Затмение

Вера Стремковская
Пасха в этом году обозначилась не только обилием традиционных символов в витринах магазинов: кур и петухов разного колибра, ветками с разукрашенными в яркие тона перьями, гигантскими пластмассовыми яйцами с конфетами внутри, и Поскмусом
(Поск - Пасха по-шведски, мус - напиток, напоминающий Кока-Колу), - но и разрекламированным по телевидению, и обещанным на две предстоящие недели лунным затмением, которое началось невероятным покраснением луны, напоминающим воспаленный головной мозг на картинках в учебниках психиаторов.
Это обстоятельство, несомненно, наложило свой отпечаток на все происходящее.
Ну, например, погода: бесконечно прогнозируемая в новостях как теплая и солнечная, - всячески демонстрировала свое неподчинение, проливаясь из серых и тяжелых туч холодными обильными дождями, и продувая буйными ветрами все насквозь, включая непокрытые головы редких прохожих.

Длинная, похожая на доску фигура, в красной поношенной куртке, на ногах кеды, на голове вязанная в резинку шапочка, натянутая до самого носа, который всей длинной опускается на тонкие бледные губы уголками книзу, - вошла, не отвечая на приветствия, и, порывшись не глядя в разложенных на столе книгах, повернулась в мою сторону:
- Ты русская? - спросила она на ломанном русском языке, с акцентом, выдающим то поколение эстонцев, которым пришлось жить при советской власти, и сохранивших неугасаемую ненависть ко всему русскому.
- Да.
            - Хм...
            - И в этой ее реакции, в незатейливом повороте головы, было столько показательного презрения и глубоко запрятанной в подсознании горькой памяти, что немедленно подкатило к самому подбородку сладковатое чувство тоски и потерь.
             За моей спиной сгрудились для отпора, и качнулись в недоумении тысячи портретов русских классиков, покатили громады литературных текстов, грянули патетические и героические аккорды, хлынули разноцветием шедевры живописи.
             Но что все они могли сделать против одной гнетущей немоты с поджатыми губами, воплощенной в конкретное присутствие старухи, усевшейся тут же напротив меня.
               Она, прищуриваясь, в упор смотрела мне в глаза, нервно покручивая узловатые пальцы сцепленных рук.
              Очевидно, подыскивала слова, но все еще боялась произнести их вслух, бурчала что- то себе под нос, не зная, как реагировать на присутствие моей совершенно шведской коллеги, не понимающей в чем дело, но начинающей ощущать напряжение.
          Я разбирала ящик с новыми книгами, складывая их в стопку, одна на другую.
             - Свэнга! (перевернуть по -шведски), - вскочила, и сняла верхние несколько книг, назидательно положив их рядом. - Я не знаю, как это будет по- русски, - проскрипела в добавок металлическим голосом.
            - Можно по- шведски, - как можно вежливее ответила я.
            Теперь уже и моя коллега почуяла неладное.
            Прошло примерно полчаса, и она, столь же внезапно и демонстративно, поднялась и ушла, напоследок громыхнув стулом.
            Мы с облегчением вздохнули, переглянувшись, и понимающе кивнули друг другу.
           Но спокойствие длилось не долго.
           Старуха вернулась, втащив с собой всю хмурость психованной погоды, и уселась на тот же стул.
           И опять: тот же полный презрения взгляд, та же борьба с побелевшими пальцами сжатых рук.
            Я пыталась делать вид, что читаю книгу, не в силах подняться с места.
            Казалось прошла вечность.
            За это громоздкое время совесть моя подверглась мучительному допросу: я успела передумать все свои ошибки и промахи, а также переценить неправильное поведение лидеров (моей когда-то) страны в отношении прилегающих территорий, и проживавшего там населения вновьобращаемых в социализм.
           - Всего хорошего, - наконец выговори она, словно вывалила из пожелтевшего рта вместе с подгнивающим душком массу ненужных и неудобных русских букв, и, уходя, оставила за собой открытую дверь, в которую тут же со свистом влетел несправедливо отстраненный от происходящего ветер, пожелавший участвовать в переменах: выдувая наполненную эмоциями атмосферу насквозь, без остатка.
           Это, конечно, кое-как поправило ситуацию, но, все равно, к вечеру предательски разболелась голова, и поднялась температура.
           - Да, не принимай ты все это как личное, видимо она просто больная, - утешали меня в перерыве симфонического концерта новые знакомые шведки, когда я рассказала им всю эту историю, добавив зачем-то, что это не я начала войну, и оккупировала территории.
           Одна из них, коренная финка, сочувственно покачала головой: «Меня вот тоже, буквально вчера, пригласили участвовать в телешоу, посвященному присутствию русских в Финляндии. Опять всколыхнули...Зачем? И с таким подтекстом против русских. Все это не нужно. Еще несколько поколений сменится, пока люди забудут».
Стоя у «Красной стены» в нашей библиотеке, пожилая читательница с трагическим придыханием поинтересовалась, можно ли завещать после смерти свою читательскую карточку...
Стена эта, выкрашенная в бордовую краску, расположена в самом центре зала, и служит местом для выставки книг.
В этот раз к Пасхе представили невероятное количество детективов, и сопроводили табличкой «Посккрим» (Поск - Пасха по- шведски, крим — криминал сокращенно).
Оказывается, это новая традиция, пришедшая к нам из Норвегии, где на Пасху принято читать детективы. Теперь и у нас, вот, пожалуйста: лучшие шведские детективы, читайте!
И смотрите, тоже.
В городском театре идет пьеса «Кикилэнд» (Земля Кики).
Родина еще недавно знаменитой певицы Кики, нечто вроде Пугачевой местного масштаба,  участвующей, между прочим, в спектакле  «живым» пением в сопровождении ансамбля.
На сцене, за два с небольшим часа, в перерывах между пением Кики, происходят разные бытовые сценки из жизни ее соотечественников, современников: с руганью в семье, насилованием отцом дочери в день ее пятнадцатилетия, с сексом между племянником и тетей, которые бравурно раздеваются до нижнего белья, и встают в позу на коленях, доставая из остатков одежды... ( в этом месте мы с подругой зажали как по команде рты ладонями и вытаращили глаза друг на друга), ну и так далее: с наркотиками, грязными словами, с убийством в конце концов сыном своего отца тем же ножом, которым он ранил жениха дочери, и чуть не убил героя пьесы.
Над испачканным в красную краску трупом жертвенно принял на себя вину дедушка (отец трупа), и все остальные радостно разошлись под пение Кики по своим делам, даже не отреагировав на такой жест добродетели.
Зато зал аплодировал долго и бурно, подпевая и раскачиваясь в такт песням, поглядывая на своих спутников с теплым чувством ностальгии и взаимопонимания.
При выходе со спектакля многие желали друг другу: «Глад Поск!» (Счастливой Пасхи!)
И, хотя дверь моей соседки все ещё украшает Рождественский венок, у меня вовсю пасхальное настроение: целых четыре дня выходных, можно читать детективы, и наслаждаться гудисами ( конфеты по- шведски) из пластмассовых яиц, ожидая окончание лунного затмения.
Обещали же, что оно кончится.