Самая младшая сестра моей бабушки Зельда Михель родилась 18 марта по старому стилю 1892 года в городе Тамбове. Эти сведения я почерпнула из свидетельства о ее браке с Михаилом Яковлевичем Цейтлиным. Однако мои мама и бабушка рассказывали, что на самом деле родилась Зельда в Царицыне, там же, где родились все ее братья и сестры. Но сложилось так, что воспитывалась она не в родительском доме, а в семье сестры ее матери Анны Иосифовны Левитан в Тамбове. Почему это случилось так, сегодня мне спросить уже не у кого.
Сохранился интересный документ о том, что решением «его императорского Величества Тамбовского окружного суда от 1912 года ноября 30-го дня» Зельда стала именоваться Зинаидой.
Надо сказать, что Зинаида, единственная из всей семьи, получила очень приличное для того времени для еврейской женщины образование. Она закончила курс в Тамбовской женской гимназии. По окончании гимназии семнадцатилетняя Зинаида тридцатого сентября 1909 года на отлично сдала экзамен по латинскому языку на звание аптекарской ученицы в Педагогическом совете Астраханской гимназии. В моем архиве есть свидетельство, подтвержающее этот факт.
Для еврейской девушки в те годы такое образование уже могло быть пределом мечтаний, но Зинаида на этом не успокоилась. Тетя и дядя Левитаны были довольно зажиточными людьми. Они смогли отправить ее в Варшаву в университет, где она в 1913 году успешно сдала экзамен на звание зубного врача. Мой дедушка Илья Семенович Синельников в то время тоже материально поддерживал младшую сестру жены Евгении.
Всю жизнь Зинаида гордилась своим высшим образованием, и она имела на это право. Из всех своих многочисленных племяников и племянниц она в старости больше всех уважала мою тетю Асю Синельникову, а из внучатых племянниц меня, за то, что мы обе были кандидатами наук. Она называла нас своими учеными родственниками.
Разбирая архив семьи Цейтлин после смерти их единственной дочери Рали, я наткнулась на старую фотографию. У кладбищенской ограды стоит молодая девушка в модном костюме и оригинальной шапочке. Моя тетя Ася посмотрела на эту фотографию и сказала мне, что это Зинаида Цейтлин стоит у памятника отцу на варшавском кладбище. Когда-то ее отец, мой прадедушка Моисей Михель, приехал в Варшаву на консультацию к тамошним профессорам. К сожалению болезнь оказалась запущенной, польские врачи не смогли ему помочь. Там в Варшаве он и умер и похоронен на одном из еврейских кладбищ. И теперь я мечтаю поехать в Варшаву и постараться найти могилу своего прадедушки. Я понимаю, что прошло около ста лет с того момента, когда была сделана эта фотография. После Второй мировой войны в Варшаве мало что уцелело, но я знаю, что старые еврейские кладбища сохранились во многих городах Европы. Вот даже и в нашем городе Киле на маленьком еврейском кладбище в центре города сохранились старые могилы еще с девятнадцатого века. Я надеюсь...
После окончания Варшавского университета Зинаида вернулась в Тамбов. Там она познакомилась с молодым человеком, тоже зубным врачом, Михаилом Яковлевичем Цейтлиным. Как следует из свидетельства о браке, выданного им в 1955 году, они «фактически вступили в брак 2 июня 1916 года в городе Тамбове». Тогда брак был зарегистрирован по религиозному обряду.
Недавно мне попала в руки автобиография, которую Михаил Яковлевич писал в сороковых годах двадцатого века. Для меня там оказалось много любопытных моментов. Так, я узнала, что жена Михаила Яковлевича, Зинаида Моисеевна – дочь кустаря. Наверное, моего прадедушку Моисея (Мовше) можно было считать кустарем в те годы, но сегодня его, пожалуй, отнесли бы к категории «мелкого бизнеса». Он имел свою маленькую кузнечно-слесарную мастерскую в Царицыне. Конечно, в советское время безопаснее было быть дочерью кустаря.
