Последний приют

Александр Былина
ЗАКОН

«Физическое лицо, ступившее на планету первым, признаётся владельцем данной планеты и обретает Право первопроходца.
Право первопроходца включает в себя:
- безвозмездное владение и полное распоряжение всеми природными ресурсами планеты;
- установление порядка и правил переселения и освоения планеты;
- установление на планете официального законодательства для переселенцев и их потомков;
- наследование Права первопроходца или его передачу третьим лицам, в порядке, установленном законами осваиваемой планеты».

Конвенция об освоении миров.

ПЯТНИЦА

Смесь пантеры, игуаны и гигантской стрекозы.
Маленькие её радужные крылья служили скорее для балансировки в гигантском прыжке, чем для полёта. Короткие и жёсткие. Кромки острые как бритва. В зеркальных перепонках отражались бесконечные рассветы. Вместо кожи у неё была чешуя. Иглистая и жёсткая. И тоже зеркальная, с радужными бликами. Лишь нижняя часть шеи и брюхо у Пятницы были мягкими, тёплыми, как шеврет.
Ещё у неё был полон рот ядовитых клыков. Бирюзовый раздвоенный язык. И правая передняя лапа была вывихнута.
Когда планетянин впервые её обнаружил, вид у Пятницы был совершенно плачевный. Голодная, жутко усталая. Закоченевшая. В глазах – затравленное ожидание кончины.
Планенянину удобно было полагать, что она – это она. А не он. Получалось что-то вроде нежной дружбы. Иначе пришлось бы признать партнёрство, но одинокому первопроходцу партнёрство было ни к чему. Кроме того, планетянин пока ещё не до конца понял мудрёный способ размножения местных тварей. Сложно как-то.
Он гладил низ её шеи, и она тихо урчала. Он кормил её летающими червями, которых попутным ураганом заносило из-за горизонта.
И она постепенно отживала. Аккуратно скакала на трёх ногах, и даже ущербные её прыжки впечатляли дистанцией.
Когда вставал самый страшный мороз, они прятались в узкой пещере, что была в ста прыжках от посадочного модуля. Там они держали запасы воды и питания. Радиатор давал уютное тепло. Ветки карликовой лиственницы служили дверной завесой.
Планетянин понимал, что зверина обречена, но чувство одиночества не позволяло ему отправить Пятницу восвояси.
Ещё он не мог достоверно оценить уровень её интеллекта. Иногда она проявляла чудеса сообразительности, другой раз тупила по страшному.
Но как-то они уживались, и вроде бы даже неплохо себя чувствовали вместе.
Пару раз она даже принесла ему убитых вепрей-броненосцев, и тогда случались настоящие пиршества. Как ни странно, она предпочитала жареное мясо сырому. Хрустела им деловито, вертя в своих когтистых лапах.

РАССВЕТЫ

Гигантский склон, упирающийся в небо. Скалистый и суровый, весь в циклопических валунах, больших камнях, крупном и мелком щебне. Ступить по нему в тёплое время – вмиг ногу подвернёшь. А когда ливневые дожди за час сменялись лютыми морозами, - склон представлял собой сущую смерть.
От всех этих безумных перепадов склон непрерывно рушился. Планенянин долго не мог спать спокойно под непрерывный грохот оползней и камнепадов. Площадка, на которой умостилась капсула, была защищена высокой скалой, торчащей над подножьем склона. Логика посадочного аппарата радовала. Но планетянина мучил вопрос. Почему здесь? На семи ветрах… Ветра – это мягко сказано. Когда воздух как бетонная стена, сквозь которую не прорваться, не пролезть. Под ливнями и грязными селями. Под гнётом трескучих морозов, от которых лёгкие слипаются. В волнах страшной жары, от которой все лиственницы, мхи и вьюнки вмиг вылупляются из-под камней, и цветут, цветут безбожно своими невзрачными цветочками…
Почему здесь? Не там, за склоном? Здесь? Зачем?
Планета была полностью синхронизирована со своим светилом. Словно луна, была постоянно обращена к местному солнцу одной стороной. И планетянин ни разу не увидел солнца. Он жил в лимбе. На краю света и тени. Казалось, либрация однажды повернёт бочок счастливым краем, и источник света покажет себя, выползет из-за опасных скал… но нет.

