Русский роман

               



Некоторые из  давних друзей назвали его настоящим русским писателем.
" Такое может быть" - размышлял он и вспоминал разговор 30-и летней давности с известным в те времена в Ленинграде местным писателем Житинским. Молодой Володин принес изобретательному еврею свои первые рассказы. Житинский пригласил гостя на кухню.
- Вы знаете, дело в том что... Как бы вам сказать? - Житинский улыбнулся, стряхнул сигарету. - Ну, вообщем, вам не о чем писать. Т.е. выдумывать ( "как я" - держалось у мэтра в голове) вы не умеете. А что вы можете рассказать?.. Вы инженер... Вы только не обижайтесь, ради бога. - прервавшись,  добавил Житинский.
Володин только изредка поднимал глаза. Чашку не трогал, иначе бы она все выдала.
- Можно же писать ни о чем...Просто описывать каждый свой шаг... Как Бунин, например... - сказал-таки Володин и испугался, ожидая мгновенного возмездия. Поднял глаза. Житинский долго молчал, улыбался и курил, потом все-таки решился и доверительно приблизился через стол к Володину.
- Но вы же не Бунин.- негромко проговорил он. - Нет. В вас, определенно есть что-то. Есть... - поспешил сгладить углы мастер. - Берите рукописи, толкайте по редакциям. Дело это долгое... Может у вас и получится. ( " Только вряд ли. Там везде наши люди." - держал он в уме.)
Давно это было. Житинского уже никто не помнит. Ведущий инженер Виктор Андреевич Володин живет, работает. Его взрослый сын давно живет отдельно. И постоянно, каждую секунду своей жизни Володин думает. Обо всем...


... Как обычно, Володин пришел с работы раньше жены. Разделся, улегся на квадратный диван, обтянутый бежевым кожзаменителем.  Перед диваном на стене висел большой плоский телевизор. Он щелкнул пультом. Вчерашний просмотр жены завершился на канале "Русский роман".
Перед Володиным во весь метровый экран молодая женщина, примелькавшаяся в дюжине других сериалов или похожая на таковую, по расстановкам проговаривала кому-то.
" - Включается ингибиторный процесс Камела."
 Следующий кадр: молодой мужчина трясется, подыскивая слова
" - Это не предательство! Это - измена!" - Мужчина расширяет глаза, как это только возможно.
" - Ты слишком близко принимаешь все к сердцу." - Женщина отпивает из чашки холодный чай. Она - само спокойствие.
В следующем кадре другие мужчина и женщина, но очень похожи на первых:
" - Маша, прошу тебя быть моей женой."
" - Нет! Нет! Витя! Не могу!" - При этом женщина резко подскакивает к мужчине, делает остановку  в полуметре от него, затем бросается на шею и страстно целует.
Володин переключил канал и увидел президента РФ в ковбойской шляпе с огромной щукой в руках. Лицо президента лоснилось в пьяной улыбке.
" - Такую щуку я в ...первый раз ловлю... Честно говорю..."
Володину показалось, что над тувинской тайгой многократно отозвалось:
" Честно говорю. Честно говорю. Честно говорю..." Из прихожей донесся звук поворачивающихся ключей. Взгляд Володина сполз с экрана на дверь в прихожую. После недолгой возни в нее заглянула жена, одновременно наклоняясь и снимая обувь.
 Он представил: вдруг  его жена была бы другой.  Не отстранялась бы от поцелуев, объятий, говорила бы по утрам: " Доброе утро, дорогой."
Жена распрямилась, хотела пройти мимо дверей, но вернула взгляд на мужа и остановилась.
- Чего ты улыбаешься?
- Да так. Думаю, вот.
- Понятно. - она продолжила свой путь по коридору.

  За ужином он похвалил жену за курицу. Реакция была обычная, то есть никакая. Наверное, жена подумала, что вся ее жизнь только и состоит из ее врачебных приемов, вечерних заходов в магазин, дальше - лифт и перемещения по кухни. Нет, есть еще "Русский роман".
- Вот, смотри, Катя... Я вот думаю, что для писателя главное? Количество! Не только качество... А количество. То есть, его должно распирать.
- Конечно, должно распирать. - согласилась жена, поднося тарелку ко рту и доедая остатки салата из помидоров со сметаной.
- С другой стороны, никто же ничего не читает. Какая разница?. - Володин размышлял. - Ну дал я, допустим, почитать свой рассказ коллеге по работе. Что скажет человек? Скажет: " Как тебе сказать?.. Тяжеловато читается... Очень личное..." Короче, какую-нибудь, такую лабуду. А что он, этот человек, вообще читал? И когда? В школе? Меня , например, вот сейчас потряс Астафьев...
- Да тебя потрясает все, что ты читаешь на данный момент. - перебила его жена, повернулась на табурете и переложила грязную посуду со стола в мойку. Тарелки звякнули о нержавейку и расползлись.
- Твои «устиновы и донцовы» меня не потрясают. - нахмурился Володин.
- Меня они тоже не потрясают. А твоих «чеховых да лесковых» я читать не хочу. Мне хочется просто какую-нибудь мякину...
- Ну ты-то ладно... Ты хоть раньше читала "моих". - Володин вскинул на жену взгляд. - А другие 99% вообще ничего не читают. Писатели зачем-то писали, пишут...
- Распирает. - жена встала из-за стола и повернулась к мойке. - Что ты, Витя, все проверяешь? Кто, что скажет? Писатель ты, или не писатель? - с заметным раздражением сказала Катерина Федоровна и включила воду.
Володин насупил брови и задумался.
- Не знаю, что и сказать. - вздохнул он. - А! Знаю! Я не себя проверяю: писатель я или нет. Я их проверяю. Читатели они  или нет? Вот.
- Понятно... Тебе Ваня не звонил? Они собираются перебираться к нам.
- Хм, вторая попытка?.. Как это к нам? - до Володина не сразу дошел смысл сказанного женой. - От чего же?
- От безденежья. Кончай говняться.
Володин болезненно скривил лицо.
- Что за словечки, бляха-муха. "Говня-яться". - передразнил он. - Я не против, между прочем... Ты, хоть, ее видела? Первая  взвоешь.
Он хотел вознегодовать, но вдруг с ясностью ощутил, что давно и бесповоротно окружающая  жизнь идет, не взирая на него.

        Сын Володина Иван после развода жил один на съемной квартире. Как теперь оказалось, уже не один.
Виктор Андреевич вспомнил разговор с сыном на балконе. Старший Володин стоял, курил, смотрел на трубу табачной фабрики. Ваня вышел, прикрыл балконную дверь, тоже стал смотреть вдаль. Он переминался, вздыхал. Потом, видимо решился. От глубокого вздоха его плечи поднялись.
- Это... Марина ушла... Совсем.
Виктору Андреевичу показалось, что его сердце скакнуло через шею в уши и там затюкало. Ванины руки заметно дрожали. Как в детстве, когда Ваня оправдывался за какую-нибудь совершенную провинность,  он водил взгляд по полу, иногда вскидывая на отца. Володин- старший молчал. Несколько раз глубоко вздохнул, помогая руками.
" Три года прожили. Детей нет. Невозможно защитить сына от удручающих обстоятельств. Ни ребенка, ни взрослого. Ничего не исправить, ничего не сделать. Невозможно защитить человечество от неминуемых надрывов и неотвратимой конечности жизни."

