(в камере Розен, Н. А. Бестужев)
Где есть любовь, там и совет.
Где совет есть, там — свет.
Пришла пора, хоть есть запрет,
Но сердцу преград нет.
В милом нет постылого —
Не зря ведь так говорят.
А в постылом нет милого —
Эту веру не истребят.
Где сердце сердце встретило,
Душа поёт в любви.
Где сердца любовь приметили,
Там счастью с миром быть.
В милом нет постылого —
Не зря ведь так говорят.
А в постылом нет милого —
Эту веру не истребят.
Как увидал любви зарю,
Голова ж кругом.
И нет разлук, коль в мир зовут,
И нет пути в другом.
В милом нет постылого —
Не зря ведь так говорят.
А в постылом нет милого —
Эту веру не истребят.
Допев свою песню, Милана кланялась под аплодисменты слушателей, но вдруг, сжавшись в боли, стягивающей спину и живот, она схватилась и застыла на месте. Её взгляд остановился на встречном взгляде Алексея. Он тут же вскочил, как и заметившие происходящее остальные...
-Милана, - рванул к милой Алексей и, поддерживая, повёл на улицу.
За ним последовал и Вольф, которого сопровождал часовой и плац-майор: это был племянник Станислава Романовича Лепарского.
Тот старался большую часть времени, как и дядя, проводить рядом с осуждёнными для поддержки и может какой помощи. Так и в этот день, он присутствовал и наслаждался на очередном их музыкальном вечере...
-Алексей, идём, идём, - уводил он Алексея вскоре из дома, чтобы тот в своём беспокойстве не мешал.
-Нет, я не смогу! Если что случится?! - поражался Алексей, но тот был непреклонен и провёл его в отделение к Розену, где тут же собрались в поддержку и братья Бестужевы, и Торсон.
Друзья всеми силами и уговорами удерживали Алексея у себя, чтобы он не потревожил супругу, которой приходилось и без того тяжело...
Роды проходили долго и отняли все её силы. Но, всё же, посреди глубокой ночи, Милана разрешилась дочерью, а Алексея отпустили мчаться к ней...
Он стрелою прибежал, и уже долго не отходил, выслушивая советы окруживших её подруг, которые опытностью своей делились и рассказывали, как и что надо делать, пока супруга не сможет сама встать с постели.
Вызвавшиеся помогать навещали их каждый день, от чего Алексею становилось легче, пока Милана не смогла сама подниматься и вместе с ним заботиться об их новорождённой дочурке, для которой все принадлежности, в том числе и кроватка, были давно готовы...
...В этом, 1831 году, родились дети и у Александры Муравьёвой, у которой дочка вскоре всё же умерла, родился сын и у Анненковой, а 5 сентября родился сын у Анны Розен. И, когда им приходило время разрешиться от бремени, их мужьям разрешили поселиться, под присмотром у дома часовых, на квартирах жён, чтобы быть вместе...
...В сентябре 1831 года был прекрасный праздник — ещё одна свадьба — обвенчался один из осуждённых — Василий Петрович Ивашёв — с прибывшей к нему невестой: Камиллой Ле-Дантю. Он был до того совсем угнетён, опустил уже руки и начинал думать о побеге, но новость о приезде невесты вернула к жизни...
Любуясь ими, надеясь на счастье и для них, Алексей с Миланой стояли в объятиях друг друга и так и ушли снова к себе на квартиру, где ждала малютка Варенька в руках нанятой из числа местных жителей пожилой и доброй няньки.
Время шло...
Как бы комендант ни старался помочь облегчить участь «государственных преступников», условия, в которые были они теперь помещены, оказались хуже, чем то было в Чите...
В Чите они жили, как семья, где могли бы вместе перенести любое горе. А тут и здоровье жён стало подрываться сильнее, и здоровье и душевный покой осуждённых.
На работы выходили уже не с хоровыми песнями. Всё реже стали собираться вместе. Вместо этого, образовались кружки по-характеру, наклонностям. А кто-то и вовсе становился более задумчивым и уединялся в своём. Такого в Чите не возможно было наблюдать.
Там они жили вместе, а не разделёнными по отделениям, и могли друг друга поддерживать, не смотря на разность характеров и взглядов...
