По пути домой на центральную усадьбу совхоза зоотехник Коновалов остановил свой мотоцикл на краю маленькой продолговатой лощины, неизвестно как образовавшейся среди ровной степи. Он часто останавливался здесь, в стороне от наезженных дорог, чтобы полежать на жёсткой траве, на пологой изложине, нагретой солнцем, хотя бы с полчаса, и ни о чём в это время не думать, а только смотреть на недостижимое небо. Вот и сейчас он следил взглядом на овально-бесформенное белое облако, как оно постепенно уходило за край лощины, освобождая голубизну сентябрьского неба.
Но не мыслить ни о чём бодрствующему человеку, а, возможно, и животному, не свойственно. Коновалов думал о необъятности ещё не распаханных пространств оренбургской степи, об удалённости друг от друга на десятки километров не только совхозных усадеб, но и отдельно стоящих бригадных вагончиков.
Вдруг Коновалову показалось, что за ним наблюдают. Кто это мог быть в таком уединённом месте, в стороне от обычных маршрутов грузовиков, отвозивших пшеницу на элеватор. Здесь не было поблизости посевов и не выпасали скот.
Коновалов опёрся на локоть, посмотрел против солнца вверх и увидел у края лощины оскаленную, несомненно, волчью морду. Голова зверя с навострёнными ушами была полуопущена и вытянута вперёд: волк, сгорбив спину, наблюдал за человеком. Узкий язык у зверя свешивался набок, позади нижних клыков. По просторному лбу и толстым передним лапам не прошенного гостя зоотехник окончательно убедился, что это был волк, да ещё достаточно крупной породы, этакий весом под четыре пуда.
Только полчаса назад Коновалов был на именинах своего дружка, ветеринарного фельдшера из соседнего отделения совхоза, и они, ведя застольный разговор, перешли на тему о волках, о том, как они зарезали недавно трёх овец из Тереховской отары.
Будучи по своему образованию сведущим в зоологии Коновалов знал, что волки обычно живут и охотятся стаей: одинокий волк, не боящийся людей, может быть не менее опасным, чем волчья стая из-за возможного наличия у него заболевания бешенством, заболевания мучительного и смертельного для человека и многих животных.
Волк не осмелился спуститься в лощину к зоотехнику и только обежал её полукругом и встал хорошо освещённый солнцем. Изо рта и ноздрей волка не свисали пенистые выделения – одного из симптомов бешенства, значит, Коновалову особой опасности с этой точки зрения хищник не представлял.
Вдобавок зверь тихонько заскулил и по-щенячьи тявкнул, как будто был не прочь познакомиться с человеком.
«Ишь расплодились, черти лобастые!» – подумал теперь Коновалов, увидев волка, и тихонько свистнул. Никакого страха перед зверем он не испытывал, в голове был легкий звон от выпитого вина, появилось желание задушить пришельца голыми руками: такую легкость и силу он ощутил в своих напрягшихся мускулах.
Он вспомнил недавно прочитанный им рассказ Чехова, как один помещик богатырского телосложения ночью повстречав волка, схватил его за лапы у подмышек и оторвал от земли. Что там описывалось в рассказе дальше после этой схватки с волком, Коновалов не помнил, а помнил только то, что помещик получил незначительную рану, а главное, остался жив и здоров.
Зоотехник был не мал ростом и обладал завидной среди односельчан физической силой: на спор мог удерживать племенного быка за рога.
«Вот и мой шанс!» – мелькнула в отуманенной голове Коновалова шалая мысль.
Он резво поднялся – волк отбежал шагов на двадцать от края лощины и встал боком к зоотехнику. Виднелись при солнечном свете блестящие желтоватые глаза и клыки зверя. По всему было видно, что волк чувствовал себя полноправным хозяином здешней лесостепи, а человек был для него сам пришелец из враждебного мира. Он стоял теперь не со стороны уже низкого солнца, как это сделал бы осторожный зверь, а так как ему было удобнее.
