Семейные письма.
23 дек. 1973 г.
Здравствуйте, уважаемые Мина Васильевич, со всей своей семьей!!!
С приветом к вам Мария! Я хочу сообщить, что письмо от вас получила, за что благодарю, оно очень тронуло мою душу…
Вы пишите, что я разделяю Ваше горе, как свое, но ведь это и есть Ваше и мое вечное, незабываемое горе…
Да, время идет, но какое это время трудное и больное оно для меня, ведь я не могу. На моем сердце лежит никем не поднятый камень, мне все вокруг темно, ничего не могу делать, мне все безразлично, я не довольна своей жизнью, мне ничего не интересно на свете… Что это значит потерять на всю свою жизнь любимого человека, которого любила верно? И он остался и останется вечно живой в моей душе, потому что кроме него я никого не любила и не могла любить, для меня он был моя радость и жизнь…
До него я ни с кем почти не встречалась, он моя первая любовь, радость, счастье и вечное мое горе… Я не понимаю, почему все так получилось, почему такое маленькое время я полюбовалась своим дорогим, любимым Петькой? Какая я была радостная, когда Петька решил быть со мной вместе, я думала, какие мы будем счастливые, ведь я его люблю и не смогу его никогда обидеть, но не знала, что меня ждет большое горе…
Незабываемое горе на всю жизнь. И никак не укладывается в голове: но почему так все случилось? Но, наверное, что наименовано в жизни, того не обойдешь, не избежишь, того, что человеку в жизни на пути дано, никак не объедешь. Но никак не выдерживает сердце, почему же так случилось. Только решили про взаимную жизнь, мечтали, как улучшить жизнь, а жизнь оборвалась. Но почему мы такие несчастливые в жизни? Вы мне задаете вопросы, я вполне могу ответить на них и постараюсь, чтобы Вам было понятно.
Правильно, мы с Петькой знакомы давно. Но за это время ни одного разу не предложил мне Петька поехать куда-нибудь, я же с ним согласна была ехать на любой край земли. Но ведь Вы знаете: куда муж, туда и жена, несмотря даже на то, что в Холмах было жить трудно мне. Но не легше было и Петьке. Я приехала в Холмы в 66-м 22-го августа. Петька со своей Ольгой уже не жил, а находился в общежитии. Мы с ним познакомились, ведь работали на одной работе, только Петька в то время работал закройщиком, а я простой швеей. Он мне рассказал о своей жизни. Мы с ним сдружились поближе, никто об этом не знал, так как я жила сначала у своей тетки в Осиповке, где-то с километр от Холмов. Но я не знала о том, что он очень любил свою Ольгу: он все время старался о ней говорить, о том, что она его обижала. А я очень жалела и любила Петьку, и думала: но как и за что его можно обидеть?
Время шло, о наших встречах узнала Ольга, она старалась все чаще приходить в комбинат, и тогда Петька, поразговаривав с ней, бросал меня и уходил к Ольге, я очень переживала, но не могла огорчать Петьку, ведь я понимала, что она его первая любовь и он ее любит больше, чем меня, ведь все об этом знали. Я говорила Петьке: «Что это за жизнь: или живи с ней или со мной, давай куда уедем». Но Петька не соглашался, и мне отвечал: «А что тебе не нравится, так можешь ехать». Он не мог никуда уехать из-за Ольги и никого не хотел слушать. Однажды я ему говорю: «Давай поедем на мою родину», а он мне: «Что ты мне жена, что я поеду на твою Хохляндию!» А когда его Ольга от себя отталкивала, Петька тогда был хороший со мной. Я все понимала, что он ее любил, что она его первая любовь, и я все своему любимому Петьке прощала.