ЗАКОН

«Физическое лицо утрачивает Право первопроходца, если до прибытия первого переселенца подаёт сигнал о бедствии и покидает планету самостоятельно, либо при помощи спасательной команды».

Конвенция об освоении миров.

ПЯТНИЦА

Они любили играть в слизняков.
Случались периоды комфортного тепла и относительно спокойных ветров. Природа зеленела своей эвкалиптоподобной серой зеленью. Непонятно откуда выползали всяческие твари. Планетянин и Пятница отъедались. Ходили к водопаду, принимали ванны в тихой заводи. Потом сдирали с себя розовых пиявок. А потом играли меж камней. В неясной тени валунов прятались студнеподобные амёбы с кулак величиной. Бледно-голубые, салатовые, розовые, оранжевые, жёлтые, и все почти прозрачные. Пятница раз схватила такого здоровой лапой и метнула в спину планетянину. Он испытал шлепок, студенистая масса растеклась по голой спине. И потом первопроходца накрыла лёгкая волна эйфории. Планетянин обернулся, и тут же получил слизняком в грудь. Этот был оранжевый, и эйфория состоялась несколько другого свойства. Планетянин ответил салатовым и жёлтым. Получив два шлепка в мягкое брюхо, Пятница приплющилась к земле от удовольствия.
Водопад был довольно далеко от базы, и самые резкие из перепадов погоды могли их здесь убить. Поэтому долго два друга тут не задерживались. Спешили обратно.
Однажды, когда они почти уже дошли до базы, их чуть не унёс внезапный ураган.

ЗАКОН

«Не запросив о помощи и не покинув планету первые 365 земных суток после посадки, первопроходец признаёт мир условно пригодным к освоению. С этого момента Право первопроходца вступает в законную силу».

Конвенция об освоении миров.

РАССВЕТЫ


Кислорода на земле было много, 15 процентов. А значит, на той стороне стояла буйная растительность. Леса и поля, джунгли и прерии, хвойные боры и бог весть что ещё. Но много. И были реки, моря и океаны, иначе супертропические суперливни не посещали бы здешних голых мест столь часто.
Сила тяжести – земная с четвертью. И очень плотная атмосфера. А потому дышалось легко. И по той же причине небо в  зените было цвета электрик. Высокое и яркое. Через насыщенный фиолет оно уходило в сторону вечной ночи, и над тёмным горизонтом висели близкие звёзды. Они были столь ярки и огромны, что их диски можно было разглядеть невооружённым глазом.
А что творилось над склоном!
Невозможно было смотреть спокойно на эту красоту.
Когда небо было ясным, больше ничто не могло привлечь, точнее, приковать внимание.
Лишь безумные краски рассветов.
Лазурь и нежно-розовое, справа – радуги северных сияний. Слева – лиловые перья высотных облаков. Из-за склона тут и там высятся громады жёлтых и синих тропических туч. И они полыхают разрядами молний.
Даже Пятница любила поглазеть, хотя что с неё взять: зверина.

