Сетбол. Часть вторая. Катя

ЧАСТЬ II

Катя


   Светлов лежал на скамейке, натянув на глаза бейсболку таким образом, чтобы яркое еще осеннее солнце не мешало отдыху.
   А отдыхал он не совсем по своей воле, а в силу, так сказать, сложившихся обстоятельств.
   Вот уже третий день, как Светка не появлялась на тренировку.
   Он же приходил, как и положено, всегда в одно и то же время, заранее зная, что и сегодня занятий с ней у него не будет.
   Но так как время на корте было оплачено, то он будет приходить сюда в это же время до конца месяца, пока аренда площадки не истечет.
   Он знал, что она не придет. Но не придти сам он не мог.
   Поэтому, в каждый из последующих дней, после последнего их разговора со Светкой, Александр приходил в клуб, проходил на корт, поднимался к своему излюбленному месту на трибуне, бросал сумку с инвентарем на землю, укладывал свое тело на скамью, натягивал на глаза кепку и, стараясь ни о чем не думать, просто лежал, выжидая время.

   За те неполные три года, что Светлов занимался со Светкой, она подросла, и из подростка незаметно превратилась в симпатичную девушку. Благодаря повседневным физическим нагрузкам, окрепла, значительно прибавила в технике и тактике, а также понимании игры.
   Единственной ее проблемой, по-прежнему, оставались эмоциональные выходки на площадке, правда, только во время игры, и с этой ее привычкой постоянно бросать ракетку, когда у нее что-то не получалось, громко кричать и ругать себя, Александр,
 хоть, и старался бороться, но, похоже, безуспешно.
   В остальном же дела шли, как нельзя лучше.
   Потихоньку, месяц за месяцем, Светка набирала форму, и регулярно выезжая на всевозможные турниры, стала довольно часто выигрывать их, стремительно поднимаясь в рейтинге.
   Князев был этому безумно рад, «отстегивая» каждый раз тренеру щедрые премиальные, но отношения, не сложившиеся между двумя мужчинами с самого начала, тем не менее, оставались на прежнем уровне.
   Пришло время, когда «Князь» решил вывести свою дочь на международный уровень, а так как Светлов, по известным причинам был еще долго «невыездной», то и сопровождать Светку пришлось самому Игорю Николаевичу.
   И там Светка показала себя с самой лучшей стороны, дойдя в двух турнирах до финала, и выиграв третий.
   Вот после этого-то все и началось….

   Обычно, после поездок, Светлов давал своей воспитаннице два дня отдыха, а на третий день они уже работали, правда, в щадящем режиме.
    Но после заграничной поездки Светки не было четыре дня. Появилась она только на пятый, причем была она в таком «разобранном» состоянии, что тренироваться, практически не могла.
- Ты где была два дня? – строго спросил ее Александр, когда та заявилась.
- Отдыхала, - просто ответила девушка, слегка вызывающе. – Я же не робот, пахать без устали. И не универсальный солдат, если что. Я, если Вы не заметили, ко всему прочему, еще и девушка.
- Да, что ты говоришь? Что, правда, что ли? А, я-то, наивный, думал, что ты - прежде всего спортсменка, теннисистка, чемпионка, а уж потом – красавица.
- Ой, да ладно, Вам, Александр Петрович, язвить-то, в самом деле. Подумаешь, погуляла немного, в кои-то веки. Ну, не выспалась, покуражилась мальца…. Сейчас отдохну пару деньков, и опять – в бой. Может, я пойду….
   От этих ее слов Светлова аж подбросило.
- Что? Ты, вообще, голубушка, в своем уме? Какие такие, пару дней?
   И только сейчас Александр обратил внимание на то, что Светка пришла без своей спортивной сумки, с которой приходила всегда на тренировки.
   Он смотрел на Князеву, которая была абсолютно равнодушна, и никак на реагировала на его возмущенный тон.
   Эта девушка, которая стояла сейчас перед ним, была сейчас совсем не та Светка, которую он знал совсем еще недавно.
- Ну, так я пойду, – спокойно сказала она, скорее утвердительно, чем вопросительно. Петрович даже и не понял.
- Иди, - ответил он ей тоже спокойно, понимая, что разговаривать с ней о чем-либо сейчас не имело никакого смысла. Раз Светка пришла без инвентаря, значит, заранее решила, что и сегодня тренироваться она тоже не будет, а посему, и его мнение по этому поводу уже ровным счетом ничего не значило.
   Девушка развернулась и, сделав пять-шесть шагов, остановилась, после чего, повернув голову в сторону тренера, спросила:
- Если я в среду приду, ничего?
   Сегодня был понедельник.
- Да, можешь, вообще придти в субботу. Или в воскресенье. На твое усмотрение.
   Теперь девушка уже повернулась в Светлову всем телом.
- Да, что Вы из себе строите-то? Думаете, Вы – второй после Бога? Да таких, как Вы – пруд пруди! Только свисни – набегут, отбоя не будет! – в голосе ее слышалась какая-то непонятная обида и странная неприязнь. Светлову, даже показалась на мгновенье, что и голос был сейчас не Светкин, а ее папы. - Думаете, что, я без Вас пропаду?
   Он смотрел на нее, не зная, что ответить.
   С одной стороны – переходный возраст, который еще никто не отменял. С другой стороны – Светка, похоже, поймала «звездочку». Ведь от звездной болезни, как известно, тоже никто не застрахован. А тут еще и папаша ее, который всегда настраивал девушку против него, Светлова, может быть, даже и сам того не желая.
   Понимая это, Александр, стоял, не зная, что ответить.
- Да, нет, - после небольшой паузы ответил он ей. – Думаю, не пропадешь… и с любым другим тренером.
- И как прикажете расценивать Ваши слова? – спросила, как-то недобро прищурившись, Светка.
- Да расценивай, как хочешь. Но только с такою тобой, теперешней, я работать точно не смогу.
- Это, что, значит, «до свидания»?
   Самолюбие и профессионализм Александра были задеты настолько, что он не стал себя сдерживать, и коли разговор переходил в такое русло, что требовал немедленного и решительного ответа, в котором не подразумевалось ни «если…», не «может быть…»,  то он ответил:
- Да нет, скорее – «прощай».
- Ну, и пожалуйста, - Светка резко развернулась и, отойдя на некоторое расстояние, что-то пробормотала вслух, но так, чтобы тренер не расслышал ее слов, после чего ушла с корта, по привычке переступая через линии разметки.
   Тогда они думали, что эта встреча для обоих будет последней…