...Настал 1832 год. Это был год, когда срок 20 осуждённых подошёл к концу, и они были отправлены на поселение. Так, уезжал теперь, в июле 1832 года, и Андрей Розен...
-Я подготовил статейный список, - протянул комендант лист Алексею на прочтение, но тот отвёл взгляд:
-Я верю, что там всё правильно. Перестаньте, Станислав Романович, подавать мне всё это на проверку... Я уже давно забросил эти дела.
-Алексей, - пригрозил Николай, у которого они в это время снова встретились в камере.
-Вы здесь беседовали, - закивал комендант в понимании. - Однако, на этот раз беседа, как видно, печального характера?
-Жена моя всё хворает. Её здоровье никуда не годится, - признался Алексей и сел на стул.
Его душа плакала и тряслась в страхе за жизнь дорогой Миланы, которая, как только выздоравливала от простуды, тут же снова заболевала и слабела больше, увядая на глазах заботливого возлюбленного и помогающих подруг...
-Получил наш Алексей разрешение вернуться, - сообщил Николай, указав на стол, на котором, как заметил теперь комендант, лежало то самое письменное разрешение от государя, чтобы Алексей незамедлительно вернулся в Петербург, что он может жить в своём имении и служить в Петербурге, в канцелярии третьего отделения.
-Это же прекрасно! - воскликнул комендант, но Алексей упрямо мотал головой:
-Как я незамедлительно с нею уеду, если она так слаба, если снова ждёт ребёнка, да и Варенька так мала!
-Не паникуйте, Алексей Николаевич! - попытался успокоить комендант.
-Возвращаться Вам надо, Лёшка, - сказал серьёзный Николай. - Этот климат убьёт её...
Но, когда проводили уехавшего с супругой Андрея Розена, снабжённого всем необходимым для начала жизни на поселении в Кургане, куда отправили, Алексей стал тревожиться больше. Анна Розен была отправлена первой, с младенцем на руках, и сама на сносях, что вызвало беспокойство и страх абсолютно у всех. Боясь за неё, за судьбу детей, Алексей не смог больше стоять между товарищами и их жёнами. Он умчался к себе.
Милана сидела у люльки их дочери, устало наблюдая, как та сладко и беззаботно спит...
-Любовь моя, - облокотился рядом на стул Алексей, взглянув и на дочь. - Они уехали...
-Как жаль, что не смогла ещё раз попрощаться, - прослезилась она. - Аннет заходила ко мне, просила выздоравливать, а я не могу уже... Сил нет ходить...
-Нет, родная, - опустился у её ног Алексей, и сердце забилось больнее в тревоге. - Я клянусь, умру в тот же день, если ты меня покинешь!
-Что ты, что ты! - замахала та сразу рукой. - Я не покину!
-Тогда не пугай меня! Поднимись, не болей! - прослезился он.
-Я смогу, - кивнула та в уверенности.
Алексей смотрел на неё, на дочь... Он ни на минуту не покидал квартиры ещё несколько дней, отдавая всё внимание и заботу лишь им, а между делом подготавливая вещи к отъезду. Помогали ему собраться и плац-майор, и дамы, которые тоже переживали за их отъезд, здоровье и будущее.
…И всё же,... скоро и их стали крепко обнимать, целовать, желая всего самого доброго в дальнейшем пути...
Плац-майор вывел осуждённых на общий двор, чтобы распрощаться смогли с Алексеем и его семьей. Им в путь дали заранее уже подготовленные вещи, которые смогут быть полезными в дороге. А Николай, выйдя вперёд всех, протянул картину, где уже давно, как признался, изобразил их, но ждал, когда настанет счастливый день возвращения, чтобы преподнести этот подарок.
Было несказанно тяжело покидать стены, край, где оставались теперь без их поддержки, без добрых дел все товарищи, ставшие близкими, как бы они ни отличались друг от друга характерами и взглядами. Встречными слезами и обещаниями на хорошее, на письма и на продолжение дела во благо, расставания час прошёл...
Повозка понеслась...
...И теперь предстояло держаться в любящих руках друг друга и возвращаться в родные края к тем, с которыми судьба их когда-то заставила расстаться...
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/04/20/864