ПЯТНИЦА

Существ, подобных подруге, он видел всего несколько раз за время своего здесь пребывания. Они, похоже, не брезговали каннибализмом. Смотрели на Пятницу плотоядно, рычали угрожающе, скалили клыки. Но не трогали. Присутствие странного существа в посадочном скафандре и с электрошокером в руках оставляло намерения пятницеподобных всего лишь намерениями.
А зверина между тем слабела.
Планетянин, рискуя, ползал по склону, когда она отдыхала. Пятница никогда не спала, а лишь цепенела. Живыми оставались только глаза. Видимо, местная привычка заставляла бодрствовать всегда, ведь не было смены дня и ночи. А значит, угроза от одних и тех же хищников существовала непрерывно.
И ещё планетянин сделал вывод, что и Пятница, и её редкие сородичи – они все оттуда. С той стороны склона. Где свет.
Заносило оттуда ураганом и других существ. Большинство их – летатели или прыгатели. Саранча полуметровая, какие-то райские птицы с крыльями как у летучих мышей, только прозрачными. Блестящие полированными панцирями не то блохи, не то черепахи величиной с футбольный мяч. В них можно было смотреться, когда бреешься.
Странные. Все странные. Загадочные. Невообразимые. Съедобные.
Планетянин ползал по склону, порождая камнепады.
Он всё надеялся, что найдёт тропу. Что сможет преодолеть этот склон. Может быть, Пятница смогла бы ему помочь. Может, она помнила путь. Но вывих… Он перечёркивал всякую надежду.
Вот так блуждая в поисках пути, планетянин однажды натолкнулся на грот. Узкий сквозной грот под свежим валуном. Первопроходец смог бы проползти насквозь. А Пятница скорее всего застрянет, и ей придётся пятиться, наступая на свой хвост.
И тогда у планетянина возникла безумная идея.

ЗАКОН

«Колонизация планет запрещена. Под колонизацией понимается переселение с целью освоения на планету, когда на ней обитают разумные существа.
Обитателей планеты считать разумными, исходя из наличия следующих признаков:
- знаковое общение между особями;
- наличие орудий труда искусственного происхождения;
- наличие элементов искусства (поделки, рисунки, и музыка)».

Конвенция об освоении миров.

РАССВЕТЫ

Планетянин ждал снегопада.
Он предусмотрительно оставил у Ржавого камня один из легкосъёмных обтекателей, который больше других предметов подходил на роль скелетона.
Но нужен был снег. Не пурга, не метель, не мокрое месиво из верхнего слоя гигантских туч, не бешеный град. А просто снег. Нормальный. Который покроет склон мягким покрывалом.
Снега должно быть немного. Средне. Чтобы скелетон смог проехать, но и чтобы камни остались торчать, и по ним смогла без риска прыгать Пятница.
Таким вот рождественским снегом природа Лимба не баловала.
Планетянин решил называть всою планету «Лимб», по аллегории с «Божественной комедией» Данте Алигьери.

Снега всё не было. А планетянин всё ждал и надеялся. Пока приучал Пятницу гулять по склону. Они ходили вместе, осторожно ступая по предательским камням. И иногда их посещала удача. Серебристые ланцетники, которые варились впоследствии, и из них извлекалось поистине крабовое мясо. Сущее лакомство для обоих. И планетянин по-прежнему не понимал, почему зверина предпочитает сырому приготовленное.
«В тот день» - слова здесь, в лимбе, неуместны. В то сумрачное время, когда над склоном навис серый туман, в ту памятную дату, они извлекли из сырой щели сразу двух ланцетников. Огромная удача.
И тут из тёмных облаков…