   Время ожидания Светловым, лежавшим на скамье, до начала следующего занятия, теперь уже с банкиром Никоновым, подходило к концу.
   Лежать ему оставалось еще минут двадцать, когда чуткий слух Александра, вдруг расслышал, как к тренеру, осторожно, стараясь не шуметь, кто-то крадется. Но он сделал вид, что ничего не заметил и продолжает спать.
   Вот крадущийся уже совсем близко…. Вот уже рядом…. Затих…. Присматривается…. Потом, очень осторожно, качая свое тело маятником, стал загораживать и открывать попеременно Александру солнце, пытаясь определить, спит мужчина, или нет. Но тренер продолжал лежать, как нив чем не бывало.
   Тогда пришелец, опять очень осторожно, стал травинкой щекотать Петровичу нос. Но желаемого не достиг, так как Светлов даже и не думал реагировать на «муху», понимая, что его пытаются «развести». Он мог бы, конечно, без особого труда схватить того, кто сейчас стоял рядом, за руку, но не стал этого делать, а просто не громко, но строго произнес:
- Сейчас, похоже, кому-то прилетит в табло. 
   Тот, кто хотел пошутить над лежащим быстро убрал свою травинку от лица своей жертвы, и тут же раздался слегка растерянный и испуганный возглас ребенка (а то, что голос принадлежал именно ребенку, сомнений у Светлова не возникло):
- Ой!  - и вслед за этим, раздалась писклявое, немного ершистое, и чуть заносчивое:
- Как прилетит, так и улетит!
   Александру было абсолютно все равно, кому принадлежит этот голосочек. И чтобы отшить малолетку, он проворчал недовольным голосом:
- Денег нет, и подаю я только по пятницам. А сегодня – среда.
- Чего? – не понял обладатель писклявого голоса.
   Хотелось того или нет, но Светлову все равно бы пришлось вставать, так как скоро должен был заявиться на спарринг банкир, да и любопытство, вдруг, разобрало Петровича, кто же перед ним находится, мальчик или девочка.
   Тренер поднялся, присел и посмотрел на то, что только что предпринимало неудачные попытки над ним пошутить.
   Но и при взгляде на это нечто, он все равно не смог бы сказать однозначно, к какому роду принадлежал ребенок, мужскому или женскому.
   Был ли это мальчик или девочка, понять было, действительно, сложно. Светлов внимательно посмотрел на малолетку, в надежде разобраться, кто же перед ним стоит.
   Разорванная, когда-то синяя, а теперь уже неопределенного цвета, бейсболка, лихо торчащая на голове, перевернутая козырьком на затылок. Потертая, повидавшая виды, старая болоньевая куртка, заштопанная в нескольких местах. Такие же старенькие и застиранные, причем довольно просторные и длинные, подогнутые несколько раз снизу, джинсы, явно не соответствующие размеру того, на ком они было надеты, еще, как минимум года три, и убитые, вот-вот, готовые ни сегодня, так завтра, развалиться, кеды. Местами перепачканное, лицо, давно не стриженные, длинные волосы, большие и озорные карие глаза, слегка курносый носик.
   Спрашивать про пол напрямую Светлов не стал, а решил немного схитрить.
- Тебя как зовут?
- А тебе зачем? - услышал он в ответ подозрительное и недоверчивое.
- Да так, просто…, ну…, чтобы познакомиться….
- Да? А тебя как зовут? – ничуть не смущаясь, панибратски, задал вопрос проказник, обращаясь к Петровичу, как к ровне, на «ты».
   Светлов такого ни как не ожидал. Он тоже не стал отвечать на вопрос, и строго посмотрел на маленького хулигана.
- А тебе сколько лет-то?
- Ну, одиннадцать, а что?
- Да нет, ничего, просто тянешь лет на десять, а то и меньше….
   Светлов хотел сначала отчитать, как следует, сорванца, но услышав ответ, был несколько обескуражен. Малолеток, худой, как щепа, выглядел, действительно, намного меньше своих лет, если, не врал, конечно. Но что больше всего удивило в облике этого создания, так это глаза. Большие, выразительные, не с детским, очень серьезным, взглядом. Совсем, как у взрослого.
- А ты, дядя, случаем, не маньяк? – спросил ребенок, немного отодвинувшись от тренера.
- С чего это вдруг?
- А что ты так смотришь на меня?
-Как?
- Как на орган для пересадки.
   Тут Александр не выдержал, и от души расхохотался.
- Ну, ты блин, даешь…, давно я так не смеялся, - вытирая слезы и успокоившись, заметил он. – Ну, и все же, может, познакомимся?
- Зачем?
- Ну, не хочешь, так и не надо, - Светлов поднялся. – Мне пора. Бывай, безымянное дитя.
   Ему и в самом деле уже несколько наскучило общаться с недоверчивым ребенком, да и Никонов должен был вот-вот подойти.
- Чего это безымянное? - вдруг разобидевшись, запротестовал безымянный пострел. – Очень даже не безымянное. У меня, как и у всех, имя есть.
- Да ладно! Что, правда, что ли!
- А то!
- Ну и какое же?
- Да простое! Орешкина я!
- Ну, так это – фамилия. А я-то тебя про имя спрашивал.
   Девочка, как уже понял Светлов, как-то грустно посмотрела на тренера, и, немного подумав, все же ответила:
- А у нас в детдоме не принято друг друга по именам называть, понял? Орешкина – и все.
   На «горизонте» появился Никонов.
- Ну, извини, Орешкина, мне и в самом деле, пора. Приходи завтра, договорим. Придешь?
- Не знаю, - задумчиво ответила девочка, прикидывая что-то в уме, - посмотрим…. А ты мне так и не сказал, как тебя зовут.
- Александр Петрович, - и посмотрев на Орешкину, которая открыла уже, было рот, но он, предвосхищая ее вопрос, быстро и коротко добавил:
- Светлов.   
- Ну, ладно, Светлов, - как-то тяжело вздохнув, и глубоко засунув свои маленькие ручки в просторные джинсы, прощально улыбнувшись своей не детской улыбкой, нехотя произнесла девочка, - давай, иди, работай…. До завтра….
- А ты точно придешь?
   Орешкина, слегка нахмурившись, посмотрела на Петровича своими серьезными карими глазками:
- Ну, блин, что ты, как маленький? Раз, сказала, приду – значит приду. Или надо клясться и землю есть?
- Да ладно, ладно, чего ты? Верю, я верю!
- Ну, так и иди, - и она, высунув правую руку из кармана, указала ему направление движения своим маленьким пальчиком, - вон тебя уже ждут, не дождутся.
   На корт, и впрямь, уже заходил банкир Виктор Александрович, не терявший надежды, что Светлов, когда-нибудь, все же, примет его предложение и, забросив спорт, перейдет к нему в банк начальником охраны….

