Чаепития в сумерках

Люэль
      Странные мелочи
            (из рассказов местной собирательницы трав Марьяны)

Час для прогулки выбирая на грани сумерек -
долгих,  июньских, когда жара спадает,
пошла я посмотреть,  какая травка в силу вошла,
заодно цветов насобирать –
в изобилии появились уже фиолетовые ирисы
и распускаются жёлтые лилии…

Иду. Тишина…
Под ногами шуршит песок и галька полузабытой дороги
в красноватых прожилках-стебельках ползучей травы;
подорожник вдоль обочин сопутствует с одуванчиком,
клевер разноцветно рябит с мышиным горошком…

За лиловыми холмами горизонта
глухо катится-перекатывается далёкий-далёкий гром…

Сквозь душный матово-охристый воздух
срываются с неба стрижи,
проносятся над головой: «Цвирррь!»

Из неподвижных трав вспархивают  бабочки –
чёрные, белые  -  трепещут,  зависая
над пахучими соцветьями таволги…

Тягучий сизый туман по низинам, оврагам тянется,
влажно застаивается – настаивается на травах.

Дорога заводит и ведёт вдоль бесконечной ограды
из железобетонных плит,
огибая территорию   заброшенного предприятия «Х»…
Вдоль ограды тянется глубокая канава-ров,
с дождевой водой на дне,
и цепляются  за глинистые края оголёнными корнями,
как щупальцами,  подсохшие кусты и деревца,
пытаясь удержаться, дотянуться до воды - выжить…

Ограда упирается в глухую кирпичную стену
длинного здания с замурованными окнами,
и ещё продолжается вместе с дорогой
до старой свалки залежалых отходов.
Спрессованные временем  кучи  венчают в изобилии
молодая полынь с лебедой,  чертополох с крапивой,
дурманно болиголов цветёт с ядовитым чистотелом…

А дальше, за кипами кривых, приземистых ив,
там, в окружении неожиданно сочной растительности,
затаилось странное круглое болотце…

Гляжу, а посередине его,
высунувшись из  мутно-зелёной воды,
торчит на толстом стебле невиданное растение
с массивными, мясистыми листьями!
И оно,  наливаясь силой,  входя в рост,
вот-вот раскроет свой вспухший тёмный  бутон-почку!
И, густо обрамляя болотце, словно в безумном торжестве,
будто  в ожидании некого чуда,
безудержно растут, неизвестные мне,
сочные, крупные тёмно-зелёные растения!

А вдоль обочины дороги,
словно отгораживая, словно охраняя,
защищая собою таинственное место,
встала непроглядно-плотная,
колючая изгородь из шиповника -
как некое агрессивное существо
с алыми пятнами цветов на своих колючках –
будто он уже исцарапал в кровь того,
кто уже пытался проникнуть в это запретное место…
 
И кажется, словно некий таинственный эксперимент
проводит здесь сама Природа
на этом странном болотце,
явно искусственно образованном.
Словно она приспосабливает растения
к этому мутно-остаточному следу от деятельности
заглохшего предприятия…

А вот, наконец, и ОНО -
маленькое существо – голенькое, розовое!
Уцепилось за край размыкающегося тёмного бутона
своими тонкими лапками-ручонками,
и застыло в невинной позе лягушонка -
дышит –
чуть раздувается-опадает нежное брюшко,
но выписывается по-змеиному скользкий узор на спинке!
И смооотрит на меня, не мигая, настороженно,
своими блестящими глазками –
о с м ы с л е н н о!..
…………

«Сочиняешь!» - не выдержала моя гостья  - 
художница, пейзажист,
такая же любительница полевых цветов, как и я…

Мы коротаем вечер за беседами - чаёвничаем у меня на балкончике,
где в вазе на столе среди чашек стоят жёлтые лилии и фиолетовые ирисы,
всё же собранные мною вчера…

Уже восходит,  поднимается над низкими крышами окраины
призрачный лунный диск,
бледно высвечивая окрест картину странную:
вдали – грандиозный скелет из «останков» бывшего завода
железо-бетонных изделий;
чуть ближе виднеются остатки  складов и гаражей бывшей автобазы,
рядом красно-кирпичные развалины конторы,
заросшие наглухо травой и кустами.
Затем заброшенный, опасно-тёмный парк,
и крайние домики, избушки, частью заколоченные,
с одичалой буйной малиной вперемежку с крапивой,
и одуванчиковые трущобы местных алкоголиков –
людей, опущенных на дно безработицей…

Всё это прослаивается аккуратно нарезанными пластами
ухоженных огородов и картофельных полей.
И только рядом с автобусной остановкой «Конечная»,
вокруг единственного магазинчика,
теснятся вполне ещё приличные, обитаемые дома,
но заселены они, в основном, людьми зрелыми, пожившими –
чаще это владельцы небольших частных хозяйств,
огородники-садоводы, охотники-рыболовы
да  квартируются здесь заезжие любители природы…

Эти дома -  кирпичные двух-этажки
с собственной котельной,
то, что осталось от некогда процветающего района
в одном из дальних окраин   городка нашего…

Но на другой стороне улицы уже начинается иная жизнь,
где «на прахе старого проклюнулись ростки нового» -
расстраиваются  красивые особняки -
загадочные,  с таинственными обитателями.
Они сюда приезжают-уезжают не на автобусах, конечно же,
и ведут в основном ночной образ жизни -
за высокими, непроглядными оградами из…
железо-бетонных плит!

А луна, поднимаясь выше, открывает даль прекрасную,
где дремлет в туманах речная долина,
а за рекой леса синие,
но уже тронутые ухватисто-крепкой хозяйской рукой «новых»…

Проводив гостью,  я,  убирая чашки,
невольно прислушиваясь к назойливому  звону комара,
отмечая, по звуку определяя,
что это комар не залётный, который с лесов-полей,
а уже одомашненный комар,
который питается только человеческой кровью.
Но мы уже примирились с его существованием – попривыкли.

Вымыла чашки, опять вышла на балкончик –
послушать уже, как затевается далёкий лягушачий хор –
старательно занимается под луной, усиливается
хор обычных зелёных лягушек –
страстный запев из всех вечных луж,
из канав у дорог, со всех кочек окрест –
да кто не знает этих лягушек!

И только пока я одна, наверное, улавливаю
непривычную ноту в этом хоре –
далёкую, нежно-призывную трель
ядовитого существа  -  новой «дюймовочки»
да непроизвольно поглаживаю на ноге  след от ожога –
след её длинного язычка -
это было мгновенно, как ожог током:
«Не будь такой любопытной!»

А я всё равно любопытничаю
и потому знаю,
что опять следует ожидать больших изменений вокруг –
потому как в преддверии их
всегда появляется какая-либо странная мелочь…


                с 1993...по 1999...до...? (2008-10гг)