Было это за год до развода Ивана. Володины поехали в Москву. Он, Катерина и Иван.  Марина отказалась, сославшись на недомогание.
- Что с Мариной? - спросил Виктор Андреевич сына.
- Отравилась, похоже. - ответил Иван, явно не желая продолжать тему.
В Москву они ехали с целью посетить-таки помпезный Храм Христа Спасителя. Иван вел машину, Володин старший сидел рядом, ерзал и чувствовал себя неполноценным.
- Может по проспекту Мира? – хорохорясь, предложил он, как бы ровняясь с Иваном деловитостью.
- Зачем? Спокойно по набережной проедем. - равнодушно отверг Иван совет отца.
" А-а!.. Да, да.- подумал Володин-старший. - Я забыл. Сиди, смотри в боковое окно."
Припарковались у галереи художника Ильи Глазунова.
- Наш человек.- важно кивнул на вывеску Виктор Андреевич.
К храму тянулся рукав паломников с фотоаппаратами.  Володины тоже щелкали. Он брал в кадр сына с женой на фоне памятника героям войны 12-ого года. Хотелось, чтобы в кадре был кто-нибудь еще: Марина, а еще лучше кто-нибудь маленький. Но маленького не было уже два года.
Вошли в Храм и стали бродить, задрав головы. Виктор Андреевич почти сразу потерял жену и сына. Он ходил меж серых колонн, смотрел на фрески в пастельных тонах и думал, что это все больше похоже не на церковь, а на неудачный музей. Хотелось крикнуть, как в лесу: " Ка-атя! Ва-аня! Ау-у-у!"
Он увидел Ваню в очереди к  святым мощам  великомученика Феодора.
- Ты что, сюда? -  подойдя, спросил он , не ловко улыбаясь и  думая: " Люди всегда говорят невпопад. Только писатели задним числом напишут, как хотелось бы."
- К мощам святым... Приложусь...- сказал Иван, отворачиваясь от отца. Володин отошел в сторону.
" Наверное, ребенка просит. Уже два года нет детей. Как он себя ощущает? А впрочем, нужны ли они? Дети". Такие мысли часто посещали Володина. Может это была самозащита? Смысл " продолжение рода" ускользал от него. Была у него, конечно, одна сокровенная мысль. Мысль о том, что человечество постепенно должно улучшаться и умнеть. И тогда, когда-нибудь, кто-нибудь или сообща придумают бессмертие. Но эта мысль хромала. «Человечество умнеет, но не улучшается. Допустим, есть хороший, добрый и умный мужчина. Потом он женится и его потомство вберет в себя какие-то качества матери. А что там по намешано?.. С другой стороны, если родится дочка, то она вберет в себя качества отца, т.е. поумнеет. А значит, следующий мужчина поглупеет не так сильно. Вот и стоит все на одном месте.  Вот такая лабуда. Ну и мысли у вас, батенька, у святых-то мощей..."
Сзади в него толкнулась жена.
- Вон. - мотнул он головой. Ваня отходил от святого места.
- Смотри.- сказала жена с укоризной. - Не то, что некоторые...
Они вышли из храма. Надо было что-то сказать.
- Как-то не очень... Не вставило, говоря современным языком. Не знаю почему. Алтаря нет. Я не нашел. Алтарь в последней деревенской церкви всегда ослеплял золотом, яркостью…
- Не намоленное место?.. - слегка улыбнувшись, то ли спросил, то ли заключил Иван в тон отцу.
Это было три года назад. Володин считал. Он часто считал: сколько  раз в жизни осталось поменять тормозные колодки, или загранпаспорт, ни разу не использованный.
" А сын поменял жену."- опять всплыл в памяти разговор на балконе.
- Расстались друзьями... А что? Лучше , пока молодые...
- Ваня, ты дурак.
- Не называй меня дураком! - голос Ивана резко взлетел. Виктор Андреевич испуганно взглянул на сына и умолк. Но хотелось сгладить момент и Володин-старший решил по-простецки ляпнуть:
- Она мне никогда,,.. сильно-то и не нравилась...
- Папа, заткнись.
Папа заткнулся. Что еще хотелось сказать сыну? Похожа на еврейку? Родить не смогла? Или не захотела? Или он не смог? Пусть проверится. Теперь-то Виктор Андреевич знал, что она - Марина, родила сразу, как развелись  от кавказца Магомета дочку Зульфию.

   И вот Иван живет с другой женщиной по имени Анна. Скоро они будут жить вместе вчетвером в квартире Володиных. Снимать квартиру стало не по силам. И если он все это опишет, то будет хуже какого-нибудь  тусклого Трифонова.
" Ничего не буду писать. Завтра сяду и поеду в деревню. Доски колотить. доски строгать и прибивать. Не думать. Поеду, куплю шесть упаковок вагонки. Привяжу к багажнику. Все. Пусть переезжают. Поможем, чем можем..."
Так он храбрился и ходил по комнатам. Сам изредка посматривал на жену.
- Катя. Дак это, как его?.. Стол-то куда?
Жена отвлеклась от экрана и после долгого задумчивого взгляда на мужа беззвучно засмеялась.
- Да не накручивай, ты, Витек. Все будет нормально.
Он бросился рядом с ней на диван, уткнулся лицом в подушку и затих, подобрав под себя руки.
- Перед деревней за досками заеду.
- Мешки под хлам не забудь купить. Вывозить, не перевозить...