   На следующий день, девочка, действительно, пришла, как и обещала, даже немного раньше, чем появилась вчера.
   На сей раз она уже не кралась, а подойдя, сразу же уселась рядом с тренером.
- Привет, Светлов! Ты все дрыхнешь?
- Привет, Орешкина. А тебе-то, чего, жалко, что ли? – спросил он немного сонным голосом, не отрывая головы от скамейки.
- Да нет, мне то что, дрыхни, коль заняться нечем.
- Ну, спасибо.
- Да, не за что.
   Возникла пауза.
- Слушай, Орешкина, а имя у тебя все же есть?
- Ну, есть, и что?
- Знаешь, я как-то привык детей по именам называть.
- Да? Это уже твои проблемы, Светлов.
 -Ну, хорошо, - подумав, немного, предложил он. - Давай,  тогда договоримся так: ты меня будешь называть, как тебе удобно, а я тебя – как мне привычнее. Идет?
   Девочка, прищурившись, посмотрела на Петровича, и, сделав вид, что тоже о чем-то размышляет, после непродолжительного молчания, согласилась.
- Ладно, хрен с тобой, уговорил.
   На ее слова Светлов отреагировал незамедлительно.
- Нет, так не пойдет.
- Что значит, не пойдет? Ты же только что сам предложил?
- Да нет, я о другом. Если хочешь, чтобы мы с тобой…, - Светлов замялся, не зная как продолжить, но ему на помощь пришла сама Орешкина.
- Дружили, что ли? Так я и не против.
- Ну…, можно и так сказать…. В таком случае ты должна дать мне слово, что при мне, а, лучше, вообще, никогда больше не будешь… выражаться.
- Ой, да ладно, тебе, Светлов, тоже мне, праведник святой нашелся, - девочка встала, обидевшись на то, что какой-то малознакомый мужчина начинает ее «строить», и пытается читать ей нотации.
   Она тут же быстро спустилась вниз, и не оглядываясь, гордо удалилась.

   Но через два дня появилась снова.
- Привет, Светлов. А я пробегала мимо, дай, думаю, загляну, проверю, как ты тут, дрыхнешь, небось, опять, - она, как ни в чем не бывало, прошла, и уселась рядом, как и в прошлый раз, рядом с Александром, - или, может быть, все таки, делом решил заняться….
   Но Петрович даже и ухом не повел, и никак не отреагировал на слова девочки.
   Та посидела немного, помолчала, но, понимая, что тренер не станет с ней разговаривать до тех пор, пока она не вернется к прошлому разговору, нехотя выдавила из себя:
- Ну, ладно, тебе, Светлов, не дуйся…. Прямо, как мальчишка….
   Но он молчал, ожидая продолжения.
- Ну, хорошо, хорошо…. Ругаться больше не буду…. Обещаю….
   Александр сразу же поднялся и строго посмотрел на девочку.
- Тогда имей ввиду. У меня два «золотых» правила. Первое из них очень простое – я никогда не повторяю дважды. Поняла?
- Да. А второе? – полюбопытствовала девочка.
- А вот о втором тебе пока знать рановато. И так, продолжим знакомство, если у тебя нет, конечно, возражений. Нет?
- Нет, - просто ответила она, поддернув своими маленькими плечиками, и тут же уточнила:
- А мы, что еще не познакомились?
- Хотелось бы, все-таки знать твое имя. У девочки же должно быть имя, правда?
- Слушай, чего тебе так далось мое имя?
- Так. Стоп. В прошлый раз мы же с тобой договорились, что ты меня называешь, как хочешь, а я тебя буду называть, как я хочу. Так, или нет?
- Ну…, так, - нехотя согласилась она. Потом, видя, его вопросительно-выжидательный взгляд, вознесла взгляд своих карих глаз к небу, сделала недовольное лицо, и тяжело вздохнула.
- Ну, Катя меня зовут…. Теперь, доволен?
- Да. Вполне. Кстати, очень красивое имя.
- Это что, типа – камлимер?
- Ну, во-первых, для начала, комплимент, а во-вторых, действительно, очень красивое имя. Ты только послушай, как звучит, - и он произнес с выражением:
- Екатерина…, Катюша…, Катенька…, Катюшенька…. А? Красота?
   Девочка, нахмурившись, серьезно и строго посмотрела на него, опять вздохнула, и вполне равнодушно сказала:
- Подумаешь…. Имя, как имя…. Ничего особенного, - а потом, немного грустно, продолжила, - для моего папаши, хоть Катенька, хоть Катька, все одно….
- Так ты же мне говорила, что ты из детдома, - слегка недоуменно напомнил он Кате ее слова.
- И что? Так они с мамкой туда меня и сдали.
- Зачем? – спросил, нахмурившись, искренне удивленный, и совсем уж сбитый с толку ее словами Петрович.
- Странный ты, Светлов…, - после небольшой паузы, как-то, опять с грустинкой и задумчиво, сказала вдруг Катюшка. - Взрослый, а, похоже, мало что понимаешь в этой жизни, - слегка разочарованно добавила она тут же.
 
   Слова эти, сказанные маленькой девочкой с такой интонацией…, совсем не детской, а скорее, наоборот, настолько глубоко потрясли бывшего вояку, задев его израненное сердце и больную душу, что ему стало, вдруг безумно жаль эту кроху, скитающуюся вне дома при живых родителях.
   И с этой минуты он стал относиться к Катюшке совсем по-другому.
   И ее обращение к нему на «ты» и по фамилии не резали ему больше слух, а воспринимались вполне нормально.
Он смотрел на нее теперь, не как на ребенка, а как на личность, со своими взглядами и суждениями на все происходящее вокруг….   

   Катюшка стала наведываться в клуб почти каждый день.
   После их со Светловым знакомства прошло уже недели две.
  Погода за это время резко ухудшилась, заметно похолодало, и Александр, в ожидании Светки, зная заранее, что та не придет, уже не ложился на скамью, а просто сидел, и, иногда вставая, разминал свое тело, в попытках согреться.
   Находясь на корте, он думал о том, что совсем уже скоро закончится аренда, проплаченная Князевым до конца месяца, и нужда находится на площадке, наконец-то, отпадет.
   Катюшка, приходя в это время к нему, пока он томился в ожидании, когда  же пройдет время не состоявшейся тренировки, каждый раз садилась рядом с Петровичем и, зябко кутаясь в свою просторную курточку, начинала задавать ему всякие, интересовавшие ее вопросы. Светлов охотно отвечал, удовлетворяя  любознательность девочки, круг интересов которой распространялся довольно широко. И после того, как  девочка начинала замерзать, Александр ее поднимал, и она вместе с ним пробегала несколько кругов по корту, чтобы согреться, после чего, попрощавшись «до завтра», куда-то убегала. 

   В один из таких дней у Светлова внезапно разболелся желудок. Дождавшись Катюшку, и после нескольких минут общения с ней, он обратился к ней с просьбой:
- Слушай, Екатерина, можно тебя попросить о небольшом одолжении?
- Каком еще одолжении? – насторожилась та.
- Ну, мы же с тобой, вроде, как друзья? А друзья должны помогать друг другу, так ведь?
- И чем же это я могу тебе помочь? - не меняя прежних интонаций в голосе, поинтересовалась Катюшка.
- Понимаешь, что-то эпигастрий забарахлил, мне бы минералки попить, но ты же понимаешь, что самому-то мне в магазин никак не вырваться, - и он вопросительно посмотрел на девочку.
- Чего забарахлил? - Не поняла та.
- Да, живот, Катюш, живот…. Ну, так как, сбегаешь?
- Делов-то, Светлов! Сразу бы так и сказал. Ешь, наверное, всякую дрянь….
   Но он не стал ее переубеждать, и тут же достал из кармана деньги. Катюшка, посмотрела, что он ей дает и спросила:
- А, помельче, что нет? 
- Это, все, что есть, - развел он руками.
- Ну, ладно, тогда я пошла.
   Но он не дал ей уйти далеко и окликнул:
- Только без газа проси, хорошо?
- Хорошо. А если без газа не будет?
- Тогда, лучше, вообще ничего не надо.
   Девочка, вприпрыжку, быстро удалилась.
   Только вот обратно ее он так и не дождался.
   Ни сегодня, ни завтра, Катюшка так и не появилась….