Время шло, и по себе почувствовала, что я в положении. Я сказала об этом Петьке. Петька вроде как растерялся и не знал, что делать со мной. В то время приехали его мама и сестра Оксана, но я не знала об этом, меня Петька не познакомил, мне сказала Величкова мать, я тогда выбежала на крыльцо, где сидела мама и Оксана и спросила: «Вы мать Петьки?», они ответили «да», я призналась им во всем, на меня Петька обиделся. Тогда они уговорили Петьку, чтобы он забирал меня и приезжал домой, но он никого не слушал, оставил меня и ушел к Ольге, у нее поночевал всего две ночи и пришел в общежитие. И обратно все хорошо со мной. Видно об этом рассказал он Ольге, и она посоветовала, что надо со мной сделать. Он и говорит мне: «Зачем он нам еще надо? Как будем жить? Того еще хватит, а сейчас нам негде жить. Так я достал порошки». Сказал, как применять, я на все была согласна, я не могла его обидеть и думала: ведь он знает больше о жизни, чем я… А после этого мне больше в таком положении не приходилось быть - я все пишу верно, от всей своей души.
Время шло, Петька любил Ольгу и меня. И не хотел никуда уезжать. Вот однажды мы сидим, я и говорю Петьке: «Но зачем такая жизнь?», он мне ответил: «Что не нравится, то можешь уезжать».
И вот в этот поселок переехало из Холмов много семей. И решила переехать я…
Здесь стала работать заведующей, кассиром, кладовщицей, закройщиком КБО - в общем, за все отвечать. Мне было очень скучно и трудно без Петьки. Мы с ним переписывались, и разов несколько я ездила в Холмы к Петьке. Ведь часто брат Гриша ездил машиной в Холмы. Ведь он у меня возит директора, а у директоровой жены в Холмах живет мать. Так и я вместе ездила. А ведь директор хорошо мне знаком, да и его жена мне троюродная сестра, и директор хорошо знаком был с Петькой. И однажды, когда вместе находились, директор и говорит Петьке: «Зачем тебе одному скитаться, что поделать, если твоя тебя не любит, а жить-то надо, приезжай к нам, дам квартиру и будете жить». Он согласился, моя радость, но никак не мог переехать. Разов три приезжал и обратно уезжал. По-правильному он никак не мог. Он мне говорил: «Если я ее увижу, мне и то легше». И, наконец, решился, приехал и говорит: «Хватит мучиться, надо думать за жизнь, сколько той жизни». Я очень была радостная, я не знала, на каком я свете, ведь я дождалась любимого человека, и думала: «Какая я счастливая, что я буду жить с любимым человеком, ведь это в жизни самое большое счастье». Но мое счастье оборвалось, но почему все так случилось, почему в жизни нет счастья, да моя жизнь оборвалась?.. А про работу, то он ничего такого особенного не говорил, иногда говорил, что «мне надоела вот эта иголка». Но менять работу он не собирался, и говорил: «Чему я научился, то и буду всю жизнь делать». А про свою жизнь, о том, как жили в Холмах, он часто говорил: «Но зачем я живу на свете, ведь я хуже всех, с детства, как бык на рогах поносил, я инвалид, и на меня не обращают внимания, про меня все забыли, я никому не нужен». Я ему говорила: «Зачем ты так?» Объясняла, что ведь в жизни есть разные люди и живут и заинтересованы жизнью, ведь я ж тебя понимаю и никогда ничего тебе не говорила и говорить не буду. А что тебе еще надо? А зачем ты так расстраиваешься? Он немного успокаивался, мне на плечо клал руку, но мне ничего не говорил. Спорить с Петькой я никогда не старалась, я понимала его трудную жизнь. А особенно, как приехал, я им радовалась. А в гости к своим поехать он как-то не стремился, но однажды рассказывал, что когда-то после училища работал у Осиповичах и приезжал к брату старшему Мине, говорил, что тот живет в деревне Милое, работает слесарем, у него жена «вот немного похожа на тебя», что как будем вместе жить, то поздней когда-нибудь поедем да посмотришь… Но домой он не хотел ехать. Я ему говорила: "Поедь, Петька, домой", - "А я не хочу", - был у него свой ответ. "Ну, так поедем вместе?" - "А что ты там не видела?" - "Чего ты не хочешь, говорю, даже свою родину показать?"
