Сегодня Федора тошнило особенно сильно, тошнило не физически, а от себя. От себя, который считает деньги, прикидывает, сколько и как надо будет выжимать с клиента деньги, от себя звонящего и догововаривающегося о новых сделках, раздувающего щеки о больших перспективах и высоких доходах.
Мир прекрасен, а его тошнило. Такое бывало и раньше, периодически, конечно это можно было списать на весенний авитаминоз или общую усталость, климат, стресс, большой город, кризис среднего возраста, ужасный мир, проклятое общество обывателей. Но все равно тошнило, при чем, конкретно от личной необходимости совершать рутинно прессенгующие действия на контрагентов и сотрудников, напрягало необходимость напряжения, волевого пинка для очередного броска, при чем не на определенной дистанции, а в виде поточного механизма, конца этому не предвиделось.
Конечно, он знал, что в скорее это пройдет и представление продолжится. В такие моменты сама необходимость общения с людьми, мельчайший контакт становились невыносимыми и мозг упорно уносил в фантастические думы. Но ряд четких вопросов, самому себе, сразу же возвращал к реальности. Так, на пример, Федор не собирался покидать общество и уходить в отшельники или хотя бы менять свой распорядок жизни. И поэтому не было смысла сетовать на общество, мир, соблазны которого самим Федором и ретранслировались.
Оставалось только смеяться над собой, над окружающими, своими и мировыми проблемами и всякий раз обрывать мысленный диалог, как только он заводил на тропу войны с ужасным мироустройством. Ведь было ясно спасать папуасов, причем мысленно или просто в беседе хочет тот, кто не желает заниматься собой. И опять же не в смысле разглагольствований, а реальных действий. При чем действий не виде нагромождений новых обязанностей, проектов, а расчистки жизненного пространства – избавления от не нужного, отвлекающего, дающего повод отложить работу над самим собой, даже хотя бы на физическом уровне.
И вот вскоре проснулось чувство голода, небо расчистилось и вообще была весна. Поэтому Федора потихоньку тащило в жизнерадостность. Ведь, на сколько, мы зависим от своего тела? А эти «душевные» или «сердечные» порывы? Смех. Федора перестало тошнить и ему захотелось жить. И уже не так противно стало отвечать на электронную почту и звонки клиентов. Можно было побороться за теплое место под солнышком. И отмечая такую метаморфозу, Федор с удивлением, в очередной раз отмечал чудесность природы, волнообразность и отсутствие «человека» как константы.
- Как же забавен этот процесс – Человек. Желает окончательных решений, координальных изменений, хотя это означает настолько сильное изменение, что можно говорить уже о другом процессе, человеке. Или смерть. А она ужасно страшит, боязнь прекращения восприятия, осознания. Но кого она по сути страшит? Две минуты назад я был совершенно другим субъектом. Она страшит своей неизвестностью и абсолютностью, ничто не позволит от нее скрыться. И давление ее приближения раздавит все привычные и так любимые, теплые и комфортные состояния и заставит смотреть вперед безотрывно.
- И это освобождает, сбивает спесь окончательности с рутинной возьни и мир открывается, точнее, падает пелена, заслоняющая глаза, как будто лошади, которой всадил в бока шпоры наездник, мозг.
- И теперь ты миг, момент, только сейчас, слышишь, видишь, чувствуешь. И ничто в мире тебя не пугает, так как у тебя в друзьях смерть, сразу показывающая истинную ценность всему.
Освобожденный Федор спокойно очутился в райском состоянии. Ибо кто может принудить человека что-то сделать, а тем более страдать, мучить себя самому? Конечно, он понимал, что волны его реакций вскоре захлестнут его лодку блаженства и уже пару мгновений одержимости мыслями выбили его из осознания, но сила присутствия, снова выкинула лодку на поверхность.