Далее в автобиографии Михаила я прочитала следующие строки (привожу дословно): «У жены отец и мать умерли. Братья и сестры имеются, ничего общего с ними не имеет, т. к. воспитывалась у тетки и с ними не росла». И на самом деле Зинаида и Михаил практически не общались с ее родственниками за исключением нашей семьи, то есть семьи ее сестры Евгении Синельниковой, моей бабушки. И на это у Зины были веские причины. Они просто боялись общаться с многочисленными потомками семейства Михелей. И как же им было не бояться в советское время? Ведь Михаил Цейтлин с 1931 года работал зубным врачом-протезистом в санитарном отделении ОГПУ, а после войны в центральной поликлинике МВД. А мужа старшей Зининой сестры Раи Шухер расстреляли в Астрахани в двадцатые годы, а их сына Моисея Шухера – в Москве в тридцатые как сиониста. Братья Зины Матвей и Яков Михели, владельцы магазина женской одежды на Кузнецком мосту, тоже были арестованы. Якова, правда, быстро освободили. А Матвей большую часть свой жизни строил Беломорско-Балтийский канал. Зинина племянница Софья Эрлих семнадцать лет провела в лагерях и ссылках как жена врага народа. Потому-то так решительно семья Зины Цейтлин и открестилась от ее родных.
Их семья, их дом были для них той крепостью, за которую оба держались. Вообще это была на редкость дружная пара. Мне рассказывали, что когда в 1919 году на Тамбов налетела кавалерия Мамонтова, дядю Мишу, как и многих мужчин города Тамбова, мобилизовали на борьбу с белогвардейцами. Тогда Зинаида принесла мужу на позиции раскладушку с постельным бельем, чтобы тот не простудился в окопе.
Я хорошо помню тетю Зину и дядю Мишу Цейтлиных в их московской квартире в районе Красной Пресни. Эту маленькую двухкомнатную квартирку на Мантулинской улице молодые Цейтлины приобрели в 1923 году. Зинаида с мужем и трехлетней дочкой приехали в Москву из Саратова, где Михаил работал в центральной зубоврачебной лаборатории. В 1922-23 годах в Саратове стала распространяться эпидемия холеры, и поэтому Цейтлины решили перебраться в Москву. В те годы в Москве организовали несколько первых жилищных кооперативов. Сохранилась копия договора, который 15 марта 1923 года зубной врач Зинаида Моисеевна (Зельда Мовшевна) Цейтлин заключила с правлением жилищного товарищества дома 2/12 по Большому Козихинскому и Палашевскому переулкам. В соответствии с этим договором семья Цейтлин из четырех человек (муж, жена, дочь и племянница Софья, не знаю такую) получила право за 25 тысяч рублей в денежных знаках 1923 года пользоваться двумя комнатами с кухней и передней в квартире №16. Семья Цейтлин деньги за квартиру внесла, чем выполнила условия договора. А вот государство через несколько лет взяло да и аннулировало договор, разогнало кооператив, взяло дом в свою собственность. Никто, конечно, денег пайщикам и не подумал вернуть. Да они и не заикались об этом. Квартиру за ними оставили, и на том спасибо.
После войны я с бабушкой Женей часто приезжала в эту небольшую квартирку. Она казалась мне тогда огромной и роскошной, ведь мы жили в одной комнате в коммунальной квартире. А на самом деле у Цейтлиных была очень скромная квартира: семнадцатиметровая комната служила всей семье и гостиной, и столовой, и спальней для дочери Рали. А в маленькой десятиметровой оборудовали зубоврачебный кабинет. В нем тетя Зина вела прием пациентов. Все в нашей семье лечили у нее зубы. Из-за этого кабинета в детстве я боялась ходить к ним в гости, и соглашалась на это только после заверений моей бабушки, что в тот день мне лечить зубы не будут. Сегодня я думаю, что у тети Зины была не особенно большая практика. Иногда она звонила нам по телефону и предупреждала, что занесла в книгу регистрации пациентов мою маму или тетю, чтобы фининспектор не видел, как мало у нее клиентов было в очередном месяце. Еще меня удивляла и восхищала большая фарфоровая ванна в кухне у Цейтлиных. Отдельной ванной комнаты в квартире не было, и тетя Зина с трудом смогла добиться разрешения поставить у себя в кухне ванну с газовым отоплением. А у нас в коммунальной квартире никакой ванны не было, и поэтому по пятницам мы всей семьей ходили в баню.