Он потом согласился, что поедем вот 21-го ноября машиной все. Но мой Петенька не знал, что нас ждет такое горе, что попадет в больницу и попрощается с белым светом, что праздник его будет таким трудным. Когда он лежал в больнице (тот случай случился в среду 31-го октября минут без 15 семь часов вечера) ко мне один подскочил в комбинат и крикнул: «Твой муж умер!» Я не знала, что, где, подбежала к Петьке, он лежит, глаза закрыты, я не знала, что и делать… Вызвали скорую, она быстро приехала, его забрали, и я прямо с ними поехала, даже забыла закрыть склад на контрольную. Брата Гриши не было дома: он уехал с директором в Гомель. Завезли, целую ночь лежал Петька не открывая глаз, до полшестого с уха сочилась кровь, в шесть открыл глаза и обратно закрыл и в себя пришел в субботу с полдня. Вечером приехал Ваня, он его узнал, поздоровался, спросил: «Кто написал, чтобы ты приехал?» Сначала у меня спросил: «Где мы?» В воскресенье ему было хорошо, это был четвертый день.
Его Гриша с Ваней спрашивают: «Петя, ты сам упал или тебя кто ударил?» Он говорил, что, мол, три человека ударили, сначала сказал, что «немного помню», а потом он забылся. Я спросила: «Молодые или старые?», сказал, что молодые. «Петька, а может, хоть одного знаешь?», сказал, что не знаю. И до сей поры я никак не могу понять: неужели он упал сам, а припоминает, что его били втроем. Я бы его больше выспрашивала, так врачи сказали: «Что Вы его не затрудняйте, ему нужен покой».
А про смерть он ничего мне не говорил, он, наверное, не думал, что умрет. Только мне снились очень трудные сны. Я не могла об том думать. Только вот в пятницу, против субботы, ночью, почти за неделю, я возле него не могла спать. Он проснулся, я ему дала попить соку, он мне говорит: «Иди, я тебе что-то скажу». Я думала, что он мне что-то хочет сказать, наклонилась я к нему и говорю: «Что, Петенька?». А он поцеловал в щеку и ничего не сказал, а лишь покатились с глаз слезы, я все вытирала их платком.
Ему стало трудней с полдня в субботу, и он не мог громко говорить, а вполголоса говорил. И когда ему было совсем трудно в субботу или у воскресение, я уже забыла, он сказал: «Ольга дикатур». Я спросила: «Что, Петенька?». Он мне ничего не повторил. А в понедельник утром, в часу восьмом, он шепотом сказал: «Смерть пришла», но я не могла понять его, и мне показалось, что «пошла». Я говорю: «Петенька, пусть идет». На мне ничего не было живого, я обливалась слезами и кричала: «Спасайте, делайте что хотите, спасайте как можно!» Сделали пункцию.
Я Петьку держала два часа, чтобы он не ворочался, а он немного еще старался повернуться, я все силы, какие могла, отдавала, чтобы спасти своего любимого Петьку, свое счастье, которое ушло от меня, но, оно, мое счастье, оборвалось… И теперь для меня жизнь как не жизнь… Темный свет…
Кто за него заговорит, запоет, заиграет. И у меня льются слезы. Да еще посмотрю на написанные слова Петькиной рукой, у меня катятся слезы сами. Посмотрю на своего любимого Петьки фотку -обольюсь слезами. Почему у Петькиной жизни такая несчастная судьба? Ну, зачем так в жизни получается… Мне на свете жить не хочется, но что ж делать: живой в яму лечь невозможно. Но я все равно с ним. Он мне снится каждую ночь. Я думаю про него каждую минуту, он у меня стоит в голове.
Вот что я смогла написать. Вы меня извините.
Вот скоро Новый год. Поздравляю Вас всех с Новым годом!!! Желаю всего хорошего в этом году. Особенно здоровья и счастья. А также всего самого найлучшего, пусть исполняются все мечты и желания Ваши всегда.
Мария.
***
17 янв. 1974 г.
