда, упирался вначале: мол, когда отметим денег уже не будет. Я ему объяснил: деньги нужны, чтобы отмечать праздник, а праздник – когда есть деньги! К вечеру праздник закончился. И мы все расползлись по…, хотел сказать по хатам, не, кто куда смог расползлись. Чтобы с завтрашнего утра начать жизнь с нуля. Нам-то ничего – был нуль, он и на завтра остался. А Стёпка всё сокрушался, даже пьяную слезу пустил: «А может ещё осталось?» И каждые пять минут в карманы заглядывал. Вначале только в свои, потом и в наши полез. Когда ничего не находил брался за математические подсчёты. Пытался подбить баланс. Это у него не получалось и очень нервировало. Особенно Гришу. Он захотел помочь и подбить Стёпке глаз, но я отговорил. Да и что после нас может остаться? Девичьи рыдания о потере девственности. До сих пор не пойму, какой пьяный бес меня погнал на болото. То ли свежим болотным воздухом подышать, то ли жаб послушать: уж больно жалостливо голосили. Особенно одна. Где-то в середине. Ещё подумал – наверное, царевна-лягушка. Ждёт своего Ивана-дурака, чтоб освободил от злых чар. Нравилась мне в детстве эта сказка. Ну я и пошёл на зов счастья. Я хоть не Иван, но оказалось, всё-равно, дурак. Далеко не ушёл. Шагов пять проковылял, увяз по пояс – не шелохнуться. Сверху то руками машу, ору благим матом, а снизу так всосало, думаю всё –кранты! Черти болотные на болотное дно и утащат. Потом уснул, от усталости. Проснулся, когда солнышко в глаза засветило. Замёрз, как цуцык. По пояс деревянный. Всё, что ниже талии не чувствую ваще. Хана! Ампутация конечностей. Всех трёх. За ночь осип. А тут ещё белорусская хвароба – смага. Пить охота, хоть болото хлебай. А жабы потешаются во всё горло. Зелёные, мерзкие, противные – какая тут на хрен царевна! Жаба – она и в Африке жаба! К полудню нашли. Спасибо ребятишкам. Оклемался, спрашиваю: что ж , паразиты, не слышали как орал? «Слышать-то слышали, думали выпь болотная горло дерёт.» Во, остолопы! Выпь! Да ещё матом! Хотя опять же, чему удивляться? Лёху, вон, собственная собака послала. Сначала укусила, а потом послала. А ещё раньше жена послала. Пьяного из дому. Ну, он и полез в конуру без спроса. Тоже долго сокрушался, что две суки на одном дворе. Ну а со мной, слава Богу, обошлось – все конечности работают исправно. Больше на болото ни ногой! Что-то в горле пересохло. Без микстуры трудно говорить. В горле тоже спазмы. Водичкой слегка смочить. Как хорошо летом в деревне! Раньше убегали в город, счас понемногу ползут обратно, на запах навоза. Ценная вещь, между прочим. Даже из ближнего зарубежья мужик прикатил. Корни его деда здесь остались.
Нашёл не только корень деда, но и самого деда, правда, с уже подсохшим жизненным корневищем. И пока окончательно не отсох корень деда, рядом пустил свой. Хозяйство завёл. Прикольный такой мужик. Припёрся как-то утром. «Мужики, помогите кабанчика зарезать! Жрать нечего!» Пошли к нему в сарай. Дело зимой было. Чтоб скотина не замёрзла, соломы навернул… воз, не меньше. До обеда искали, пока нашли того кабанчика. Брат Петро нашёл. Поднял его, чмокнул в розовый пятачок и говорит: « Да, знатный хряк! На литра три хватит закуси!» Жалко такого пацанёнка жизни лишать. Разозлились мы на хозяина, затянули ему ремень. Нет, не на шее,- на животе, и посадили , не на кол,- на диету. Потом благодарил. Д о весны, правда, трудно мужику пришлось. Всё помышлял об убийстве. Несколько раз отлавливали возле сарая с топором. О-ох, где же мой Петрушенька?
А какая у дискотека, ресторан и , с недавнего времени, стриптиз-бар! И всё в одном месте. Красный уголок в коровнике. Время работы – от заката до рассвета.
