Записки из камеры!

Руслан Закриев
 
Записки из камеры
Третьего марта еду в Шалажи из Гудермеса (ездил заказать сценарий для фильма, предполагаемой экранизации поэмы А.С. Пушкина «Тазит»), но на посту, между Урус-Мартаном и Гихами меня задерживают. Я сразу понял, в чем дело, сказать, что обрадовался, нельзя, но и огорчения большого не было: уж лучше^ пусть посадят, чем пытка ожидания и неопределенности.
Вот уже 13 лет бескомпромиссной борьбы против тех, кто разрушил все формы соблюдения Закона, устроил бандитский произвол. Я, сколько себя помню, считал, что должен быть закон, законная власть, и граждане обязаны соблюдать законы, и не всякая власть является легитимной. Так вот, долг человека подчиняться легитимной власти и исполнять законные законы, так что стоит вопрос: «Как отличить одно от другого?» Ведь Дудаев, Масхадов, Басаев называли себя властью, а свои законы обязательными к исполнению. Власть террористов, бандитов не может быть легитимной: основным атрибутом законной власти является соответствие законов данной власти десяти заповедям, которые являются основой всех трех религий-*Ислама, Христианства и Иудейства и основой морали и права человечества. Надо помнить, что фальшивый доллар и настоящий доллар не одно и то же.
Я был с детства против власти коммунистов потому, что не хотел признавать власть людей, отрицающих вообще существование бога. Но с горечью вынужден был признать, что те, кто пришел на смену коммунистам с криками об Аллахе и совести, оказались в тысячу крат хуже коммунистов и поэтому вынужден был бороться против этих еще более ожесточений Вот теперь, милостью Аллаха, проведенный сквозь все эти страсти и кошмары целым и невредимым, я подумал, какое счастье получить возможность в тиши камерных стен все обдумать и постараться понять, в чем же я все же ошибаюсь?
Остановиться, оглянуться и подумать никогда не вредно.
В чем причина мучений чеченского народа, всех вместе и каждого в отдельности? Что с нами происходит? Сколько будет продолжаться этот кошмар?
Вот главные вопросы, на которые не только не найден ответ, но эти вопросы и не поставлены.
Ни элиты, ни ученных у нашего народа нет. Если бы они были, с нашим народом все это не творилось бы.
Многие чеченцы, как только выдвигаются вверх, тут же забывают обо всех, кроме себя лично и своих самых близких родных. Думают о личном благополучии, имеют одну цель: хвастаться перед остальными чеченцами своими иномарками, дворцами и прочей роскошью.
К народу начинают относиться враждебно и высокомерно - есть такие дела, к сожалению.
Со мной в камере сидит Зелимхан. Парню 21 год, а в соседней сидят Докка и еще один из Хаьмби- ирзи, их обвиняют в участии НВФ.
Работники ИВС ведут себя нормально, живем пока тихо - мирно. Одни сутки уже прошли, хотя тут вообще теряешь ощущение времени: круглые сутки горит свет и нет часов. Условия содержания терпимы, нас в камере двое, а когда я здесь проводил 2 суток в 2003 году, нас в камере было четвеоо. Тогда я сипел r камере №1, а сейчас в камере №3, прогресс чувствуется во всем и это оадует. ( , , , |
Такие факты радуют: у людей должна оставаться человечность даже по отношению к зверям, важно оставаться человеком в любых ситуациях. Есть среди чеченцев много благородных людей, но они, к сожалению, оттеснены в это смутное время на второй план.
И вот снова возвращаешься невольно к вопросу, а чем отличается^аконная законность от «рмезаконной^егитимной? Какой власти я должен подчиняться, против какой власти я должен бороться? Ну. с коммунистической все ясно: я ей подчинялся, потому что не имел сил противодействовать, с Дудаевщиной боролся, потому что имел силы и боролся с успехом. А как относится к настоящей власти? Вопрос, требующий конкретного ответа.