ПЯТНИЦА

…Посыпал снег. Такой как нужно. Достаточно густой. Немного мокрый.
Планетянин делал вид, что ищет новых тварей, смещаясь между тем к припрятанному скелетону. Пятница хромала рядом, и, видимо, не понимала, почему смена погоды не оборачивается сейчас быстрым возвращением к лагерю.
Холодало. Снег сыпал всё сильнее. Ну, вот он, мороз. Надвигается.
Планетянин присел как бы отдохнуть. Зверина примостилась рядом. Он по привычке принялся гладить её шею и грудь, она приткнулась и по привычке заурчала. Расслабилась. Планетянин мягко переместил её больную лапу себе между колен, упёрся плечом в её вывихнутое плечо и резко, изо всей силы дёрнул.
Хруст сустава, вставшего на место, визг боли! Пятница отпрыгнула, а планетянин извлёк из снега скелетон, плюхнулся на него животом, и покатился вниз, управляя ногами.
Виляя меж камней, он быстро оглянулся. Пятница скакала по камням. Всеми четырьмя. И гигантские её прыжки пугали.
«Догонит. И сожрёт», - промелькнуло в голове у планетянина.
Он изо всех сил вилял между валунами, рискуя разбиться насмерть. Колени под прочным посадочным скафандром уже были сбиты в синяки, а заветный грот всё ещё был вне зоны видимости. Пару раз планетянина пугала мысль, что он сбился с намеченной трассы. Потом вдруг мимо промёлькивал знакомый валун, и первопроходец слегка успокаивался.
Они достигли грота почти одновременно. Почти. Пятница клацнула ядовитыми зубами воздух, где только что была нога первопроходца. И оба поползли вперёд по сужающемуся лазу.
Расчёт оправдал себя.
Пока первопроходец, выбравшись с обратной стороны, обегал валун, Пятница возилась, пятясь задом, где-то там, внутри. Тут, у входа они и встретились вновь. Пока голова и шея её была в гроте, первопроходец успел накинуть эластичный бинт на её лапу, вскочил на пятницу верхом, прижав зверину к земле. После минуты жестокой борьбы мягкая повязка встала на своё место.
И снова скелетон, и вторая погоня.
Снег был всё сильнее. Мороз крепчал.
Вскоре преследователь и жертва потеряли друг друга из вида. Планетянин ехал почти наугад, зверина шла по следу.
Последние две сотни метров до базы первопроходец преодолевал пешком, ориентируясь по навигатору. Благо, зонды изучили скалистый уступ вдоль и поперёк.
Здесь, у капсулы, он устало присел, отбросил мятый скелетон в сторонку.
Вскоре появилась она. Следовала медленно и аккуратно, чтоб не оступиться. По привычке пока не перегружала перевязанную лапу. И выглядела она как хищник. Как убийца. Но планетянин решил не убегать, не прятаться. И не защищаться. Электрошокер сотрёт последние крохи взаимного доверия. И тогда кто-то умрёт. А планетянин хотел, чтобы зверина жила.
Взгляд убийцы встретился со спокойным и жёстким взглядом разумного.
Пятница не нападала. Она медленно и грациозно подошла к планетянину вплотную. Рычала угрожающе, и пасть её была оскалена. Первопроходец встал на четвереньки, уткнулся головой ей в грудь, потёрся волосами, и вдруг начал вылизывать её замотанную лапу.
Она всё ещё рычала хищнически.
Она продолжала рычать хищнически, когда принялась лизать своим бирюзовым языком его сбитые в кровь кисти рук.