   Какие чувства испытывал Светлов, придя вечером домой, так и не дождавшись девочку? Абсолютно никаких.
   Он не знал точно мотивы ее поступка. Не знал, почему она не вернулась обратно. Помешало ей что-то выполнить его просьбу, или с ней приключилось что….
   Поэтому он не стал делать каких-либо выводов, в чем-то обвиняя Катюшку, и думать о ней плохо, а просто решил забыть на время о ее существовании.
   А может быть, и навсегда….

   Октябрь, наконец, закончился, и вместе с ним закончились обязательства Светлова перед  семьей Князевых, чему он был несказанно рад.
   Природа же, словно понимая состояние Александра, решила в этот день дать небольшую передышку, и уже часам к десяти воздух прогрелся настолько, что детвора на корте поснимала свои толстовки, и ребятишки продолжили занятия в одних лишь футболках.
   Тренировка только началась, когда у ограждения, в дальнем углу корта, Светлов заметил Катю, которая стояла, слегка прислонившись к сетке, и грустно смотрела на него, в надежде, что тот ее заметит. В правой руке девочка держала какую-то бутылку, похоже, с минеральной водой.
   Но Александр даже и не думал обращать внимание на ребенка, по своим, только ему известным, соображениям. Продолжая заниматься с группой бездарных подростков, он ни разу не посмотрел в ту сторону, где стояла девочка, машинально рассуждая о ее поведении.
   Ели она, все же, вернулась, значит…. Значит….
   А означать это могло, пока лишь только одно – думать о ней плохо было, похоже, действительно, несколько преждевременно….
   Почему Катюшка не появилась в тот день, когда он дал ей деньги, он не знал, так же как и не знал истинных причин ее отсутствия целых три дня.
   Но то, что она стояла здесь и сейчас, было неплохо уже само по себе, хотя огромного желания общаться с девочкой он, все же, не испытывал. Но и прогнать ее прочь тоже вряд ли бы смог, подойди она к нему прямо сейчас.
 
   Тренировка продолжалась около двух часов. И все это время Катя простояла на одном месте, иногда меняя лишь позу, время от времени посматривая в сторону тренера, занимающегося с детворой. Он же так ни разу на нее и не взглянул.
   Наконец, занятия закончились.
   Светлов не ушел вместе со всеми, а остался на корте и, давая единственный шанс девочке реабилитироваться, присел на скамейку, ожидая, когда та подойдет сама.
   Ждать долго ему не пришлось.
- Привет, Светлов, - послышался сбоку от тренера тонкий, но бодрый голосок Катюшки, которая приветствовала его так, как будто ничего не произошло, и они расстались каких-то пару часов назад. – А я тебе вот водички принесла, как ты и просил, без газа, - и она, подойдя ближе, протянула ему бутылку с минералкой.
   Он ничего не ответил, молча принял от нее покупку, поставил рядом с собой на скамейку, после чего очень строго посмотрел на девочку. Та, расценив его взгляд по-своему, тут же суетно запустила руку в карман своих затертых джинс, достала оттуда сдачу, и широко открыв глаза, чуть улыбнувшись, слегка игривым голоском, произнесла:
- Ой, извини, чуть не забыла, - и положила содержимое своей руки рядом с бутылкой.
   На ее действия со стороны Петровича не последовало никакой реакции. Он просто отвернулся, уставился пустым взглядом куда-то вдаль, продолжая молчать.
   Катюшка, тоже молча, постояв не много, присела рядом с ним на лавочку и, скрестив ноги, притихла, чувствуя за собой вину. 
   Сидели они так долго. Никто не хотел начинать разговор, боясь нарушить зыбкое перемирие.
   Первой, все же, не выдержала девочка. Она бросила пробный камушек, ожидая его реакции:
- Да, ладно тебе, Светлов. Хватит уже дуться, в самом-то деле! Ну, подумаешь, опоздала немножко! Ну, я же все-таки пришла…. 
   Девочка понимала, что если он ее не прогнал сразу, то дела ее не так уж и плохи, а если он вступит в разговор – значит не так уж и обижен, а просто набивает себе цену.
   Светлов и в самом деле не хотел прогонять Катюшку. Но ход ее мыслей он тоже уже прочитал, и теперь решал, как поступить.
   С одной стороны, она, вроде как, и предала, но с другой стороны, вроде, как и нет. То, что ее не было три дня, это – разговор ни о чем, в этом девочка права, ведь она, действительно вернулась, хоть и с большим опозданием. Хотела она присвоить себе эти деньги, или нет, сейчас это уже не так и важно. Если она вернулась, значит с совестью у нее, по крайней мере, все в порядке.
   А там поглядим….
- Хорошенькое дельце, - смилостившись, наконец, посмотрев на Катюшку, немного иронично произнес Петрович. – Действительно, подумаешь, каких то, всего на всего, три денечка! Тебя, дорогая, хорошо за смертью посылать.
- Это почему же? – не поняла девочка, радостно сознавая, что лед отношений между ней и Светловым, похоже, начал таять.
- А потому, что не дождешься ни тебя, ни смерти, так и будешь жить вечно, и никогда не помрешь.
   Когда до девочки дошел смысл сказанного, она вдруг разразилась таким громким смехом, таким заливистым, продолжительным и заразительным, как могут смеяться только дети. Она повалилась на скамейку, не в силах  усидеть, и долго еще смеялась, перекатываясь с боку на бок, утирая обильно вытекающие из ее глаз слезы, представляя себя посыльной за смертью.
   Глядя на нее, Александр тоже  не выдержал и рассмеялся.
   Когда Катюшка успокоилась и снова уселась рядом с Петровичем, он обратил внимание на ее левую руку, на которой «красовалась» грязная, не так давно, белая, бинтовая повязка, со следами засохшей на ней крови. Когда они виделись с девочкой в последний раз, рука ее была вполне здорова.
- Что это у тебя с рукой? – спросил он ребенка.
   Катюшка слегка замялась, не зная, что ответить, но, тут же не раздумывая, соврала:
- Да так, ерунда, поцарапала, когда с девчонками в дом играли, - она постаралась убрать травмированную конечность из поля его зрения и отвела свой взгляд в сторону.
   Александр внимательнее посмотрел на свою юную собеседницу, и вдруг поймал себя на мысли, что она все время обращена к нему только правой стороной лица, пытаясь все это время, пока они находились вместе, не поворачиваться к нему ни в фас, ни левой стороной. Он тут же решил рассеять свои смутные подозрения по этому поводу, быстро, но аккуратно взял девочку за подбородок и повернул ее голову так, чтобы видеть все ее лицо.
   Как он и предполагал, возле ее левого уха была большая ссадина, которую она и пыталась все время скрыть от своего собеседника.
   Катя резким движением вырвала голову из руки Александра и, насупившись, отвернулась.
- Что, тоже с девчонками в дом играли? – спросил он девочку.
   Но она ничего не ответила.
- Ну, не хочешь, не говори….
   Понимая, что разговор зашел в тупик, Петрович открыл бутылку, отхлебнул из горлышка и протянул минералку девочке, но та, обиженная, никак не отреагировала, продолжая сидеть, нахохлившись, молча.
 -Ну, ладно, я, пожалуй, пойду, а то у меня скоро еще одна группа придет, надо подготовиться, - словно рассуждая вслух, сказал Александр, вставая.
   Когда он сделал несколько шагов, Катюшка окликнула его:
- Светлов, ты что, обиделся, что ли?
   Он остановился и повернулся.
- Кто? Я? С чего это ты взяла?
   Девочка неопределенно пожала плечиками.
- Не знаю…. Просто, ведешь себя, как девчонка…, - изрекла девочка очень серьезным тоном, без намека на то, чтобы как-то задеть самолюбие взрослого.
   Подобного сравнения Александр никак не ожидал услышать в свой адрес и немного опешил, не зная чем ответить.
   Девочка, увидев его замешательство, улыбнулась, и в глазах ее появились озорные искорки.
- Да, ладно тебе, Светлов, не напрягайся. Пошутила я. Ну, правда, пошутила….
   Он подошел к ней, присел возле, на корточки, посмотрел ей прямо в глаза, очень пристально, словно хотел заглянуть ей прямо в душу.
   Она свой взгляд не отвела, и смотрела, тоже не мигая.
   Что он пытался рассмотреть, девочка спрашивать не стала, и что он там увидел, тоже не знала. Но, по всей видимости, увиденное вполне удовлетворило Александра, потому как, поднявшись, он улыбнулся и, подав девочке руку, приглашая пойти с ним вместе, предложил, или, скорее даже попросил:
- Слушай, Орешкина, пойдем со мной в офис, составишь мне компанию на чаепитии. А то мне в одиночестве, не поверишь, уже так надоело, что порой, и кусок в горло не лезет.
   Приглашать Катюшку дважды не пришлось.
- Ох, Светлов, можешь же ты уговаривать! - совсем серьезно отреагировала девочка, и подала ему правую ручонку, которую он принял в свою огромную ладонь и бережно сжал.
   Так и пошли они в офис, взявшись за руки, не громко переговариваясь.
- Слушай, Светлов, а почему, ты пьешь воду без газа?
- О…! Это целая история….
- А ты мне ее расскажешь?
- Расскажу….
- Ну, так давай, рассказывай!
- Что, прямо сейчас?
- А хоть и сейчас….
- Да…? Ну..., хорошо, слушай….