Шли секунды. Коновалов медлил с нападением. Волк повернул в сторону человека вытянутую морду, и Коновалов увидел, как на спинке его носа собрались складки. Эти складки в равной мере могли свидетельствовать, и о готовности волка к атаке, и о холодном презрении хозяина здешних мест к человеку. Волк вдобавок прозаически чихнул, а потом зевнул, просунув изогнутый лодочкой длинный язык между нижними клыками.
Коновалов в два прыжка поднялся на изгиб лощины и замахнулся кулаком на зверя. Тот напружинил толстые передние лапы, как бы готовый в любой момент действовать в зависимости от поведения человека. Это несколько озадачило и в тоже время разозлило зоотехника.
Он вспомнил жалобы своего дружка о погибших овцах.
Решение пришло мгновенно. Коновалов через секунду оказался у мотоцикла и включил замок зажигания. Когда мотоцикл с рёвом, в клубе синего выхлопного дыма рванулся с места, человек хотел не столько напугать зверя, сколько подразнить его, сбить с него спесь хищника. Но, увидев волка, стоявшего надёжно на своих четырех лапах в двух десятков шагов от себя, он не выдержал и направил мотоцикл прямо на него.
Волк закрутился вокруг своего толстого опущенного хвоста, поведение человека на ревущей штуковине ошеломило его, но вот он пришел в себя и понёсся в одном направлении крупными трёхметровыми прыжками, словно перепрыгивал через гребни снежных сугробов.
Коновалов не слышал об охоте на волка на мотоцикле. Он решил не сбивать зверя колесом и передней вилкой машины, а взять его измором. Обычно хищники достигают жертву двумя способами: нападают из засады, если дело происходит в чаще леса или на пересечённой местности, или пускаются в длительную погоню, чтобы окончательно утомить объект своей охоты.
На этот раз быстрая машина настигала волка. Вот уже его шерстистый зад с поджатым хвостом, с прилипшими к нему колючками репейника был у переднего колеса. Но зверь вильнул в сторону, и Коновалов, не ожидавший такого манёвра, пронесся мимо. Скорее всего, у зоотехника не хватило духу сбить живое существо, и руки сами собой повернули руль.
Пока мотоцикл разворачивался по пологой траектории, волк уже был далеко. Коновалова, как говорится, охватил охотничий азарт. Дав мотору полный газ, он опять приблизился к серому. Тот смешно кувыркнулся через голову, разбросав в стороны лапы. От этого неожиданного акробатического выкрутаса зверя Коновалов вслух рассмеялся и снова отвернул вбок. Потом, когда он опять настиг волка, тот в отчаянии, сам, оскалив рот, с глухим ворчанием бросился на мотоцикл.
Коновалов едва успел вильнуть в сторону, опасаясь не столько за себя, сколько за сохранность своей машины. Зубам крупного волка податливы не только кости животных, но и металл, так как его челюсти могут сжиматься с силой почти в сотню атмосфер.
Если бы волк не обнаружил свою агрессивную сущность этим нападением, Коновалов прекратил бы преследование, так как возбуждение от выпитого алкоголя постепенно проходило. Теперь же, почти на трезвую голову, ему не на шутку захотелось разделаться со свирепым зверем, довести его в погоне по ровной степи, обильно поросшей ковылем, и перекати-полем, до полного упадка сил. Оставалось бы разве только накрепко связать челюсти недвижимого волка тонким ремешком, положить его тушу поперёк багажника и привезти в совхозный посёлок на обозрение местным детишкам, да и перед взрослым населением посёлка не мешало бы похвастаться удачной охотой.
О том, что за пойманного или убитого волка охотнику полагалась денежная премия, Коновалову даже не пришло в голову.
Но к досаде Коновалова ровная степь с высохшими шарами перекати-поля, или как по местному именовалось это растение, кураем, скоро сменилась выходами известняка. Большинство камней были незаметны в ковыле, и мотоцикл подбрасывало так, что зоотехник с трудом удерживал руль.
У Коновалова с головы встречным потоком воздуха сорвало лёгонькую кепку – в пылу погони он это даже не заметил.