РАССВЕТЫ

Потом стоял страшный мороз, от которого трещали камни.
Планетянин таскал куски льда и прикладывал к исправленному суставу Пятницы. Термоядерный радиатор создавал уют в обитаемом гроте. Запасы потихоньку истощались. И планетянин впервые за время пребывания на Лимбе чувствовал себя относительно счастливым.
Через какое-то время повязка была снята. Но погода ещё долго держала двоих взаперти. Оба исхудали и осунулись. Но то было воистину доброе время. И невзгоды воспринимались обоими легко, неостро.
Однажды снова наступила, можно так сказать, весна. Всё опять потекло, поплыло, загремело. Жара стала сменяться ветрами. В затишье оба охотились. И теперь уже зверина кормила их двоих.
Те гигантские скачки, напугавшие однажды планетянина, оказались жалким подобием прыжков, на которые оказалась способна Пятница. Теперь она уходила на склон всерьёз и надолго. И следовать за ней не было никакой возможности.
Но она возвращалась. Приносила в пасти дичь. И ждала с нетерпением, когда мясо поджарится.
Краски буйствовали.
И планетянин всё чаще задумывался о походе.
Он стал ползать вверх, не дожидаясь возвращения подруги. Бывало, она уставала его ждать. И до его прихода съедала всырую почти целую тушу убитого вепря.
Встречались в лагере теперь нечасто. И оба безумно радовались встрече. Ходили к водопаду.
Так и жили.
А раз зверина что-то задержалась.
Планетянин сам уходил очень далеко вверх по склону. Спуск оказался крайне сложным: поршёл замерзающий дождь, и склон стал, словно покрытый намыленным стеклом.
В глянцевом льду отражалось буйство небес; опять холодало. И планетянин мечтал о тёплых объятьях зверины.
Добрался до лагеря. А её нет.
Погода явно ухудшалась. Планетянин начал беспокоиться.
Когда камни принялись снова трещать от жуткого холода, первопроходец вышел наружу. Он имел за плечами рюкзак, портативный обогреватель и запас еды примерно на десять земных суток. На двоих. И надежду, что наступивший мороз окажется самым скоротечным за время наблюдений.
Так и случилось.
Пять дней спустя, в оттепель, он нашёл её далеко влево и вверх по склону, если идти от водопада.
У неё был переломан позвоночник. Видимо, попала всё-таки под камнепад. Не смогла отпрыгнуть.
Пятница была на излёте. Ей оставалось по виду несколько часов.
Планетянин поил зверину последней водой, кормил с руки. И плакал.
Она лизала его руки своим бирюзовым языком. Тихо урчала. Пока не умерла.

РАССВЕТЫ.