Власть президента Кадырова является частью власти Российской, и это - факт, и тот. кто принимает решение против власти Кадырова, тот-де факто, восстает и против власти Кремля, а Это значит втягивать людей в заведомо проигрышную преступно-гибельную для народа войну.
Точнее бойню, во время которой у чеченцев шансов не более, чем у стада баранов, которое загоняют на бойню, Далее, исходя из указаний данных Аллахом в Коране следует:
1) АЛЛАХ не возлагает на людей то, на что у них явно не хватает сил.
2) Аллах приказывает нам подчиняться руководителям.
то есть руководителям-муслимам, исходя из этого следует, что никаких оснований считать, что Кадыров не муслим у нас нет, мы не можем человека, который 5 раз в день совершает молитву, держит урозу, дает закят объявлять не муслимом и, тем более воевать против него, а что у него на душе и что у нас в душах-,Аллах знает. 300 муфтиев должны это говорить, а не молчатьдрусливо угодничая смутьянам.
Ислам в принципе не приветствует войну и насилие и прибегает к ним как крайней мере. Истина не нуждается в насилии и терроре. Истине, чтобы победить, достаточно свободы слова. Но муллы молчат. Человек, который больше боится людей, чем Аллаха, не должен называться муллой. И если у нас срочно не будет наложена данная идеологическая работа, смута не прекратит/ся. Идею невозможно победить физической силой, пропаганде сатанистов, террористов необходимо противопоставить людей, чтящих Закон, единого Бога и правопорядок.
Я считаю МВД мошной силой, способной противостоять любым потрясениям и несчастьям, которые могут обрушиться на наш народ. Но только при одном условии, что среди личного состава будет наложена мощная идеологическая работа, которая обезвредит идеологические диверсии.
И так, законность и легитимность власти должны проистекать из божественных предначертаний. И все власти процветающих государств основаны на божественных предначертаниях, и чем ближе законы и образ государственного устройства к божественным начертаниям, тем лучше положение граждан данного государства.
Человек, находящийся под властью государства, чьи законы не противоречат божественным заповедям, должен терпеть епрессии со стороны органов данного государства. Если человек считает, что по отношению к нему поступают незаконно, то он обязан исчерпать все законные способы и методы борьбы. И только, исчерпав все законные методы борьбы и не добившись результата, проявляя при этом максимум терпения и выдержки, человек имеет право стать на путь вооруженного сопротивления, но не против государства, (и не разводя при этом смуту,) а именно и конкретно против тех чиновников, которые своими незаконными действиями причиняют физический и моральный ущерб людям. Именно и конкретно против оборотней в креслах должна вестись борьба. Но при этом ни один чиновник и ни один гражданин невиновный не должен пострадать: только такая война может быть признана угодной Аллаху.
В коране Аллах говорит, что Он любит справедливых, проклинает творящих несправедливость. Поэтому то, что делают вахабиты не может быть угодным Аллаху-это смута, то есть восстание против президента-муслима, что запрещено Аллахом. Это призывы и война против России, что также в данной ситуации запрещено Аллахом в коране. Это и использование самоубийц - террористов и при этом гибнут ни в чем неповинные мирные люди, что запрещено Аллахом в коране. Когда их спрашиваешь: «На основании чего вы это делаете? - они отвечают» - Это мы делаем на основании Джихада. А го означает, что они поклоняются не Аллаху, а тому мулле Эмиру, который им разрешает то, что запрещает Аллах.
Для примера приведу факт из истории христиан. В библии ясно изложен приказ Бога-«Не кушайте свинину»-а вот поп, держа в руках библию, дает разрешение своей пастве кушать свинину. Это и есть пример : ни один поп, ни один Эмир не имеет права разрешить то, что запретил Аллах.
