Расставание

Надежда Верная
Воздух в комнате был густым, напряженным. Он сидит в кресле, на меня не смотрит, думает мрачные думы... О чем? Он мой любимый, пока еще любимый мужчина... Мы поссорились и я не знаю, что будет дальше. Мне надо бы уйти, почему я все еще нахожусь здесь, в этой комнате с густым и напряженным воздухом? Я стою и держу в руках бокал с вином. В комнате полумрак, горит одна неяркая лампа на стене. Мне так непривычно-неприятно, я растеряна и не знаю, как выйти из молчания, которое давит на плечи, на голову и даже сдавливает горло... Хотя, может это алкоголь? Мы уже успели выпить и немало, прежде чем разговор перешел на повышенные тона. Надо бы прекратить все это, может быть еще не поздно повернуть обратно?

Я делаю шаг навстречу ему, потом другой. Темное небо (потолок) над нами сдвинулось, и перестало быть статичным. Светлый шелк платья обвивает мои ноги, словно странное неземное растение пытается удержать меня на месте. Я почувствовала головокружение, тонкие высокие каблуки внезапно перестали быть надежной опорой, я покачнулась и стараясь удержать равновесие, взмахнула руками. Вино выплеснулось и на мгновение застыло темно-розовой кляксой на фоне белого искусственного света... Я испугалась, что упаду и буду выглядеть смешной, пьяно-неуклюжей, а мне этого совсем не надо... С трудом удержавшись на ногах, я продолжила свой непростой путь...

Он не смотрит на меня, брови нахмурены строгими извилистыми штрихами, темные волнистые волосы падают на лоб... Боже, он так красив сейчас, когда злится. Сейчас я подойду и... может быть опущусь на колени рядом, чтобы... быть покорно-раскаявшейся, и чтобы он мог смотреть на меня сверху вниз, если конечно захочет смотреть.

- Ми..  милый, я... давай, мы... не будем горячица.

И говорю с трудом,   слова выходят смешными, глупо-мягкими, со странными окончаниями. Но я ведь все соображаю, только чуть медленнее... Он молчит, наверно у него уже не осталось слов, чтобы...

... Сначала мы пошли в ресторан. Он был нежно-предупредительным, как всегда. Заказанный столик был в глубине зала, что конечно, давало нам некоторое уединение и предполагало интимность разговора. Но кроме обсуждения меню, он не спешил говорить что-либо сам, выслушивая мои незначительные нейтральные фразы. Мне казалось, что на фоне обычного любования своей женщиной, то есть мной, у него мелькало некое задумчивое настроение.
- Ну что же ты молчишь? Ты меня привел сюда не просто так, поужинать.
- Разве?
- Да. Ты видишь, я сегодня вся твоя и полная внимания... Ну же, говори.
- Только сегодня? Я-то думал...

Он просто выводит меня, замалчивая главную тему. Ведь сегодня он должен сказать мне что-то очень важное. Вроде того, что хочет на мне жениться. Я это точно знаю, потому что чувствую. Женщины всегда чувствуют такие вещи, не скроешь. Тем более мужчины, у них все всегда написано на лице.
Но вот он не спешит. А, знаю, наверное, боится. Что я не соглашусь... Глупенький, конечно же соглашусь.

- Хорошо. Давай выпьем шампанского и посмотрим другу другу в глаза. Знаешь, что ты увидишь в моих?

Он молчал. Ну ладно же, я больше не буду тебе помогать. Сам решайся, сам говори, хоть прозаикайся при этом. Я сделала вид, что мне все равно. И что вообще в этом ресторане все ску-учно--скучно.
Хотя было в общем-то не так плохо. Все было вкусно, в меру выпито, для настроя. Мы даже потанцевали под джазовую мелодию. Я говорила сама, что в голову приходило. Он изредка улыбался, и, вот ведь вредный, молчал. Даже тогда, когда обнимал меня в танце и слегка целовал в ухо. Возможно он что-то шептал, но очень тихо, я даже и не понимала что. Но это наверняка были какие-нибудь нежности.

Я не дождалась никакого объяснения, и предложения тоже. Ну и черт с тобой! В следующий раз еще подумаю, соглашаться ли.
Но зато мы поехали к нему, где я считай, уже была почти что дома. К тому же, в домашней обстановке, хоть и не так торжественно, но все же он будет чувствовать себя уверенней в такой важный момент. У меня снова появилась надежда, что любимый все же решится...

