Новелла о борьбе добра и зла, смысле жизни, переплетении прекрасного со страшным.
***
«Почему современная поэзия не воспевает красоту мужчин, словно их сильные тела не достойны изысканных рифм?» - думала художница Леся, смущенно утыкаясь в потрепанный, небрежно исчерканный в разных направлениях альбом и машинально выводя на относительно пустой странице охапки продолговатых соцветий и лисью мордочку.
Внимательные глаза цвета листьев июньской сирени в упор смотрели на Лесю через стол зала заседаний, искрясь огоньками любования.
«...Смелые поступки, уверенность в своей правоте и благородство помыслов, - текла высокопарная мысль. – Настоящие мужчины - спасители человечества и двигатели прогресса...»
«Зачем перебивают и ругают председателя сидящие в зале солидные люди? Он пытался помочь им, а наткнулся на непонимание и предательство».
При своей внешней солидности Андрей оставался ребенком, еще не сумев избавиться от мелких, присущих каждому детству черточек.
Он не блистал творческими способностями, которые ценил данный круг, но в свои двадцать восемь занимал серьезную должность в госструктуре и решал сложные вопросы, оберегая страну от возможных бед.
Андрей был одним из атлантов, чей титанический труд бесценен и незаметен. Он держал на своих плечах небо…
Беда, если из-под ног таких мужчин исчезнет прочное, надежное основание...
Председатель, сознавая, что духовные ценности, искусство и культура всегда были тем фундаментом, на котором держалось могущество народа и основывалась его невероятная живучесть, идеалистически пытался упрочить и развить эту сферу бытия, сберечь остатки целостности и незыблемости национального духа.
Только совсем молодой, чуть наивный, непосредственный, ничем не сломанный человек, не потерявший тянущуюся из юности ниточку живой энергии, способен переворачивать устройство мира и менять депрессивные законы - на волне простой веры в добро и справедливость.
«Как можно дурно отзываться о нём? Не потому ли они ершатся, что полагают, будто молодой парень не может управлять умудренными опытом пятидесятилетними аксакалами?
Зачем говорят, что ради своей карьеры он идет по головам и что люди для него - только пешки в большой игре?
Судят по себе. Кто из них не шел бы по головам, если б была такая возможность? Кто сделает твою карьеру, если не ты сам?»
Леся, вопреки словам окружающих, видела в Андрее бескорыстие и порядочность. Удивлялась его кипучей деятельности, объему работ и всё больше уважала его. Но главное, молодой председатель искренне верил в то, что изменит мир к лучшему, и это умиляло ее.
Сирень испокон веков несла людям всё самое доброе, гуманное, светлое…
«Как знать, - думала Леся, - быть может, у него многое получится!»
Сирень… бегство от реальности, путь к манящему миру грез…
Андрей глядел на длинный рыжий хвост своей сотрудницы и ее платье из оранжевого шелка: «Лиса…»
«В ее ладонях - сирени, возле плечей - кружевная пена, среди опущенных ресниц - обетованная земля…»
А Леся, тихо тая, понимала, что столь возвышенных отношений не было в ее жизни.
Когда среди прежних сотрудников произошел скандальный раскол, Андрей назначил ее главой творческого объединения со словами «талантливый человек не должен быть на вторых ролях, ты все будешь решать сама...» и постоянно подталкивал куда-то вперед.
Робко ступая в неизвестность, лиса чувствовала себя под незыблемой защитой плотных зарослей гибких упругих веток... И за каждый их листик лисьи зубы приготовились рвать врагов до последнего.
Очевидно было, однако, что доброй, мягкой, замкнутой, ненавидящей интриги и сплетни Лесе не соперничать в открытую с сильными, властными, опытными волчицами. Очевидно так же, что, в то время как взбалмошная Леся не имела никаких целей и жила сегодняшним днем, вокруг роились другие перспективные художницы и способные корреспонденты. Но Андрей помогал чего-то достичь именно Лесе, боясь потерять ее из поля зрения. Хотел иметь возможность время от времени заседать вместе с ней в одном зале, созерцать ее рыжие волосы, собранные в длинный пушистый хвост... и представлять, как снимет золотистую заколку. Ловить ее серьезный, порой растерянный взгляд. Успокаивать ее обдуманными, четко выверенными фразами и самому находить успокоение в глазах цвета морской волны, которые открыто, заговорщицки улыбались в ответ и говорили: «Все будет хорошо!»
Слышать завораживающий тихий голос и произнесенное им: «Андрей...»
Таким образом, вокруг мятущейся лисицы планомерно и незаметно расставлялись доброжелательные, нежные сети… призванные со временем сделать из нее цивилизованное, образцово-показательное животное.
«Ругать Андрюшу - все равно, что злиться на куст сирени, - сказала Леся агрессивно настроенным коллегам. - Сирень не того цвета, как вы себе рисовали. И вам не достать до её ветвей...
Не обижайтесь на куст сирени, а помогайте ему расти!»
Выражение понравилось и стало крылатым... С тех пор за председателем закрепилось негласное прозвище - Куст сирени. Коллеги вложили в него собственный смысл: мальчик-мажор, ни к чему не пригодный эгоист и нарцисс.
