Осуществление мыслей

Ник Ларионов
      Маме было тяжело одной кормить и воспитывать четверых детей в сорокалетнем возрасте.Работая с четырех часов утра до десяти вечера, за свой труд получала крохи в конце года.
     Мне запомнился случай, когда мы за год работы  привезли,  очень  много,  зерна.  Три раза ходили с санками на склад и привозили по два мешка. Всего шесть. Эти шесть мешков мы перемололи наручной мельнице, стоящей у нас на сеновале. Обычно же нам получалось 1,5-2 мешка зерна, которое мы съедали за 2-3 зимних месяца. В удачные годы, до трёх мешков ржи намолачивали со своего огорода. Однако свои зерновые пришлось перестать сеять, так как несколько лет подряд не смогли намолотить больше 20-30 килограммов.  Зерно сразу на огороде уничтожалось птицами, скотом.
       Были случаи, когда выдавали на трудодни льняное масло. Максимально мы получали до трех литров  этого ароматного  продукта. Масло берегли, и расходовали аккуратно. В блюдечко насыпали горстку соли, пропитывали её маслом, и макали очищенной от кожуры картошкой. Вкуснота была неописуемая, но масло быстро заканчивалось, и  приходилось  есть картошку с солёными грибами или квашеной капустой.
      Картошка – самый доступный продукт нашего детского стола. Её всегда хватало до нового урожая.  В случае, когда картошку съедали полностью,  её можно было занять мешка 2-3 , а осенью долг отдать.
       С мясом в доме всегда была напряжёнка. Ели мы его только по праздникам и осенью, когда забивали телёнка, козлёнка, поросёнка для себя. Мама засаливала мясо в ёмкости, а когда оно просаливалось, вывешивала его на чердак, для просушки и сохранения до праздничных дней. Мы изредка наведывались на чердак и, видя мясо, частенько отрезали кусочек пожевать. Если ножа с собой не было, и оторвать руками было невозможно, то в дело шли зубы.
         После неоднократных приложений к висящему мясу, вид его становился не очень приятный и мама сокрушалась:
– Ребятишки, никак мыши мясо-то жрут?  Я  его два раза перевешивала, чтобы мыши не могли его достать, а оно убывает и убывает. Может, это вы мясо едите?
Мы, виновато, отводили глаза и старательно отпирались:
– Нет, я мясо не ел.
– Я тоже не грыз.
– А я на чердак не лазил.
После таких ответов мама говорила:
– Придётся обгрызенный кусок выбросить, чтобы не заразиться.
        Нам было жалко мясо выбрасывать, и старший брат Вова выдавал тайну:
– Я видел вчера, что Колька отгрызал кусок мяса.
Вспомнив, что вчера действительно,  брат, сам пробиравшийся  к мясу, заметил там меня и отругал:
– Что ты здесь мясо грызёшь зубами? Видишь, я с ножом пришёл. Отрежем по кусочку и съедим, вид  мяса не испортим.
Я тоже не стал запираться:
– Мы вчера по кусочку съели, но Вовка в два раза больше себе кусок отрезал.
        Мама, обрадованная, что мясо грызли не мыши, а мы, пояснила, смеясь:
– Сырое мясо есть нельзя, можно заболеть. Вот я завтра щи с мясом сварю, будет намного вкуснее и полезнее.
      Мясо в щах, действительно, было ароматнее и разваренное, жевалось значительно быстрее, но и сырое вяленое мясо нам очень нравилось, своим неповторимым вкусом.
       Мы постоянно бедокурили в доме, хотя получалось это не специально, а по какой-то уважительной для нас причины, или нечаянно. Маме приходилось выполнять наши обязанности, как в песне у Рубцова:
– Матушка возьмёт ведро,
  Молча, принесёт воды.
 И воды принесёт и дров, хотя это была, постоянная, наша работа, и мы её старательно выполняли.
       Придя из школы и поев, первой обязанностью было, натаскать дров 2-3 охапки, и воды 4-5 раз по два ведра, за сто метров от дома. После этого, можно было идти погулять до ужина, затем, выучив уроки, ещё побегать по улице, или отремонтировать валенки, которые всю зиму постоянно рвались. Для капитального ремонта обуви, решительно не было времени, а получасовые починки, быстро приходили в негодность.
       Собрав нас за ужином, мама часто обращалась к нам с призывом вести себя достойно и порядочно, помогать ей, так как уследить за четверыми она не в состоянии. Она говорила:
– Все подруги советовали мне, оставить в семье старшего Вову и младшую Надю, а  средних,  Колю и Гену, сдать в детдом. Я вас пожалела, а вот теперь вижу, что зря. Мне за всеми не успеть убирать, да и кормить всех нечем. Может, стоит, двоих сдать, а двоих оставить.Как вы думаете?
         Выслушав такое предложение, никто из четверых не советовал маме двоих сдать, а двоих оставить, Наоборот, мы обещали маме, что будем вести себя хорошо, во всём ей помогать, а есть будем то, что есть. Мама сокрушалась и охала,  мысль о воспитании только двоих в семье, постоянно и регулярно возникала и озвучивалась, особенно в трудные моменты жизни.
       Осуществилось  навеянное  только через двадцать пять лет, таким образом.
Мама  умерла в 1986 году, её дочь Надя в 1983 году, сын Вова в 1993 году.
         И остались средние, Коля и Гена, на грешной земле, как в детском доме!