На следующий день позвонил Иван.
- Па-ап? Привет. Ты на футбол сегодня приходишь?
- Не знаю. Нет, наверное. - Володин посгибал колено, подвигал голеностопом.
- А чё?- не отступал Иван.
" Опять это "чё". Никто, никогда в семье не говорил "чё". Откуда?"
- Да не получается у меня уже ни "чё". - поморщился Володин-старший.
- Почему? - сын, как будто, искренне удивился.- После той игры у нас на работе все ребята целый день обсуждали твой гол...Двоих обмотал, родного сына на задницу усадил...
- Да?... - Володин подрасправил плечи. - Ну, не знаю... А что еще говорили?- он с застенчивой улыбкой смотрел в трубку.
- Говорили, что орхидеи еще не расцвели. Гы-гы. - Иван был в хорошем настроении. - Вообщем, приходи.
- Погоди, Иван. - Володин старший забыл, что хотел сказать, потом вспомнил. - Надо бы доски помочь завести на дачу. В пятницу. Ты как?..
Он ждал. Иван какое-то время раздумывал.
- Хотя бы загрузить.
- В пятницу? Попробую.
В пятницу после работы они встретились у 4-го ангара магазина "Русский лес". Володин-старший с оплаченным чеком подошел к оцинкованным воротам и без шансов на успех потянул скобу врезанной двери. Кладовщика надо было ждать. Володины заезжали сюда, как только появлялась лишняя тысяча - две на доски для облагораживания деревенского дома.
Иван сидел в машине, говорил по телефону. Разговор был, видимо, не из приятных. Улыбки на лице не было. Закончив разговор, Иван вышел. Они стали прохаживаться вдоль штабелей пиломатериалов. Там были обрезные доски, бруски самого разного сечения. Штабели высились в человеческий рост, занимая большую часть двора. Пахло свежепиленной древесиной.
- Столько досок. Столько брусков. Вот бы нам. - вздыхал Володин-сташий. - Отец, помню, с такой горькой безысходностью смотрел на хороший пиломатериал. Вечно ему все из старья приходилось делать.
- А что, не было? - спросил  без интереса Иван.
- И не было, и денег вечно не хватало. Вот интересно... - оживился Виктор Андреевич. - Лесов в стране больше всего мира, а дома у народа вечно были убогими. Землянки, крыши из соломы. Сейчас по деревням - все черное, сгнившее. Не считая дачных коттеджей. И 500 лет назад никто ничего построить себе не мог. Тогда еще и жидов не было... И банков не было. Свои же князья да бояре свой же народ за скотов держали. Я тут читал о сыновьях и внуках Дмитрия Донского...
В это время Ивану опять позвонили. Он отошел. К ангару №4 подошел мужчина в квадратной черной куртке с надписью на спине желтыми буквами " Русский лес". Он скрылся в глубине полутемного помещения. Володи робко переступил высокий порог следом за кладовщиком. Тот у стола, стоящего на четырех кирпичах вместо ножек,  уже говорил по мобильнику. Володин протянул мужчине оплаченный чек и открыл было рот. Мужчина резко махнул на Володина рукой и огрел клиента взглядом, как минимум, руководителя Газпрома. В дверь вошел Иван и остановился рядом.
- Ну что?
- Дела государственной важности.
Володины дождались  внимания к себе и приготовились таскать пачки вагонки на крышу  машины Виктора Андреевича. Погрузили и привязали 12 упаковок по 10 штук каждая. Дуги багажника прогнули , чуть не доставая до крыши салона.
- Довезешь? - спросил Иван.
- Потихоньку.
- Кстати, о евреях. Я тут фильм смотрел, "Фанатик" называется. Там Райан Гослинг в главной роли. Сам он еврей, но - скинхэд. Но такой умный еврей... Вообщем все говорит, то что ты говоришь о евреях. И сам как бы против евреев.
- Фильм американский?..
- Да, американский.
- Не буду смотреть. - резко оборвал Виктор Андреевич.
- Ну вот. Ты всегда так... - хмыкнул Иван, но ничуть не расстроился, даже хохотнул. Отец для него был вполне предсказуем. Они еще немного постояли.
- Ты то на выходные не собираешься? - спросил отец сына.
- Нет. В это раз не получится.
- Ну ладно. Тогда пока.
- Пока.
Они расселись по машинам. Володин-старший закурил и, задумавшись, смотрел, как удаляется и выворачивает из двора магазина Ивановская желтая десятка. Когда был жив его отец, Виктору не казалось странным, что он - сын, а вот - его отец.  И когда Иван был маленьким, тоже все выглядело нормально: он - отец, а вот - его сын. Сейчас же Виктор Андреевич не мог сопоставить в своем сознании эти категории. Начинал об это думать, потом отмахивался: « короче, я сам по себе, а он сам по себе».

        За рулем своего джипа Володина, как всегда, приятно тронула мысль, что жизнь все-таки удалась. " Вот, сел и поехал." Он, довольный, поджал губы. Это чувство не умолял тот факт, что теперь все, чуть ли ни со школы уже за рулем. Все равно. За рулем своей машины он ощущал себя значимым существом. Его слушались педали, руль, рычаг скоростей. Мотор работал тихо, уверенно сдерживая внутреннюю мощь. Эта машина выгодно отличалась от всех предыдущих, которые были у Володина раньше. Технический прогресс был налицо. И опять Володин был тут не причем. Без него трудились безымянные японские инженеры и конструктора. Наверное, многие из них получали благодарности от начальства.
Навстречу двигались знакомые перелески в сочных, осенних цветах. Ровно подплывали под колеса мосты. Володин любил ехать один. Вспоминать или мечтать. Правда, последнее время мечтать  было уже смешно, но тем не менее это происходило. Если рядом сидела жена, ему казалось, что она каким-то образом может проникнуть в его мысли. И не всегда бы ей там нашлось место.
На автобусной остановке стояли люди. Он смотрел на женщин, иногда успевая распределить их по возрасту и сорту.
" Допустим, у меня не было бы детей: Ивана. - Володин передергивался, отгоняя жуть. - А у Ивана нет детей. Жуть." - Он опять тряс головой и начинал скорее-скорее планировать: какую за какой доску он будет приколачивать в доме.
" А дом? Тоже  для будущих поколений. Или так? Чтобы занять время, отведенное для жизни."
Не часто он ездил в деревню один, да еще и на все выходные. В этот раз Катерина решила заняться генеральной уборкой квартиры перед переездом молодых.
Повернув в улицу, Володин увидел, что дверь местного магазина приветливо открыта. Володин притормозил у деревянного мостка через кювет и свернул по нему на полянку перед сельхозмагом. Чем закусить у него было. Это была жареная курица, маринованные  огурцы-корнишоны, обжаренная картошка и разная молочка на утро: творог, сливки в кофе, молоко не известно зачем. От магазина через четыре дома он свернул к своим воротам. Вышел, открыл хлябающие, затянутые сеткой рабицей створки, подпнул под них кирпичи. Дом стоял спокойно, тремя окнами смотрел на хозяина. Рядом, поводя ветвями, стояла береза.
Береза была старше дома, а дом был старше Советской власти. Дальше за заборами и банями виднелась церковь. Там, на кладбище похоронено много людей со всех концов России. Похоронены его бабушка и его отец родом аж из Минусинска.
Володин въехал во двор и потекла привычная последовательность действий.
" Сумки - на кухню. Белье - в шкаф. Включить обогреватели. Печку топить не буду. Еще тепло. Потом - доски. По одной упаковке, не спеша, аккуратно огибая углы в сенях и на лестнице все подниму на верх ( в мансарду). Как ты радостно возбужден! - иронически похмыкивал он над собой, расставляя провизию. - Обрел смысл бытия?"
Ему было в самом деле хорошо. Подняв четыре упаковки, он скинул куртку, налил воды в рукомойник, умылся и стал накрывать стол. Отломил от курицы сочный окорочек и поставил подогревать на сковороде на газ. В пиалу набрал твердых, холодных огурчиков, порезал батон. Неживой телевизор уже мешал уюту, он его включил. После этого он налил рюмку водки, поднял глаза к потолку и не придумал ничего кроме: " Господи прости"...
После третье рюмки Володину уже стоило некоторых усилий подняться и продолжить разгрузку. После еще одного отдыха за столом он решил, что фронтон сегодня он отделывать не будет. Только простенок. Поднимая последнюю упаковку вагонки, Володин споткнулся на повороте лестницы и присел на ступени.
" Все нормально. Торопиться не надо." - он немного посидел и похихикал... Он вспомнил, как примерно в таком же состоянии ехал в маршрутке. Напротив, через проход к передней двери сидела знакомая кондукторша. Володин хихикал, посматривал то в темное окно, то на женщину.
- Богатые мужчины старыми не бывают. - он лукаво прищурился и, не отводя от женщины взгляда, самодовольно отвалился  на спинку сиденья.
- Богатые мужчины на маршрутках не ездиют. - с улыбкой выдерживая его взгляд, ответила кондукторша.
- Так я же выпивши. Это так. - легко продолжал беседу Володин.
- Есть такси. - не спускала женщина.
- Да, тут всего-то две остановки. И, потом, дождь. Тем более вас увидел...Хи-хи...
Володин поерзал, поменял положение, потом со вздохом продолжил:
- А вообщем-то, вы правы. Через пару лет я выйду на пенсию и буду получать в пять раз меньше. Страшные настанут времена. - улыбка Володина потихоньку стала размываться.
Женщина же продолжала слегка улыбаться и после некоторой паузы негромко проговорила
- Вам будут скидки... Не в пять раз, конечно...
Володин грустно усмехнулся и опять перевел взгляд на темный мокрый парк за окном. Парк  не просматривался. В окне отражались желтые фонари освещения салона. Хотелось поговорить "за жизнь". Он разглядывал толстые шерстяные рейтузы кондукторши, ее войлочные полусапожки. В таких он ходил зимой по даче. Женщина перехватила его взгляд и, смутившись, сказала:
- Холодно бывает. Из дверей задувает.
Он, понимающе, кивнул
- Я. вот, сейчас читаю Виктора Гюго: " Девяносто третий год". Очень интересно... Видете ли, мы с вами из разных социальных слоев. - он цыкал зубом, пожимал плечами. - Хотя сейчас вообще никто не читает... Да и раньше... - разговор увядал. Женщина тоже повернулась к боковому окну и задумчиво покивала головой.
- Да... Из разных социальных слоев. - она хмыкнула и полезла в свою сумку...

