Глава двенадцатая.
1
Богатое догорало лето.
Все росло не по дням, а по часам. На полях, напоенные дождем и обласканные солнцем, спели пшеница и рожь. В огородах завивалась в зеленые кочаны капуста, толстели огурцы, краснели помидоры, пахло укропом и сырой землей. В воздухе стоял терпкий настой свежего, высушенного сена…
Виктор часто выходил за околицу, шел в поля, на луга, к реке и его переполняло чувство неизъяснимой нежности ко всему, что видел. Ведь село Донское было для него местом, роднее которого нет на свете. Встречаясь с односельчанами, он разговаривал со стариками, беседовал со старушками, и с интересом слушал рассказы из прошлой их жизни. Все это настолько сблизило его с повседневными заботами и делами села, что захотелось увидеть не только на-стоящее, но и заглянуть в прошлое.
Однажды Виктор долго беседовал с Масневым Платоном Евсеевичем, пожилым, полным мужчиной. Полнота сковывала его движения, затрудняла дыхание и заставляла одиноко сидеть у ворот на низкой скамейке.
Платон Евсеевич обрадовался Виктору, как человеку, с кем можно скоротать одиночество. Да и для Виктора он оказался интересным собеседником. Очень часто бывает так – живешь рядом с человеком много лет, а ничего о нем не знаешь. Но стоит только поговорить с ним, вызвать на откровенный разговор и ты узнаешь столько, что даже в самых буйных фантазиях не представишь такого.
Платон Евсеевич, капитан в отставке, прошел всю войну, имел два ранения. Несмотря на возраст, обладал отличной памятью, и помнил командующих не только фронтов, но и большинства дивизий, помнил, на каких участках они воевали и какие города освобождали. Сыпал цифрами боевой техники и количеством солдат, участвовавших в том или другом сражении. Но самое страшное испытал он, когда в начале сорок третьего года похоронил сгоревшего в танке сына.
- Алексей был старшим лейтенантом, командиром взвода танков, - рассказывал он. - Воевал в танковой дивизии, наступавшей на станцию Кантемировка.
- Это та самая, что получила звание по имени станции "Гвардейская Кантемировская дивизия"? спросил Виктор.
- Да, - кивнул Платон Евсеевич. - Знаменитая дивизия, которая до сих пор носит это звание.
- А где он погиб?
- Самое обидное то, что погиб он рядом с домов - на участке прорыва фронта в районе Богучара. Вот это меня гнетет и мучает всю жизнь. - Незаметно смахнув набежавшие слезы, он продолжал: - Я сам... своими руками вытащил из танка обгоревшие останки Алеши, и похоронил в братской могиле в селе Гороховка...
Несколько дней Виктор находился под впечатлением этой беседы. Вот здесь-то и пришла ему мысль написать статью о Платоне Евсеевиче и его сыне, они заслужили это.
С большим усердием работал он над статьей, стараясь выдумкой возместить недостаток жизненного опыта. О мастерстве он не думал, наивно полагая, что вдохновенное желание писать, само в себе несет уменье.
Статья получилась большой, неумело построенной, но к удивлению Виктора, с некоторыми сокращениями, все же была напечатана в районной газете "Донская новь". Сам факт, что статья напечатана, как благоприятный симптом обрадовал Виктора. Но когда его пригласили в редакцию к главному редактору, заволновался. Всю дорогу, сидя в автобусе, с тревогой думал о том, как встретит его редактор и что скажет?
Редактор, сдержанный и корректный, с бледным лицом и узкими, как лезвия губами почувствовал молчаливую настороженность сидевшего перед ним юноши. С некоторым любопытством он посмотрел на Виктора и подумал: «Пока очень молод, но вполне может развернуться».
- В вашей статье, молодой человек, на килограмм пустой породы есть крупинка золота, – заговорил он. - А это главное. Крупинки есть, значит, есть и надежда, что из вас может получиться неплохой корреспондент. Только вот жизнь вы еще плохо знаете. Но это приходит не сразу.