И лишь одна Леся знала истину...
Сирень жила в пылающей руке, выводившей на листах альбома причудливые сочетания света и тени, где среди маленьких лепестков ее ожидало дивное счастье…
Он любил недвижно стоять с ней плечом к плечу, или вплотную за ее спиной - так, чтобы оба чувствовали тела друг друга сквозь торжественный костюм и вечернее платье. Рыжие завитки волос разлетались в такт ритму его дыхания...
Однажды, при проведении концерта, когда Андрей что-то шептал Лесе на ухо, она ощутила легкие, ласковые прикосновения его губ - через толщу волос - к своей шее. Он делал это так доверчиво и нежно, что не возникло ни испуга, ни протеста, и Леся тихо склонила голову к его плечу.
Пользуясь рабочим моментом, они сидели, прижавшись друг к другу, в глубоких креслах просторного зала.
Леся долго разглядывала губы и гладко выбритые щеки Андрея. От близости к ней по всему его лицу, словно блики цветов, шел розовый румянец. Удивительно: даже его дыхание пахло сиренью… И совсем близко лучились светло-зеленые, почти малахитовые глаза... будто в них отражались июньские листья.
Синий бархат кресел, пола и стен напоминал простор бездонного неба... И на этом фоне качались крупные сиреневые соцветья. Они уходили своей пышностью ввысь и смело тянулись к бесконечности... а рядом, обернувшись длинным мохнатым хвостом, притаилась рыжая лиса...
При прощании пылающее лицо Андрея оказалось совсем близко, и Леся чувствовала: вот-вот поцелует... Но под сень раскидистых, росших в кадушках пальм, где они стояли, заглянули любопытные коллеги.
Молодость и красота, непроизвольно выплескивавшаяся ласка - жаркая, словно лето... И ничем, как ни странно, не испорченные сердца...
Леся еще не смирилась с неоднозначностью их отношений и пыталась не замечать милых, совсем не агрессивных чар Андрея, скованных его порядочностью, уважением к ней... и пока не имевших четко сформулированной задачи. Однако кипение крови в первую очередь толкало их друг к другу, заставляло Андрея искать поводы продолжить знакомство и привязать к себе Лесю общей работой.
Сирень раскрывается робко, не спеша, застенчиво. Потом ее восторг неожиданно взрывается и захватывает до онемения.
Нет, не убежать в июне от безудержного и беспощадного, накрывающего с головой гипнотического запаха, который царит повсюду и пышет неосознанной силой…
Они благотворно влияли друг на друга.
Андрей устранял робость Леси и рожденное пессимизмом безразличие к будущему.
«Делай всё, что тебе выгодно, - говорил он. - Лезь везде, где может быть полезно. Ничего не стесняйся, ничего не бойся и не теряй времени». Такая прямота забавляла Лесю, однако патологические сдержанность и скромность коренной петербурженки, мешавшие жить и добиваться успеха, потихоньку отступали.
Сам Андрей, не смотря на силу, уверенность и решимость, был мнителен и по-детски раним, горевал о несовершенстве мира и людей.
Леся, напротив, не дорожившая ничьим мнением и не ждавшая от окружающих ничего хорошего, легко успокаивала председателя, говоря: «Не обращай внимания на неадекватных, неблагодарных и злоязычных. Ведь ты самодостаточен и неуязвим. В истории остаются лишь факты – краткие анонсы твоих благородных поступков и слов, а сопутствующие интриги и дурные выходки прочих идут прахом, обращаются в пыль…»
Они эффектно смотрелись вместе на фотографиях: высокие, красивые, серьезные – светло-рыжая лисица и румяный брюнет.
Лиса в зарослях выносливого, роскошного кустарника… или – у ног атланта… А над ними – чистое небо. Картина, достойная остаться в веках…
Их фотографиями пестрел Интернет.
Современный атлант и яркая художница добавляли друг другу авторитета и уверенности, и потому, оказываясь вместе, становились значительнее и веселей.
В присутствии Андрея Леся перестала бояться публики и без бумажки говорила речи, что ранее не давалось ей даже под руководством психологов.
Он так же становился спокойным, доверяя ей и зная: Леся видит и не осуждает его слабые стороны, выручит в неловкой ситуации, не отвернется и не предаст.
Поначалу это было честное, взаимовыгодное партнерство, верное братство, дань привлекательным личностным чертам…
Но как оставаться внутренне холодным, если рыжий пушистик в оранжевом платье с очаровательным декольте настороженно трогает лапками цветущие заросли и испытывает на прочность твои натянутые, как струны, ветки…
Порой куст сирени снова, как в синем зале, нежно касался ветвями лисьих лап и хвоста, осыпал густую рыжую шерсть благоухающими цветками.
Мокрые от росы гроздья осыпались лепестковым дождем. В каждой из легких, чистых капелек отражался сверкающий день, и лиса тонула в половодье цветов, пытаясь унять неутолимую жажду…
Вскоре их коллектив совершил экскурсию в Горный музей, хранивший удивительные коллекции минералов, руд, горных пород и палеонтологических редкостей.
