ВОЗВРАЩЕНИЕ
Рассказ
Дорога круто повернула влево, и сразу показались крыши домов. Павел остановился. Из деревни выходили люди. Он стал присматриваться и понял, что это похороны. Вернулся к кладбищу, мимо которого только что прошел. Вокруг была вырыта канава, которая спасала могилы от затопления и бродячего скота. Павел опустился в нее, сел удобнее и стал ждать. На удивление быстро люди приближались к кладбищу, и подошли к свежей могиле. Всматривался в немногочисленную процессию, но никого не узнал, хоть и было до нее шагов пятнадцать. Но вот в его сторону повернулась женщина, и он не мог не узнать ее, даже если бы прошло еще столько и таких же страшных лет.
Процедура похорон была недолгой. Никто не причитал. Только женщины и старухи смахнули слезы, да она, когда был насыпан и оправлен холмик, припала к нему и замерла на минуту. Потом медленно поднялась и пошла с кладбища. За ней – остальные. Когда люди ушли, Павел подошел к могиле. «Стукалов Андрей Петрович 1906 – 1956». «Муж». Подумал. Не вовремя я… Пошел и сел на прежнее место. О своей жизни не думал. Прошлое вспоминать невыносимо, а будущего нет. Только и радость, что добрался до родного села. И на душе светлее стало, когда подумал, что и на его могилку кто- то припадет. Двенадцать лет ждал этого часа в немецких, а потом в совестских лагерях. Отрабатывал вину за то, что жив остался вопреки всякой логике, по которой должен быть мертвым. Не пустил себе пулю в лоб. Знал, что самоубийство великий грех. Попал в плен. Враг? Но кому?
Уже стемнело. Улица опустела, когда подошел к калитке и остановился, не решаясь войти в свой дом, который уже,
наверное, и не помнил его. Двери в сени были открыты, там горел свет и Вера Степановна то входила, то выходила во двор, с какой – нибудь посудиной, но не замечала его, пока большой черный пес не оторвался от еды и не гавкнул в его сторону. Вера
Степановна обернулась.
- Заходите. Он привязан.
Подумала, что кто-то из опоздавших на поминки сельчан. Но всмотревшись в лицо незнакомца, прошептала:
- Паша.
-Я, - сказал он.
- А у меня вот, похороны.
- Я знаю. На кладбище был.
- Входи в избу.
«Пашка Жуков вернулся». Эта новость облетела деревню. «А у Верки вон как прокрутилась жизнь». – Рассуждали женщины. «Да. Тоже намаялась бедная. Пока Пашка вернулся, Андрюха дважды там побывал, да и скувыркнуться успел. А здоровяк был.
Водка тяжелого быстрей валит. Как у них теперь с Павлом то будет? – А может и не будет никак. Кто он ей теперь? Двенадцать лет в лагерях. – Да нет, как же. Мужик. Муж , значит. Не чужой».
2
- Псы проклятые. Не подохнете.
- Что – то говоришь, Павел?
- Собаки. Ты спи, Вера. Я покурю. Не дадут они мне покоя, - Но Вера Степановна поднялась с кровати, сунула ноги в тапочки, накинула старую шаль и села рядом за стол. Он снял с плеч пиджак, накрыл ей колени.
- С дверей нижет.
- Спасибо, - сказала и, посмотрев на него, спросила: - Тебе удобно на диване? Я не приглашаю… Уже месяц живешь. Сам выбрал себе место.
Он долго не отвечал.
- Я помирать приехал. Ты уж прости. Болен, и хочу у себя, на родной земле упокоиться.
- Я понимаю. Но ты не отчаивайся. Я лечить тебя буду. Поживем еще. Дом родителей твоих я продала. Сын наш, Василий на Украине живет. Деньги ему переслала. Внук и внучка у нас там. Ты почему никому не писал? Мы думали, что тебя уже.
- Боялся навредить вам. Кому нужен такой родитель. Но немцам я не служил. Поверь мне.
- Верю, Паша. Ты никогда ни перед кем не стелился, не угодничал. Полежу еще немного, - виновато сказала, вставая с табуретки.
Докурив папиросу, Павел устроился у окна. Не прекращали лаять собаки. Казалось, они ни на миг не уходят из его жизни. Будоражили мысли, и он видел сон. Это был даже не сон, а какое-то видение. Сначала где-то вдалеке, замаячили лица. Он с трудом различал их. Потом к лицам присоединились тела и вот уже с автоматами стали окружать его. Резала слух чужая речь. Стволы автоматов уперлись и сдавили грудь. Он закричал и проснулся. Который раз уже он переживал свое пленение и каторжный труд в каменоломнях. Он встал, оделся и вышел на веранду. Навалился на перила и поднял голову к небу. И тут же увидел Большую Медведицу. Это странное сочетание почему-то всегда волновало его. Он всматривался в их мерцающий блеск и чувствовал облегчение в душе, ощущение порядка и спокойствия, которых не было на земле.
- Застудишься, Павел, - сказала Вера Степановна, открывая дверь.
- Нет. Я одетый. Ты иди отдыхай, а я посижу тут.
В голосе его была усталость и мука.
- Ну ты недолго. Вон знобит как. – Взяла его руку, пощупала пульс. Он был неровный и еле уловимый. «Плохо ему». Подумала. Хотела попросить войти, но решила, что на свежем воздухе лучше.
3
Голову его вдруг заволокло странным, почти непроницаемым туманом, а воображение работало в полную силу и он будто воочию, увидел бесконечные бараки и зоны, вышки с пулеметчиками и автоматчиками немецкими и русскими. Какая-то людская круговерть пошла перед ним: стрельба конвоиров, лай собак, тела людей в снегу, дикий крик и кровь. Летели куда-то обнаженные тела, руки, ноги, валенки и телогрейки. Стаей бежали собаки. Оскаленные пасти были в крови, и бешеные красные глаза горели огнем. Ужасы, пережитые в плену и лагерях, спрессовались в один поток и проходили через сознание с физической болью к сердцу. Он пытался кричать, но голоса не было. С трудом открыл глаза и вновь увидел «Большую Медведицу». Но что это. Ее фигура показалась уродливой, и ничего в ней не было таинственного и успокаивающего. Он испугался. В этом была полная безысходность. Звезды не мерцали, а еле-еле светились. Их трудно было выстроить в стройную фигуру. И он понял почему. Потому что не могла совместиться гармония мироздания с тем, что было на земле. Он стал пристальнее всматриваться в небо, но все меньше и меньше видел звезд. И вот они исчезли совсем. Грудь сдавила невыносимая боль. И он медленно повалился на пол.
Вера Степановна выскочила на веранду. Приложила ухо к груди. Он открыл глаза и тихо сказал:
- Все, Вера. – И затих.