Но беда в том, что, пока бездействуют 300 муфтиев, которым Кадыров платит зарплату, слуги Иблиса ведут упорную пропаганду и отравляют неокрепшие души молодежи. Нельзя отдавать неокрепшие души молодых людей этим провокаторам. Иначе никакие репрессии не помогут. Идеологическому оружию можно противопоставить только идеологическое: снаряды и пули не могут поразить душу и разум.
Мусульманин обязан бороться против несправедливости, всего мерзкого и богопротивного в первую очередь в себе, во-вторых, в своих близких, потом в своей общине и т.д.- это и есть джихад - борьба против терроризма, фашизма, расизма, мракобесия и нарушения прав человека, против неверных - это путь угодный Аллаху. Но при этом решающую роль играют методы и способы данной борьбы. В Коране Аллах требует, чтобы «усилия на пути Аллаха должны вестись наилучшим способами» в каждый исторический момент и даже каждый день - тактика джихада должна быть разной. Мусульмане должны захватывать не тела и территории а исключительно сердца людей, а сердце возможно завоевать только путем мирного убеждения. Задачи, поставленные Аллахом в Коране, невозможно достигнуть путем войны и насилия. Война и насилие допустимы только как крайняя, вынужденная форма против банд сатанистов, преступников, против бешеных собак, которые нападают, не признавая ни права ни закона, не оставляя шанса решить возникший спорный вопрос путем переговоров. Вот в этом случае мусульманин должен воевать. Если он погибнет именно не имея иных мотивов, кроме как самооборону от нападения преступников, не признающих закон, то в этом случае его ждет великая награда. Но кого Аллах признает достойным, а кого нет - знает только Он один. Людей можно ввести в заблуждение, но Аллаха - ни за что и _никогда, хвала Ему.
Вспомните, сколько Пророк наш терпел в Мекке, как он заключал мирные договора с язычниками, но только после того, как все его усилия оказались тщетными, а агрессия, произвол со стороны язычников не прекращались, Пророк в целях самообороны начал войну.
Единственно, что просил Пророк у своих оппонентов - это соблюдение права человека на получение и распространение информации. Единственно в чем нуждался Пророк это в том, чтобы читать Коран тем, кто его хочет слушать. Но, увы, права человека в 6 веке не соблюдались и поэтому мусульмане вынуждены были начать войну и завоевать пол-мира. Но беда в том, что для религии физические победы, завоевание территорий и людей дают обратный эффект. Дело в том, что религия нацелена на победы на духовном фронте, в то время, как война дает победы в материальном мире, что не одно и тоже. Есть такое понятие - «Богу - богово, кесарю - кесарево» это короткое изречение содержит в себе огромный смысл и очень четко для осознания смысла Джихада, а именно человек ставший на путь Джихада, то есть усилий на пути
Аллаха, должен быть отрекшимся от усилий на пути мирском - материальном. Он должен быть просветленным, он должен быть выше злобы и ненависти, в нем не может быть страха и зависти. И все эти изменения он должен чувствовать в душе, и вовсе тут ни при чем внешние формы - ни повадки, ни бороды, ни прочие атрибуты артистов. Человек понимает, что все материальное - это мишура и не стоит и трех копеек.
 

Главное - это неукоснительное, радостное исполнение воли Аллаха, изложенной в Коране. ». неизбирательно, принимая то, что нравится, иначе подумайте сами, разве в силах непросветленные люди совершать то, что требует Коран. Вспомните, что требует Аллах в Коране по отношению пленных врагов; и вот новые люди, которые убивают твоих братьев, разрушили твои дома, хотели убить тебя - попадают к тебе в плен. Как должны поступить муджахеды? «Кормите их лучшим из того что едите вы... И при этом говорите: «Делаем мы это не боясь зла от вас и не надеясь на добро от вас, а исключительно во имя Аллаха!» Что не нравится?!