Он дождался оттепели. Хорошей такой ясной оттепели. С чистым небом и слабым ветром. Прогноз метеозонда не утешал. Но ему было плевать.
Передатчик исправно вещает в пустоту, обозначая место посадки и условия пребывания.
Капсула блестит, привинтившись опорами к посадочной площадке.
Температура шестнадцать градусов по Цельсию. По северу – зелёные сияния.
Снова рюкзак за спиной. Еды, воды и энергии  – еле унести. И всё.
Вперёд и вверх. По склону. Навстречу небу необузданных цветов. К восходу.
Недели пути. Обвалы, обрывы и трещины. Грязные потоки и кристально чистые ручьи. Ланцетники на завтрак. Первые бабочки с серебристо-радужными крыльями. Первые цветы. Ядовитые цветы с умопомрачительным тяжёлым ароматом.
Змеи. Съедобные. Лягушки. Несъедобные.
Опять обрывы и обвалы. Мороз. Копна из лапника. Мороз липкий и влажный. Климат стремительно меняется. Буквально с каждым шагом.
Опять бабочки. Хищные бабочки: питаются слизняками. Это что-то новое.
Небо сияет всё ярче. Тут и там – растительность. Серебристого отлива. Кое-где кустики с прозрачными листочками, на них лишь тонкая сеточка хлороформовых прожилок. Странные кустики. Плоды их ядовиты.
Золотистого цвета папоротники. Жареные они очень даже ничего. По вкусу как грибы-лисички.
Ливень с грозой. Гремит так, что уши закладывает. Молния ударила где-то совсем рядом, и планетянин получил лёгкую контузию.
Дальше вверх. Тут и там карнизы с болотцами. Пиявки в них – два метра длиной. Кровь высосут в минуту. Монстры.
Вперёд и вверх.
Бездонное небо сияет. Цвет электрик теперь за спиной. Сверху – слепящая лазурь. А впереди – розовые горы облаков.
Ветры теперь налетают в секунду. Их видно, как они движутся, поднимая стену пыли и мелких камней. Чтобы спрятаться – меньше минуты. И удар. Тяжёлый как каменный молот.
Перелом руки. Не очень серьёзный, вроде как трещина. Но наложена эластичная шина, приняты обезболивающие. Ничего, срастётся.
Кусочек неба прямо у горизонта пылает белым калением. Вот там оно появится. Местное солнце.
Летающие черви кружат стайками. За ними охотится полуметровая саранча. Её ловят прыгающие черепахи. Их срезают вообще какие-то странные существа с перепончатыми лапами в форме дисков. Диски острые как гильотины, и прочные панцири черепах рассекаются как кокос под ударом мачете.
Дальше вперёд. Растительность тянется вверх. Но тени не даёт. Хвоя пахучая и что-то вроде эвкалиптов, пропускающее свет.
Склон уже закончился, и местность лишь слегка возвышается. Саванна. Жара, но изредка из-за спины набегает трескучий мороз.
Всё чаще – странные образования, похожие на Красноярские столбы или на скалы в Долине Памятников. Самый настоящий лес камней.
В них можно заблудиться, но зонды ползут впереди, намечая путь.
Небо теперь сияет всё и без остатка. Видна только голубая крыша над макушкой, почти как на Земле, только выше и ярче.
Скалы всё чаще смыкаются, движение среди них – по лабиринту ущелий. На дне некоторых из них – буйство кристальных потоков. Рыбы в серебристо-белом меху. Мех ядовитый, мясо вкусное. Чистить с осторожностью.
Водоросли-радиолярии огромных размеров. Колючие жутко.
В заводи поплавать можно около минуты. Вся подводная живность тут же реагирует на движение. Летит наперегонки: уколоть, отгрызть, присосаться.
Ущелья, ущелья. Поворот. Ещё поворот… и яркий свет в глаза, и огнедышащее тепло.
Планетянин вышел из лабиринта каменной чащи. Над горизонтом висит… светило. Звезда. Голубой гигант.
Зуммер сигнализирует о том, что радиация опасна.
Двухсотметровые сосны тянутся ввысь. Между ними парят не то птицы, не то ящеры. Всё либо прозрачное с цветными оттенками, словно витраж, либо серебряное, золотое – светоотражающее. Возможно, некоторые организмы научились аккумулировать серебро и золото, чтобы им защититься. От света.
Справа – озеро до горизонта, может, океан. Солёный, как Мёртвое море. Синий, с зелёным отливом. Глыбы прибрежной соли отточены ветрами и гигантскими штормами, - фигуры удивительные, будто сумасшедший скульптор воплотил в них плоды своей бредовой фантазии. И в этом океане нет жизни.
Пройдя около трёх километров по редколесью, планетянин достиг береговой черты.
Снял пищащий скафандр. Разделся догола. Вошёл в упругую зеленоватую воду. Распластался на ней, закрыл глаза.
Голубое солнце жгло.
Через десять минут кожа сделалась розовой, заныла.
Первопроходец вышел из воды. Соль щипала в появляющихся волдырях и на мозолях. Глаза стали болеть, и пришлось надеть очки с серыми светофильтрами. Сквозь них планетянин глядел на прекрасный, бесподобный радужный мир. Глядел и не прекращал любоваться, наслаждаться, восхищаться.
Вскоре губы его полопались и стали сочиться кровью. Кожа тут и там начала слезать, и ему пришлось принимать лошадиные дозы обезболивающих.
Скафандр пришлось утопить, чтобы он не досаждал своим зловредным писком. Остатки пресной воды были смело выпиты.
 Когда планетянин уже почти потерял сознание, он увидел, что по дну зеленоватого моря  заструились какие-то тёмные полосы. Значит, как ни странно, в такой солёной воде тоже существует жизнь. Видимо, таится где-то у дна, вдали от жестоких лучей. Потому и позволяет себе иметь такой окрас. А зачем она пожаловала из своих глубин? Наверное, к нему.
Почуяла.
И где-то в самом конце, уже на грани, до первопроходца, наконец, дошло. Вот почему Пятница предпочитала сырому мясу приготовленное. На огне.