Зоотехник знал, как скоропостижно умирают загнанные лошади (есть много примеров в литературе), или как умирают случайно залетевшие в помещение трясогузка или синица, тщетно бившиеся о стёкла закрытого окна. На патологоанатомическом вскрытии павших от остановки сердца животных чаще диагностируют не инфаркт, а в буквально механический разрыв сердечной мышцы (разрыв сердца, как говорят в народе), или разрыв аорты, которая не выдерживает бешеного напора крови.
Мысли Коновалова о возможных последствиях погони в биологическом смысле переключились на сиюминутную обстановку.
Он увидел, что серый хищник прижался к земле позади меловой глыбы. Коновалов подумал, что у того полностью иссякли силы. Пока он останавливал мотоцикл, пока доставал из сумки оружие – гаечный ключ, волк отжался, как гимнаст, на всех четырёх мускулистых лапах и по-собачьи скуля, побежал, хитрец, к следующему камню. Пока Коновалов примчался туда, волк опять отдохнул с десяток секунд.
Не помнил Коновалов, сколько раз повторял волк свои увёртки. Лёжа за очередным камнем, он следил за человеком, подёргивая ушами. С его языка и губ частым дыханием срывались клочья пены. Во время бега он то и дело упрятывал язык в плотно сжатый рот и тут же выбрасывал его наружу. Зоотехник догадался, что волк этими самыми движениями увлажнял во рту высыхающий на ветру язык, чтобы усилить испарение влаги с его поверхности.
Будь волк человеком, он бы обливался ручьями пота, но у него, как у всех представителей семейства псовых, нет на коже желёз, выделяющих пот: только многострадальный язык, да ещё слизистые рта и носа могли выполнять функцию потовыделения.
Коновалов был несколько озадачен тем, что волк не менял, в основном, направления своего бегства, словно знал, куда ему двигаться для спасения.
Зоотехник сжал зубы от злости на самого себя – не мог же какой-то серый охотник за овцами тягаться с двумя десятками лошадиных сил его машины!
Он почувствовал, что у него самого по спине потекли струйки пота. На руках, державших руль, несмотря на прохладный встречный осенний ветер, также выступили бисеринки пота. С непокрытой головы Коновалова, свешивался на лоб растрёпанный ветром длинный клок волос, похожий формой на волчий язык.
Стрекотал жёсткий ковыль под щитком переднего колеса мотоцикла и у кирзовых сапог преследователя. Это стрекотание сливалось с натруженным шумом двигателя и шелестом встречного потока воздуха.
Впереди показался округлый колок: небольшой участок березового мелколесья, а по сторонам от него желтели уже убранные поля пшеницы. На самом краю одного из полей завиднелись несколько вагончиков бригадного стана. Поблизости от них двигался окутанный пылью силуэт комбайна-подборщика. На поле желтели копны собранной соломы, в виде правильных жёлтых кубов.
Коновалов был уверен, что волк сейчас по всем звериным понятиям должен был спрятаться в лиственной густоте берёзовой заросли. Попробуй его найти там! Более того, волк из засады мог запросто прыгнуть на своего безоружного преследователя. Зоотехник, уже порядком измотанный погоней, чувствовал в себе упадок сил. Теперь вряд ли бы ему удастся, как тому чеховскому помещику, приподнять тушу волка над своей головой.
Коновалов даже обрадовала мысль, что, наконец-то, благодаря этому спасительному участку леса прекратится его нелепая погоня за хищником.
Впереди заблестела укатанным чернозёмом дорога, которая полукругом огибала уже убранное поле пшеницы. Волк некоторое время бежал усталой рысью по дороге, чему очень обрадовался зоотехник.
«Вот теперь-то я догоню его на глазах бригадных механизаторов. Наверняка кто-нибудь из них увидит и оценит мои действия».
Но волк почему-то не побежал к желанным для него деревьям колка, не побежал по удобной для него твёрдой дороге, а направился по скошенному пшеничному полю к бригадным вагончикам. Возможно, он ошалел от погони, и ему было всё равно, куда бежать. Но скорее всего, как догадался в последствие Коновалов, у волка, этого умного создания, был свой расчёт.
