Проза – это поза Нависшего над клавиатурой или бумажным листом с мышью или писалом в руке. Поэзия – это убег, улет, неприятие любой стационарной точки для своей пятой. Но закон гравитации неумолим. Улетавшийся вконец , начинает ощущать невесомую до того пятую точку, и проза овладевает им. Иногда это легкий флирт, который порой дорастает до серьезного романа.
Что общего между молоком и молокой, кортом и корточками, мулатом и мулом? Скорей всего, ничего. Это все закавыки русского языка. Кстати, закавыки и кавычки – тоже,хоть и родственники, но седьмая вода на киселе: кавычки - неразлучная парочка, а заковыка - старая озлобленная дева, что только всем мешает.
А кто такие эти «восвояси», в которые все мы периодически уходим? Что мне известно об этом сросшемся из трех (во своя вьси) слове? Лишь то, что оно имеет значение "в свои деревни, домой". Грамматически своя - это винительный падеж множественного числа среднего рода. А си, оказывается, не что иное, как усилительная частица, которая не всегда употреблялась в этом старославянском обороте. Я так и не смогла объяснить это одному немцу и переубедить его, что это не японское слово.
Детство, юность, молодость – проходят, не успеешь оглянуться. А старость – как пришла, так и не выкуришь ее. Только с последним твоим вздохом и уйдет.
Будни измеряются в рабочих часах, а тянутся, как годы. А вот выходные, праздники, отпуска, не говоря уж про отгулы, измеряются в днях, а пролетают, как часы.
Лето – вовсе не «маленькая жизнь», а огромная и настоящая, данная нам в утешение в нашем маленьком и быстротечном существовании.
Говорят, разводов больше, чем свадеб. Наверно, привлекают дешевизной. Ведь свадьба стоит сумасшедших денег, а развод – только госпошлина – и – привет. Но с другой стороны: как их может быть больше, чем свадеб? Ведь без свадьбы нет развода.
Я так и не поняла, как кроты находят свою любовь. То ли под землей в вырытых ими тоннелях, рассчитанных на одного, или выбираются на поверхность, но факт: я ни разу не встречала счастливой кротовой пары. Хотя, судя по всему, их популяция прекрасно процветает и они вполне довольны жизнью. А вот люди каждый божий день трутся друг о друга в подземке или на поверхности, и все равно частенько несчастливы. Судя по всему.
С точки зрения мужского экстримизма: почему благородный кит, бескорыстный дельфин,красавец морской конек и даже забавный чудик-ботаник пингвин –все они мужского рода, а вот алчные и безжалостные: акула, барракуда, пиранья и коварная медуза – сугубо женского? Ответа не нужно.
С точки зрения женского экстримизма: кто не знает благодетельницу пчелу, прелестницу бабочку, целительницу пиявку? А еще печально известных: трутней, шершней, оводов и прочих паразитов? А, ну да, саранча… Но она даже в Библии назначена орудием правосудия.
Глубокое раскаянье на мелководье жизни невозможно. Требуется глубокое погружение.
Отправляясь в путь в поисках краеугольной золотой середины, вынь камни из-за пазухи и разбросай их. На обратном пути подберешь.
Не правда ли удивительно, но именно пуленепробиваемый страх и позволяет совершать героические поступки.
Мошенники, успешно завершив охоту на свою добычу, чаще всего уползают переваривать сожранное в тропические страны. Теплолюбивые, гады.
Назвавшись полицейскими, менты продолжают оставаться моноцейскими, просто теперь свою мзду они предпочитают брать в фунтах и прочих евродолларах.