Мы выпили почти целую бутылку вина и я чувствовала себя уже далеко не так бодро. Зато расслабленно и в общем, приятно.
- Ми... милый я так тебя... лю...хочу.. А ты все молчишь и молчишь. Ну поцелуй же меня, не сиди истуканом.
- А тебе не приходит в голову, что если бы я хотел... ты бы уже валялась в постели.
- Что-о-о? Валя...лась... ва-лялась? как ты можешь... или не можешь?
- Я все могу. Только не могу понять... Откуда бы мой друг знал о моих планах...
- Не... не переживай. Ты можешь встречаться со мной всигда... кода захо...чешь. и своему другу ниобиза-тельно говрить, собщать.
- Ты совсем пьяная или еще можешь соображать?
- Могу.
- Тогда слушай. Сегодня мне сообщили странную вещь. То, что я еще только планировал, мой друг, тебе известный, уже запустил в производство. Идея слишком идентична моей, о совпадении речь даже не идет. Тебе совсем нечего мне сказать по этому поводу?
- Ми-лый, о чем ты? Чесно, вобще ни поняла, ни разу.

Он взял в руки синюю папку и потряс ею, в жестах и в голосе его чувствовалось уже неприкрытое раздражение.
- Скажи, ты это - читала?
- ну...
- Неделю назад. Ты это читала, когда я видео смотрел.
- ну...
- да не запрягала, не нукай.
- Знаш, не надо так со мной. Раз. ..говари... вать. Я тебе не эта... как ее... вобщем, не она. Читала я твою фигню.
- Фигню, значит?! Идиотка.
- Сам иди. што ты пристал со своей бабкой? тифу, пабкой, да папкой же... Я ни пьяная. ни разу. Продолжай.

Швырнув совершенно невиновную папку на пол, он зажал голову кулаками, словно она у него нестерпимо болела, и словно его злило все на свете. Но скорее всего, так и было...

- Ты говорила ему об этой папке? Да или нет? хотя я знаю.
- Я? Не говорила.
- Врешь.

Вот здесь я уже сама разозлилась. Что он себе позволяет! Да вот уйду, и он меня больше никогда не увидит!
Я схватила со стола апельсин и запустила в него, но не попала. Потому что апельсин был нарезан на дольки, и кидаться им было крайне неудобно.

- Лана. Говорила об этой бабке. папке. И что?

Надо показать свою независимость, пусть знает. Что со мной таким обвиняющим прокурорским тоном разговаривать нельзя.

- Зачем... Зачем ты вообще с ним встречалась? и ведь не только в этой папке дело... Скажи, ты с ним спишь?
- Я-а?!! Как ты мог подумать?!!

Я даже протрезвела. Слегка. Еще этого не хватало. Для полного уж счастья.
Он смотрел на меня с болью и злостью. Счас ударит. Наверняка. Вот гад. Надо опередить. Я подошла к нему и замахнулась. Но передумала и только хотела погладить его по щеке. Он перехватил мою руку и больно сжал запястье.

- Он мой друг. Нашей дружбе уже куча лет. Со школы, с первого класса. Он был настоящий. Понимаешь?
- Да зна-аю... Он вытащил тебя из-под... из-под осколков стекла и отвез в больницу... А еще взял какую-то вину на себя, чтоб тебя не.. не... забыла. Короче, ты мне уже сто раз рассказывал, про вашу дружбу.
- И ты ему меня продала. А он купил... Мой же друг меня купил. Вернее, мое.

Я попыталась его обнять, затем прижаться всем телом. Пусть он почувствует все, что хочет сказать мое тело. Он стоял, ни на что не реагируя.

- Ми-лый, не парьса... Никто тебя ни продавал. И кому, подумай... Да он... да он даже целоваться не умеет. Как ты, любимый...

О-о... я поздно сообразила, что ляпнула что-то не то. Он оттолкнул меня со злостью, так что я чуть не упала. Зато по инерции падения села на стол, где еще оставался нарезанный на дольки апельсин. Ну что ты будешь делать, платье, мое любимое, светло-серое, из сирийского шелка, прощай платьице...

Мне было так обидно... Вот за что он меня так?! И ведь даже орать не стал, как обычно. Я попробовала сама, но голос как-то не звучал, и слова не хотели складываться.
Потом он сел в дальнее кресло, а я решила выпить. Чтобы успокоиться.
Теперь мне надо с ним помириться. Но как? Я сменю свой бунтующий вид на покорный. Он не сможет устоять. Ведь он прекрасно помнит, как я могу подчиняться его мужской силе...

- Ми.. милый, я... давай, мы... не будем горячица.

Я подошла к нему, медленно... С каждым шагом чувствуя, что эти шаги уже напрасны, что-то в нем сломалось, и никакое чувство, ни страсти, ни любви уже не отзывается на меня, как раньше.

- Уходи. Я... я тебя... не люблю. И не хочу больше.

Ему эти слова дались с трудом. Как будто он не хотел это говорить, но был должен. Он встал и взяв меня за руку, повел к двери. Открыв ее, слегка подтолкнул меня на лестничную клетку. Дверь с прощальным стуком за мной захлопнулась.

Ноги меня уже не держали, я села на ступеньку, ощущая сквозь тонкий сирийский шелк холод бетона. А может, это холод в моей душе? Я бедная, глупая, пьяная девчонка, куда мне теперь идти...