НЕ УБИЙ

               
Снег сошел в конце марта. В апреле северный ветер быстро высушил асфальтовые протоки городских улиц и крутил по дворам серую пыль вперемежку с бурыми истлевшими листьями. Весь месяц было пасмурно и промозгло. Деревья, растопырив голые ветки, торчали нелепыми, грязными скелетами и, когда казалось, что тепла уже не увидеть вовек, весна вдруг ударила слепящим золотом солнца и за три дня, накануне Пасхи, выпустила на волю всю засидевшуюся в почках городскую зелень.

                До назначенного срока оставалось два часа. Валентин тяжело опустился на нагретое солнцем ребристое сиденье пластмассового кресла, втиснул между жестким подлокотником и своим боком почти пустой, но увесистый красный полиэтиленовый пакет и огляделся вокруг. Раньше, насколько он помнил, это была обыкновенная городская столовая. Нынешние хозяева перекрасили фасад, выложили плиткой террасу, и, расставив яркую садовую мебель, превратили тривиальную забегаловку в симпатичное кафе. Во всяком случае, в сочетании с весенним послеполуденным солнцем, глянцевой, чистой зеленью и разноцветными, словно игрушечными столиками и креслами, оно таким казалось Валентину.  Магнитофонные колонки изливали на посетителей неспешные инструментальные мелодии. Гостей было немного. В основном, сидели парочки, заскочившие выпить чашечку горячего кофе и употребить развесного мороженного.

                – Заказывать будете? – раздался над ухом звонкий голос. Валентин поднял глаза. Молоденькая официантка вопросительно смотрела на него.

                – Один кофе, пожалуйста, – медленно произнес он и снова вернулся к своим мыслям.

                Перед глазами встало истаявшее лицо дочери, неестественно огромные потухшие глаза и едва слышный родной голос произнес: «Папа, что со мной? Мне больно, не уходи».  Взгляд жены, из тридцатилетней красавицы в одночасье превратившейся в старуху, и непередаваемое ощущение собственного бессилия.

               Диагноз был, как приговор. Болезнь известная. Если лечить, есть шанс. Лечить надо, как всегда, не у нас. Стоит дорого. Очень дорого. Для него недоступно. Даже если продать все, даже если себя.

               Девушка принесла кофе, он молча кивнул и проводил ее взглядом. Не как мужчина, как отец, невольно проецируя свою шестилетнюю дочь на ее возраст и сравнивая их. Спазм сжал горло. Он крепко, до боли, зажмурился, скрывая непрошенные слезы.

               Дочь пытались лечить отечественными средствами. Наступали улучшения, и тогда казалось, что все будет хорошо, ведь не может быть по-другому. Но последующий спад приводил к еще большему приступу отчаяния.

               Звон падающих бутылок, сопровождаемый громким смехом, вернул Валентина к действительности. На противоположной стороне террасы веселились два недоросля и девица. Пиво еще не затуманило им мозги, и вели они себя, хотя и шумно, но в пределах нормы. Его взгляд, возвращаясь, скользнул, не задерживаясь, по мужчине, сидящим за столиком, соседним с тем, за которым поместилась беспокойная компания.

               Поиски денег ни к чему не приводили. Нужных связей он не имел, в обществе банкиров и олигархов не вращался. Каждое утро, просыпаясь, видел перед собой отчаянные глаза жены, словно говорящие: «Сделай что-нибудь. Ты же мужчина». А что он мог? Каждый день ходить к дочери в больницу и часами просиживать у ее постели, сжимая сухую горячечную ладошку. Так и продолжалось до вчерашней пятницы, когда он, набрав номер телефона больницы, вместо длинного гудка услышал в трубке незнакомый голос. Первым желанием было нажать кнопку отбоя и набрать номер заново, но что-то остановило его и заставило прислушаться к чужому разговору.

               Рокочущий уверенностью голос сотрясал мембрану так, что у Валентина зачесалось в ухе.

               – Помнишь хату, куда мы в прошлом месяце товар возили?

               – Это где во дворе пацан с дудкой и бассейн с бабой?

               Голос второго был гнусав и неприятен.

                «Таким тоном разговаривают блатные герои в дешевых сериалах», подумал Валентин.

               – Вот-вот, и белый дом с каменными мужиками, – уточнил первый.

               Валентину стало интересно. Он прекрасно знал скульптуру пионера с горном, фонтан с русалкой и неутомимых атлантов, держащих на своих плечах козырек над парадным входом белого старинного дома. Казалось, это было в другой жизни,  когда он с друзьями, возвращаясь с лекций, частенько заходили в этот двор, чтобы сидя вокруг тогда еще действующего фонтана потрепаться о спорте, о девчонках, о музыке, о смысле жизни. Чувство сопричастности охватило его. Так бывает, когда в кино, или по телевизору увидишь знакомые места, хочется вскочить и  закричать: «А я там был, а я знаю, где это!».

               Между тем, басовитый голос продолжал инструктаж.

