С детства болел ангинами. Два раза в году весной и осенью, обязательно постельный режим с высокой температурой и сильными болями в горле. Лечили уколами антибиотика - пенициллина. Когда подрос, врачи сказали, что из-за частых ангин у меня появились шумы в сердце. Надо удалять гланды, они являются постоянным источником инфекции. Другие врачи считали, что удалять гланды нельзя, они нужны организму для борьбы с микробами, попадающими в него, через горло. Принять решение предоставили мне самому, двадцатилетнему парню. Жил я в то время на квартире, и заканчивал учёбу в техникуме. Мама была далеко. Мне жутко надоело болеть ангинами, особенно на чужбине. Операции и врачей в то время ещё не боялся, и спокойно решил избавиться от мучивших меня гланд. Стал на очередь, на плановую операцию.
Через четыре месяца, осенью получил открытку, в которой меня приглашали лечь в больницу на операцию. Я даже обрадовался, наконец, избавлюсь от мучителей. Как раз, в это время был простужен, чувствовал небольшой озноб, но от операции не стал отказываться, столько ждал очереди. Приёмному врачу не стал говорить о недомогании. На всю жизнь запомнил процедуру оформления в больницу. Сначала нужно было искупаться в ванной. Дождался своей очереди, разделся и брезгливо стал в ванну. У меня сейчас на даче ванна для полива выглядит намного приличней больничной, ржавой, с отбитой местами эмалью. Включил воду, а она холодная. Даже стоять в этой ужасной ванне с холодной водой, да ещё простуженному, было противно. В общем, сделал вид, что помылся. Вытер ноги подозрительным полотенцем и облачился в больничные одежды: белые кальсоны на два размера больше, с большим чёрным больничным клеймом, как в концлагере, мышиного цвета длинный халат, запахивающийся до спины с верёвочными завязками. В коридор стыдно было выходить, там ходили девочки моего возраста. Успокаивало только то, что все так ходят. Весь этот карнавальный костюм дополняли плоские тапки – шлепки без задников, которые постоянно спадали, ходить в них можно было, только шаркая по полу.
Положили меня в коридоре на раскладушке. Стоило четыре месяца ждать в очереди, чтобы освободилось место в коридоре. Но я был молодым, жизнерадостным, весёлым и легко мирился с больничными порядками, шутил, рассказывал анекдоты, играл в домино, карты. У меня оказалась плохая свёртываемость крови, и меня неделю лечили от этого недуга, заодно прошла простуда. Так что к операции я был готов как огурчик. Помню, мы стояли в очереди перед операционной, дети боялись. Я же был абсолютно спокоен, и ещё подбадривал ребятишек. И вот я в операционной, большая комната и несколько врачей, одновременно делающих разные операции. Я сел на стул спиной к стене, справа от меня стоял столик с хирургическими инструментами, напротив сел хирург преклонного возраста с не совсем уверенными, как мне показалось, руками. Он обколол мне одну гланду обезболивающим лекарством и начал резать её скальпелем. Я ему сказал, что мне больно, он ещё раз обколол её, я чувствовал боль и терпел. Хирург работал в моём рту то скальпелем, то какими-то ножницами с петлёй на конце. Вся операционная была передо мной. Видел, как одному ребёнку удаляли полипы в носу, другому каким-то инструментом долбили в ухе, еще одному, как и мне, удаляли гланды. Не операционная, а какая-то бойня. Что бы ни видеть всё это, и ныряющие по очереди в мою открытую пасть инструменты, я закрыл глаза. Хирург попросил открыть их, он не понимает: мне плохо, или я закрыл глаза от испытываемого удовольствия.
Таким образом, он промучил меня ровно двадцать минут и положил в судок окровавленный красно – фиолетовый кусок мяса величиной со среднюю сливу. На лбу у хирурга под белой шапочкой выступили капли пота. А ведь предстояло повторить эту процедуру с другой гландой. Мне со щемящей тоской захотелось уйти, но как уйдешь с одной гландой? Вся проделанная работа коту под хвост. Спустя ещё двадцать минут, и вторая гланда легла рядом с первой. Наконец хирург снял с меня резиновый передник в крови, как у мясника и спросил, смогу ли я сам подойти к умывальнику и умыться. Я с трудом сделал это, в зеркало не стал смотреть. Лёг в коридоре на свою раскладушку, под рот мне подсунули судок. Изо рта всё время что-то вытекало. Через некоторое время, проходящая мимо сестра, глянула на меня, тихо охнула, и побежала за врачом. Тот подошёл, увидел полный до краёв судок с кровью, и меня снова потащили в операционную. С трудом остановили кровь, видно, хирург зацепил какой-то сосудик. Когда выходил из операционной под руку с медсестрой, глянул в зеркало, на меня из него смотрело бледно – зелёное испуганное лицо. Я даже подумал: "Вот зто парочка - лягушка и санитарочка".
На этот раз для меня нашлось место в палате, на дверях которой была прибита табличка: «палата N6», как у Чехова – подумал я. В палате было восемь коек, моя в центре. Ночь была тяжелая, почти не спал. Всю ночь пролежал на левом боку с судком, подсунутым под рот, из которого постоянно текла струйка сукровицы – красная слюна, которую постоянно вытирал куском бинта, к утру ставшим красным. После отхода обезболивания очень болело горло, нельзя было проглотить слюну. Утром пошёл в туалет, опираясь рукой о стену, там потерял сознание. Очнулся, лежащим в кабине на унитазе. Потом принесли тёплый чай, в который добавили чайную ложечку масла. Я бы не стал пить чай с маслом, но в данном положении выпил с удовольствием и почувствовал облегчение. Потом наблюдал забавный, глядя со стороны, случай. Больной, которому накануне сделали операцию гайморита, достает изо рта, как фокусник, сантиметр за сантиметром окровавленный метровый бинт. Мы не поняли: то ли врач специально оставил его в ране, то ли забыл.
Никто из моих близких не знал, что я нахожусь в больнице, кроме моей девушки – студентки мединститута. Она одна ходила ко мне, а я после операции пролежал там ещё неделю. Моя девушка передавала любовные записки и каждый раз букет красных гвоздик. Я их держал в банке с водой на тумбочке. Всем входящим в палату бросался в глаза букет цветов в центре её, как натюрморт из красных гвоздик в окружении больничных коек.
Подруга забрала меня из больницы к себе в общежитие. Я ещё пошутил: «Нахожусь под постоянным наблюдением личного врача». Вечером перебрался в свой съёмный угол.
Потом ещё долго болело горло при глотании.
С тех пор прошло много лет, ангиной больше не болел, но в горле иногда болит рубец – ошибка старого хирурга. Да и появилась фобия на врачей и операции.
Хочу добавить: я начал сочинять, и могу с гордостью приравнять себя к А. П. Чехову. В моей жизни и литературном творчестве тоже имеется своя «палата N6»!