       В этот вечер Володин не стал колотить доски. Он ходил по двору, курил , поднимался в строящуюся мансарду, перекладывал туда-сюда инструменты. Еще несколько раз присаживался к столу. Все предметы вокруг: железная кровать с никелированными спинками, красный шкаф из комиссионки, сделанные отцом карнизы над занавесками - все наполнилось глубоким смыслом, все вызывало трепет и грусть. Даже футбол по телевизору и проигрыш нашей сборной тоже имел глубокий философский смысл.
" Тридцать лет надеюсь и жду. Пять или шесть поколений сборных прошли мимо. Фамилии игроков забылись. А я все жду, когда Россия станет великой. Во всем.  Пора бы уже смириться с подвалом. Но нет. Всегда все русские будут надеяться... Прекрасный вечер..."
На утро Володин не сказал бы, что вчерашний вечер был прекрасен. Весь день он занимался трудотерапией. Долго подгонял подоконник. Остругивал, мерил, пыхтел, кряхтел, снова остругивал. Несколько раз ставил чайник, пил чай с облепихой, заваливался на диван перед телевизором, перещелкивал по несколько кругов каналы. Было очевидно, что ночью ему не уснуть, и он решил вернуться затемно в город. На пути в город был пост  ГИБДД.  Этот факт повергал Володина в уныние. Усиливалась внутренняя и внешняя дрожь. Но до вечера было еще далеко. Он доделал подоконник. Запенил щели, прибил наличники. Часа в четыре заставил себя сжевать кусок курицы. Самочувствие его не улучшилось.
Ободрила его единственная мысль: он доедет до подъезда, пойдет в магазин и купит коробку полусладкого красного. И будь, что будет. С этой мыслью он ходил по двору , убирал шланги, провода и инструменты. Когда уже смеркалось, Володин закрыл дом, сел в машину и тронул в обратный путь. Мимо поста ГИБДД он крался за уляпанной фурой и, ощущая быстрое тюканье сердца, истово творил молитву: " Господи, Исуси Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного!" Господь помиловал.
Домой он заявился в приподнятом настроении.
- Все понятно. - сказала жена.
- А какой смысл мучиться?
- Знаешь какой.
- Зато поужинаю спокойно. - себе под нос бубнил Володин, переодеваясь. - Потом еще  под душ залезу.

       После ужина Володины улеглись перед экраном. Катерина помелькала каналами и остановилась на "Русском романе". На экране молодая женщина стояла у окна в больничной палате. За окном лил дождь. Причем, только по стеклу. Дальше сияло солнце и синело небо. Женщина открыла окно, плавно, точно балерина, вынесла руку под потоки воды. Потом, также плавно, поднесла ладонь к лицу и долго смотрела на нее. В следующем кадре в этой же палате перед ней за столиком сидела медсестра и показывала  ручкой в лист бумаги.
- Вот здесь вы должны расписаться, как биологическая мать.
Володин встал с дивана и решительными шагами пошел в другую комнату к другому телевизору. Он набрал в интернете: " Фанатик  смотреть ON LINE" и уселся в кресло. На экране молодой человек с бритой головой в черной майке с белой свастикой на груди навис над худосочным еврейчиком, читающим книгу. Все происходило в вагоне метро. Крупным планом были показаны горные ботинки скинхэда и остроносые старомодные ботинки еврея-ортодокса. Вот горный ботинок наступил на сдвинутые штиблеты. Еврейчик, не смея поднять глаза, продолжал смотреть в книгу. В следующем кадре уже на перроне фашиствующий молодчик жестоко пинал своими горными ботинками лежащего перед ним еврея. Кипа с головы не слетала.
" Все ясно" - заключил Володин. У него с детства от любых сцен избиения человека человеком начинало учащенно биться сердце, а видимое им не поддавалось ни какому анализу. Настроение его портилось на несколько дней, впрямую подводя к ужасному умозаключению об абсурдности жизни. Тем временем в кадре крупным планом показывали лицо скинхэда. Он плакал, пинал и плакал. Еврей на полу тоже плакал. Володин припомнил короткий пересказ Ивана. Получалось, что оба еврея плакали.
- Походу, здесь лихо закручен сюжет. - вслух проговорил Виктор Андреевич и нажал, чуть помешкав, на паузу, не на стоп. - Надо это дело перекурить.
Он пошел на балкон мимо «Русского романа», где молодой мужчина взывал к той самой биологической матери:
- Настя! Настя! Ты че? Ты че творишь?
- Это не мой ребенок! – женщина заламывала руки.
Крупный план лица женщины должен был, видимо, убедить любого зрителя в том, что ей чрезвычайно тяжело.
Володин остановился у дивана, где лежала жена и, потоптавшись, повернулся к ней:
- Ну и что такого?.. Я ее видел пару раз в машине у Вани. Вроде ничего... Улыбается. Аня, кажется, зовут?.. Будем жить вчетвером, даже веселее будет. А то, как два валенка, валяемся перед телевизором... Я...
- Катерина вскинула на мужа глаза и после некоторой паузы проговорила:
- Впятером... 
Как не молниеносно вперился Володин взглядом в свою жену, ее взгляд перехватить он не успел. Она уже снова смотрела в экран. Володин опустился на стул. Сердце затюкало сильней, чем при просмотре сцены  избиения еврея.
- У Ани есть дочь. Семь лет.
- Понятно. - хмыкнул Володин. - И давно вы все это знаете? Что же мне ничего не говорили?- вяло пробормотал он.
- Потому что, ты у нас впечатлительный непомерно.
- Понятно. - мысли Володина были суетны и обрывочны: " Значит, решил с готовым ребенком взять... Короче..." Он со вздохом поднялся и пошел к " Фанатику". Фильм он досмотрел до конца. Несколько раз нажимал на паузу, ходил курить. Страдания молодого героя фильма теперь и вовсе показались ему смехотворными. В конце, как и ожидал Володин, еврей опять оказался самым человечным человеком.