Последний раз я была в этой квартире 7 сентября 2001 года в день похорон последней из этой семьи, двоюродной маминой сестры Рали Михайловны. Раля умерла в возрасте 81 года. Завещания она не оставила. Эта квартира в течение 78 лет принадлежала семье Цейтлин. Кто теперь живет в ней?
В двадцатых годах прошлого века семья чувствовала себя в этой квартире не очень уютно. Красная Пресня всегда была рабочим районом, и соседи настороженно отнеслись к еврейской семье, поселившейся рядом, тем более, что они сразу же открыли частный зубоврачебный кабинет.
Как-то раз я уже после войны сказала тете Зине, что мне очень нравится бронзовая люстра с хрусталем у них в большой комнате. Тогда-то она и рассказала мне, какие неприятности она имела с этой люстрой в двадцатые годы. Возмущенные такой роскошью активисты жилтоварищества угрожали новым «буржуям» выселить их из этого дома. Так что натерпелись они с мужем страху тогда, но люстру не сняли.
Их единственная обожаемая дочь Ралечка родилась в 1920 году в Саратове, куда семья бежала из Тамбова после налета Мамонтова. Они буквально тряслись над дочкой, всячески оберегали ее от возможных инфекций.
Когда в 1924 году моя бабушка потеряла мужа и осталась с тремя дочками в Москве, она была вынуждена отдать девочек своим сестрам и братьям, а сама жила где придется. На какое-то время ее средняя дочь Ася, тогда ей было тринадцать лет, попала в семью Цейтлин. Однажды на уроке в школе девочка почуствовала, что заболела, у нее поднялась температура. Учительница отпустила Асю с уроков. «Что случилось, Ася?» – удивилась Зинаида Моисеевна, увидев племянницу в середине учебного дня. «Я заболела» – ответила девочка. Тогда ее тетя Зина схватила пару сумок с ее пожитками и выставила их на лестницу. «Если ты заболела, Ася, – закричала тетя, – я не могу тебя держать у себя. Ты можешь заразить маленькую Ралечку!»
Ася села на лестницу у своих вещей и заплакала. Соседи разрешили ей позвонить своей бабушке Елене Михель, где в то время ночевала Асина мама, моя бабушка Женя. Она приехала и увезла Асю на трамвае к бабушке Елене в ее темную комнату в общей квартире.
Когда Раля пошла в школу, ее мать устроилась туда работать зубным врачом, чтобы ни на один день не оставлять дочь без своего внимания.
Все десять лет Раля была отличницей. Ее фотография ученицы первого класса 89-й московской школы даже висела в детском парке Краснопресненского района среди других отличников 1928 года. После окончания школы осенью 1938 года она без вступительных экзаменов была зачислена в знаменитый Московский государственный институт философии, литературы и истории (ИФЛИ). Когда Раля закончила третий курс, началась война.
Семья Цейтлиных была эвакуирована в город Куйбышев. Вскоре Михаил как военврач ушел на фронт, он провоевал всю войну, дошел до Берлина.
В Куйбышеве Зина работала зубным врачом на Волгострое, а Раля помогала ей в качестве медицинской сестры.
После войны семья вернулась в Москву, в свою квартиру на Мантулинской улице. Раля закончила филологический факультет МГУ, в 1946 году стала кандидатом наук, пушкинистом.