Здравствуйте уважаемые, Мина Васильевич со всей своей семьей. С горячим приветом, также с хорошими пожеланиями в Вашей жизни к вам Мария…
В своем письме я хочу сообщить, что письмо от Вас получила и очень благодарю, что вы обо мне не забываете. Письмо Ваше очень тронуло мое сердце и душу, особенно стихотворение. Слова «и черный длинный путь, и час прощальный, друг не вернется, ты его не жди». Нет, мне не верится во все это, мне кажется, он вернется, приедет или придет, и мы будем вместе, не верится, что больше я не увижу Петьку, не услышу своего любимого Петьки слово. Лишь только во сне. Ой, какой он для меня дорогой и близкий, я просто не могу!… Я ведь жила только им… Почему моя судьба так рано оборвалась, почему мне стал таким безразличным мир, но что я могу сделать?
Если бы я смогла, я бы все силы отдала ради него, я бы полжизни отдала, лишь бы был со мной рядом мой любимый друг жизни Петька. Он в моем сердце, рядом, везде и всюду на всю мою жизнь, любить другого так, как Петьку, я никогда не смогу, я вечно буду любить свою радость, счастье и «незабываемое горе, которое возложило на меня вечный, никем не подъемный камень».
И вот уже прошло два месяца, как спит непробудным сном мой любимый Петенька, которого я вечно буду любить, ничем не заменимая моя радость. Он мое счастье, моя жизнь, мое вечное горе….. Конечно, может, и не случилось бы такое, если бы у меня была к нему сурьезность. Но у меня к нему этого не было. И не могла ни в чем настаивать перед ним…. Где молчала, а где делала так, как он мне велел. Если бы, может, я к Петьке относилась сурьезнее, может быть, мы сразу куда уехали, и жизнь была бы у нас вечной и счастливой… А хитрости у меня не было, чтобы его как-нибудь отвлечь от такой бесцельной, трудной жизни и направить на праведный жизненный, взаимный путь… Просто он был слабохарактерный и я - тоже, и не было кому нас обоих направить и вывести на счастливую жизнь. Петька слушал Ольгу, он думал, что она на хорошее его наводит, а она его сбивала с пути жизни, а я этого не замечала, а слушала его, а как немного стала замечать и говорить Петьке, то он на меня обижался. Говорил: «Я сам знаю, что я делаю». Я верила ему.
И вот так проходили годы, и Петька понял, что так жить трудно. Сколько так можно жить! Надеялся: «Может, сейчас я и увижу Жизнь».
И только мы с любимым Петькой начали мечтать о нашей жизни, а жизнь оборвалась. И так все умолкло. И как безвинно ушел мой любимый Петька на тот свет! Конечно, можно предполагать все, а дали заключение, что большой ушиб головного мозга. Но нет, я никак не могу этому верить, потому что так упасть и убиться невозможно. Ведь люди падают с третьего этажа и то не убиваются. И так просто все умолкли. Не может быть, чтобы никто не видел. Но кто скажет? Правильно: ничего не вижу, ничего не знаю. Конечно, если бы милиция стремилась к правде, то нашли бы, а так просто допросили, никто им ничего не сказал. А им на этом быстрей закрыть дело, им, конечно, лучше, что в районе нет убийств, что все хорошо. А разве им жалко человека? Нет… Разве им все это надо, лишь тому надо, у кого болит душа и сердце. Я бы разбилась насмерть, лишь бы найти убийцу. А как найти, и сама не знаю, или, может, куда писать, чтобы обратно вели следствие? Или мне написать Вале, чтобы она написала, или мне самой писать? Просто сама не знаю, как и что делать, но и не выносить сердце такой боли, того, что так безвинно умер мой любимый Петька. А тот, что мне сообщил, мне знаком. Живет в поселке, женатый. Знаю его не так хорошо, но как звать и фамилию, и откуда сам, я знаю. Он местный, вот п. Коммуна, а рядом, с 1-1, 5 км. - деревня Дубровки, так он с этой деревни. Он все видел, как раз шел в столовую, а Петька шел со столовой. Но, как его спросили, то он ответил, что «я ничего не видел, я лишь только видел, что он лежал, и больше я ничего не видел».
Так вот и выяснили, что в столовую никто не заходил после того, как ушел Петька.