Однажды, зимой, тоже что-то отмечали. А, Старый Новый год! Тогда ещё второй раз за зиму снег выпал. И всем стало очень весело. Нет. Как раз второй снег растаял . Но всё равно всем стало весело. Потому что зарплату дали. Дискжокеем, то есть, дежурной, была Манюня. Женщина хоть куда! Правда, замужем. Теперь за Василием. А раньше за Стёпкой была. Ага, за тем самым. В то мрачное время у Стёпки деньги не появлялись вообще. А ещё раньше за Петькой, помучился брат Петро, а ещё раньше за Григорием, а ещё…, ну не важно. Все холостяки деревни прошли через крепкие мозолистые руки Манюни. Сколько мы местного виски усмоктали! Особенно Григорий, всё кричал: «Мне двойную, мне двойную!» Виски, конечно, под контролем, но Григорию не откажешь. Заберёт всё, а потом проси на коленях порцию. Первый силач округи, такому дулю в нос не уткнёшь. Пантелеймон, ещё раньше воткнул, с горячки. Когда понял свою ошибку было поздно. Целый месяц носил эту дулю на груди,- в гипсе. Силач силачом, а первый уснул в уголке красного уголка, вместе с пауками. Они из него такой кокон сделали к утру, еле распутали. Там пауки не как везде. Бройлеры! Потому как жрать всегда навалом. На мух даже не реагируют. Когда поналипает на паутине орава, сгребают в кучу и консервируют.
Илья, наш скотник, приснул за столом. Илья – богатырское имя! Он и рос богатырём – лет до десяти. Потом чевой-то генезис приостановился. Так и остался: метр двадцать вверх и сорок из себя. Зато в армии не служил, а то быть ему разведчиком – куда хочешь пролезет. Сначала всё отсрочки давали, надеясь что одумается и перестанет косить от армии. Куда там – не одумался! В специальный санаторий положили: для наблюдения и откорма. Не помогло! Жрать то он жрал – всё подряд и много, но почему-то ещё больше похудел. Оказалось, у него прямая кишка, без поворотов. Выгнали иждивенца! Так он до сих пор такой. От армии-то откосил, а от Манюни не удалось. То ли четвёртым, то ли пятым был.
Приснул он, значит, за столом, а у нас не зевай,- а паук в это время его колбасу жрёт. Поднимает голову и видит это безобразие. Григорий, конечно, двинул бы наглецу в челюсть, а наш богатырь не решился. Весовые категории то почти равные, а паук трезвый. Но достойно вышел из положения: предложил выпить на брудершафт.
А Григорий один раз, по пьяни, решил с бычком сразиться. Корриду устроить. В не очень подходящее время включил телевизор, и увидел это издевательство над бедным животным. «Тоже мне герой ! – говорит. – на безоружного со шпагой. Да я голыми руками завалю нашего Кешу!» Кеша – колхозный бычок-осеменитель пяти лет от роду. Безобидное животное, любящее сладости и женщин, то есть коров.
Целую неделю Григорий присматривался к сопернику. Кеша, в свою очередь, тоже почувствовал неладное и насторожился. До конфликта не хватало веского повода. И вскоре он нашёлся, в виде после рабочего сабантуя. Гриша, отбросив все сомнения, типа бить или не бить, пошёл в загон к Кеше и без предупреждения дал тому в морду. И может быть он и одолел бы нашего бычка, но у того рога, а Григорий уже четыре года холостой. Те, что и были, давно отсохли. Через месяц оклемался наш тореро. А Кешу председатель продал, от греха подальше, чтоб вендетту избежать. Бычок сам был рад, даже в кузов без принуждения залез. Всё водителя подгонял, головой тряс, мол, ехать пора отсюда. Да и проку от него уже не было никакого. В последнее время нервный стал: всё время посматривал с опаской на приближающихся мужиков. Ещё издали, прищурив глаз, разглядывал – не Григорий ли идёт, и вздыхал с облегчением. Даже похудел. А любовные утехи совсем из головы выветрились. На почве всепожирающего страха развивалась психо-невро-гришафобия, больно ударившая по мужским способностям бедолаги. Сколько коровы за ним не гонялись, взаимности не добились. Вот и получается, что в итоге моральную победу одержал Григорий.