Я любила и уважала Ралю, и по-хорошему завидовала ей. Мне тоже хотелось стать литературоведом. Я тогда увлекалась поэзией Лермонтова, читала о нем все, что могла достать, обожала Андронникова. Раля посмеивалась надо мной. Она больше ценила Пушкина. Я спорила с ней. «Вот повзрослеешь, Лена, и когда тебе захочется почитать стихи, я уверена, ты возьмешь томик Пушкина». Теперь, когда я уже бабушка, а Рали нет, я могу сказать, что она была права.
После защиты кандидатской диссертации в 1946 году она много лет работала в словарном издательстве и преподавала в Московском педагогическом институте имени Ленина. Последние 46 лет жизни, с 1955 по 2001 годы, Раля Михайловна Цейтлин, доктор филологических наук, проработала в Институте славяноведения и балканистики АН СССР.
В 1953 году эта семья пережила страшное потрясение. Однажды Михаил Наумович, как обычно, рано утром уехал на работу в поликлинику МВД, но уже через полтора часа вернулся домой. Зинаида Моисеевна ужасно встревожилась. Она подумала, что муж заболел, но оказалось, что он уволился по собственному желанию. Он рассказал жене, что как только он приехал на работу, его тут же позвал к себе начальник отделения, генерал, с которым у Михаила всегда были хорошие отношения. Он зашел в кабинет генерала, а тот ему и сказал: «Михаил Наумович! Берите бумагу, ручку и пишите, что просите уволить вас по состоянию здоровья». Так вот он и стал пенсионером.
Прошло некоторое время. Однажды утром, когда Зинаида и Раля возились на кухне, они услыхали сильный грохот в столовой. Прибежали и увидели Михаила Наумовича на полу. Он лежал с инсультом. В это время по радио передавали сообщение ТАСС о «деле врачей-вредителей». Он услышал это сообщение и все понял. Его генерал хотел спасти своего уважаемого коллегу, военного врача, еврея. Вот почему он велел Михаилу срочно уволиться, однако спасти Цейтлина ему не удалось. Два года пролежал Михаил Наумович парализованный в постели. Тридцатого октября 1955 года умер, как написали врачи, от сердечной недостаточности. Но мы-то понимаем, что его убили тогда, в процессе дела врачей в 1953 году.
В шестидесятые годы Зинаида Моисеевна закрыла свой кабинет. Теперь они жили только на Ралину зарплату. Я всегда удивлялась тому, что Раля, такая интересная женщина, не вышла замуж. Однажды тетя Зина призналась мне, что это именно она виновата в том, что Рале не удалось создать свою семью. Этот разговор состоялся у нас первого сентября 1972 года.
Дело в том, что в течение нескольких лет до этого первого сентября мы с Цейтлиными не общались. К майским праздникам в 1967 году моя мама, как и всегда, послала своей тете и кузине очередную поздравительную открытку. А в конце ее, много не думая, сообщила, что ее внуки заболели скарлатиной. Через пару дней Зинаида позвонила нам по телефону и отчитала мою маму за эту открытку: «Как ты могла, Соня, прислать нам такую открытку? Ты же знаешь, что ни я, ни Ралечка не болели скарлатиной!» – после чего в сердцах бросила трубку. Мама обиделась. После этого мы не приезжали к Цейтлиным и не звонили им.
Первого сентября 1972 года мой сын пошел в первый класс. Я взяла неделю отпуска, чтобы побыть с ним и наладить ему новый школьный режим жизни. В три часа ночи под первое сентября нас всех разбудил телефонный звонок. Мой муж побежал к телефону, и через минуту позвал меня: «Лена, какой-то мужчина звонит тебе в три часа ночи!» Я подошла к телефону. Незнакомый мужской голос спросил: «Вы Лена?» «Да, – ответила я. – В чем дело?» Тогда мужчина поинтересовался, знаю ли я Зинаиду Моисеевну Цейтлин. «Конечно, – ответила я, – это сестра моей бабушки, а что случилось?»