Вечером следующего дня они с Иваном разбирали хлам в кладовке. Пихали в мусорные мешки ,провисевшие с десяток лет пальто, куртки, зимнюю и осеннюю обувь.
- Ты с Анной то давно?.. Познакомился? - поперхнувшись спросил о сокровенном отец сына.
- Два года.
Они долго возились  молча. Каждый в своем углу.
- Так может тебе. Это, как его... Провериться? - Володин-старший пришибленно затих.
- Я проверялся. У меня все нормально. - спокойно ответил Иван. -  Вообщем, как Бог даст, так и будет.
- Так то, да. - кивнул Виктор Андреевич. - на душе его отлегло, хотя фактически ничего не изменилось.
" Надежда - великая вещь. - саркастически подумал он. - Надо в церковь сходить."
- Я посмотрел фильм. - к месту оживился Володин-старший.
- Да? Ну как? - Иван проявил неподдельный интерес. Виктор Андреевич задумался, с чего бы начать.
- Беда в том, что у нас с тобой не получилось преемственности взглядов. Как, впрочем, у всех отцов и детей. За редким исключением. Вот ты смотришь американские фильмы, знаешь фамилии режиссеров, актеров. Они для тебя естественны. А я их считаю не просто противными русской Традиции, а жестоко антирусскими. Я считаю, что любое западное творение искусства прямо вопиет: " Мы ненавидим Россию." Что, в наши дни, что десять веков назад. И вообще, если в художественном произведении не упоминается Россия или русские, то это  для меня - не произведение.
- Ну, не знаю. - пожал плечами Иван.
- А, конкретно, этот фильм - хитро замаскированное превозношение еврейской нации. Очередной раз. Ничего нового…
- Все-таки так? - как будто, даже обрадовался Иван. - А я гляжу, этот Дэнни говорит, вроде  все, как ты. А чувствую: что-то не то...
Иван замолчал, потом, улыбнувшись, добавил:
- А ты говоришь, нет преемственности.
Отец с сыном переглянулись, оба заулыбались.
Дальше они стали рассматривать старые фотографии. Из коробки вместе с фотографиями высыпались письма. Володин поднял одно из писем и увидел на конверте свою фамилию, написанную детским правильным подчерком. Это были письма пятнадцатилетней школьницы Кати Куницыной двадцатилетнему студенту Виктору Володину. Виктор Андреевич вынул из конверта тетрадный листок в клеточку и углубился в чтение. Иван разбирал ящик с инструментами.
- Че там? - спросил он, не оборачиваясь к отцу.
- Не "че", а што. - машинально поправил Володин, продолжая скользить взглядом по ровным строчкам. - Хочешь, прочитаю?
- Давай.
Иван присел над коробкой с книгами и стал по одной сортировать, что в мусор, что на будущее, чтобы потом в мусор. Володин-старший сделал глубокий вздох:

Здравствуй мой любимый Витенька!
Сегодня получила твое письмо, спасибо. Ты знаешь, я так давно не получала твоих писем и не писала тебе, что соскучилась по этому делу. Да и вообще, по тебе скучаю ужасно. Все одна, да одна. Мамочкина мне не разрешает ехать в Москву, а сама вот в четверг туда укатила и приедет только в субботу. Вообще уж! Не могла меня с собой взять. Все говорит, мол, учись да учись.
А я и так учусь, вот сегодня, например, получила "4" по химии за контрольную, а на днях "5" по математике, и все равно не пускает. Правда, еще не известно, что я завтра получу по биологии. Еще у нас завтра факультатив по латинскому. Надо бы поучить, да не охота, страшно.
Вчера в мед.институте был вечер дружбы для 5 и 1 курсов. Мы, девчонки -гимнастки туда приперлись. Все кто будет на будущий год поступать в мед. Толпа собралась страшная, но все равно было весело. Один парень с 3-его курса все время приглашал меня танцевать, а потом хотел даже проводить домой, но я ему сказала, что у меня есть ты, и он сразу отвалил. На вечере играли три ансамбля, так что мы не скучали и танцевали без перерыва.
Еще я сегодня получила "5" по Н.П.Г. ( надеюсь, знаешь, что это - начальная военная подготовка). Стреляли в тире, я выбила 45, а школьный рекорд 46. Как видишь, немного осталось.
Завтра мне к 12 на тренировку. Опять будут брусья, бревно. Надоело. Скорей бы опорный и вольные, да вот нога не проходит. На днях встала на хореографию со всеми, она так разболелась, что еле дошла до дому. Папа Шура - наш тренер - сказал, что если она не пройдет, то я не поеду в Чебоксары. Хорошо бы прошла эта дурацкая
Если б ты только знал, как я по тебе соскучилась, а твоих писем все нет и нет. Только вот сегодня получила твое письмо. Тут без тебя с ума можно сойти со скуки. Утром в школу, вечером на тренировку, и так изо дня в день. Знаешь, как надоело. Так хочу тебя увидеть, просто ужас.
Твоя мама звонила мне несколько раз, но меня все не было дома. Вообщем, моя мама с ней поговорила, сказала, что когда мы уезжали с юга, то ты еще был здоров. Твоя мама жалуется, что ты написал ей одну открытку и, как в воду канул. Ты бы ей хоть написал сам, а то меня мама тоже всю испилила, за то, что я не могу позвонить твоей маме. А я просто-напросто боюсь. Я же не знаю, что ты написал в своей открытке, как мы встретились на юге, в общем, боюсь сказать, что-нибудь не то.
Витька, ты мой Витька! Знаешь, как мне тут плохо без тебя, просто ужас. О юге я даже теперь и не вспоминаю, потому что у меня сразу же начинает что-то ныть в желудке, как говорится: " ноет сердце". Мне, почему то, так не хотелось уезжать от туда, просто ужас. А ты еще сказал, что не женишься на мне, если я не поступлю в мед. А сейчас мне бы хоть часок побыть с тобой. Витька, ты мой Витька! Я тебя очень люблю, так и знай. Приезжай скорей.

Твоя Катенька.



Иван давно уже бросил разборку книг и сидел на табурете,  задумчиво глядя на отца. Виктор Андреевич закончил читать, перевел дух и взглянул на сына. По лицу Ивана блуждала улыбка.
- Да-а! - наконец выдохнул он. - Класс!
Володин-отец неловко сунул конверт назад в коробку.
- Погоди-ка. - Иван достал конверт и быстро пошел из кладовки. - Мама!
- Стой... Не надо... - вслед ему крикнул Виктор Андреевич, но было поздно. Володин  стал искать, чем занять руки и глаза, чтобы никто не увидел ни его глаз , ни его рук. Из гостиной слышались приглушенные голоса. Затем наступила долгая пауза. Володин прислушивался.
- Выпендреж подростковый. - услышал он голос Катерины. Оставалось только хмыкнуть.