О-ох, что-то долго нету братишки? Выдыхаться уже устал. Второе дыхание не открывается, а первое уже закрывается. Надо сделать глубокий вздох. Аж голова закружилась. Аромат то какой! Созревание плодов – самая лучшая пора года!
Рассказываю дальше. Григорий с пауками спит. Илья с пауком на брудершафт пьёт, а Манюня, от височного помутнения – виски уж больно крепкий, - решилась на стриптиз. Надо же когда-то начинать. Вскочила, хотя нет, не вскочила – куда там вскакивать! Вползла на стол и давай, дёргаясь, одёжку скидывать. Зрелище не для слабонервных. И не для трезвых. Фуфайку в одну сторону, валенки в другую. Один на Григория упал, вторым Илью, вместе с пауком, к стене снесло. Дальше, кто трезвее, глаза позакрывали. Не от стыдливости, конечно. А кто от стыдливости, то не за себя. Тошнить сильно стало всех, и отрыжка пошла противная. Уж больно зрелище экстремальное. Бурно аплодировали только два человека: самый хитрый мужик нашей деревни Толик, и Вася – муж Манюни, нынешний. Вася видел только ноги, и то до колен - дальше голова не поднималась, только кружилась – то по плечам ушами бил, то вертел вокруг своей оси, - а потом разочарованно падала на стол. Но кричал во всё горло: Валюха, давай!» Хотя Валюха спала рядом, на его же плече.
Я уже говорил, что Толик самый хитрый мужик округи. Только хитрость его заподлянская. Сплетник и интриган. Но в компанию берём. Он, в дополнение к предыдущим качествам, ещё и куркуль, потому при деньгах. Мы его к себе, как в кино, по билетам пускаем. Покажет перед входом билетозаменителей штуки три – заходи! Захочет посмотреть вторую серию – давай ещё на три! Назавтра сердечные капли пьёт – жалко вчерашних денег, хоть и кино интересное. А через месяц, когда старая боль утихнет, приходит за новой. Тянет в компанию. Вся деревня знает, что он сердечник. Только не все знают – почему?
Вот и на этот раз; решил поссорить Васю с Манюней. Во всех подробностях настучал ему про стриптиз жены. Вася, парень сдержанный, в основном. Спокойно и молча: настучал Толику по макитре и вздохнул с облегчением. «Как хорошо,- говорит,- что я не видел этого кошмара. Дома, перед ночлегом, и то всегда успеваю выходить покурить».
После этого случая все с удивлением стали замечать, что Толик перестал вести компрометирующие селян разговоры. Зауважали парня – одолел такой недуг! Оказалось, напрасно зауважали. Эта гнида завела массовые знакомства в соседних деревнях, и каждый вечер, на велосипеде, совершала велопробег – «тур де родная сторона». Наносил визиты вежливости. И как выяснилось, имел огромный успех в обществе. Мужику – бац, бутылку магарыча на стол, бабе – хлоп в ухо… комплимент, типа: «А знаете что я вам расскажу?» Всё! Вся аудитория с растопыренными ушами у ног проходимца. Скоро каждый житель района знал о каждом из нас такое, что и мы не знали про себя. Сделал полную флюрограму всем без исключения. Не пожалел ни стариков ни детей. Фашист! На урегулирование вопроса отправили делегата – Григория. Он в два счёта, одной железной логикой, вторую даже из кармана не доставал, доказал всю гибельность выбранного Толиком жизненного пути. Осознал сполна: целую неделю в красном уголке проводил день открытых дверей. Сельчане брали компенсацию. Даже баба Марфа, которую Толик бессовестно уличил в прелюбодеянии, и та приковыляла с палочкой на огонёк. Палочку принесла для устрашения Толика. Поднесла к его носу и минут пять на этом эпизоде была нажата пауза. Шевелились только бабкины губки и Толика глазки. Особенно глазки: они то сходились на конце палочки, то шмыгали по сторонам в поисках защиты, то от страха закатывались в лоб – с глаз долой.
Теперь, если уж совсем становится невмоготу, ездит на рынок. Там отводит свою мелочную душонку. Мы посоветовались и плюнули на него. Больной человек неизлечимой болезнью. Пусть ездит. О, и братуха едет! Пойдём завтракать. Завтрак, не обед, должен быть малокалорийным: фрукты, овощи и что-нибудь из зерновых культур. Пшеничная хороша! Будете в наших краях – милости просим!