И оказалось, это звонит врач со скорой помощи. Его вызвали соседи. Зинаиде Моисеевне очень плохо. Инфаркт. Она умирает, не доживет до утра. Везти ее в больницу нельзя. И оставить ее одну доктор не может, а ее дочь в командировке в Болгарии и приедет только через три дня. Мой телефон доктор нашел в телефонной книжке. Я ответила, что сейчас же приеду. Врач очень обрадовался и попросил меня, поскольку я поеду на такси, ведь городской транспорт уже не работает, заехать в дежурную аптеку и купить две кислородные подушки.
Мы с мужем быстро оделись, вызвали по телефону такси, позвонили в аптеку на Ленинском проспекте около ВЦСПС, заказали кислородные подушки, и поехали на Мантулинскую улицу. Всю дорогу я очень беспокоилась, ведь я должна была провести остаток ночи около умирающей тети Зины.
Врач скорой помощи, симпатичный молодой человек, очень обрадовался нашему появлению. Он рассказал, что соседи позвонили на станцию скорой помощи. Он приехал и нашел нашу бабушку на полу без памяти около открытой входной двери, как-то сумел положить ее на кровать и диагностировал инфаркт. Сделал укол. Больше сделать он ничего не мог и должен был ехать к следующим больным. Он научил меня, как давать кислородную подушку больной каждые полчаса, обещал позвонить в девять утра и уехал. Перед этим я поинтересовалась, как врач смог найти меня. Врач объяснил, что нашел на пианино телефонную книжку. В ней около каждого номера были написаны имя, отчество и фамилия абонента, и только возле одного стояло только имя Лена. Врач решил, что Лена – это какой-то близкий человек для этой семьи, и не ошибся.
Мы с Сашей подошли к постели. Тетя Зина по-прежнему была без сознания. Она лежала на спине и хрипела. Я вздохнула, велела мужу лечь в столовой на диван и попытаться хоть немного поспать, ведь утром ему надо уезжать на работу. Я же собиралась побыть с больной до конца, мне не надо ехать утром на работу, у меня ведь отпуск. Мама и тетя Ася сами проводят детей в школу, Тамару в четвертый, а Женю в первый класс. Что же делать? Саша лег спать, а я со страхом дала больной кислородную подушку, как научили меня в аптеке, и села рядышком около кровати.
За ночь я с четырех до восьми утра раз восемь давала тете Зине кислород. В восемь утра муж уехал на работу и обещал мне звонить. Я осталась одна. Через какое-то время мне показалось,что больная стала дышать ровнее, без свиста. И вдруг она открыла глаза. Увидела меня, узнала и, я поняла это, ужасно испугалась. Я все объяснила тете, попросила ее не волноваться, объяснила, что пока Раля не вернется, я побуду с ней.
В это время зазвонил телефон, который стоял на туалетном столике напротив кровати. К моему ужасу больная вскочила с кровати, кинулась к телефону, схватила трубку и что-то в нее промычала. С огромным трудом я оторвала ее от телефона и уложила в кровать. Я понимала, старушка подумала, что звонит ее Раля. Она не могла допустить, чтобы дочь испугалась, услышав рано утром в трубке мой голос, а не матери. Но откуда у нее, умирающей, хватило сил на такой рывок? Вот что я не могла понять. Наконец, я отвоевала у нее телефонную трубку и назвала себя. Потрясенный доктор со скорой помощи спросил, что это было. «Это была Зинаида Моисеевна!» – ответила я
«Как, она жива?» –спросил потрясенный врач и добавил: «Я сейчас приеду!»
Когда через некоторое время я пошла проводить его до двери, он сказал мне, что это удивительный факт и что я спасла Зинаиду Моисеевну. Это какое-то чудо! Я была счастлива.
Трое суток ухаживала я за тетей Зиной, пока не приехала из Болгарии Раля. За эти дни мы о многом поговорили с ней. Вот тогда-то она и поведала мне о том, что сама виновата перед дочкой, из-за нее Раля не имеет семьи. Просто она всегда хотела принца для свой дочери, а на Ралином пути встречались самые обыкновенные мужчины.