Так вот, или исполняйте полностью или не говорите, что идете по пути Аллаха. Если вы искренне ошиблись, то покайтесь, попросите прощения у Аллаха и у людей, которым вы из-за своего заблуждения нанесли ущерб. А тем, кто и сегодня с оружием в руках продолжает воевать, я хочу напомнить аят из Корана, где сказано: «Если между двумя отрядами муслимов произошло противостояние и если они не могут договориться, рассудите спор между ними на основании книги Аллаха и после того, как отряд признанный неправым, на основе изложенного в Коране, не прекратит свою деятельность все мусульмане должны встать на сторону признанных правыми судом основанном на Коране и уничтожить тех, кто продолжает свою неправую, противоречащую воле Аллаха деятельность.
 

Среди мусульман не могут быть враждующими между собой отряды. Вот о чем должны д ночью говорить 300 муфтиев, но они молчат. Одни - потому что не знают Корана, другие, потому что боятся, а третьи - сидят на заборе и гадают, на какую сторону им выгодно спрыгнуть. Я боюсь, что, если дело пойдет так и дальше, Аллах снова нашлет на нас комиссаров, которые будут разрушать мечети и расстреливать муфтиев. Хватит хитрить, лицемерить: или выполняйте свои функции или уходите в управдомы! Это же относится и ко всем другим чиновникам, которые халатно исполняют свои функции.
А еще страшнее те чиновники, которые сами нарушают законы, воруют и берут взятки. Если бы во время Завгаева ГОС аппаратя'не был бы пронизан тотальной коррупцией, не смогла бы кучка аферистов и уголовников захватить власть в 1991 году.
Вот уже седьмое марта, увели Ибрагима ведущего специалиста ансамбля и Зчлена команды
КВН. Все тот же коробок анаши. Может и у нас, как в Голландии, анашу в кофе пра^вЯв-т, тем более, если послушать моих сокамерников 60% населения Чечни только тем и занимается, что выращивает, продает и курит анашу. Я вот, пока не оказался здесь, ^.об этом не знал. Если все это правда, это трагедия и продолжение гибели &акая разницакого* убивают на войне, яго-ге кого губят наркотики, судьба вторых даже страшнее^ ^<ак я понял больших успехов в деле употребления наркотиков достигли чеченские
девушки.
Я в очередной раз поражаюсь своей наивности и слепоте: для кого я пишу, чем вообще я занимаюсь, ни честь, ни совесть, ни религия никому не нужны. И тот же микрорайон оказывается,  является эпицентром наркоторговли. И как я смог столько продержаться и отделаться одним украденным аккумулятором - это просто чудо?
Я, закрытый уже пятые сутки фактически без еды в этой тесной, прокуренной камере начинаю понимать всю призрачность своих исканий. Что может быть безумнее, чем поиски в людях человеческого, господи все это «маски» сплошное лицемерие, бедный Иисус, да и другие праведники ради - чего мучились?
Наши охранники вообще разозлились, пытались посадить меня в карцер, но потом благодаря лейтенанту не стали подвергать меня пыткам, но угрозы сыпались одна красноречивее другой. Особенно старался высокий, черный. Дело в том, что мой суд еще не завершился, решение не принято, все ещё презумпция невиновности существует, но тем не менее, нервы потрепали, что я мог сделать? Единственный, как я понял, выход был в том, чтобы объявить голодовку. И сам факт заключения меня в ИВС Ленинского района иначе как форму запугивания и пытку назвать нельзя. Меня посадили за то, что я просил повестку, но как я заметил при слове закон в Чечне с 1991 года у многих появляются признаки „ припадков бешенства, по-моему, эта болезнь в Чечне еще не побеждена. Что ни говори, а камера ‘
содействует ясности мыслили трезвый анализ говорит о полной бессмысленности всей моей политической борьбы. Ну нет людей, которым нужна моя деятельность в Чечне, а это значит - все, что я делаю, бессмысленно и вновь я оказываюсь в роли Дон-Кихота ^По-моему, область, в которой Дон-Кихот родился, называлась Ламан-Чу. Вообще в Испании много родственного чеченцам, но я устал бороться с ветряными мельницами. И тут меня от отчаяния и горечи приходит идея организовать партию по защите наркоманов. Эта идея воспринимается моими сокамерниками с большим энтузиазмом и единогласно. И я понял, вот где зарыта истина, как я раньше не догадался: и деньги будут и поддержка 60% обеспечена. Все, никаких более сомнений……