Некоторое время редактор молчал, перекладывая на столе какие-то бумажки, а затем, взглянув на Виктора, продолжил:
- Присматривайтесь к жизни, к людям. Ведь вы будете писать о хлеборобах, о тех, кто своими руками выращивает хлеб. Знаете выражение: "Хлеб всему голова?" Это ведь действительно так. Хлеб самый важный продукт, без которого человечество не сможет жить. Хлеб возделывается тысячи лет. Вспомните историю. В захоронениях египетских пирамид, простоявших много столетий, кроме золота и драгоценностей находили и хлебные злаки. Когда-то, набрав от солнца силы, зерна дожили до наших дней, пронеся через века свой первозданный аромат – хлебный запах.
Виктор внимательно слушал.
- Учитесь видеть и замечать все: и как растет трава, и нежный распустившийся цветок, красивые наличники на окнах, и даже пение птиц. Все это пригодится в деятельности корреспондента, если вы думаете писать дальше…
Домой он возвращался уже под вечер. На западе, в груде белых облаков, висело солнце и полнеба горело пламенем. Легкие, прозрачные тени от тополей, растущих у дороги, преломляясь через кювет, падали на асфальт под колеса автобуса.
"Только вот жизнь вы еще плохо знаете!" – вспомнил Виктор слова редактора. С этим он был согласен. Жизнь он знает плохо, и часто не может определить, каков же человек на самом деле. Ведь сколько людей, столько и характеров. Среди них можно встретить и хороших, и плохих, но Виктор верил, что хороших людей все же больше, так как считал, что доброжелательность это единственный закон, который должен главенствовать среди людей...
Первая в его жизни статья, напечатанная в газете, вдохновила Виктора на новую. Он долго думал над ней, вынашивал, а потом оказалось что, так здорово сложившись в уме, статья почему-то никак не давалась ему. Как только появлялась интересная мысль, ему казалось, что кто-то ее уже высказал до него. А Виктору хотелось рассказать о красоте жизни, заставить каждого читателя задуматься о своем предназначении в ней. Старался объяснить, каким должен быть человек, где и как в его жизни сталкивается общественное и личное, и что нужно делать, чтобы чувствовать себя счастливым и считать свою жизнь на земле оправданной.
Наконец, после долгих мучений, статья была закончена и отослана в редакцию. А когда она появилась в печати, Виктор удивился. Странно получается. Ведь он сам писал ее и слова его, и мысли, даже само настроение, с которым она писалась, все сохранилось. А читаешь и возникает чувство, что писал совсем другой человек. В ней теперь ничего нельзя было ни убрать, ни прибавить. Виктор сверил статью в газете со своим черновиком и понял, что несколько штрихов редактора придали тексту совершенно другой смысл, более емкий и содержательный. «Да, - подумал он. – Мне еще долго надо совершенствоваться, чтобы так вот писать»…
Так началось у Виктора сотрудничество с районной газетой "Донская новь". Писать было о чем и о ком. Много хороших и трудолюбивых людей в колхозе. О них хотелось поведать народу, рассказать об их успехах и трудовых подвигах. Но были и такие, кто увиливал от работы или делал ее, спустя рукава. Вот им-то и доставалось от Виктора. Правда, потом ему приходилось выслушивать упреки, но самым интересным было то, что критика в газете подстегивала и заставляла их работать.
2
Двухпалубный пассажирский красавец пароход, легко преодолевая встречное течение реки, быстро двигался вперед. Пассажиры высыпали на палубу, заполнив узкие проходы, носовую часть и тесную корму, перегороженную двумя белыми шлюпками. Опершись на перила ограждающие палубу, они смотрели на стеклянно-жидкую поверхность реки, отделявшую пароход от темной зелени низкого берега и удивлялись. Что-то неправдоподобное заключалось в раскинувшемся вокруг просторе. И хотя под ногами вибрировала палуба, а за кормой слышался плеск винта, и длинная волна, блестевшая тяжелым серебром, тянулась от борта - все равно казалось, что судно плывет бесшумно. Даже не плывет, а скользит в воздухе.
День клонился к вечеру. В свете позднего солнца вспыхивали пламенем гроздья на рябинах, золотом и багрянцем осени сверкали вершины деревьев в лесах, тянувшихся вдоль берега. В прозрачном, теплом воздухе проносились легкие заблудившиеся паутинки. Дремотный, блаженный покой исходил от реки, от ее берегов, висел в воздухе.