Я узнала, что несколько лет до того на курорте Раля познакомилась с одним доцентом-евреем из Института цветных металлов и золота с кафедры экономики, Коркиным. Он был холост. Ралечка ему понравилась, но Зинаида Моисеевна была против. «Представляешь, Лена, моя Раля такая достойная девушка, а он простой доцент!». А я ведь хорошо знала этого доцента. Я училась в пятидесятые годы в этом институте. Я слышала, что он очень хороший человек, постоянно заботился о своих родных. Мне было жаль Ралю. Зинаида Моисеевна всегда верховодила в доме, а муж и дочь ее обожали и во всем с ней соглашались.
И только один раз Раля позволила себе пожурить мать. Однажды, когда ее не было дома, к телефону подошла Зинаида Моисеевна. «Представляешь, Лена? Какой-то мужчина просит меня передать Ралечке, что он ждет ее в гостинице «Москва»! Я его, конечно, отчитала. Что он думает о Ралечке? Что она способна встретиться с мужчиной в гостиничном номере? Он не на такую напал! Конечно, я бросила трубку!» – негодовала мать. Когда дочь пришла с работы и услышала этот рассказ, она испытала ужас. «Мама! Что ты наделала? Из Ленинграда приехал известный профессор, специально чтобы встретиться со мной. Он пишет отзыв на мою докторскую диссертацию. Как мне теперь быть?»
Вот такая была младшая сестра моей бабушки!
В дни своей болезни она объяснила мне, как с ней случился этот инфаркт. Она ждала дочь из заграничной командировки. В тот день пошла в овощной магазин и увидела, что продают кабачки, которые Ралечка так любит. Старая женщина не рассчитала своих сил, взяла три огромных кабачка и поднялась с ними на свой этаж. К вечеру ей стало плохо. Болело сердце, левая рука, стало трудно дышать. И тогда она решила позвонить по телефону в соседнюю квартиру. Она сумела набрать номер, но уже сказать что-либо не смогла. Тогда, уже теряя сознание и понимая, что у нее инфаркт, ведь у нее все-таки было медицинское образование, она кое-как доползла до входной двери, открыла замок и упала на пороге.
О том, что было дальше, мне рассказали соседи. Пожилая пара долго не могла заснуть в тот вечер. Они ждали звонка от своей дочери из другого города. Дочь все не звонила, и вдруг уже после полуночи раздался тот звонок. Соседка схватила трубку. Кто-то что-то прохрипел. Это не была речь, какое-то мычание. Затем на другом конце провода бросили трубку. Сначала соседка подумала, что кто-то решил похулиганить. Такое бывало. Она вернулась в постель. Но на душе у нее было тревожно. И тогда они с мужем решили открыть дверь и выглянули на лестнчную клетку. То, что они увидели при этом, их поразило. Дверь в соседнюю квартиру была приоткрыта, а на пороге без сознания лежала Зинаида Моисеевна. Тогда они вызвали скорую помощь и этим спасли ей жизнь. После этого инфаркта Зинаида Моисеевна прожила еще некоторое время.
После смерти матери Раля по-прежнему жила в своей старой квартире на Мантулинской улице. Во время борьбы за Белый дом в 1993 году под ее окнами сидели автоматчики, которым она подавала стаканы с водой.
Она успешно защитила докторскую диссертацию и до последнего дня своей жизни работала ведущим научным сотрудником в Институте славяноведения и балканистики. 11 августа 2000 года институт торжественно отметил ее восьмидесятилетие. Директор института член-корреспондент Академии наук Волков в свом приказе по этому поводу отметил, что «Раля Михайловна Цейтлин принадлежит к крупнейшим российским палеославистам, которые внесли исключительно весомый вклад в развитие мировой славистики...»
Второго сентября 2001 года ее не стало. На похоронах моей тети Рали присутствовал посол Болгарии в России. В этот день он должен был вручить ей высший орден Болгарии для иностранцев.