               – Завтра пойдешь в банк, возьмешь в ячейке кейс, в нем пол-лимона, к пяти подвезешь его на ту хату, оставишь и мне отзвонишь сразу же. И чтобы ни одна тварь не знала, не ведала.

               Валентин застыл. Пальцы, сжимающие трубку, побелели. «Пол-лимона, пол-лимона», застучало в голове. Ему тут же представилась половинка жирного зеленого лимона, сиротливо болтающегося в душной темноте запертого кейса.

               – А че так стремно? Лавэ-то общие, – поинтересовался  второй.

               – Вот именно. Тебя никто не знает. Куда общак делся, неизвестно. Друг друга положат, а мы не при делах. А то Чалый зарываться стал, надо приструнить, – и, вздохнув, с коротким смешком добавил. – А жаль, хороший был пацан, даром что ростом с собаку.

               – Ты – голова. А если кто наедет, мочить?

               – Тебе бы только мочить. По ночам не приходят?

               – Да нет, я крепко сплю, без сновидений, – беззаботно отозвался блатной.

               – Ну, ну. Волыну с собой не бери. Все должно быть по-тихому.

               – Да ладно, не впервой.

               Забились гудки отбоя, а Валентин еще несколько секунд стоял неподвижно, боясь отпустить затаенное дыхание.   

               Идея проявилась мгновенно, как будто только и ждала подобного расклада, как если бы в перенасыщенный раствор его отчаяния упала последняя решающая крупинка надежды, запустив кристаллизацию неожиданного решения проблемы.  Все складывалось одно к одному. Знакомый двор, подъезд и точное время, и короткий ломик в ящике с инструментами…

                Внезапный шум привлек внимание Валентина. Он поднял голову. Отвязное веселье, бурлящее на дальней стороне террасы, видимо, дойдя до эмоционального пика, перешло в агрессивную форму. Один из парней нависал над соседним столиком. Вид пустой бутылки, маячившей над головой сидящего человека, выдернул Валентина из кресла и он, перехватив поперек свой пакет, решительно двинулся через террасу. Колонки поперхнулись и замолчали. Разноголосый гомон посетителей резко оборвался, слышалось только бессмысленное хихиканье девицы. Третий из компании, с пьяным интересом следивший за развитием событий, заметил приближающегося Валентина. Он схватил разбушевавшегося товарища сзади за ремень и дернул на себя. Тот повернулся, окинул мутным взглядом дружка, Валентина, насторожившееся кафе. Несколько секунд парень стоял, покачиваясь, собираясь с мыслями, затем что-то промелькнуло в его глазах. Бутылка выпала из пальцев и, звеня, укатилась под столик. Он опустил голову, молча зацепил недоумевающую подружку за руку и, сопровождаемый погрустневшим приятелем, потащился к выходу.

               Пригревало невозмутимое солнце, в траве надрывались озабоченные воробьи, слабый ветерок шелестел новорожденной листвой. Одуряюще пахло весной. Валентин посмотрел на часы. Было 3-48 пополудни. Он перевел взгляд на мужчину, продолжавшего, как ни в чем не бывало, пребывать за столиком. Странное дело, на его лице не было и намека на испуг или растерянность, напротив,  зеленоватые глаза смотрели на Валентина немного насмешливо и с доброжелательным интересом. Черный классический костюм незнакомца несколько диссонировал с разноцветной мебелью и легкими весенними одеждами прочих посетителей. Волосы темно-русые, слегка удлиненные – что-то в стиле 80-х – были идеально подстрижены. Худощавое лицо, тонкий длинный нос и твердо очерченный небольшой рот, окаймленный намеком на бородку, довершали его портрет.  Валентин сделал движение, чтобы повернуться и уйти, но мужчина коротким жестом пригласил его присесть за столик.

               – Прежде всего, я хотел бы поблагодарить вас за своевременное вмешательство, – неторопливо, хорошо поставленным голосом произнес он.

               – Ну, что вы. Я думаю, что любой на моем месте поступил бы так же. Вы могли пострадать, – смущенно ответил Валентин.

               – Это вряд ли, я свое уже отстрадал, а вот тому балбесу вы сегодня точно помогли, – насмешливо произнес незнакомец и продолжил. – Да и насчет любого другого вы явно преувеличили, отреагировали ведь только вы, остальные только посочувствовали, к тому же, про себя. Благие намерения оными и остаются.

               Несколько озадаченный, Валентин произнес:

               – Может быть, они хотели, да я опередил.

               – Что ж, пусть мостят свой путь, как знают, а вот у вас, мне кажется, какие-то проблемы.

               – Неужели, это так заметно? – слегка опешив, спросил Валентин.

               – Да вы не смущайтесь, – спокойно ответил незнакомец. – Просто у меня есть некоторый опыт. Ну, так что?

               Валентин молчал некоторое время. Мысли смешались, словно в голове прошлась волна цунами. Проницательные глаза незнакомца, манера излагать свои мысли и странные полузнакомые намеки в разговоре, непреодолимо притягивали и располагали к общению. Не вполне понимая, что делает, Валентин вкратце рассказал свою историю, передав ее, впрочем, от второго лица и опустив конкретное время исполнения.

