Глава седьмая.
1
В то время когда Виктор думал о смерти врачи, сестры, больные и друзья боролись за него - незаметно, настойчиво и неутомимо. Они старались поднять и укрепить его надломленный дух, вселить веру в возможность возвращения к полезной деятельности. Сам того не замечая, Виктор невольно поддавался благотворному влиянию окружающих людей, и мало-помалу в нем начала расти и крепнуть, исчезнувшая было жажда жить.
Правда, перелом в настроении произошел не сразу. Виктор долго и отчаянно сопротивлялся, но все чаще на похудевшем лице его стала появляться робкая улыбка, тупая безысходность уступала место надежде, а тоска и душевная боль притухали, постепенно рассеивались сомнения. Виктор начал привыкать к своему новому положению и, может быть, впервые здраво подумал: «Человек привыкает ко всему, и я привыкну». Силы его восстанавливались с каждым днем, мышцы наливались прежней упругостью, душа постепенно отходила.
Сильные боли, наконец, стали утихать, и к нему пришел первый глубокий сон. Случилось это после ужина. В палате шел оживленный разговор между Антоном Дмитриевичем и Верзилой. Как всегда, они больше спорили, чем беседовали. Виктор ощутил, вдруг, давно не испытываемую приятную истому во всем теле. Он потянулся, глубоко зевнул и уже через несколько минут крепко спал.
Теперь начали донимать сны. Они были разные, порой фантастические, порой нелепые и странные, но всегда яркие и красочные.
То снилась ему река, в которой отражались голубое небо и прибрежные деревья, то лужайка, сплошь усеянная цветами, то багряный закат над степью. А то, вдруг, приснится колышущееся волнами пшеничное поле, а он среди своих друзей, с которыми вместе работает. Почему-то во сне Виктор видел себя с руками, а когда просыпался, немедленно вспоминал о несчастье, и мрачные мысли вновь начинали одолевать его.
Больше всего подавляла полная беспомощность. Привыкший все делать сам, он даже мелкие услуги медсестер, няни и Антона Дмитриевича принимал с болезненной раздражительностью. Презирая людей, умышленно вызывавших к себе жалость, он боялся, что и его поступки могут расценивать точно так же. Поэтому на постороннюю помощь смотрел, как на обидное проявление жалости...
Проходили день за днем, а человек, которого он ждал с большим нетерпением, не появлялся. Это Галя. Каждый раз, когда к нему в палату с шумом и гамом вваливалась гурьба ребят и девчат, приехавших навестить, с замиранием сердца искал он среди них ту, кому подарил свои первые искренние чувства. Но ее не было. Однажды Виктор не выдержал, смущаясь и краснея, спросил Сергея:
- Ты не знаешь, почему Галя не приезжает?
Собираясь с мыслями, Сергей долго молчал. Затем, взглянув на друга погрустневшими глазами, проговорил:
- Вот что я скажу тебе, дорогой дружище. Послушай моего совета и забудь ее.
- Почему?
- Не достойна она тебя. Хотел скрыть, не говорить ничего, но раз ты сам затронул эту тему, лучше будет если узнаешь всю правду. Понимаешь, она возомнила из черт знает кем! Когда наши девчата спросили, почему она не едет проведать тебя, ответила, что для нее и здоровых парней достаточно.
Виктор почувствовал, как замерло сердце, а к горлу подступил тугой комок. Вот и первое подтверждение слов Верзилы о том, что никакая девушка не согласится выйти замуж за калеку. Еле сдерживаясь, чтоб не заплакать, он проговорил:
- Я ведь не требую от нее любви, тем более не предлагаю выйти за меня замуж! Должна же быть у нее хотя бы капля человечности. Могла бы приехать просто, как к другу, поговорить. Или я теперь и дружбы не достоин?
- В том-то и дело, что нет у нее человечности. Мы все были поражены. На вид - сама невинность, скромная, тихая и вдруг такое бессердечие и равнодушие к человеку которого, как нам казалось, любила.
- Значит, не любила, - горько вздохнул Виктор, - раз даже увидеться не хочет.
- Не переживай! - продолжал Сергей. - Наши девчата объявили ей бойкот, и она вынуждена была уехать. Теперь, думаю, не скоро к нам заявится. А ты постарайся выбросить ее из сердца.
Сергей ушел, а Виктор долгое время не мог прийти в себя. Случай с Галей потряс его до глубины души. Ее предательство выбило из колеи. Он вновь замкнулся в себе, стал задумчив, молчалив, больше времени проводил в палате, безучастный ко всему, что происходило вокруг. Все стало безразличным, исчезли всякие желания, и когда о чем-то думал, то мысли расползались и пропадали. Но тут же появлялись другие, такие же неопределенные и если бы его спросили, о чем думает, вряд ли ответил бы. Только Антону Дмитриевичу с трудом удавалось вытащить его на улицу.
2
Конец сентября был на удивление теплым и солнечным. Во дворе больницы, в небольшом саду, увитом диким хмелем, прогуливались больные. Пахло землей и антоновскими яблоками. Откуда-то из-за Дона летела паутина, цеплялась за деревья. Небо было безоблачным и казалось необыкновенно глубоким.
Почему-то больницы всегда окружаются прохладной густой зеленью. Где-то рядом, за высоким каменным забором шумит другой мир, а здесь на деревьях шелестит листва, поют птицы, перескакивая с ветки на ветку, и тишина. Что-то умиротворенное было в этой тишине. Даже солнце светит тихо. Оно не слепит в эту пору, не жжет, а просто светит ласково и тепло.