   Осень, отдав свое, похоже, последнее в этом году тепло и, решив больше не баловать, задула сильными и холодными ветрами, время от времени заливая город обильными, нудными и продолжительными осадками.
   Теннисисты окончательно перешли под крышу спорткомплекса, и на открытые корты уже не выходили. И, видимо, уже до весны.
   Катюшка стала появляться у Светлова очень редко, и то, только тогда, когда знала точно, что он будет один.
   Он понимал, что она, скорее всего, несколько стесняется своего внешнего вида, не желая находиться в «офисе» у Александра, пока в зале бегали вполне благополучные и радостные ребятишки ее возраста, или старше.
   Поэтому, за чашечкой чая, беседую «за жизнь», он несколько раз предпринял попытки пригласить ее к себе домой, как-нибудь на выходные, но она каждый раз, найдя «уважительную» причину, отказывалась.
   Настаивать он не стал, и больше к этому вопросу не возвращался….

   Осенние заморозки плавно перетекли в декабрьские морозы.
   Но и зима, тоже не вечна. Прошла и она.
   Капризная весна, казалось бы, совсем недавно, сменившая суровую стужу, тоже закончилась, и на смену ей пришло долгожданное лето, такая любимая всеми, пора.
   Светлов, после того, как Князева ушла к другому тренеру, не переставал следить за ее карьерой на протяжении всего этого периода.
   Сначала Светка двигалась в том же, что и со Светловым, направлении, так сказать, по накатанной. Но, буквально, через пару месяцев в ее игре пошли сбои, в следствии чего у Князевой появился уже другой тренер. Потом, еще один, а потом еще….
   Но результаты ее продолжали только ухудшаться, что незамедлительно отразилось на ее рейтинге, который стремительно падал вниз.
   Последние два месяца, как Светлов не пытался, он так ничего и не накопал о Князевой. Ни в одном из многочисленных турниров она ни разу не «засветилась».
   Что с ней случилось, он не знал, но понимал - что-то, все-таки, произошло.
   Было ли Александру жаль Светку, сочувствовал ли он ей? Может быть…. А, может быть, и нет…. Этого он, наверное, и сам-то не знал….
   Но вскоре ему представилась возможность разобраться в своем к ней отношении….