Петька лежал на площадке между ступенек. И с этих данных решили, что он упал сам. И ни с кем Петька не пил. На то, что Петька приходил в себя и был полностью в памяти и говорил, что было три человека, не обратили внимания.
Петенька даже во сне показал своих убийцев.
Снится мне, что я иду в каком-то городе, вижу, идет Петька, я побежала к нему и говорю: «Петька, ты живой? А мне говорили, что тебя убили и в колодец бросили». Он мне отвечает: «Да, убили, бросили в колодец, я полежал немного и ожил, и сейчас живой.
И вроде я вижу колодец, он без воды, а ступеньки будто сходят с этажей. Я говорю: «А кто тебя убил?». Он говорит: «Иди, покажу». И мы с ним идем рядом, будто по улице в Холмах, а впереди нас, метров на 10 вперед, идут три парня. Один чернявый, средний - светлый и третий светлый. Средний обернулся к нам лицом. Из них же ни одного я не узнала, незнакомые. Так я говорю: «Это те, что тебя убили?». Он говорит: «Да, это те, что меня убили и бросили в колодец». А потом он пошел с какой-то незнакомой женщиной, а мне будто нужно на машину садиться и какой-то экзамен писать, гляжу, а на машине Валя, и на этом проснулась. Значит, это правда…
И какое невыносимое горе легло на сердце, все мне стало безразлично и безынтересно….. Но что сделать?... Да, правильно, может, и не надо было ему делать пункцию, но сделали после того, как он сказал, мой Петенька, что «смерть пришла». Они сказали, что это последняя мера спасения его жизни, что, мол, можно отсосать кровь с головы, с мозга. Врачи - это бездушные изверги. Да разве им жалко человека? Может, они знали, что он помрет, а им надо было еще попрактиковаться над ним. А мы верили: что хотят, то то пусть и делают, лишь бы спасти моего Петьки жизнь… Но не смогли ее спасти…..
А что врачам или милиции? Им лишь бы закрыть дело. Ведь вот недавно после Нового года было у Лельчицах: молодой мущина лет 30-32 шел пьяный, но его забрала милиция, ну, и не знаю, что допрашивали его или нет, но его избили и бросили у тверезиловку, а он умер. Но и сказали что, мол, от водки сгорел. И тоже приезжал с Гомеля експорт. Были отбиты почки, на теле были полосы, а все равно сказали, что это от водки. Вот какая здесь милиция и какой експорт. Лишь бы свою шкуру защитить. А мущина молодой, построил дом, только что женился. И ушел на той свет…. Но вроде его мать говорила в больнице: «Не прощу, а буду жаловаться дальше». А чем кончится, неизвестно, а человека на свете нет.
Ведь, может, и нам надо было потребовать с Минска експорта, но что я ничего не знала, да и в те минуты, наверное, все за все забыли. Так, может, сейчас куда писать надо… Или пусть бы написали Валя, Володя, Андрей? Мне пишут письма Игорь с дома, и прислала Валя с Минска, я ответила, но покуда ответа нет. О таком случае, что случился в милиции в Лельчицах, я еще никому не писала, надо написать Игорю домой, Вам пишу первым, потому что я только что узнала об этом. Мне очень хочется найти убийцев. Очень большая, не заживаемая рана на сердце… Может, боль немножко с годами утихнет, но рана останется вечной… В моем сердце мой любимый Петька вечно живой со мной, и, сколько я буду жить, я никогда не забуду своего Петьку
Его отца, маму,
Братьев и сестер.
Ведь это одни
Чувства, одна кровь,
Одна яблонька,
С которой все плоды,
Которые попали
В душу и в ней храниться
Будут вечно.
На этом до свидания….
Жду ответа….
Целую Вас всех Мария…
Простите, еще не все написала. Домой на 40 дней я не ездила. Ходила в церковь, поминала и здесь отметила. А как буду жива, то поеду на Пасху. Как ходят на кладбища… На могилку своего любимого Петька… Немножко будет теплее. Ведь будет Апрель… Весна… На сердце трудная боль…
***
7 апр. 1974 г.
Здравствуйте, уважаемые Мина Васильевич со всей своей семьей!!!!!!!!!
