С первыми лучами света мир начинал свой новый, быстрый и стремительный оборот. Испугавшись этого дикого движения, звезды расступились врозь и постепенно млекли на этом огромном небе, как будто устыдившись своей немощи и незначительности. В свои законные права вступал новый сияющий хозяин, пламенеющий властитель растаявшего и растекшегося, как воск, неба.
Таинственность ночи постепенно отступала, на смену ей пришел день, безумный и полный энергии, день, дающий жизнь и отнимающий ее. Под набирающими силу потоками света сохла скупо оросившая землю роса. Но где-то на одиноком окне роса еще не сдавала свои позиции. Лучи пытались пробиться в комнату через густую крону дерева и через эти разделенные, держащиеся обособленно капли росы. Свет, застревая в капле, как будто обновлялся и дальше, пройдя толстое стекло в белой раме, проникал в еще тускло освещенную комнату, переливаясь, играя цветами, как в калейдоскопе судьбы, где один и тот же предмет предстает перед нами в самых разных ракурсах и окрасках. О, зловещий калейдоскоп! Почему ты так насмешливо жесток? Ты преподносишь нам свои ужасные явления, маскируя их и приукрашая.
На этом луч не остановился. Полностью овладев помещением, он будто бы вдохнул жизнь в человека с лицом необычно пытливым, с лицом молодым и светлым. Остатки предрассветного мрака еще держали его в своем заключении. Но их власть становилась все слабее и слабее, пока полностью не утратила силу. Мрак покинул эту скромную обитель, отдав свой державный трон ясному свету.
Как после перерождения, человек пробудился ото сна. Всё ему казалось идеальным: краски стали ярче, звуки - разборчивее. Смахнув с себя остатки былого сна, он не спеша подошел к окну и, резко распахнув его, почувствовал дыхание весны, прекрасной, как распустившиеся алые розы в саду. Озаренный светом мир, обретя надежду, раскрывал свои объятия этому пылающему жизнью взору.
Я вижу, как над долиной завис сокол, как, обрушая свой жестокий взор, парит над ущельем орел. Где-то в Рифейских горах с выразительным грохотом вонзается в бездонную пропасть бура река. Но приложу ухо к земле и слышу ни чуть не уступающий по силе грохот. Кажется, что от безумного ритма сотрясается земля. Подними голову и увидь, что это мчится табун диких лошадей, не признающих ничью власть, их ноздри, словно меха, раздувают воздух свободы, полнящий легкие. С треском раздвигаются ребра, не сдерживая полную жизнью грудь. Но вот, этот треск стремительно уносится вдаль, туда, где вспышка сменяется вспышкой, озаряя небо. Вот еще одна, удар, и по моему лицу уже бегут струи майского дождя, не леденящего душу, а обновляющего ее. Я снова чувствую, как в моей душе зарождается священный огонь, моя грудь, впитывая капли святой воды, уже полна ясной надежды и благостного умиротворения. В моем сердце параллельно отбивающем такт, поет любовь. Но вот, уже эта пеня доносится с той ветки, где сидит соловей. Я впитываю эту музыку весны. Она льется, растворяясь в воздухе надежды и образуя облако густое, но чистое, через которое льется свет, озаряющий его прекрасное лицо.
Насытившись всем увиденным, он медленно отходит от окна. Но, пересекая комнату, он начинает ощущать какой-то тяжкий груз, который давит на него все сильнее и сильнее. Человек, уже измученный, согбенный, бросается на колени у окну. Его дряхлые руки распахивают обветшалые рамы. Его покрытое морщинами лицо обдувает уже не ласковый весенний ветерок, а горячий, сухой ураган. В саду же опали желто-красные листья, старые деревья согнулись под тяжестью времени. Трава уже давно выгорела, а места роз заняли крючковатые палки с шипами. Но на небе по-прежнему царствовало огромное светило.
Стоя на скале, над которой кружили вороны я не ощущаю уже тех ободряющих лучей надежды. С небосклона стекают алые потоки, наполняющие моря и океаны. Огненное солнце извергает струи адского пламени, всепоглощающего и всеуничтожающего. Мне кажется, что солнце раскалилось до предела - диск готов оставить печать проклятия на каждом, кто станет ему перечить, а горизонт извивается, как змей, готовый удушить свою жертву. Мне очень сложно удерживаться на ногах, земля напоминает корабль во время свирепого шторма. Где-то вдали поднимается столб дыма. Обвинитель требует самого жестокого наказания, и наши порочные Помпеи заволакивает беспросветный дым, но возникшее из ниоткуда облако разверзается жгучим, ядовитым дождем, и гневная молния ударяется прямо в древний дуб. Он вмиг загорается безумным адским огнем, но даже дождь не может потушить его - Обреченное гореть будет гореть всю вечность. Любуясь земным огнивом, солнце, смеясь, совершало в запряженной колеснице свой круг почета. И земля, и небо содрогнулись от нечеловеческого стука копыт и ударов плетей. Но колесо уже совершило свой оборот.
Он лежал то ли в полумраке, то ли при тонком луче света. Он был сильно измучен. Что сделала с ним жизнь? Как его искалечило колесо Фортуны? Сколько смертельных увечий нанесла ему судьба? Несмотря на его страдания, солнце совершило все-таки свой дикий оборот. Лишь одно останется неясным, почему его выражение лица так спокойно и умиротворенно? Казалось, что он все еще пытался робко улыбнуться. Но что он хотел сказать? Было ли что-то прекрасное? Оценил ли он всю меру своего былого счастья, познав горести страданий? Увы, но он уже ничего не скажет. Но сколько еще останется после него таких же? Carpe diem, цени каждый момент своего счастья и помни, что оно когда-то закончится, как, собственно, закончится и все остальное. Но ты, дарящее ясный свет и сжигающее дотла, какова твоя суть? Ты непредсказуемо, как и судьба, колесо которой сейчас совершает свой очередной оборот.