               – Да, – задумчиво протянул незнакомец, поочередно массируя тыльные стороны ладоней, – Все та же вечная проблема. Соблазн велик, а цена, на первый взгляд, ничтожна.

               – Я понимаю, что вы имеете в виду. Цель не должна оправдывать средства. Да? Все правильно. Но ведь это ясный случай. Ведь это не для себя, это для другого, для многих других. И, потом, существует элемент возмездия. Это же явный подонок, убийца.

               – А кто дал право судить? А если вы ошиблись? Вдруг это розыгрыш.

               – Нет, нет, – загорячился Валентин, понимая, что выдает себя, но уже не в силах остановиться. – Ошибки быть не может.

               – Хорошо, посмотрим с другой стороны. Не бывает абсолютно плохих и хороших людей, есть допустимые моралью отклонения в ту или иную сторону. И у этого человека, каким бы негодяем он не казался, наверняка, есть родные и близкие, может быть, дети. И, может быть, он их по отцовски любит и они его тоже. Я подчеркиваю, может быть. Представьте, что если бы пришлось взглянуть им в глаза. Как  объяснить невинному ребенку, почему он потерял родного человека?

               – Но ведь и у меня тоже... – выдохнул Валентин.

               Незнакомец поставил локти на стол, положил на сплетенные сильные пальцы подбородок и посмотрел ему прямо в глаза. Дрожь пробежала по телу Валентина.

               – Вот мы и уперлись в вечный камень преткновения. Зверь убивает, для того чтобы защитить или накормить своих щенков. Так устроен мир. У него нет выбора. Работает инстинкт. Поступив так же, человек перестает быть человеком, потому-что у него выбор всегда есть.

               – Что же мне делать?  Сидеть и смотреть, как умирает моя дочь?

               Валентин нервно тискал потными руками лежащий на коленях скомканный пакет. Краска мелкими хлопьями сходила с тонкого полиэтилена.

               – Что это? – он поднес руки к лицу, с недоумением глядя на алые ладони.

               – Пока что только краска, – в голосе незнакомца появились жесткие нотки. – У тебя еще есть пятнадцать минут. Иди и помни, в жизни случиться может разное, но все в руках твоих, и судьба твоя есть их творение. Что же касается того, другого – не тебе решать. У него своя дорога, и выбрал ее он сам.

               Валентин, в замешательстве опустив глаза, пробормотал:

               – И откуда вы только взялись?

               Незнакомец задумчиво потер пальцем переносицу, слегка покраснел, отчего стали заметны белые шрамики, мелкой сеткой покрывающие лоб, и каким-то, немного смущенным, непохожим на предыдущий тон, голосом, ответил:

               – Я не взялся, я есть.

               Валентин спустился с террасы и, ничего не соображая, потащился во дворы. Разговор со странным незнакомцем выбил его из колеи, растревожил, придавленные было волевым усилием, моральные терзания. «Не убий, не убий, – крутилось в голове. – Убьешь – станешь таким же, как они, превратишься в тварь жестокую, безмозглую». 

               Очнувшись, он обнаружил себя, сидящим на скамейке у фонтана, лицом к знакомому подъезду. Изжеванный пакет с фомкой валялся рядом на песке. Часы показывали без двух пять. Во дворе было пусто и пыльно. Из проезда между домами выехал черный автомобиль с тонированными стеклами и притормозил у старинного подъезда. Мягко открылась дверь, из-за руля вывинтился тощий хлыщ. Он окинул быстрым колючим взглядом пустынный двор, задержавшись на мгновение на Валентине, достал с заднего сиденья кейс, крякнув сигнализацией, запер машину и скрылся в подъезде.

               – Вот и все, – с горечью и одновременно с облегчением, вслух произнес Валентин. – И, слава Богу.

               Он тяжело поднялся со скамейки, как вдруг в доме послышались приглушенные крики, затем сухо, словно из детского пистолета, треснул выстрел; после короткой паузы, будто в ответ, еще два и все затихло. Спустя несколько секунд тяжелая дверь, скрипя пружиной, приотворилась, и некто незначительного роста в потрепанном сером пиджачке появился из подъезда. «… ростом с собаку», припомнились Валентину подробности вчерашнего, кажущегося теперь бесконечно далеким, телефонного разговора. Не оглядываясь, слегка помахивая знакомым чемоданчиком, человек неторопливо направился к проходу между домами, ведущему на улицу. 

               «Знать не послушался гнусавый приказа, взял-таки ствол на дело, –  мелькнуло в голове у Валентина. – Что-то там про меч, по этому поводу, говорится».

               В кармане запиликал, забился мобильник. Обезумевшая от радости жена, сбиваясь, кричала в трубку, что нашелся какой-то благотворительный фонд, готовый оплатить  поездку за границу и лечение, и что врачи отметили неожиданное существенное улучшение, и хотя, конечно, до выздоровления далеко, надежда, во всяком случае, есть.

               Божья коровка села на плечо Валентина и, расправив жесткие бордовые надкрылья, занялась своим нехитрым туалетом.