Куда вы уходите?

 
 - Ну, Миша! Опять козлом меня оставил! – сказала она, нахмурившись и пытаясь изобразить какое-то подобие сердитости на своём добродушном лице. А я еле сдерживал смех и широко-широко улыбался от удовольствия: Людмила Фёдоровна была козлом в четвёртый раз за день. Она мешала домино и приговаривала:
 - Колдуй баба, колдуй дед… колдуй дед… вот пусть у Миши сейчас окажутся плохие карты, а у меня хо-ро-ши-е.
И с шутливо-сердитым прищуром угрожала:
 - Вот только попробуй снова выиграть!
И осторожно вынимала, тщательно выбирая, костяшки. А я с улыбкой до ушей отвечал великодушно:
 - Да я ж не против, буду только рад за вас, если вы выиграете. Я же не виноват, что мне так везёт. Как получится! Удачи вам!
 - Ага, знаем мы тебя!
И, расставляя костяшки, приговаривала: «Ой! Аай! Сколько рыбы-то! Да тут же хватит на пол рыбного комбината! Уу! Какое безобразие! Признавайся, Мишка, все хорошие карты тебе снова достались?! Смотри у меня!» - и угрожала кулаком. А я снова едва удерживался, чтоб не захохотать.
 - Ох… ну, ты посмотри, какое бе-за-рбу-зи-е… ну, это никуда не годится…
А везло мне и правда просто неприлично. Но, честное слово, я не жульничал! Так мы с ней частенько резались целыми днями в домино. И когда моя бабушка с усмешечкой спрашивала: «сейчас к подружке своей идёшь?», я чаще всего отвечал да. Подружке было примерно 89 лет тогда. Иногда я помогал этой подружке по мелочам. Хотя она и сопротивлялась сначала всегда. А потом очень благодарила, перед бабушкой хвалила. (Вот зато бабушке своей я почти никогда не помогал). А один раз я поздравил Людмилу Фёдоровну зимой по телефону с днём рождения... Теперь уже не поздравишь…



       Осенью вывозили бабушку с дачи. Вышел прогуляться по старым местам. Небо пасмурное. Воздух как будто пасмурный – такой обыкновенный. И его как-то болезненно прорезают так ярко вдруг заблестевшие листья. То ли они так переливаются золотом и драгоценными металлами, то ли это ржавчина покрыла их. А может быть, и то, и другое в этой осенней желтизне есть. Хотя местами и зелень не прошла: ведь лето было, кажется, почти вчера…
Соседский участок. Домик покосился. Белые стройные лошадки на стенах покрылись будто старческими морщинами из-за постоянной влаги. Как кожа морщится со временем; а из-за частых слёз быстрее. Постепенно начали отпадать от дома два белых голубя, которые когда-то кропотливо вырезались из простых деревяшек. Тогда, наверно, дядя Коля ещё был маленьким мальчиком. И они - муж, жена, Коля - наверно, любовались этими белыми голубями. А меня тогда ещё и в планах не было. Потом я родился, стал сюда ездить. А потом дядя Коля умер. В самом расцвете сил, лет в 30-35, не знаю точно. А старики остались жить. И до сих пор живы. У деда теперь какой-то младенческий взгляд. Будто он не понимает, что происходит перед ним. Бывает, здоровается с тобой тихим, охрипшим голосом. Улыбается. Голубые глаза открыты широко, а смотрят так, будто он и не здесь вовсе; с тобой: смотрит на тебя прямо, не отрываясь, и будто чего-то от тебя ожидая, так, что даже неловко становится – и что сказать, не знаешь. Но не здесь – где-то далеко… Голубая краска на доме выцвела – цвет, наверное, вторивший когда-то ясному небу. Вот заржавевшие колёса от запорожца, на котором Коля приезжал. А сам запорожец, наверное, уже давно где-то разобран на запчасти...
А дальше, если пройти по заросшей дорожке, жила Людмила Фёдоровна. Вот полуразвалившийся серый сарай, забитый хламом. Помню, когда он был только построен, я там кувыркался – тогда он мне казался огромной залой. И он не был серым.
       Выехали. Я зацепился взглядом за Юрия Николаевича. Он стоял в окне своего дома в майке, с седой головой. Разведчик бывший. Бодро так с нами, детьми, здоровался всегда, спрашивал что-нибудь, и я часто смущался.
Скоро я потерял его из виду. Бабушка заговорила вдруг о китайской продукции. О том, как меня кормить надо, о здоровом питании вообще; стала восклицать: «о чём вы вообще думаете?!», говоря о моём здоровье и моих «беззаботных» родителях.
Усыпляюще мельтеша, семенил дождь, за трепыхающейся водяной пеленой незаметно убегали пейзажи. Золотой цвет полей как-то потерялся среди дождя…
Встречные машины проносились мимо, и их было даже не разглядеть: лишь мелькающие огни бросались в глаза. Но все машины, и попутные и встречные, не оглядываясь, ехали в непроглядную ночь. Фонари и редкие огоньки освещали лишь ближние им участочки дороги, а дальнее делали ещё более неразличимым.
И пока дождь не давал передышки дворникам, смахивавшим со стекла капли, темнота мчалась и нам навстречу…
Что там впереди? Что в этом мраке, куда все мы направляемся?..
Куда вы уходите? Близкие кого-то, знакомые… Почти всегда так внезапно. Что там с вами? Там – далеко-далеко… КАК вам там?..