(И. Б. Цейдлер)
Возлагаются запреты
Под желаньем лютой смерти.
Нагоняют ложью ветры,
Уносящие надежды.
Что им скажешь -
Не докажешь.
А всё спрячешь -
Ложью накажешь.
Пахнет наказанье кровью,
Да крестом у изголовья.
Стены шепчут нам про слёзы
Тех, кто тоже был прохожим.
Встанешь против -
Закуют в ножны.
Стонешь в боли -
Умрёшь и на воле.
17 июня 1830 года Анна Васильевна Розен выехала из Москвы в дорогу на каторгу к мужу. С ней, одевшись под прислугу, под её горничную, выехала и Милана. И вот, спустя тяжёлые, тянущиеся однообразием дни, 31 июля они оказались в Иркутске, как бы души и сердца ни рыдали и ни кричали о сыновьях, которых пришлось оставить ждать в руках родных людей...
Иркутск. Славившийся купеческий город снова принимал тех, чей путь пролёг к краю каторги. И выпало на его долю увековечить их следы. Повезло ему, что запертые в Сибири осуждённые не пропали, посвятив себя планам развития этого края со многих сторон: хозяйственных, образовательных, научных, культурных и промышленных...
Уже давно ожидая прибытие очередной жены каторжника, городская голова Иркутска выскочил на улицу сразу, как только её коляска остановилась на дворе...
-Баронесса фон Розен? - спросил он для уверенности, на что та, гордо восседая, лишь кивнула. - Константин Петрович Трапезников, - представился он. - Городской голова Иркутска. Вам следует пройти сюда, - указал он на здание за ним. - Вас примет немедленно Иван Богданович Цейдлер, гражданский губернатор.
Он вежливо помог баронессе сойти с кибитки.
-Моя горничная пройдёт со мной, - сообщила та, указав рукою и строгим взглядом на скромно вставшую рядом Милану, которая всем видом простой крестьянки никак не вызвала подозрений.
-Ради Бога, - согласился Трапезников и проводил их пройти на встречу к губернатору.
-Добрый день, - поднялся из-за стола тот, оставив сразу свои бумаги, которые до того внимательно прочитывал. - Баронесса фон Розен?
-Да, Иван Богданович, - ответила та, усевшись на подставленный для неё стул.
-Вы с кем? - тут же взглянул он на вставшую с ней рядом Милану, которая, от страха быть разоблачённой, не поднимала печальных глаз и молчала.
-Моя горничная, - строго сообщила Анна. - У Вас есть какие-то возражения?
-Нет, что Вы, - махнул рукой тот и сел обратно, кивнув писарю записывать. - Вы верно устали с дороги. Вам уже подготовили ночлег в доме купца Кузнецова. Там останавливались и иные дамы, отправившиеся следом за мужьями, как и Вы, - в видимой усталости сообщал он. - Вам будет интересно, отдохнёте...
-Давайте уж сразу Ваши бумаги. Наслышана я уже о проездах остальных, - строго глядела Анна в его удивлённые глаза, взглянув и на писаря, и на стоявших у дверей стражников. - Мне есть, где остановиться, и без советов.
-У меня предписание, - хотел объяснить свою сторону тот, но Анна замотала головой:
-Зачитывайте!
-Раз Вам угодно, - взял он один из листов перед собой. - Жена, следуя за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женой ссыльнокаторжного, и с тем, вместе принимает на себя переносить всё, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защищать её от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого развратного, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущую равную с ними участь, себе подобной.
Тут Цейдлер смолк и спросил:
-Вы подпишите сей документ?
-Подпишу, - усмехнулась спокойно Анна. - Это всё?
-Нет, - покачал головой тот и снова обратился к листу. - Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казённые заводские крестьяне. Подпишите и теперь?
-Подпишу, - сдерживала она пробежавший страх за будущих детей. - Как бы меня Вы ни старались запугать и запутать!
-Что Вы, Анна Васильевна, и в мыслях не было, - стал отрицать Цейдлер, на что Анна с недоверием лишь усмехнулась.
-Вы поймите, - продолжил он. - Что на Вас, беззащитную женщину, как и на горничную, могут напасть! А если муж умрёт, Вам нет гарантии, что позволят вернуться обратно! - попытался он всё же ещё раз переубедить.
-Прекратите сей же час, - нахмурилась она. - Ваши угрозы я передам куда следует!
-Вам надлежит сдать все драгоценности, деньги, всё, что везёте с собою! - продолжал он. - Горничной Вашей надлежит дать подписку собственноручную, или за неумением грамоте дать личные показания о добровольном согласии отправиться с Вами. Извозчик Ваш следовать с Вами далее не может, ибо приказом позволено отбыть лишь одному крепостному. Выбирайте, горничная, или извозчик! Но подумайте, иного извозчика для Вас у нас не имеется!
-Я не люблю повторяться, - затаила Анна в себе тревогу о выборе, который предстоит, как видно, сделать.
-Благодарите Сперанского, который просил меня письмами, чтобы я не был допытливым к Вам и Вашей горничной, - тяжело вздохнув, опустил он взгляд на свои листы на столе. - Мы многим обязаны Михаилу Михайловичу, и я прислушаюсь к его совету. Но Вы же... Вы, их жёны, разрушаете их полную изоляцию, на которую было рассчитано.
-Я горжусь этим, - улыбнулась в гордости Анна...
Когда все требуемые бумаги были подписаны, Цейдлер сообщил:
-Вы можете пройти вместе на отдых, а потом отправляться.
-Я буду жаловаться на Вас и на столь безумные предписания! - воскликнула Анна, но, не желая вступать пока в скандал и чувствуя подступившую усталость, решила пока подчиниться.
Она ушла вместе с волнующейся Миланой на улицу.
-Мы не зря проехали столько вёрст, чтобы тебя вот так вот вернули назад... И это за несколько шагов до цели! - попыталась словами успокоить Анна.
-Они сильнее нас, - прослезилась Милана...
-Как я устал от этих женщин, - вздохнул Цейдлер и отошёл от окна, через которое проследил за отбытием баронессы с горничной.
Он сел снова к столу и достал один из листов, лежащий под грудой остальных. Он перечитывал его снова, качал головой и жалел себя, вынужденного следовать приказам, которые самому казались бесчеловечными и слишком неприемлемыми:
«... Сообразив сие и зная, что жёны осуждённых не иначе могут следовать в Нерчинск, как через Иркутск, я возлагаю на особенное попечение вашего превосходительства употребить все возможные внушения и убеждения к оставлению их в сем городе и к обратному отъезду в Россию...» - перечитал Цейдлер это несколько раз.
После он поднял перед глазами недавно полученное письмо Михаила Михайловича Сперанского, но положил его обратно, не став перечитывать.
-Лавинский... Сперанский, - усмехнулся Цейдлер и закрыл руками глаза, оставшись некоторое время в раздумьях...
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/04/19/498