С горячим приветом и самыми душевными пожеланиями в Вашей жизни, благополучия Вам к Вам Мария.
В своем письме я хочу сообщить о том, что Ваше долгожданное письмо получила, за которое очень, очень Вас благодарю, что Вы обо мне не забываете. С вашего письма я немного узнала о Вашей жизни и о Вашем здоровье, что самое главное в жизни. Нет у жизни здоровья, нет жизни… Но покуда человек живой, то кому как приходится в жизни: кто живет и радуется, а кто переносит большую боль на сердце и на душе.
И вот уже пошел пятый месяц, как нет со мной моего любимого Петьки, моей радости, он ее с собой унес. Но, наверное, так в жизни дано, чтобы кто-то пел, а кто-то плакал… Мой любимый Петька в душе и в сердце моем вечно со мной… Он мое первое счастье, первая радость, вечно не забываемое горе. Ведь, наверное, человек в жизни создан для страдания, но ни у всех оно приходит так рано и так трудно, что никак невозможно пережить. Но что можно сделать, ведь не наша сила воли, чтобы было так, как бы мы желали… Ведь много случается случаев в жизни…
Вот и здесь недалеко (может, Ваша жена Ева знает), в Хвойке, на
8-го марта произошел очень тяжелый случай.
Жили две сестры в одной хате, а у младшей сестры был сын, лет 17 ему. А ей вроде лет 37, его матери. И вот на 8-го марта, по-видимому, немного подпили и поругались, но толком не понять: или сестра убила насмерть сестру, или сын - мать. Была разбита голова, выняли осколок с колена. Сестра осталась живая старшая. Клялась всем, чем возможно, что не она. А как про сына, то молчали. То вроде люди говорят, что сын ее убил, и так ее на свете нет, молодая, 37 лет женщине… А експорт был тоже Гомельский и дал заключение, что умерла от сильного опьянения… Вот такие дела… Так что нами не дорожат: как живой да работаешь, тогда и нужен, а как умер, то не найдешь тогда справедливости, потому что в наше время ее нет… И вот что им лишь бы закрыть дело, да и все. Не обвиняют убийцев, а, наоборот, их покрывают: что вроде бы все мирно и благополучно, а справедливости нет. А человек безвинно и безвременно уходит на тот свет… А они только государственные дела делают, а если что, если провинится человек, то находят законы наказать человека. А чтобы помочь или отстоять правду, то нет… И так проходит наша жизнь - трудно и безрадостно…
И еще был случай: на бетонке, едучи до Лельчиц, ехал человек на велысопеде, и его убила машина, но как и что, а шофер получился невиновен, только говорят, что забрали права, но человека нет. Правда, человек прожил уже немало, вроде было ему 60 или 59 лет. Так и что, но пусть бы он хоть немного еще прожил, ведь человеку на этом свете дана жизнь один раз, так что для него и минута жизни дорога, хотя она бывает очень трудной…
Но что ж поделать, ведь, наверное, так жизнью дано…
А сейчас немножко опишу о себе. Жизнь моя проходит трудно…
На сердце лежит никем не поднятый камень на всю мою жизнь… Время идет, хоть оно очень трудное… Вот уже скоро весна, самая красивая пора года: все оживает и веселится. Но не будет уже со мной моей радости, моего любимого Петьки, а только ложится большая грусть и тяжесть, если смотришь, что люди радуются… Но что ж… Было время, мы радовались, а что ж делать… Вот уже скоро Пасха 14-го апреля, а после Пасхи ходят на кладбища, называется день «Радовницей». Как будем живы, и дождемся его, то я из-за всех сил постараюсь поехать к своему любимому Петьке на могилку. Ведь спасибо большое: приглашали меня домой к маме, чтобы я приехала в гости. И я решила погостить у своего Петьки и его матери, и отца, Ивана и Зины совместно. Будет теплее…
Вы пишите, чтобы я ходила по тем местам, где была с ним вместе раньше, когда он был, мой любый Петька, живой. Да, верно, я стараюсь везде быть, где мы были с ним и даже кажется, что он там сидит, где, бывало, его встречала с поезда. Вот посмотрю, но его нет… Оттуда никакой транспорт не ходит, и никогда ничего не дождешься.