Среди пассажиров верхней палубы находился и Виктор. Он вместе с сестрой Зиной ехал в Воронеж, на протезный завод. На решении сделать протезы, настоял Тихон Яковлевич. Он сам разговаривал с председателем колхоза, договорился об оплате протезирования и уговорил сына заказать их.
Так как Виктор ехал в область первый раз, Зина решила поехать вместе с ним и помочь на заводе с оформлением документов. Она воспользовалась тем, что подвернулась возможность отдохнуть, осталась в каюте, а Виктор ушел на верхнюю палубу.
Солнце село, сумерки быстро сгущались. Пассажиры один за другим покидали палубу и расходились по своим каютам. Виктор остался один. Вскоре берега поглотила тьма, и ничего не было видно. Но он не спешил уходить и продолжал стоять, дыша свежим воздухом, поднимающимся от реки.
- Слава Богу, ты здесь! – услышал он голос сестры. Взволнованная и встревоженная, она подошла к нему, почти подбежала.
…Проснувшись, и не обнаружив брата в каюте, Зина испугалась. Зная о том, что в больнице ему приходила мысль о самоубийстве, она боялась, что такая мысль может прийти снова. Побежала искать. Осмотрела каюты, обошла всю нижнюю палубу, даже в туалет заглянула - Виктора нигде не было. Зина почувствовала, как ноги стали подкашиваться, а в голову лезут всякие страшные мысли. Перед ее мысленным взором промелькнула картинка, в которой Виктор бросается вниз головой с верхней палубы. Сердце охватил леденящий страх, и она побежала на верхнюю палубу. Увидев брата, облегченно вздохнула…
- Здесь, - ответил Виктор.
- Ну и напугал ты меня. Я, грешным делом, прилегла и заснула. Просыпаюсь, уже темно, а тебя нет.
- Да куда же я денусь с парохода? – удивился он.
- Вот именно, с парохода! – Кругом вода, мало ли что? Споткнешься или поскользнешься и упадешь в реку. Я чуть с ума не сошла. Всякие страсти в голову лезут.
- Ну и что, я ведь плавать умею.
- Как это "ну и что?!". Упадешь в одежде, да к тому же вода холодная, судорога скрутит, и где тебя тогда искать?
- Действительно, навыдумывала всяких страстей, - проговорил Виктор. – Пошли, перекусим чего-нибудь, и спать ляжем.
Успокоившись окончательно, Зина обняла его и они направились в каюту.
Рано утром, когда солнце еще не вышло из-за горизонта, пароход причалил к пристани города Лиски. Зина с Виктором отправились к железнодорожному вокзалу, где надеялись сесть в поезд, следующий до Воронежа.
3
Воронеж встретил их шумом и многолюдностью. Впервые оказавшись в большом городе, Виктор был совершенно ошеломлен гулом машин, звонками трамваев, сверканием витрин магазинов, и сам себе казался каким-то маленьким и незначительным. Если бы не сестра, он совсем бы растерялся в этой городской, непривычной для него круговерти.
Вскоре они добрались до протезного завода. В окошке регистрации женщина, оформлявшая документы, предложила:
- А вы, молодой человек, можете остаться у нас, в стационаре. Вам тогда не придется приезжать на примерки, да и протезы будут изготовлены быстрее.
Виктор согласился.
В стационаре, увидев большое количество инвалидов, он удивился. Живя в деревне, ему казалось, что он один такой на всем свете, не считая инвалидов войны. А здесь их находилось три десятка человек, и в основном это молодежь, примерно такого же возраста, как он и моложе. Среди инвалидов были и девушки, что больше всего поразило Виктора.
В палате, куда его поместили, лежал участник войны, Никита Петрович. Так как он был самым старшим по возрасту, все обращались к нему только по отчеству. Огненно-рыжий, с лицом, густо покрытым сетью рябин и голубыми, весело блестевшими глазами, Петрович был душой всего стационара. Там где он появлялся, всегда слышался громкий смех и визг девчат. Не имея обеих ног, он передвигался на протезах, больше похожих на копыта, закрепленные на коленях. Вместо пальцев на обеих руках имелось только по одной фаланге.