иллюзий/ на предстоящих парламентских выборах мне обеспечена\и почему меня сюда не посадили лет 20 тому назад, все оказалось так счастья? Для счастья нужна анаша, чтобы чувствовать себя как в Голландии, обкурился - посмотришь на развалины Грозного и они?глядишь, не такие страшные, и в камере нам казалось бы не так тесно; и, вообще мои сокамерники дело знают. И тут в моей душе возникает чувство великой благодарности судье Липе Саидовой за это прозрение и осознание. «О каком законе, каких повестках ты говоришь? - объясняют мне ребята - Тебе нужны не повестки, а пару хороших косяков - и все станет на место. Все что происходит вокруг и абсурд, который 2 года творится с твоим судом - все тебе покажется развлечением. И вообще, - убеждают они меня^всем жителям ЧР необходимо выдавать анашу, как во время Советской власти выдавали молоко». Говорят они вдохновенно, с блеском в глазах: «Ты не старайся нас отговаривать от наркотиков, мы - то как раз в порядке,это ты на неправильном пути». В мозгу, что-то меняется и с ужасом начинаю осознавать, боже! как я ошибался, каким я был слепцом, пятые сутки, в одной камере окутанный плотными клубами дыма - все расплывчато, но одно незыблемо - истина в косяке. Эх я дурак, как мог так заблуждаться! Все! Все! Я согласен. Мы уже договорились уже и партию создали, и письмо руководителям пишем. Все так просто, так легко и счастье оказывается было совсем рядом, и тезисы предвыборной программы почти готовы, но в этот радужный момент дверь камеры раскрывается, нас выводят на улицу и свежий воздух разгоняет наши розовые мечты. Все становится как-то грустно и не так хорошо, на что мои новые коллеги по партии замечают: «Видишь, мы же тебе говорили - нет жизни и счастья без анаши» - а мне не хочется отвечать уже. Болит голова то ли от дыма, то ли от голода и все же так обидно, счастье было так близко.
Скоро наступит 8 марта, я не смогу поздравить судью, благодаря которой я так многое постиг и понял. Вообще представьте себе, если за эти 5 дней я так поумнел, приобрел столько новых и полезных знакомств, столько пользы я смогу получить за те 15 лет, которые мне так любезно навязывает мною так желанная власть. Но к вечеру 7 марта ситуация меняется: резко те же сотрудники ИВС, которые меня и всех задержанных собирались посадить в карцер, ведут себя буйно и агрессивно, снова начинают буянить.
А я все думаю, чем же этот карцер отличается от нашей камеры: и здесь условия весьма некомфортные - есть нечего, ничего нет! Но если днем этот накат остановил русский лейтенант, то теперь мои чеченцы, которых я, по нашим обычаям, должен чуть ли не на шее носить, если они в 2 часа ночи придут ко мне в гости даже не спрашивая их фамилии, опять взбеленились: сыпятся угрозы, рассказывают всякие ужасы, и это делается со злобой и ненавистью. Особенно их раздражает то, что я журналист. И они, несмотря на уговоры моих сокамерников, где-то часов в 10 вечера сажают меня в карцер, и я узнаю, наконец, что такое карцер - это комната 2x3 и от камеры отличается тем, что там все бетонное и ничего деревянного. Ну ничего, думаю, не буду садиться, похожу до утра, а там - глядишь придет русский лейтенант и может, отменит этот садизм. А охраннику я говорю: «Имей ввиду, если то, что ты делаешь законно, я к тебе не имею претензии, но если то, что ты делаешь незаконно, у тебя будут проблемы». На каждое слово они кидаются, прямо вспыхивают, и я вижу в их глазах неутолимое желание избить, растоптать, стереть в порошок меня. Самое непонятное - жгучая ненависть ко мне и к закону. Но нет я не дам им повода, я не позволю себя спровоцировать, ибо в Коране сказано: «Аллах с терпеливыми». Ничего, все их угрозы и предсказания меня постигнут^ только, если на то будет воля Аллаха, а эти не только не знают, что меня ждёт, но даже не знают, где они могут сами оказаться завтра.
