Ветер

Гордеев Роберт Алексеевич
               
        Проснулись поздно, в доме тихо. Сергею с Наташкой зачем-то понадобилась эта Италия в ноябре. Ну и хорошо, уехали и - слава богу: провести с внуками подряд несколько дней случается нам не часто. Сегодня их надо сопроводить на тренировку - теннис осваивают. Пока спят… За окном субботнее прозрачное утро, похоже, ветреное…

        Мы шли по Крестовскому проспекту, преодолевая порывы встречного ветра. Катька о чём-то болтала с Женой Милой; слева за моей спиной между разваленными  на стороны странными опорами Лазаревского моста (когда-то трамвайно-деревянного - сегодня автомобильно-подвесного) иномарки вереницей выкатывались на Спортивную. Я рассеянно отвечал на вопросы внука и перетряхивал память (слава Богу, пока не изменяет), глядя на знакомые с детства места, на решительно изменившиеся улицы и зная, что через пару шагов за «дамской» больницей (за бывшей школой, построенной ещё «до войны»)  – да, вон там!  - сейчас покажутся вдалеке среди деревьев те конюшни и манеж конно-спортивного клуба... Увы, их не видно было отсюда!
        - А вон там, - обратился я к Ваньке, - четверть века тому на Азовской улице рядом с Большим Петровским мостом я натолкнулся на остов брошенной "победы" – кузов её совсем был раскулачен… И спилил с неё лонжероны - ремонтировать передок нашей. Вот это было счастье! А то пришлось бы нашу «машку» тоже бросить...
     Милка, помнишь, - жена обернулась, - как выглядела наша «победа» после встречи лоб в лоб с тем "газоном"?
        - А зачем пилить ронжелоны, - Ванька слова выговаривал, отворачиваясь от ветра, - не мог купить?
        - Это произошло лет за двадцать до твоего появления, Иван. Тогда уже ничего нигде не было. Да ты сам-то «победу» когда-нибудь видел?... До Кингисеппа нас тащили на «галстуке», а нашего супротивника - в полупогруженном: удар был таков, что мы снесли-таки ему передний мост! «Победа», это, брат – машина! Ну, о-очень прочная!
        - Деда, а где она сейчас?
        - Послужила потом немало, даже твоему папе. Отремонтированная. А перед самым гекачепе - знаешь, что такое было «гекачепе»? - он её забодал и купил свою первую «вольву». Не запоздай ты родиться - была б твоя…

        Повернули направо на Рюхина (кто таков? р-ревалюцьонер, большевик? а-а, какая разница!). Теперь высокие деревья Приморского немного защищали нас от ветра. Однако, стоило свернуть налево на Кемскую, ветер с залива словно с цепи сорвался: встречный, он дул теперь изо всех сил!...
     Впереди толпилась компания новейших элитных билдингов, напрочь заслонивших несколько старинных особнячков, до сих пор стоящих на берегу Средней Невки (чьи-то они сегодня!). До начала тренировки времени оставалось достаточно, и я предложил:   
        - А хотите, покажу кое-что интересное?   
        Жена Мила, конечно, сразу возникла, хотя внуки и обрадовались.

        - Хорошо, - согласился я, - в другой раз! А пока… Видите, за углом того крайнего билдинга - вон вдали! - качаются мачты яхт, а рядом - дом с вышкой и два длинных эллинга? Это - Яхт-клуб Балтийского морского пароходства, бывший Императорский... Теперь, возможно, вообще, уже бывший яхт-клуб...
      Так вот… Двадцать лет назад в стране рушилось всё! Работа исчезала вообще - ну, время было такое, «ревущие девяностые»! И пришлось мне сделать резкое телодвижение. Бросил я свою лабораторию на «Арсенале», где проработал четверть века, и устроился в этот вот Яхт-клуб простым столяром-краснодеревщиком, ремонтировщиком спортивных судов…
       - Опять про своё завёл, - повернулась ко мне боком жена, отворачиваясь
    от настырного ветра, - пошли быстрее, а то опоздаем!