При бегстве по жнивью ноги зверя вязли в рыхлой почве, оставляя узкую цепочку характерных волчьих следов, но и мотоцикл завилял колесами, резко сбавляя скорость.
Комбайн остановился – оттуда тоже заметили погоню! Две фигурки спрыгнули с мостика и побежали навстречу волку, размахивая руками и что-то крича.
Волк по своему хитрому умыслу опять скрылся за ближайшее препятствие – соломенной копёнкой, странной округлой формы, лежавшей на пятачке нераспаханной степи. Мотоцикл врезался в копёнку, его подкинуло от удара обо что-то твёрдое, и Коновалову бензиновым баком мотоцикла придавило ногу. Позднее он узнал, что по коварной милости серого животного он налетел на большой камень, заваленный с одной стороны соломой. Ситуация выглядела комичной, правда, тогда от боли в ноге и тревоги за мотоцикл Коновалову было не до волка.
По ту сторону камня послышалось стрекотание стерни под сапогами бегущих людей. Кто-то вполголоса говорил кому-то успокаивающие ласковые слова. Коновалов с трудом высвободил ногу, поднял мотоцикл и встал во весь рост.
– Ты что, зоотехник, ох…л что ли? – выругался невысокий парень в телогрейке и сдвинутой набок армейской фуражке. – Гоняться за нашим Джульбарсом! Замучил в доску – лежит, как мёртвый!
Визгливый голос человека в армейской фуражке, подбежавшего первым, вывел Коновалова из минутного оцепенения. В молодом механизаторе, демобилизованном недавно со срочной армейской службы, Коновалов узнал знакомого ему помощника комбайнера из шестой бригады, которого все называли в совхозе Митько, человека старательного в работе, но острого на слово и не признающего авторитет совхозного руководства.
Сашко не мешкая вырвал охапку соломы возле того самого злополучного камня, расстелил её возле Джульбарса, а из остальной соломы сделал жгут и начал вытирать им нос и рот собаки.
Коновалов почувствовал, как от стыда зажглись его ушные раковины. Не глядя на парня, он нашел для себя лазейку:
– Вас надо оштрафовать, чертей мотовильных! Чтобы не распускали собак без ошейника! Бродячая она считается. И подлежит, как таковая, отлову, вот!
Поостыв немного, Коновалов внимательнее вгляделся в бригадную собаку и, прихрамывая, шагнул к ней. Джульбарс жалобно заскулил и, извиваясь измождённым телом, пополз прочь от своего преследователя.
– Почему же собака не лаяла? Я спутал её с волком! – растерянно повернулся зоотехник к парню-механизатору.
Тот только чертыхнулся в ответ.
Подошел старший комбайнер Дмитрий Никитович – его с давних пор знал Коновалов как человека немногословного и рассудительного. Он также был в телогрейке, козырёк старенькой кепки у него изогнулся углом, что на этот раз только добавляло жёсткости колючему взгляду пожилого комбайнера.
– А это и есть волк, но только наполовину! – буркнул Дмитрий Никитович, сдвигая шерстистые брови. – Он и лаять-то по-настоящему не умеет. Его мать спуталась где-то в степи с волками и принесла с полдюжины черноватых щенят. Их расхватали по бригадам, только одного мы себе оставили.
– Джульбарс! Как это ты сдрейфил? – укоризненно обратился молодой парень-механизатор к собаке.
В этом вопросе Сашко Коновалов уловил скрытый смысл: мол, волку надо было постоять за себя!
Хмурый Дмитрий Никитович дотронулся до мокрого загривка собаки безбоязненно, будто ощупывал деталь мотора. Он повернулся к зоотехнику:
– Повадился щенок в последнее время бегать по соседним бригадам. Расстояния у нас не меряны. Для собаки сто вёрст не крюк.
Он присел на корточки рядом с Джульбарсом и жгутом соломы начал помогать своему помощнику вытирать пятна пены с головы собаки-волка. А та, лёжа на боку, вытянувшись всем телом, закрыла глаза и только нервно подёргивала лапами.