   Начало лета выдалось не очень приветливым.
   Погода была какая-то, не по летнему осенняя, потому что, который день, время от времени, моросил мелкий, сопровождаемый резкими порывами ветра, противный дождик, срывая занятия на улице. А переходить в зал никто не хотел. И дети, обрадованные тем, что можно улизнуть с тренировки, получив разрешение тренера, с радостью убегали по своим делам.
   В один из таких дней, не зная чем себя занять, к Светлову в «офис» заглянула Катюшка, которая стала опять навещать Петровича почти каждый день.
   Она пришла, поздоровалась и сбросила с себя свою изрядно промокшую курточку, повесив ее на спинку стула. Александр налил в чайник воды и поставил его кипятить, но попить кофе, который уже собрался приготовить тренер, они с девочкой не успели, потому что….
   Потому что в тесную каморку с гордой и ироничной надписью «Офис»  кто-то постучал.
 -Да, - ответил Александр, несколько недовольно, никого особо не ожидая.
   Дверь отворилась и на пороге появилась… Светка Князева.
   Вот уж кого Светлов совсем не рассчитывал увидеть, так это ее.
- Добрый день, Александр Петрович, - поздоровалась девушка, остановившись на пороге и не решаясь пройти дальше, - Можно?
- Да, проходи, коль пришла. Я еще никого не выгонял. Присядешь? Мы тут вот с Катюшкой как раз чаевничать кофейком собрались, и тебя напоим, если не побрезгуешь, да Кать?
   Но по его интонации, по тому, как мужчина разговаривал с девушкой, Катюшка сразу смекнула, что отношения между этими двумя не самые лучшие, не самые дружелюбные, и попыталась оставить их вдвоем, но Александр, строго на нее посмотрев, сразу же пресек ее благородный порыв:
- Куда!? Я тебе сейчас пойду! Просохни сначала, согрейся, чая попей, отдохни, - а потом обратился Светке, которая все еще стояла на прежнем месте, - у нас же ни от кого секретов нет, правда же, Светлана Игоревна?
- А Вы, Александр Петрович, я смотрю, все еще на меня сердитесь? – вопросом на вопрос ответила девушка. Светлов тоже в долгу не остался.
- Может, ты все-таки пройдешь? Или решила не обременять нас своим долгим присутствием?
   Ответить она не успела, так как закипел чайник, на который дружно посмотрели все присутствующие. Катюшка тут же поднялась со своего места и спросила, обращаясь к девушке, тоже, с прохладцей:
- Так я не поняла, ты чай будешь, или нет?
- Да нет, спасибо, в другой раз, - ответила ей Светка и, повернувшись к Светлову, обратилась уже к нему:
- Поговорим?
- О чем? Есть тема? Я думал, что мы с тобой все обсудили в прошлый раз.
- Александр Петрович, да будет Вам! Мы же с Вами взрослые люди, - примирительным тоном произнесла девушка, прошла и присела на краешек стула и, положив к себе на колени сумочку, сложила на ней свои руки. – Вы знаете, я очень много думала в последнее время о том, что тогда произошло. Я понимаю, что была просто дура, я понимаю, что была не права…. Я очень жалею сейчас о случившемся….
   Но Светлов не стал слушать дальше, как Князева «посыпает пеплом» свою голову.
- Слушай, давай сразу к делу. Ведь ты же пришла не для того, чтобы просить прощение, правда? Что произошло, то произошло. Зла я на тебя не держу, поверь…. А отставка тренера в нашей работе – явление вполне обычное, и извиняться тебе нет ни какой нужды. Если ты, конечно, только за этим пришла…, - и он выжидательно посмотрел на девушку. Она, не выдержав его прямого взгляда, опустила голову вниз и после паузы, ответила:
- Да, Вы правы, не только за этим…. Я хотела бы к Вам вернуться….
- Нет, - ответил Светлов, не раздумывая ни секунды, сразу и категорично.
- Ну, я же знаю, что Вы сейчас персонально ни с кем не занимаетесь. Тогда, почему? – подняв голову, спросила расстроенным голосом Светка.
- Дважды в одну реку не войти. И предпринимать попыток это сделать я не собираюсь. Как-то ты свой выбор уже сделала. И насколько я понимаю, ошиблась. А знаешь, в чем была твоя ошибка? – он посмотрел ей в глаза и сам же ответил, - ты еще даже не выиграла первый сетбол, а уже решила, что выиграла матч.
- Но ведь все еще можно исправить…, - начала с надеждой в голосе девушка, но была сразу же прервана.
- Ничего уже исправить нельзя.
- Почему? Вы ведь знаете, что я….
   Но он снова ее прервал.
- Дело не в тебе, Света, дело во мне. Я не смогу с тобой больше работать. А вот почему, я объяснять не стану. Если ты этого не понимаешь, то и говорить не о чем…. Так как, насчет чая?
- Да нет, спасибо, я, пожалуй, пойду, - Светка встала. Постояла немного, теребя ручку своей сумки, но зная характер своего бывшего тренера, она уже давно поняла, еще в начале разговора, что пришла напрасно. Не прощаясь, она повернулась и вышла.
   Но, если бы, выходя, она обернулась, то увидела бы взгляд маленькой девочки, которая, прищурившись, чему-то улыбалась, едва заметно, и смотрела на Князеву с некоторым злорадством, присущим детям, когда они, вполне довольные, видят торжество справедливости.
   Когда дверь за девушкой закрылась, Светлов, глядя на Катюшку и заметив ее выражение лица, улыбнулся.
- Вот так вот, Катюня, поговорили….
- Ты, что расстроился?
- Да нет, пожалуй…. Не вижу особых причин для расстройства…. Если и расстраиваться, то по поводу того, что чайник-то совсем уже остыл.
   Он снова поставил греть чайник, и Катюшка, видя, что Петрович немножко взгрустнул, не стала пока донимать его своими вопросами. Но долго пребывать она в таком состоянии не могла.
 - Скажи, Светлов, а что такое сетбол? - ни с того, ни с сего, спросила, вдруг девочка.
- Сетбол…? А…, ты про это…. Ну, если рассматривать это  с философской точки зрения…, - начал, немного рассеянно, Светлов, но тут же был прерван:
- Эй, але, дяденька, вы это с кем разговариваете? – помахала Катюшка перед его носом своей маленькой ручкой.
- Ой, извини, малыш, что-то меня и впрямь, понесло…. В общем, если коротко, что бы тебе было понятно,  сетбол – это надежда….  Надежда на возможность продолжения борьбы. И чтобы эта надежда не умерла, хоть в спорте, хоть в обычной жизни, этот сетбол необходимо выиграть, обязательно выиграть…. Поняла?
- Ну-у-у-у-у-у…, не совсем, - честно призналась Катюшка, почесывая своим маленьким пальчиком висок. И немного помолчав, поразмышляв о чем-то, спросила снова:
– По-твоему, значит, выходит, что Светка у этой жизни свой сетбол проиграла, что ли?
   Вопрос был задан не совсем корректно, конечно, но, совершенно точно по сути, поэтому он не стал поправлять девочку.
- Может быть, и так. Кто знает…. Время, Катюша, самый беспристрастный судья. Оно все рассудит, все расставит по своим местам, и покажет, кто был прав….
- А почему ты с ней не хочешь больше работать? Она, что, плохая?
- Хорошая она, или плохая, не в этом дело….
- А, в чем же тогда?
- А дело в том, что у меня, как я тебе, уже, когда-то говорил, есть два золотых правила. Помнишь?
- Да. Но только ты тогда сказал только одно.
- Что ж, теперь пора тебе узнать и второе…. Я никогда и никому не прощаю предательства.
- А она тебя, что предала?
- Да.
- И ты ее никогда не простишь?
- Нет.   
- Никогда, никогда?
   Он молча отрицательно покачал в ответ головой.
   Катюшка отвернулась, и о чем-то призадумалась. Светлов тоже решил пока помолчать, и заняться мелким ремонтом своего многочисленного инвентаря.
   Но через некоторое время девочка нарушила тишину своим очередным вопросом:
- Скажи, Светлов, только честно, если бы я тогда не пришла, ты бы меня тоже не простил, как  и ее?
- Честно, говоришь…? Но ты же пришла…. Зачем тогда это обсуждать?
- Значит, не простил бы…, - сделала вывод девочка и, нахмурившись, замолчала.
   Он не стал ее разубеждать, а лишь глубоко вздохнул, не зная, что ей сказать.
- Я и не собиралась тебя, Светлов предавать…, - Катюшка уткнулась глазами в пол, не решаясь смотреть на Александра. - В тот день у магазина меня встретил папаша…. Он меня первый увидел, подошел сзади, гад, незаметно, и деньги твои отобрал у меня. А я его за руку укусила…. Тогда он мне со злости гвоздем ладошку проткнул, а потом еще и по уху так врезал, что я, наверное, метра три пролетела…. 
   Она снова замолчала, по-прежнему глядя в пол.
   Светлов положил на стол ракетку, которую держал в руках, и подошел к Катюшке.
- А на что же ты тогда воду купила?
- У него же и забрала на второй день, когда он сдал какой-то металлолом, напился, как свинья, и уснул….
- Украла, что ли?
- Не украла, а вернула. Это не одно и то же. Он у меня отобрал, а я у него. Все по честному…. Что, не так, что ли?
- Ну, может, ты и права…. Хотя….
- Что?
- Да, понимаешь…. Могла бы просто придти ко мне, и все рассказать.
- Да? И ты бы мне поверил? Я бы на твоем месте – точно нет.
- Но, попытаться ведь стоило….
   Катюшка недоверчиво посмотрела на него удивительно не детским взглядом своих грустных и выразительных глаз,  усмехнулась, но нечего не сказала.
- Ладно, проехали…. Хотел бы я встретиться как-нибудь с твоим папашей…, - задумчиво, со стальными нотками в голосе, произнес Петрович. Девочка, понимая, отчего и куда тот клонит, решила круто сменить тему для разговора.
- Знаешь, Светлов, а у меня завтра день рождения.
- Да, ладно! Что, правда, что ли? А что ж ты молчала-то?
- Да не молчала я! Вот же говорю….
- Да нет, что раньше-то молчала?
- А что говорить-то раньше времени? День рождения же завтра.
- Так ведь, отметить надо.
- Ну, да! Мои родоки, уже, наверное, во всю отмечают. Домой хоть не появляйся….
- А ты и не появляйся.
- Ты думаешь, - горько усмехнулась девочка, - в детдоме намного лучше?
   Александр пожал плечами.
- Ну…, не знаю….
   Они на некоторое время замолчали, размышляя каждый о своем. Потом Александр предложил:
- Слушай, Кать, ну, давай, завтра у меня соберемся, а? Я тортик куплю, конфет, ты подруг своих пригласишь, посидим, накатим по рюмашке «Пепси». Как ты? Ты какие тортики любишь?
- Я? Да всякие…. А только подруг у меня нет.
- Как это нет?
   Вместо ответа Катюшка приподняла бровки, задрала голову и взгляд вверх, показывая всем своим видом, насколько все же взрослые, порой, могут быть наивны, ну, как дети! 
- Светлов! Ты меня удивляешь! Ну, какие подруги в детдоме? Ты что?
- Ну…, нет, так нет…. Вдвоем посидим…. Или ты против?
- Да…, нет…, - как-то нехотя, но все же согласилась девочка, - можно…. Только у меня будет одно условие.
- Какое? – тут же поинтересовался заинтригованный ее словами Петрович.
- Никаких подарков! – вдруг резко и категорично заявила она.
- Не понял! – воскликнул удивленный мужчина. – Ты, что, не любишь подарки, что ли?
- Не знаю…. Просто мне их никто и никогда не дарил.
- Ну, так я буду первым!
- Нет, - решительно отвергла его предложение девочка. – У тебя свои правила, у меня - свои. Или я никуда не пойду.
- Ну, почему? – никак не мог взять в толк Александр.
- Светлов, ты, что, в самом деле не понимаешь, или притворяешься? – но увидев его вопросительный и недоумевающий взгляд, тут же продолжила, снисходительно улыбаясь, и стала разъяснять, немного назидательным тоном, как маленькому, предварительно тяжело вздохнув и сделав паузу:
- Куда я дену твои подарки? Домой? Так там папаша продаст за фунфырь в первый же день! В детдом? Так там украдут, а если и нет, так сломают или порвут! У нас девочка как-то в новеньком платье пришла, и даже не хвасталась! А утром встала – а на стуле только ленточки от обновки остались! Ну, что, понял теперь?
- М-да, дела…. Понял, конечно, что ж не понять…, как скажешь…. Условие принято. Во сколько завтра соберемся? Тебе когда удобнее? В шесть? Ну, в шесть, так в шесть ….
   Но завтра в шесть часов вечера, как не ожидал Александр, как не смотрел на часы, но в назначенное  ею же время, девочка не пришла …. 
   Объявилась она только около девяти, когда Светлов уже совсем смирился с мыслью, что и этот вечер он проведет в одиночестве.
 