        Чувствовалось, ребята ждут продолжения рассказа. Деревья парка проплывали мимо, мы шли уже по Северной дороге вдоль Гребного канала. Ветер затыкал мне рот, но я всё-таки продолжил:
       - В Яхт-клубе – да и всё вокруг! - для меня было ново, непривычно, интересно. И в эти же дни дома… Помнишь, - обратился я к жене, запоздало реагируя  на её замечание, - чуть ли не через день я перебирал по случаю старые семейные фотографии. Взял в руки одну из них. Вдруг чувствую какое-то беспокойство!... Держу в руках давно знакомый групповой портрет; вон, вижу, второй от края слева стоит мой Дедушка (ваш, ребята, пра-прадед!), в центре – рядом со своей Подружкой моя Бабушка, вся компания, похоже, только что вышла из дома, весёлая… Женщины в длинных платьях, шляпы у них большие такие, широкополые, мужчины в фуражках, в канотье, позы у всех шутливые, смеются…   
        - Деда, а что такое «канотье»?  - Ванька снова отворачивался от ветра.
        - Не мешай, слушай лучше! Это шляпа такая… Соломенная. Смеются, значит, все… Но, вот особнячок-то, гляжу, возле которого так живописно позируют молодые люди – он мне, похоже - знакомый!… Ведь я же его совсем недавно где-то видел!... Иду  через пару дней с работы и вдруг… Что такое! Стоит передо мной наяву тот самый домик! Вон тот особняк слева - если посмотрите назад… Видите?... Он самый! Сегодня эти билдинги «элитные» так и нависают над ним, так и давят! А тогда мне даже смешно стало: целых две недели ходил мимо - не видел!
        На ребячьих мордах читалась смесь любопытства с сожалением: мы удалялись от домов. 
        - Так это был дом твоего Дедушки, что ли? - сообразила Катька.
        - Насколько я знаю, особняков у Дедушки в Петербурге не было, - усмехнулся я, - думается, они с приятелями приехали к знакомым отдохнуть, видимо, просто веселилась. Позировали на память. Ведь и мы, мальчишки, так же вот в своё время изображая из себя хозяев чьей-то "победы", за ручки дверцы хватались, позировали перед объективом, опираясь на кузов. Так, ведь и вы, наверное  – тоже! А?
        - Ты сказал бы лучше, когда снимок был сделан, - усмехнулась Жена Мила.
        - Думаю, в середине девяностых в конце позапрошлого Х1Х века.
        - Ты, деда, нам многие копии фотографий дал, а такой, как ты рассказываешь, я не видела, - Катька смотрела серьёзно, - А чей этот дом был раньще?
        Я вздохнул:
        - На днях залез в компутер, обнаружил, что до революции хозяином дома был некий господин Труворов. Учёный, археолог. Что интересно, сегодня дом его продаётся. Ваш папа по случаю не купит?
        Ребята засмеялись.
        Деревья Приморского парка мотали ветками. Я спросил:
        - А помните, как звали первых варягов, призванных княжить на Руси? Ну-ка, пятиклассница?
        - Рюрик...
        - А ещё? Помнишь, у Алексея Толстого, у настоящего Алексея Толстого, не у того «советского графа»: /и вот пришли три брата,/ варяги средних лет -/ глядят: земля богата,/ порядка только нет/...
        - Я знаю! - засмеялся Ванька. - Синий Ус! И этот... тр-рюмо, Трюмор?... А-а, нет! Трувор! Так что - этот Труворов был его дальним внуком?
        - А ты чей дальний внук? – я не смог удержаться, и Ваньке достался лёгкий подзатыльник!
        - Твой! – Ванька прижался ко мне…
        Порывы ветра иногда почти останавливали нас. Наконец, слева за деревьями открылся ещё один «элитный» дом, вернее целый комплекс таковых, нахально оттеснивших парк подальше от Гребного канала. Немного правее уверенно разместился олимпийский велотрек, чем-то похожий на надутый мешок.
        После долгого общения с ветром внутри помещения было совсем тепло. Ребята побежали переодеваться, мы полезли на трибуны. С высоты открылось обширное пространство, и я оценил мудрость людей, соединивших под одной крышей столь разные виды спорта. Группа мальчишек носилась на велосипедах по широкому овалу велотрека, подчиняясь разносящимся из динамиков командам. Внутри прихотливо изгибающейся кольцевой дороги удобно и свободно разместились пять полноразмерных теннисных кортов: на двух уже махали ракетками взрослые дяди, в сопровождении тренера наши вооружённые такими же ракетками внуки выходили на средний. Я вдруг ощутил, как внутри меня пробежала тень досады и, как бы, снова услышал вопрос, заданный однажды незадолго до войны моему отцу его товарищем Володей Гырдымовым: «Алексей, а ракетки у тебя шестнадцати- или восемнадцатиунцовые?»…
        Бог весть, на какой корт они в тот день собирались идти - меня, восьмилетнего просто поразили странно «длин-н-ноунцовые» слова! Нет, всё-таки это не тень пробежала во мне – меня настигла настоящая досада: никогда в жизни так и не попытался я освоить теннис! А ведь, пожалуй, я – тогдашний, довоенный! – был ровесником сегодняшнего Ваньки… Да, и не «пожалуй», а - точно! А что такое «унция» узнал, только будучи уже студентом.