Близился день переезда Ивана с Анной и ее дочкой Люсей. Встреча состоялась 4 ноября в день единения России. Мама с дочкой стояли в коридоре у входной двери, не двигаясь. Иван раздевался, разувался, держался независимо, хотя волнение его тоже было заметно. Володины старшие стояли напротив. Девочка была одета в серебристую куртку и в светлое платье, которое, как показалось Володину, было через чур длинно для ее роста. Это неуклюжее платьице и испуганный взгляд девочки ввели Виктора Андреевича в замешательство. Ища помощи, он повернулся к Катерине. Та, в свою очередь, поглядывала на мужа. Все, как-то, застопорились.
- Ну проходи, Люся. - наконец громко сказал хозяин, хотел даже прихлопнуть в ладоши и потереть, но остановил руки на полпути. Девочка сделала полшажка к матери. Ее рука потихоньку прихватила двумя пальцами материнский плащ. Она подняла голову на мать, и взгляд ее молил о защите. Катерина шагнула к девочки и взяла ее за руку.
- Пойдем. Раздевайся.
Володин старший шагнул в сторону, потом и вовсе запятился в гостиную. Володины жили в 4-х комнатной квартире. Две решено было отвести молодой семье: одну для родителей, другую для Люси. Туда Иван уже завез уголок школьника и небольшой диван. Экскурсия по квартире проходила шумно, с нарочитой заинтересованностью. Володин ходил позади всех и, не переставая, улыбался.
- А тут у нас ванна. Ее я не сам ремонтировал. Потому что это сложно... Надо быть профессионалом.
- А все остальное? Сами? - спросила Анна.
- Да. - засмущался Виктор Андреевич.
- Остальное все тоже очень хорошо. - продолжила Анна.
Все по очереди, включая Катерину и Ивана, заглядывали во все двери.
- Люся, а тебе нравится? - Виктор Андреевич, наконец, сообразил, как увлечь девочку, разговором.
- Нр... Нравится.- поперхнувшись, прошептала Люся. Потом кашлянула и погромче повторила:
- Нравится. Очень. - при этом она опять вскинула глаза на мать и подвинулась к ней.

И зажили Володины впятером. Володин старший приходил с работы, как всегда, в 16 часов ( по российским меркам.- рано). Но теперь в коридоре, выглянув из маленькой комнаты и встав у косяка, его встречала Люся. Она улыбалась, но любое слово Виктора Андреевича или даже резкое движение ( например: потеря равновесия при переобувании) могли мгновенно изменить лицо девочки.
" Что же она зашуганная такая? - думал Володин. - Вроде Аня и не ругает ее сильно."
Он проходил к Люси в комнату и для проформы бодро спрашивал:
- Ну как? Что получила?
Люся стремглав бросалась к портфелю, шарила, доставала дневник и протягивала Виктору Андреевичу. Сама замирала, держась за спинку стула. Он, не торопясь, переворачивал страницы. Первый раз, проверяя дневник, он приятно удивился:
- Так у тебя одни пятерки?! -  оглянулся он на Люсю и улыбнулся.
- Одна четверка есть. - Люся опустила глаза.
- По какому?-  поинтересовался Володин, ожидая услышать -  " по физкультуре".
- По православной культуре. - Люся подняла глаза. - Я молитву сбилась ... В конце. - с придыханием оправдывалась она.
- Вот даже какие у вас предметы? Интересно, кто у вас  ведет православную культуру? Батюшка из церкви?
- Нет. Учительница истории Камила Аркадьевна.
- Мда... Ну ладно. - Володин закрыл дневник и подал его Люсе. - Садись, делай уроки. А в каком ты классе учишься?
- Во втором. - Люся села за стол и, подвинув ладонии на край столешницы, уставилась в учебник перед собой..
Примерно так проходил для Володина воспитательный процесс Люси. Кто он ей и кто она ему было непонятно. Как то Катерина со свойственной ей прямолинейность при всех выдала:
- Кто-кто? Дедушка.
Володину сдавило горло. Он зыркнул на жену, перевел взгляд на Люсю.
- Какой я ей еще дедушка? - зло буркнул он. Люся тревожно смотрела на него своими огромными глазами. В них виден был отчаянный поиск выхода из неловкой ситуации. Но выхода не было.
 - Вообще никто... Пока. - проговорил Виктор Андреевич и поспешно удалился к себе в спальню.
Когда они были дома вдвоем, натянутых ситуаций, как будто, не возникало. Володин, после проверки дневника обычно ходил по квартире, делая вид, что занимается своими делами. Но делать Володину, по большому счету, было нечего. Разве что, помыть оставленную с утра посуду. Он ходил по квартире, заглядывал в кладовку, перекладывал отвертки, пассатижи, иногда выбрасывал какой-нибудь хлам. Опять заглядывал в Люсину комнату. Думал.
" Интересный момент. Инстинкт продолжения рода, в данном конкретном случае абсолютно не работает. Потому что она не Ванина?.. Но какая разница? Ан нет. Есть, видно, разница. Мало ли что там по намешано? Хорошо, хоть, набоковщина тоже не работает. - хмыкал про себя Володин. – Из-за возраста, наверное. Вопрос — чьего? А хорошая. Застенчивая, искренняя. Учится хорошо. Как все послушные дети, свято верит, что — хорошо учиться - это главное и необходимое. А мама верит, что жизнь ее будет счастливой и радостной. Главное - хорошо учиться."
Володин выходил на балкон, курил, возвращался. Ждал Катерину, ждали Ивана с Анной. Дни проходили ровно. Обсуждались мелкие события: рабочие и домашние. Обсуждалось грядущее лето и отпуска. В сумерках мерцали сериалы, футболы, эстрадные проекты. Жизнь стала лучше, жизнь стала веселей. 
Случалось, конечно, что Виктор Андреевич или Катерина Федоровна становились невольными свидетелями семейных сцен молодых Володиных. Как-то, Виктор Андреевич услышал в Люсиной комнате приглушенный недовольный голос Анны. Похоже мать отчитывала за что-то дочку. Та, что удивило Володина, нервно огрызалась, хоть и шепотом. Когда он проходил мимо открытой двери, мать с дочкой метнулись друг от друга в разные стороны стола.
« Без этого не бывает.» - спокойно рассудил Виктор Андреевич.
Случалось Володину -старшему наблюдать сцены прощания Ивана с Анной. Уже у выходной двери Ивана останавливал голос Анны из их комнаты:
- Ва-а-ня. - Анна выходила в коридор. 
- Чего?
- Ты забыл что-то сделать. - Иван на секунду задумывался, хмурился, потом, видимо вспомнив,  возвращался и чмокал жену в щечку.
« Везет же людям». - вздыхал Володин-старший.
Нередко Володин вставал у двери в Люсину комнату и смотрел, как Катерина с Люсей тычут в книжку пальчики.
- Animales... Animales, - растягивала губы Катерина. - Смотри мне на губы.
Люся поворачивалась к ней и во все глаза смотрела Катерине в рот, похоже, не очень понимая, что от нее требуется. Однако, послушно повторяла:
- Animales...
Володину вспоминались картинки из далекого прошлого. Так же Катя сидела с маленьким Иваном и также растягивала губы. Углубленное изучение английского Ивану не понадобилось. Не понадобится оно и Люсе.
- Китайский надо учить. - шутил Володин из коридора.
Люся порывисто поворачивалась к нему, хмурила лоб, соображая, что бы это могло означать, снова вопросительно смотрела на Катерину.
- Все у нас в порядке. - успокаивала та девочку. - Отлично у тебя все получается, а Виктор Андреевич так шутит.