Виктор шел рядом с Антоном Дмитриевичем, с которым крепко подружился. Его все больше тянуло к этому степенному и уравновешенному человеку. Опытному, прожившему полвека, прошедшему войну и самому испытавшему горькую участь инвалида, ему было чему поучить Виктора, было о чем рассказать.
- Жизнь это такая, паря, штука, что к ней не надо приспосабливаться, - тихо говорил Антон Дмитриевич. - Просто надо твердо усвоить, что ты хочешь получить от нее, наметить конечную цель и упорно, настойчиво достигать ее. Как бы ни была горька твоя жизнь, нельзя сетовать и роптать, потому что радость не бывает без печали, а горе без счастья, одно сменяется другим – все это жизнь и таков ее закон. Поэтому жизнь надо принимать и любить такой, какая она есть. Будут встречаться трудности, без них не обойтись, но, преодолевая их, ты только закалишь себя, укрепишь веру в собственные силы. Главное - не надо бояться испытаний. В жизни ведь не всегда бывает все чисто и гладко, да если бы и было, то такая жизнь стала бы неинтересной, скучной.
Антон Дмитриевич достал папиросы, закурил.
- Жизнь у тебя будет нелегкой, тут душой кривить нечего, - продолжал он. - Да ты и сам, я думаю, прекрасно понимаешь. Но если ты не поддашься слабости, не смиришься со своей участью, то добьешься многого. Так что приготовься к испытаниям, и докажи на что ты способен.
Некоторое время шли молча. Под ногами, навевая грусть, шуршали опавшие листья. Вдруг Антон Дмитриевич толкнул Виктора и воскликнул:
- Смотри, Петр! - указал он на мужчину, вошедшего через калитку во двор больницы.
- Какой Петр?
- Помнишь, я рассказывал тебе про мужчину без обеих рук? Так это он.
Только теперь Виктор обратил внимание, что рукава пиджака у Петра подвернуты, а культи засунуты в карманы. Скорым шагом мужчина пересек двор и скрылся в дверях хирургического отделения.
За кустами, в саду, послышался голос няни, созывавшей больных на обед. Антон Дмитриевич пошел в столовую, а Виктор вернулся в палату, где его кормила нянечка. Никакие уговоры пойти в столовую, не могли убедить его пересилить самого себя. Больше всего боялся, что больные будут смотреть, как он кушает из рук няни и в душе жалеть.
После обеда вышел в коридор. У простенка, между окон, где висело большое зеркало, увидел Петра. Голова была забинтована, а сам он, стоя перед зеркалом, культями поправлял повязку. Зеркало висело на стене прямо, без наклона, и Петру было плохо видно. Тогда он зажал его между культями, снял и поставил на подоконник. У Виктора дух захватило от испуга, думал, что Петр уронит и разобьет. Но он быстро поправил повязку и повесил зеркало на место. Затем какими-то неуловимыми движениями расстегнул ремень, заправил в брюки рубашку, застегнул снова и направился к выходу. Все это проделал так быстро и так ловко, что Виктор был поражен.
Прошлый раз, когда Антон Дмитриевич рассказывал о Петре, Виктор не поверил. Решил, что он придумал человека, схожего с ним только для того, чтобы успокоить. Но сейчас убедился, это не выдумка, и такой человек действительно существует.
- Петр Сергеевич! Какими судьбами? - послышался голос, и из столовой вышел больной с забинтованной рукой. Кивнув на голову Петра, спросил:
- А это, на каком "фронте"?
- В мастерской. Попросили сфотографировать слесаря для доски почета. Проходил мимо трактора, а на кабине какая-то деталь лежала. Она возьми и свались мне на голову, и вот...
Они скрылись за дверью. В окно Виктор видел, как они вышли из больницы и, разговаривая, направились к калитке. Сзади неслышно подошел Антон Дмитриевич.
- О чем задумался?
- О Петре. Сейчас видел, как он зеркало снимал, рубашку заправлял, ремень застегивал. Если бы не видел своими глазами, никогда не поверил.
Антон Дмитриевич улыбнулся и обнял Виктора за плечи.
- А ты поверь! Поверь в свои силы и свои возможности. Теперь ты убедился, что для тебя не все потеряно? Запомни одно, Витя. У людей сильных духом, в минуты опасности или трагических обстоятельств, обостряются лучшие его качества, пробуждаются такие способности, о которых он даже и не подозревал. Например, человек ослеп и через некоторое время у него развивается слух до такой степени, что диву даешься. Или взять Петра. Трудно поверить, что он без рук может самостоятельно пришить заплатку, фотографировать, рисовать и так далее. А ведь он делает все это, и неплохо делает. Так что для тебя не все потеряно. - Он легонько подтолкнул парня к двери. – Идем, погуляем, пока погода стоит теплая...
Наступил день, когда Антона Дмитриевича выписали из больницы. Он ждал его с нетерпением человека, не привыкшего праздно проводить дни. Переодевшись в свою одежду, зашел в палату проститься. Верзила попрощался с ним сдержанно и сухо видимо, тая в душе обиду, а Виктора Антон Дмитриевич попросил проводить.
- Не буду говорить тебе «прощай» надеюсь, мы еще встретимся, - заговорил он, когда вышли на улицу. - Выпишешься - заходи, адрес знаешь, всегда буду рад тебя видеть. Поправляйся и не падай духом. И мой совет - тебе учиться надо! Подумай хорошенько, времени достаточно. Мне очень хочется, чтобы ты нашел свою дорогу в жизни. И ты ее найдешь, я верю в тебя, сынок!
Кивнув на прощание головой, он ободряюще улыбнулся, слегка хлопнул Виктора по спине и, припадая на протез, направился к калитке.
Смотрите продолжение http://www.proza.ru/2014/04/16/753