Его история поразила Виктора. Во время войны Петрович был командиром взвода танков. В одном бою, осколком снаряда ему пересекло ногу ниже колена. В пылу боя, который продолжался целые сутки, его не смогли сдать в госпиталь и возили на броне танка. Нога, болтавшаяся на одних сухожилиях, доставляла ему неудобства, он взял, и перерезал их ножом. А ногу, как сам выразился: "вместе с сапогом выбросил за ненадобностью".
Были сильные морозы, и Петрович обморозился. Уже после войны стал замечать, что ногти на руках и на оставшейся ноге, стали чернеть. Начиналась гангрена. Ему предлагали ампутировать ногу выше колена и кисти на руках, но Петрович отказался. Борясь за каждый сантиметр тела, он перенес тридцать две костные операции и все же лишился второй ноги, но до колена, потерял пальцы на руках, но зато сохранил кисти. А вот присутствия духа не потерял и по сей день. Всегда веселый и жизнерадостный, он не только развлекал всех, рассказывая веселые истории, но и поддерживал молодых ребят, которые переживали за свою инвалидность.
Виктор с нетерпением ждал первой примерки протезов, но когда это произошло, был сильно разочарован. Протезы крепились с помощью ремней, проходящих по спине и охватывающих плечи. Это сковывало движения, а Виктор привык вольно работать культями. Да к тому же возможности протезов были ограничены. Пальцы, сжатые в щепотку, раздвигались при помощи тяги, проходившей через плечи, позволяли взять стакан с чаем или кусочек хлеба, ухватить какие-то мелкие предметы, но держать полное ведро воды или тяжелую сумку они не могли. Пружина, сжимающая пальцы, не выдерживала большой нагрузки, пальцы разжимались и груз выскальзывал.
А вот рабочий протез его порадовал. Это был кожаный чехол, который закреплялся на культе. На конце его имелось металлическое гнездо, куда вставлялись различные инструменты: молоток, зубило, стамеска, разные крючки и держатели. Это давало возможность, закрепив молоток, забивать гвозди, стамеской или долотом почистить дощечку, сделать в ней паз, а кисточкой можно красить окна, двери или пол. Да мало ли в деревне всевозможных мелких дел, которые он сам теперь сможет выполнять.
Среди инструментов Виктор обнаружил металлическую наставку, с резиновым кулачком на конце, применение которой не мог представить.
- А эта для чего? – спросил он инженера-протезиста.
- Для печатания на машинке, - ответил тот. – Кстати, у нас есть списанная машинка, я сейчас поищу у себя на складе и принесу. Зачем зря время терять. Пока здесь находишься, будешь учиться печатать.
Через час он принес старенькую машинку "Ленинград". Заложив в нее лист бумаги, взял протез, защелкнул в гнездо насадку, а сам протез прикрепил Виктору на левую культю.
- Старайся мягче бить по клавишам, - пояснил он.
Виктор начал тренироваться. Вначале у него ничего не получалось. Приходилось долго разыскивать нужную букву на клавишах, так как они располагались не по алфавиту, как думал он, а вразброс. Петрович, до войны работавший секретарем и печатавший на машинке, первое время не отходил от него, подсказывал и помогал.
- Когда-то машинка и подсказала мне, что заболели пальцы, - сказал он. – Печатаю и чувствую, стало больно стучать пальцами по клавишам. С каждым днем все хуже и хуже, а потом заметил, что ногти стали чернеть. Так и закончилась моя карьера секретаря, - вздохнул он, и в глазах его промелькнули то ли грусть, то ли сожаление.
За время, проведенное в стационаре, Виктор научился печатать настолько быстро, насколько быстро может печатать человек одним пальцем.
Получив новые, пахнущие лаком и кожей протезы, Виктор выписался из стационара. Стоял погожий день. Было довольно холодно. Над городом плыли белые пушистые облака. Медленно падали крупные, редкие снежинки и тихо ложились на землю. Рябина, стоящая вдоль тротуара, давно сбросила листву, а ветки пригнулись к земле под тяжестью сочных гроздьев ягод. Неожиданно с оживленным гомоном прилетела стая свиристелей. Красивые птицы с хохолками на головках шумно возились на кусте, затевая драку между собой из-за вкусных, подернутых первым морозцем сладких ягод. Поев и отдохнув, они так же неожиданно снялись и улетели всей стаей.
Проводив взглядом, Виктор направился к вокзалу.
Смотрите продолжение http://www.proza.ru/2014/04/16/876