Конечно, все эти 13 лет ужасов и войны, что пришлось пережить нашему народу, не могли пройти бесследно: конечно, будут и психозы и неврозы, и стрессы, и приступы неконтролируемой злобы. Весь негативный опыт уходит в подсознание и потом начинает непроизвольно выплескиваться наружу. Нужна общенациональная программа психологической реабилитации.
А меня тем временем заводят в карцер, отбирают куртку и костюм; дверь закрывается, и я начинаю ходить по карцеру 2 шага вперед, 2 шага назад. Думаю, проходить до утра. Но часа через 3 понимаю, ^ . это невозможно. Хочется спать и придется лечь на холодный бетон, и самое интересное то, что происходит- со мной вовсе не кажется страшным, на фоне того, что рассказывают другие заключенные. Лежать на бетоне - это ещё цветочки, и я ложусь на бетон. Самое тяжелое - какой-то страшный холод бетона сразу доходит до почек. Почки начинают ныть, нужен хотя бы маленький кусочек картона, с вожделением вспоминаю о костюме и куртке, которые забрали охранники. Лежу на самом краю, на боку, и нестерпимо мучает холод бетона, проникший через поясницу во весь организм. Холод такой страшный - сырой и липкий, что нет сил лежать, терпеть этот противный холод. Мозг лихорадочно продолжает работать. Бывает мысль попросить у охранника кусок картона, но я эту мысль отвергаю; лучше умереть: я помню, как они смакуют, когда перед ними унижаются другие заключенные. Какими они становятся вежливыми при власти, помню. Я так же заметил, как они присмирели, притихли - так буйно наехавшие на меня утром
- когда русский лейтенант им коротко приказал меня оставить в покое. Это надо было видеть! До вечера мне слова не сказали, даже в камеру не заглядывали. И вот теперь воспользовавшись моментом, что

лейтенант ушел, решили взять реванш, нет ни за что! Я всю жизнь защищал, поддерживал чеченцев и для этого стал журналистом,^ не могу понять, поверить, что у чеченцев к чеченцам может быть такая злоба.
А почки тем временем «0ке ноют, и тут меня осеняет"|^кая радость и спасение, черт побери, на мне же туфли! Я снимаю их и засовываю между поясницей и бетоном. Боже мой, какое блаженство, какое счастье! Это лучше, чем кожаный диван, пуховая перина, персидские ковры! И я засыпаю.
Просыпаюсь. Вот интересно, дома, бывало, проснешься и лежишь. Лень вставать. А тут никакой лени
- сразу на ногах. Интересно, какой смысл у заключенных отбирать часы. Вот встал я, а который час не знаю, сколько еще на этом бетоне лежать;не знаю. И мучает мысль - жаловаться на чеченцев, жаловаться русскому лейтенанту на чеченцев, которые после того, как только уехал лейтенант, в нарушение нашего С лейтенантом джентльменского соглашения, наехали на меня, или нет. Все равно как-то стыдно жаловаться и самое главное не знаешь, какая у них у кого должность, какие у тебя права. Вот тебе и конституция, и права человека, и все прочее. Но, наконец -то, дверь карцера открывается и меня выводят и сразу надевают наручники. Лейтенант пришел уже, и, как видно по его лицу, он разгневан на меня и не на шутку.
По тому, как ведут себя при нём чеченцы, я понимаю, что он какой-то начальник, но какой до сих пор не понял. Он меня куда-то увозит. Предположения самые мрачные: мне вчера грозились передать в какой- то настоящий отдел и утверждали, что там я буду целовать сапоги русских и там-то я оценю их доброту.