        Проходили дни за днями. Володины ладили. Иногда ужинали за одним столом, чаще по очереди. По вечерам молодые часто уходили: когда в гости, когда в кино.
Летом Иван с Анной запланировали поездку в дешевую Турцию. Иван аккуратно закинул удочку на счет того, чтобы оставить Люсю на попечительство старших Володиных. Возражений у старших Володиных не было. Хотя, Виктор Андреевич не преминул сказать Катерине:
- Лучше бы денег скопили на рождение ребенка. Сейчас же есть какие-то современные методы.
На это он мгновенно услышал в ответ:
- Вот и предложи.
- Да я уж намекал.
- И что он?
- Сказал: "Как Бог даст, так и будет."

Близилось лето. Дела в любимом отечестве шли  неважно. Атмосфера государственного оптимизма рождала моду на грусть. Логические построения картины мира сыпались. Володина подмывало искушение объяснить все приближающимся концом света. Однако, он хорошо помнил предостережение классика, что в России каждый мало-мальски интеллигентный человек склоне считать, что с его кончиной, как раз и придет этот самый конец света.
" Когда на Руси было хорошо? Анархизм сменялся монархизмом. Философия сильной личности сменялась философией малых дел. Слова - «любовь» и «культура»  стали  самыми употребляемыми на Земле. Слишком много любви. Надо в церковь сходить".
ООО "Гипропроект", где работали Иван с Анной, перестал выплачивать зарплаты. Иван приходил домой нервный, рассказывать о делах не хотел. Виктор Андреевич не мог отделаться от ощущения своей вины за все. Все его: " Может попробовать в НИИ Техуглерод или... Синтетического каучука..." выглядели жалко. Иван только с легкой ухмылкой поднимал на отца глаза и отрицательно мотал головой.
Все кругом громко требовали справедливости. Кто-то невидимый повсюду совал палки в колеса. И получалось: « Я работаю, чтоб есть, чтоб работать — я ем». Люди не хотели осознавать того факта, что теперь они не нужны вообще. По крайней мере, в таком количестве. А ведь это было так просто понять.
Сам Володин сидел на своей должности пока прочно. Он неоднократно пробовал убедить Ивана, что надежные 20 тысяч лучше, чем шаткие 40. Это он мог бы попробовать устроить у себя в лаборатории. Как-нибудь кривобоко, но устроил бы. В ответ получал от Ивана неизменное:
- Даже и не думай.
Вечерами Иван с Анной не громко обсуждали ответы на разосланные в две столицы резюме . И чем чаще проскальзывало в их разговорах упоминание о Москве, тем тревожнее переглядывались Виктор Андреевич с Катериной.
Когда они встречались в коридоре с быстро шагающим Иваном, которого Анна звала к компьютеру, они поспешно уступали дорогу. Так престарелая супружеская пара в какой-нибудь поликлинике на лестнице, виновато улыбаясь, отступает к стенке, пропуская человека в белом халате, широко шагающего через ступеньку. Да еще старичок не преминет упрекнуть свою старуху, мол "Дай пройти, раскорячилась тут." А старушка, шаркая непослушными ногами, не переставая, улыбается и оправдывается: " Щас, милок. Щас, миленький". Пока это сравнение было преждевременным, но все было впереди.
Как бы то ни было, в мае решение было принято. Ждали окончания Люсиной учебы. Сама Люся светилась и предвкушала нечто из ряда вон интересное.
- То на то и получится. - угрюмо сетовал Виктор Андреевич.- Зарплата больше, так и  комнату снимать дороже.
- Все подсчитано. - говорил Иван. - Зарплата перекрывает. И потом, здесь никакой зарплаты.
- Оставляйте, хоть, Люсю.
- Как можно. - Подавала голос, хоть и тихо, Анна. - Кровиночка же. - с иронией приобнимала она дочку.
- Ну хоть не шпыняйте ее там по запарке.
Иван решил окончательно не рассчитываться, хотя по его словам никаких шансов на оживление их фирмы не было. Слишком застарелыми, запущенными оказались изъяны производства.
1-го июня, в День защиты детей, Володины: отец и сын носили вещи в машину. Коробки, мешки. Катерина растерянно брала одну кладь, ей говорили, что это в последнюю очередь, она замирала, шла в кладовку, приходила от туда с какой-нибудь вешалкой и, молча, протягивала ее Анне.
- Это потом.
Наконец все было уложено.
Виктор Андреевич с Катериной стояли у подъезда. Иван с Анной и Люсей напоследок оглядывали пожитки.
- Ну все. - Иван подошел к отцу. Они  похлопали друг друга по плечам. Все вперемешку стали обниматься и целоваться , натыкаясь друг на дружку.
- Все! Пока!
- Звоните! - крикнул в закрывающуюся дверцу Володин-старший.
Машина тронулась, но проехав несколько метров, остановилась. Иван вышел на тротуар с фотоаппаратом в руке. Володин-старший мысленно развернул пространство на 180 градусов и живо представил кадр.
" Кадр можно было бы назвать -Пора доживания . И стоим-то в метре друг от друга."
За мгновение до вспышки Катерина шагнула к мужу и коснулась его плеча. Ваня щелкнул и, улыбаясь , помахал рукой. Через заднее стекло махала Люся. Они уехали.
Володин поглядел на жену. У нее в глазах стояли слезы. Это было не частое явление.
- Теперь тебе будет еще тяжелей: совсем-то без любви.
Катя вскинула на мужа глаза. Губы ее задрожали от досады.
- Эх, ты. - только и произнесла она, опустила голову и пошла к двери.
" Замуж надо по любви выходить. Пригодилось бы для поры доживания." - подумал он, но, конечно же, не сказал. Все было и так скверно...