        Внутренне поморщившись, оставил Жену Милу на трибуне одну и двинул в сторону строительства будущего футбольного стадиона «Зенит». Поскольку два каких-то амбала к месту строительства меня не пропустили, я решил продолжить свой путь к морю и вышел к западной оконечности острова…
        Залив открылся широко, вспомнилось полузабытое слово «окоём». Гонимые почти ураганным ветром, из залива набегали валы и волны пены, летели брызги. В совсем не осеннем, а по-весеннему сине-синем небе не было ни облачка, ни птицы. На мысу, чем-то напоминавшем бывшую стрелку Елагина острова с её львом, положившим лапу на большой шар, странное сооружение бесшумно покачивало чем-то вроде колоколов. Возле уреза воды несколько девиц, выбирали место для съёмки, позируя друг дружке; видеокамера в руках одной из них была почти незаметна. Я «оком окинул окоём»: видимо, вон оттуда с намывной территории мимо этой стрелки Крестовского острова (где, интересно,  сегодня тот давно исчезнувший елагинский лев и тот шар!) скоро будет переброшен на другой берег залива Западный скоростной диаметр - увы, наглухо закроет он вид со стрелки на залив, на море…
        Не позволив возгореться новой досаде на то, что сегодня я без фотоаппарата, без камеры, повернул обратно и тут же напоролся на сюжет для короткого хроникального фильма.
         Ветер рвал последние листья с толстых дерев и горстями сбрасывал их в горло Гребного канала. На беспорядочно-шустрых волнах управляемые по радио модели упрямо пытались вырваться вперёд из ряда себе подобных лодочек-яхточек, едва не купая в воде паруса; неуверенно и медленно лавируя, они двигались против ветра! Их владельцы и владелицы, люди взрослые и невероятно серьёзные давили на кнопки своих пультов и, мешая друг другу, перебегали через дорогу. Показалось, тем девам на стрелке неплохо бы зафиксировать на плёнке всё это действо… Да, ладно, оставь - это их дело! Не бежать же за ними обратно, не прыгать же рядом, размахивая руками...
        Вывернувшиеся откуда-то двое мальчишек недолго любовались на "регату". Вскоре они ушли, подгоняемые ветром, я - вслед за ними.
        Теперь дуло в спину. Из ворот вело-теннис-комплекса вывернуло такси, в окошке мелькнуло лицо жены. Я махнул рукой: валяйте, мол, я - пешком. Метров через двадцать машина вдруг затормозила, дверца открылась - мне навстречу бежал Ванька:
        - Деда, я с тобой! Давай, пойдём посмотрим на домик! 
        Ветер толкнул в спину, пошли легко и молча. Внук пытался идти в ногу, подлаживаясь под мой шаг, но –  куда там: при его парусности вес был маловат, я придерживал его за куртку.
        - Знаешь, Иван, тут на Крестовском в последнее время всё меняется так быстро... Стройки повсюду. Да и сам этот Приморский парк Победы совсем другим стал... Мы, студенты с девчонками-сокурсницами середине пятидесятых ездили сюда. Гуляли, на «мандолине» купались - вон на том пруду. И была у нас, у мужиков проблема смешная и нешуточная: парк-то был совсем молодой, прозрачный, и нигде не пристроишься, чтобы  переодеться после купания. А вместо плавок были у нас такие смешные трикотажные трусики, растягивающиеся -маленькие-маленькие, синие - мы их в детских магазинах покупали себе самого малого размера. Мы в них девицам нашим очень нравились... 
        Ванька засмеялся.
        - А вон там, - показал я направо, - немного подальше были американские горы...
        - А мы с Катькой летом тоже катались на американских горах на Коста-Дорада... 
        - Наслышаны мы про ваши испано-каталонские успехи!... Американские наши горы ко времени моей работы в яхт-клубе были уже снесены, их ограду работяги разбирали, резали  на секции. Я догадался выкупить у них по рублю за секцию несколько штук - помнишь, забор у меня на даче?
        - Ты их, значит, "приватизировал"? - Ванька хитро посмотрел на меня и снова засмеялся.
        - Ишь, ты - современное дитя!...
        И тут я замолк на полуслове, поряжённый мелькнувшим видением:
        - Слу-ушай, Иван! Вот это мысль я поймал! Давай, не пойдём мы сегодня смотреть на тот труворовский особняк. Лучше, когда вернутся твои папа-мама, мы вместе с Катькой, с Женой Милой, с бабой Аллой... Ещё и Евку возьмём с собой, дядю Диму и тётю Лену – и пойдём-ка ты да я, да мы с тобой, да с фотоаппаратом, да и сфотографируемся возле того домика в том же месте, где стоят на снимке до сих пор твои пра-прадед и пра-прабабушка! На тех же местах! Согласен?
        - Да!!! – ванькины глаза сияли.
        - Ну, а раз так, пора обедать. Побежали? А то Жена Мила наверняка заждалась! Ну, в ногу…