Настроение скверное. И тут мне в голову приходит мысль, что мне Аллахом не суждено^:о мной не будет и успокаиваюсь, но, как я понимаю,меня сильно наговорили, и я решаю, если не спросит, ничего не скажу.
Пусть будет, что будет. Они готовят какие-то бумаги, ждут машину, а я стою повернувшись лицом к стенке в наручниках и боковым зрением наблюдаю за лицом лейтенанта. Я вижу по его лицу, что после гнева на меня у него появилось сомнение, и его, по всей видимости, терзают сомнения в правдивости доноса на меня чеченцев. Они конечно, должны были как-то объяснить то, что они, отменив решение лейтенанта, меня посадили в карцер, и по всей видимости, они сделали весьма нелицеприятный для меня доклад. Но я решаю, если не спросит, молчать. Но лейтенант все же заявляет: «Как ты мог, после того, как мы договорились^устроить тут бунт?» и в его словах чувствуется досада, что после того, как он мне сделал доброе дело, я все напортил, на что я заявляю «Это неправда. Ни коем образом я наш до^ошэр^не^нд|эушал, я тихо сидел в камере, но меня вывели в коридор и стали требовать, чтобы я вымыл полы, утверждать, что я вам обещал вымыть полы, хотя я им говорил, что вы разрешили мне оставаться в камере. Несмотря на просьбы 2-х сокамерников не сажать меня в карцер, в 10 часов они привели и посадили меня».
На лице лейтенанта читается растерянность и недоумение, и он разводя руками, заявляет: «Но не могу же я верить вам. Я должен верить своим сотрудникам». В его глазах читается прямое недоумение. «Я вам говорю правду, - заявляю я, - я не вру, спросите у моих сокамерников, прочитайте мои характеристики, я не вру». И вижу, что мне удалось его переубедить. Пока мы разговариваем, подъезжает машина, меня в наручниках сажают в какой-то железный ящик машины. И везут куда-не ясно, зачем - не ясно. День праздничныйг8 марта. Я слышу обрывок разговора, что меня могут не принять! Сидящий в машине сотрудник ИВС все продолжает свои мрачные прогнозы, мне холодно, тесно и на душе вееьма неуютно, и я мечтаю, чтобы меня не приняли и вернули в мой Ленинский ИВС, который мне в эти минуты начал уже казаться раем. Но увы ворота, куда мы подъехали, открываются и машина въезжает и в этот момент мне на ум приходят слова: «Вы не хотите, чтобы что-либо произошло, думаете для вас это зло, а это для вас добро. Аллах знает, а вы не знаете...»
И при этой мысли мне становится легко и просто. Все! Атака Иблиса, пытавшегося меня запугать, закончилось милостью Аллаха. Я Аллаха прошу о милости, к нему одному обращаюсь с мольбой. Уверен, что меня постигнет не постигнет без воли и ведома Аллаха. Главное, цену имеет каждый день, который ты сумел прожить, не совершая поступков противоречащих своей совести, а остальное все - иллюзия. Во истину мне нравится идея, изложенная Иисусом, сыном Марьям, когда он (говорит: «Зачем вы собираете богатства„тлен;еушторых и вор может украсть и моль попортить, а не собираете богатства духовные»)
Но большинство людей и слышать не хотят ни о ду^е, ни о духовности, все определяется^ все диктуется Долларом, а того, кто считает иначе они посчитают безумцем: вместо бога доллар, вместо закона
- доллар, вместо души - доллар.
Но вот мы приезжаем, оказывается мы приехали в ИВС МВД ЧР. сотрудники приятные люди, камеры просторные с вентиляцией, тут даже кормят. Дали суп и горячий хлеб. Я в жизни ничего вкуснее этого хлеба не ел, горячий прямо из печи, где они его интересно делают.