Вряд ли Андрей знал, как Леся прозвала его, однако из всех представленных в музее диковинных камней выбрал для фотографий перламутрово переливавшийся метровый кусок аметиста. И цвет, и форма камня напоминали знаковое растение: его многочисленные заостренные верхушки, подобно душистым соцветиям, тянулись ввысь.
Застывшая трепетная сказка - скульптура скрытых чувств…
Друза кристаллов, наросшая на кристаллы кварца…
Безмолвная песня… Недвижный поток откровений…
Тайна сирени - священная дорога в небо.
«Как ты угадал?» - рассмеялась Леся.
«Твой любимый камень?» - Андрей простодушно протянул ей отвалившуюся под его пальцами сиреневую крупинку.
Вспомнилось древнее поверье: «Если мужчина дарит женщине аметист, она будет принадлежать ему всю жизнь». Камень вызывает безусловную любовь к дарящему, даже если принимающая дар влюблена в другого...
Эту истину тридцать столетий назад вырезал на глиняной табличке шумерский жрец, и многие века обычаи запрещали дарить аметисты девушкам и молодым женщинам.
Леся, не задумываясь, подставила ладошку: «Будь, что будет...»
***
Заседание проходило на первом этаже старинного здания. Обсуждался план совместной работы нескольких организаций на ближайший год. Кроме тех, кто причислял себя к творческой интеллигенции, слово брали районные депутаты, партийные работники, лекторы, представители администраций учебных заведений – всего около пятидесяти человек.
Очередной рисунок был завершен. Она закрыла и отложила в сторону маленький розовый альбом.
Андрей завороженно следил за движениями Леси, грациозно поднявшейся со своего места и направившейся в центр зала к большим серым коробкам, привезенным только что из издательства, намереваясь раздать собравшимся поэтические альманахи.
Внезапно послышался короткий, знакомый с армии треск…
Председатель увидел вспышку огня.
В памяти мелькнули заученные в юности строчки: «Скорость детонации зависит от состава и состояния детонирующего вещества и может достигать нескольких километров в секунду…»
«Леся!» - закричал он.
Длинный прыжок, удары боли…
Лиса, не успев испугаться, очутилась возле несущей стены на паркете. Любимое тело лежало на ней, неловко придавив своей тяжестью, и Леся вдыхала аромат цветущих ветвей, которые минуту назад рисовала.
Как долго она мечтала ощутить его на себе…
Окружающий мир исчез. Лиса торопливо, бездумно коснулась губ Андрея… Они оказались жесткими, упруго-твердыми, схожими с дольками апельсина.
«Радость моя», - шептала она, взъерошив темные, аккуратно подстриженные волосы, и в забытьи вела языком по кромке его зубов.
Порой человеку бывает слишком хорошо... Зашкаливает краткий миг безумства или - напротив - верное чутье подсказывает единственно возможный лучик счастья… И страшно сделать шаг в грядущий миг, сломав узоры звездного неба…
Напряженные губы ласково шевельнулись. Леся изо всех сил прильнула к ним, но тут же ощутила горьковато-соленый привкус и едва не захлебнулась вязким потоком.
Липкая кровь лилась на ее лицо и руки...
Боже, во что собрать, какой силой вернуть обратно частицы жизни того, без кого нет смысла продолжать двигаться?
Леся бережно глотала кровь Андрея, стыдясь уронить, а значит – потерять хоть каплю… Стараясь сохранить его в себе.
Отчаянные мысли перемежали одна другую, пока первобытный инстинкт самосохранения не подбросил ее на ноги.
Зал заседаний, в полу которого бомба пробила трехметровую дыру, быстро заполнял густой дым. В другой половине помещения, где Леся недавно сидела, под переломленными и упавшими балками мелькали языки пламени, поглощая вместе с паркетом и исковерканной мебелью ее сказочные рисунки.
Вплотную на Лесю недвижно смотрели малахитовые глаза, превратившиеся в безучастные листья-сердечки.
Не слыша ничьих криков о помощи и не замечая ни препятствий, ни тяжести, она тащила обмякшее тело Андрея на улицу, умоляя: «Милый, живи!»
Через пару часов в новостях расскажут: «…Снова произошел террористический акт… Как минимум, 32 человека стали жертвами взрыва.
В здании выбиты стёкла, сорваны рамы и двери, часть стены рухнула на N. проспект…»
Парадная лестница осталась относительно целой, и по растрескавшимся, заваленным обломками кирпичей и штукатурки ступеням Леся выбралась наружу.
Одежда на ней сгорела дотла…
Голова закружилась. Залитые солнцем булыжники мостовой тяжело толкнули в спину, прижав опаленный хвост...
С синего неба, как лампады, свисали гроздья цветов. В сиреневых крестиках каплями росы стояли горечь несбывшихся планов и прощальных слез, кротость последней ласки.
Теряя сознание, лисица крепко сжимала лапками окровавленные, закопченные, ставшие бессильными и хрупкими ветви своей сирени… напрочь отказываясь верить в то, что они переломаны и уже никогда не потянутся ввысь наивными розовыми соцветиями…
Не попытаются изменить мир...
2014