   Когда он услышал стук в свою квартиру, то от неожиданности даже вздрогнул, и тут же, буквально подбросив свое тело с кровати, как говорится, сломя голову, с радостной улыбкой, бросился открывать.
   Но стоило ему отворить дверь, и увидеть Катюшку, как улыбка сразу же слетела с его лица.
   Правый рукав ее курточки была разорван, на лбу была небольшая ссадина, слезы, размазанные по лицу вместе с грязью, тоже не придавали привлекательности образу. Девочка, глядя себе под ноги, хныкала, утирая носик своим пальчиком.
- Кто тебя обидел? – спросил, нахмурив брови, Александр.
- Папаша, сука, - продолжая хныкать, ответила она, - кто же еще….
   Она хотела добавить к сказанному еще пару определений, но тут же осеклась.
- Ой! – только и смогла воскликнуть Катюшка, глядя испуганными глазами на Петровича, прикрывая свой рот ладошкой.
   Но, слово, как говорится, не воробей. И оно, вылетев, уже было произнесено.
   Девочка внезапно осознала, что нарушила свое обещание, данное ему однажды и, зная его характер, замерла, приготовившись к самому худшему.
   Она вдруг представила себе, что он прямо сейчас захлопнет дверь перед ее носом, и больше никогда ей не откроет и, не простив ее, никогда больше не станет с ней разговаривать. Никогда, никогда. От этих мыслей, пронесшихся в голове девочки, ей стало не просто страшно, а страшно до жути. Она, не дожидаясь его реакции, в испуге бросилась к нему, вцепилась своими ручонками в его правую руку, словно клещами, и завопила, извергая из себя потоки слез:
- Светлов, миленький, прости меня, прости меня, пожалуйста, я не хотела, я больше никогда не буду, прости меня, прости, пожалуйста, пожалуйста….
   Петрович стоял, несколько ошарашенный ее поведением, не понимая, что происходит. А Катюшка, не переставая громко реветь, захлебываясь от собственных слез, крепко обхватив его руку, вымаливая у него прощение, истошно продолжала:
- Прости меня, Светлов, прости, ну пожалуйста! Не прогоняй меня, я больше никогда не буду, никогда, никогда…. Прости меня, миленький, прости, ну пожалуйста, пожалуйста….
   Он попробовал ее успокоить, но она его словно и не слышала, и все время повторяла одно и то же.
   Понимая, что так долго продолжаться не может и, опасаясь, что любопытные соседи, услышав Катюшкины причитания, высунут носы из своих щелей, он зашел в квартиру с плачущей девочкой, повисшей на его руке, и захлопнул дверь.
   Но, сколько он не пытался успокоить Катюшку, ничего не выходило. И тут до него дошло, что у ребенка не просто нервный срыв, а самая настоящая истерика. Осознав это, он тут же прошел с ней в ванную, и, так как правая рука у него была по-прежнему занята, то все пришлось делать левой.
   Он открыл кран с холодной водой, взял пластиковый стакан, налил туда воды, после чего, набрав из стакана в рот как можно больше жидкости, с силой изверг ее девочке на лицо.
   Катюшка, от неожиданности произошедшего, сразу же перестала причитать и плакать, и ее тут же стал душить спазм, перехвативший дыхание. Она, продолжая смотреть на Петровича широко открытыми испуганными глазами, жадно хватала воздух, словно рыбка, выброшенная на берег.
   Когда оно окончательно успокоилась, мужчина вытер девочке лицо полотенцем, а потом попросил:
- Катюш, может, ты отпустишь, все-таки мою руку, пока не оторвала?
   На что она тихо призналась, глядя на него, слегка растерянно и немного удивленно:
- Не получается….
   Тогда Светлов, аккуратно, один, за одним, стал осторожно разгибать пальчики ее рук. Когда, наконец, он закончил эту нехитрую операцию по освобождению своей правой конечности, он посмотрел на нее с легкой улыбкой.
-Не пугай меня так больше, хорошо?
- А ты меня не прогонишь? – робко спросила Катюшка, чувствуя за собой вину, теперь уже глядя в пол.
- Да нет, конечно, с чего ты взяла? Сегодня же твой день рождения, ты что, забыла? Сегодня прощаются все твои грехи!
- Все, все? – недоверчиво переспросила она.
- Все, все! – подтвердил он незыблемость своего решения.
   Катюшка тут же повеселела, и довольная тем, что все позади, тихо шмышнув, потерла кончик носика своим пальчиком, по-прежнему не поднимая головы.
- Так мы идем праздновать, или так и будем тут стоять? – спросил он ее, скорее утверждая, чем вопрошая. – У меня давно все готово, не хватает только главного виновника торжества, - и тут же поправился, - извини, главной героини торжества…, ну, так пошли, что ли….
   Катюшка, совсем уж отойдя, улыбнулась.
- А тортик есть будем?
- А как же! Конечно!
   Они прошли в комнату, где стоял стол, ради такого торжественного случая накрытый белой скатертью. Несколько тарелок с салатами, конфеты, печенье, пару бутылок с соком, «Пепси» и «Кола». Во главе всего этого, посередине, находился красивый праздничный торт.