Здесь без грубости строгий четкий порядок. Меня поместили в камеру №2, там находится парень из Шалей, очень хороший парень, приятный собеседник, вообще я счастлив. И вот через сутки меня перевозят в СИЗО. Я вообще, как мне объяснили, должен был быть привезен в СИЗО. И все эти штучки имели целью меня спровоцировать, на что-либо противоправное. Ну действительно должна же быть у человека, которого в течений-2 лет пытаются упорно посадить, хоть одна плохая характеристика. Так вот мне сообщили: «О каждом твоем негативном шаге будет докладываться судье». Очень интересная тактика человека, которого
'• на воле не могут заставить совершить негативный поступок, собрать компромат, хоть одну отрицательную характеристику, сажают (в тюрьму) за решетку и там заставляют стать плохим, вывести из себя, ни свидетеля, ни адвоката, ни передачи уже 6 суток. А то действительно бред получается: по тем материалам, которые собрали на меня за эти 2 года прокуратура и суд, получается мне не срок надо давать, а Звезду Героя России, но как говорится «Ждёмс».
Уже 10-е марта, нас все еще держат в «отстойнике» №13 все не переводят в «хаты». С воли никаких вестей, никто не приезжает, адвоката нет, что там дома неизвестно - самый настоящий психологический террор, полное неведение.
На обед дали суп очень вкусный, чая нет и нет кипятильника, вода негодная для питья, но пьем, другого выхода нет. С нами в камере 5-ро. Гилани Хаджиев из Ачхоя. Один из Шалей, один из Горячеводска. Один из Хаьмби-Ирзе и я из Шалажи. Отношение со стороны администрации нормальное, в общем терпеть можно, только моего сотового телефона не хватает и ноль информации, что там дома, приехал ли Султан или нет, есть ли у меня адвокат или нет - полная тишина, когда я был в СИЗО МВД мне один сообщил по секрету что ко мне приехали, но а здесь - тишина. Мне опять намекают, что стоит денег, но ничего конкретного^и самое интересное оказалось в том, что здесь вообще не требуется)чтобы в деле подсудимого присутствовали факты логики, здравый смысл, здесь мне такие истории понарассказывали, что волосы дыбом встают. Вообще, я рад, что я сюда попал. Оказывается настоящая реальная жизнь протекала рядом, людей давно изолировали, а на воле остались в основном безвольные бесхребетные куклы, оказывается так и можно было всю жизнь прожить ничего не понязч*, Ьсть люди, которые не хотят жить, оставаясь живыми и неравнодушными. Они хотят гнить, забившись, запрятавшись в двои мещанские каморки, жалкие и мелочные, злобные и завистливые, готовые удавиться, продатв^за свои кусочек гнилья и праха. Но они не живут, они просто гниют и тлеют. Гореть они не способны. Fepertr-OHH-ne-;noco6i№i. Так вот живые люди, люди, способные любить и ненавидеть, в основном выявляются и в лучшем случае, изолируются^ ^Fo, чего боялись спартанцы^произошло, «е^е, историю вспять не повернешь. 9 1985 г. уже наступил и прошел. Все сбылось, как предрекал Оруэл, все сбылось и процесс продолжается. Те немногие нормальные люди, что остались на воле, зря тешат себя мечтой, что им удастся продержаться. Глупые иллюзии - война приняла тотальный характер. Да, в этой ситуации говорить о законе просто неприлично. Как я однако за эти 2 года мучил следователей прокуратуры и судью Липу Саидову и сколько они однако проявляли ко мне терпения, что им можно поставить памятник. Как им приходится тяжко! Как трудно быть винтиком Сатанинской машины, целью которой является не закон, а коррупция, репрессии и произвол. Теперь я понял тоску и затравленность в их глазах, у меня нет к ним злобы, а только жалость. Этих людей в течение этих 13 лет мучают: то одна банда, то другая, то красная, то белая.
Нет, я такой судьбы не хочу, уж лучше в тюрьму.