У Коновалова мало помалу сошла с лица краска стыда, и он тоже с пучком соломы в руке подошёл к Джульбарсу, зная, что разгоряченное тело собаки на исходе осеннего дня будет быстро остывать, и его надо срочно промассировать.
Собака-волк протестующе замахала всеми четырьмя лапами, будто продолжала бег. Зоотехник заметил кровоточащие ссадины на её ногах: на подошвах и выше вплоть до запястного и заплюсневого суставов – бег по колкой стерни ещё не на одну неделю аукнется этой помеси волка с собакой!
Дмитрий Никитович, обходя взглядом Коновалова, с озабоченным видом знатока осмотрел его мотоцикл. Ни пожилой комбайнер, ни его помощник (раньше его именовали штурвальным) не спросили у зоотехника, что с его ногой, нужна ли ему помощь. Казалось, что эти вопросы профессионалов-механизаторов были вне их интересов.
– Помят у вашего «Ижа» топливный бак, разбита фара с замком зажигания, расшатан глушитель с левой стороны, изогнулась передняя вилка, – бубнящим голосом констатировал комбайнер, стараясь не глядеть в глаза Коновалова, словно не был с ним знаком раньше.
– Как это наш «волк» не справился с тобой? – с иронией блестели глаза молодого комбайнера, когда он оглядывал фигуру зоотехника.
Дмитрий Никитович отрывистым движением нахлобучил на лоб кепку с её острым наконечником козырька и кивнул в сторону собаки:
– Известно, волк борется до победы или до смерти.
«Обиделись…– поджал губы зоотехник, – понятно, ведь они считают Джульбарса полноценным членом своей полеводческой бригады».
– Геннадий Николаевич, – прервал молчание старший комбайнер, поглаживая погнутый руль мотоцикла. – Поправить всё это в мастерской на центральной усадьбе – пара пустяков. Мы сейчас отправляем в посёлок наш грузовик, за некоторыми деталями для комбайна. Так что попутно отгрузим туда и ваш мотоцикл.
Втроём они через открытый задний борт грузовика положили повреждённое в погоне средство передвижения зоотехника в кузов. Митько, очевидно, жалея технику, хотел подвинуть мотоцикл подальше от заднего борта, но не смог: руль мотоцикла упёрся в выщерблину в досках кузова.
Коновалов одной рукой с лёгкостью подвинул мотоцикл к кабине.
Митько озорно прищурился:
– Ты такой здоровущий дядя, – сказал он в своей обычной занозистой манере, – тебе бы ещё гнаться на танке за нашей овчаркой!
Он опять бросил насмешливый взгляд фигуру зоотехника.
Коновалов не подал виду, что огорчён тем, что давние его знакомые из шестой полеводческой бригады не пригласили редкого гостя в бригадную столовую, не предложили хотя бы чаю, как это было принято встречать приезжих в отдалённых совхозных бригадах.
Забросив мотоцикл вместе со своими помощниками в кузов, Коновалов решил хотя бы попрощаться с полуволком-полусобакой, которой он причинил, возможно, непоправимый вред её здоровью. Он, не опасаясь укусов, положил ладонь на широкий лоб собаки и стал разглаживать её неподатливые уши.
И вот – чудо! Джульбарс, открыв в очередной раз глаза, при поднял тяжёлую лобастую голову, оглядел собравшихся возле него людей и уже остывшим языком лизнул разгоряченную кисть зоотехника, как бы извиняясь за своих хозяев, за их вынужденное негостеприимство!
Старший механизатор проговорил с некоторым смущением в голосе, как бы извиняясь за грубый наскок своего помощника на совхозное начальство:
– Попрошу вас, Геннадий Николаевич, на всякий случай пригласить к нам назавтра ветеринарного врача из центрального отделения.
Уже сидя в кабинке грузовика Коновалов согласно кивнул. Хотя он не сомневался, что Джульбарсу в смысле здоровья ничего не угрожает, его порадовала забота механизаторов о дорогой для них бригадной овчарке.
Юрий Боченин
19. 04. 14.