А его образ в моих глазах и сердце вечно живой. Мне больше в жизни никакой образ не нужен. Ведь наша жизнь что мгновенное время… Ведь любить можно душевно раз в жизни, как я понимаю из своей жизни, а что касается самой жизни, то я как-нибудь проживу одна, ведь все равно радости в жизни мне больше не видеть… Моя радость, счастье и жизнь душевная ушла от меня. И ведь какое теперь время: все живут люди одним днем… А за мое здоровье, то тоже все неважно: болит сердце, да и еще немного простыла, может, какой-то «гриб» говорят. Но пока как-нибудь живу… Что еще написать? Собиралась на 8-го марта в Холмы поехать… Да немного приболела и не поехала… Хочется мне и там побыть, ведь там у моего любимого Петьки два крестничка, и они пригласили к себе…. Может, когда и съезжу, как будет время. И увижу те дорожки, те места, где мы были с Петькой и где работали, где проходила трудная жизнь….. Мне не забыть никогда нашу душевную, трудную и очень короткую жизнь… Он, мой любый Петька, он вечно живой, в моем сердце и моей душе. Покуда не закроются мои глаза… Ведь жизнь – секунда, минута. На этом разрешите закончить мое письмо. Спрашивайте, что интересует, я буду отвечать… Примите привет от моего брата Гриши…
Целую Вас всех Мария.
Жду ответа. Извините меня…
***
29 апр. 74 г.
Здравствуйте, уважаемые Мина Васильевич со всей своей семьей!!!
Вот прошло время, а от вас нет ни одного слова, о Вашей жизни….
Ведь я понимаю, что сейчас весна, очень много работы. Но хоть одно слово о здоровье можно написать?
Но ничего, об этом не будем…
Вы меня извините, но я решила хоть пару слов написать о себе. Жизнь идет моя трудно и невесело… Вот ездила на Радовницу к своему любимому Петьке на могилку. Была три дня, очень расстроилась, что такая трудная несчастная наша судьба…. Нет здоровья у Петиной матери, но и отцу тоже….. Но что ж сделать, что такая наша жизнь. Кто живет, а кто существует…
Ведь и здесь случаев много произошло. Ехали мотоциклом и разбились, теперь в больнице, но кто его знает, может, и будут живы…
Две женщины, хотя одна еще девчонка, попали под трактор и сейчас в больнице, то у одной же очень страшно - трещина в позвоночнике. А у второй - два перелома… Вот какая наша жизнь. И одного мущину, ему где-то больше 40, насмерть кран переехал. Вроде племянника - дядька, но тот ничего не видел, они оба были выпивши. Вот какая наша трудная жизнь…
Ведь живет человек и не знает, что с ним будет в будущем. И вот так и мой любимый Петенька, он стремился к счастливой семейной жизни, переживши трудность своей жизни, но жизнь оборвалась, и уже шесть месяцев, как спит непробудным сном мой любимый Петенька. Хоть бы посмотреть на него две минуты или услыхать его одно слово, но нет…. Лишь только остался он вечно живой в моей душе и – сердце. На этом до свидания… Целую Вас Мария…
Через шесть лет после смерти Пети Маричка вышла замуж за священника. У нее родился сын. Назвала его Петей. Он также стал священником.
Маричку хорошо знали лишь дед да бабушка мужа.
Мы собираемся приехать к Маричке, да все никак не соберемся. Деревня, в какой она проживает, настолько глуха, что не всегда есть связь.
Маричка выходит в поле с телефоном. Слышен гул ветра, когда говорит. Наверное, она в платке с развевающейся на ветру шуршащей юбкой, держит трубку в руках, прищуривается; наверное, пахнет свежестью, сухими кленовыми листьями и веточками малины. Наверное, она худа, потому что соблюдает пост. И очень добра. Священники ведь злых замуж не берут.
Письма, рассыпающиеся в пепел листки, были найдены на чердаке под полувековой трухой из соломы, пауков, кленовых листьев.