Зато в жизни Володиных появилась новая тема: звонки Ивану в Москву и ожидания звонков от него.
Сначала Володин-старший звонил часто. Но заметил в голосе Ивана, в его ответах недовольство. Оно было и понятно. Что может произойти в жизни за 2-3 дня. Да хоть бы и за неделю.
Катерина спрашивала:
- Иван не звонил?
- Нет.
- Так позвони.
- Я же три дня назад звонил. Не больно-то там рады нашим звонкам. Живут и живут.
- Пусть Люсю привезут, хотя бы на месяц. В июле.
- А что ты сама-то никогда не позвонишь? - непонятно от чего раздражался Володин.
- У тебя лучше получается.- виновато отвечала Катерина и покорно ждала, когда Володин-старший осмелится и решится.
После телефонных разговоров они садились и повторяли услышанные незатейливые фразы.
- Я ему сказал, что бы приезжали хотя бы на выходные.
- Я слышала, что ты ему сказал. Он-то, что ответил?
- Много дел по хозяйству. И много работы на дому. Шабашек. Короче. Надо в отпуск ехать к ним и забрать Люсю. Потом привезти. Они не против.
По выходным Володины ездили в деревню. Катерина ковыряла грядки. Сам Володин колотил и пилил наверху. Иногда вставал у окна и смотрел, как жена бродит  меж гряд. Где подгребет листву, где присядет на низенькой скамеечке и надолго склонится в грядку. Иногда Виктор Андреевич спускался с высот, брал лопату и перекапывал несколько квадратных метров целины. У жены это не вызывало особенных эмоций. По крайней мере , так ему казалось.
На отдыхе она обычно говорила:
Надо бы у забора грядку разбить. Да и забор надо бы починить. Жердь совсем сгнила.
Володину думалось:" не надо", но он говорил:
- Надо, так сделаем.

        В июле Володины засобирались в Москву. В деревне основная деятельность на начало лета была закончена, да и два-три дня не нанесли бы урожаю непоправимого ущерба.
Но планам их не суждено было сбыться.
Позвонил Иван и, как обычно, спросил:
- Как дела? - голос его был бодр.
- Нормально. Вот, к вам собираемся на пару-тройку дней. Примите? - в тон Ивану бодрясь, спросил Виктор Андреевич.
- Нет. 
У Володина-старшего округлились глаза.
- А что же так? - проговорил он, уже судорожно перебирая в мыслях возможные причины такого ответа.
- Так не надо никуда ездить. Мы сами к вам приедем. - Иван был то ли навеселе, то ли для чего-то шутил.
Виктор Андреевич не стал расспрашивать, умолк и ждал. Потом все же спросил:
- С какой целью?
- Рожать! Гы-гы. Примете?
Виктор Иванович отчетливо представил улыбающегося Ивана.
Катерина , не моргая, смотрела на мужа, он на нее.
- Классно! - наконец проговорил Володин-старший.- На, вот, с мамой поговори.
Он передал трубку жене. Через несколько мгновений перед Виктором Андреевичем развернулась необыкновенная картина Преображения. Лицо Катерины Федоровны Володиной, вдруг, стала превращаться в лицо Катеньки Куницыной. Дальше вообще пошла хореография. Катенька отвела свободную руку в сторону и засеменила левым полукругом по гостиной. Потом перехватила трубку и пошла правым полукругом.
- Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! - пропела она, улыбаясь Виктору Андреевичу.- Это все ерунда. Это не страшно. - говорила она в трубку. - Токсикоз второй половины.
Виктор Андреевич пошел курить на балкон. Он курил, улыбался, смотрел на трубу табачной фабрики.
" Надо завтра же сходить в церковь..." 


В историческом центре города со смотровой площадки колокольни Спасо-Преображенского собора можно было насчитать 27 церквей. Между ними пролегали самые разные улочки. Были широкие, прямые, с трех полосным движением в одну сторону. Были узенькие, петляющие, еле просматривающиеся сверху сквозь сплетенные кроны вековых лип. Только на набережной выстроилась  дюжина божьих храмов на любой вкус:  от невысоких, вросших по оконные кованые решетки, древних одноглавых церквушек до изузоренных, раскрашенных пятиглавых храмов времен Иоанна Грозного. Возглавлял этот отряд  стоящий на слиянии широкой, известной на весь мир Волги и местной, деревенской Которосли, новодельный  Успенский собор.
Володин двигался по одному ему ведомому маршруту, переходил из улицы в улицу, озираясь и, как будто, таясь. То ли от чужих глаз, то ли от внутреннего взыскующего взора.
" И что, собственно, таиться? На своей-то территории."- Володин расправил плечи и зашагал, чуть не строевым. -" Тыщ-щу лет вам - жидам не сломить, как говорится, не запугать".
Потом, вдруг, Виктор Андреевич опять поубавил прыти и с досадой цыкнул:
" А рыльце-то в пушку...Под старость-то лет, конечно… Почему бы и не обратиться к …"

Я встретил своего давнего знакомого Виктора Володина у крыльца церкви Михаила Архангела. Мы не виделись лет 15. Оба в первое мгновение искренне обрадовались и крепко пожали друг другу руки. Чуть не одновременно каждый спросил другого:
- Ну как, ты? Где?..
Оказалось, что оба мы в одном городе и уже давно. После первой секунды встречи Володин слегка стушевался, поглядел в оба конца улицы, затоптался на месте. Я тоже не знал, что сказать, никак не мог скрыть свое удивление и стоял, восторженно улыбаясь. Потом спохватился и как-то само собой спросил:
- Так ты, что же, в церковь ходишь?
Я тут же пожалел. Потому что, так, вроде бы, не спрашивают. Тем более, что Володин переменился в лице и нахмурился. Но, взяв воздуха, подчеркнуто спокойно он ответил:
- Как видишь.- он даже улыбнулся и кивнул на икону Спасителя над дверьми.
- М-м! Это здорово! - зачем-то похвалил я.
- Я рад, что ты одобряешь. - сказал Володин, и я заметил на его лице уже ухмылку. Я поспешил, как-нибудь, оправдаться, но получилось совсем неловко:
- Да нет... Я так... Просто спросил. Как ты ходишь? Дань традиции или веришь?
И получил я в ответ то, что мне и полагалось. Володин отступил на шаг, слегка развел руки в стороны.
- Ну, брат, ты даешь!
- А что такое? - удивился я.
- Что такое? Как бы тебе объяснить?.. Понимаешь? - Володин задумался. - Я бы, может быть, обсудил этот вопрос с человеком, в котором видел бы искру, так сказать... Осененного, так сказать. Либо заметил бы в его лике хотя бы тень присутствия этого самого вопроса. И то, повторяю: может быть. А в тебе, дружище, прости, конечно, я ничего подобного не наблюдаю. Так, что извини. - Володин улыбнулся и повернулся к иконе.
- Господи, прости мою душу грешную. - он мелко перекрестился и взялся за ручку двери.
- Может, как-нибудь еще свидимся? - успел сказать я ему вдогонку.
- Может. Телефон у меня старый. Место жительство то же. Счастливо.
Он скрылся за дверью церкви Михаила Архангела, а я пошел дальше.
И не было у меня на Володина обиды. Мне, вдруг, стало даже радостно. Я бодро зашагал по бульвару к набережной. Я поддел ногой ветку с тротуара на газон. Там она выглядела гармоничней. Во всем был смысл. В каждой липе, в каждом забитом железом дупле. И в той колокольне, что стояла в конце аллеи, точно огромная красно-коричневая кирпичная ель. В каждом шаге каждого человека есть Высший правильный смысл. Просто люди Его не знают. Хотят узнать, но не знают. А Он есть. Есть и все. И это очевидно. И это радует.


                декабрь 2014 год