   Когда именинница доедала третий кусок бисквита, обильно покрытого кремом, запивая четвертым стаканом сока, Александр спросил, ее снисходительно улыбаясь:
- Катюш, не лопнешь?
- А тебе что, Светлов, жалко, что ли?
- Да нет, кушай на здоровье.
- Тогда, что? - запихивая себе в ротик очередную порцию, уточнила она, - боишься, что забрызгаю?
- Есть опасение…. Может, перекурим пока?
- Так я ж не курю!
- Ну, это я так…, образно.
- Да? – Катюшка, вытирая рот салфеткой одной рукой и, поглаживая свой животик другой, отвалилась на спинку стула и довольным голосом продолжила, - думаешь…? Ну, что ж, давай перекурим…, - и тут же, - ой, Светлов…, - глаза ее были полны мольбы о помощи и поддержки, и она, немного скорчив от боли личико, тихо выдавила из себя,  - что-то живот….
- Говорил же! - посмотрел на нее с некоторой тревогой он, - обжора ты маленькая! Ну, ничего, - успокоил он девочку, - приляг, полежи немного….
   Петрович, не расправляя постель, накинул сверху покрывало и уложил Катюшку на кровать. Она, устроив голову на подушку, немного постанывала от боли, поворачиваясь с боку на бок. Александр присел рядом и взял ее за руку.
- Потерпи немного, Катюш, скоро пройдет….
   Минут через пять, семь боль, действительно, утихла.
- Посмотрим телек? – предложил Петрович. - Сейчас боевик будут показывать….
- Не люблю боевики….
- Почему?
- Там людей убивают….
- Да? Если честно, то я тоже не люблю….
   Он стал переключать каналы, в надежде на то, что на каком-нибудь из них Катюшка остановит свое внимание. Но просмотрев все, девочка ничего достойного так и не увидела. Тогда он начал с начала, и дойдя до того места, где шел концерт, остановился.
   Они помолчали, слушая выступление артистов, и Александр задал девочке вопрос, который давно вертелся у него на языке:
- Слушай, Катюш, все хотел у тебя спросить, а у тебя есть какая-нибудь мечта?
- Мечта…? – девочка призадумалась. – А тебе зачем?
- Ну, так…, просто интересно…. О чем сейчас дети мечтают….
- А ты о чем мечтал, когда пацаном был?
- Я? Летчиком хотел стать.
- И что, не стал?
- Да, нет, как-то не вышло…
- А…. А я мечтаю на море побывать….
- Что, ни разу еще не была?
- Нет, - огорченно ответила Катюшка. – Кто бы меня свозил…? Видела, конечно, на картинках, да по «ящику»…. А вот так, чтобы вживую…. А ты бывал на море?
- Да…. Много раз….
- Правда? А какое оно, расскажи….
   И Светлов стал рассказывать, как мог. Девочка слушала его с интересом, перебивая иногда своими вопросами. Когда же он, обратив внимание на то, что она перестала его спрашивать, посмотрел на Катюшку, то увидел, что она уже спала, убаюканная его повествованием.
   Тогда он осторожно привстал, осторожно, чтобы не разбудить невзначай именинницу, убрал со стола остатки угощений в холодильник, и постелил себе на полу.
   Уснуть в эту ночь он не мог еще очень долго.
   Но вовсе не от того, что ему было жестко спать. А потому, что сердце его никак не могло успокоиться от мысли, что сегодня он здесь не один, в отличие от многих дней и ночей, проведенных в невыносимом одиночестве.
   Он лежал, прикрыв глаза, прислушиваясь к звукам, которые доносились с его кровати, где спала маленькая девочка, негромко сопя своим маленьким носиком.
   И звуки эти было лучшее из того, что он слышал с того самого времени, как похоронил своих горячо любимых жену и дочку….

   После этого дня рождения Катюшка стала появляться у Светлова дома чаще, чем на работе.
   Они пили чай, или ужинали, беседуя о том, что больше всего интересовало девочку. Темы для разговоров у нее были самые разнообразные. И вопросы тоже, были, порой, такие, что ставили Александра в тупик.
   Иногда беседы у них продолжались далеко за полночь. Тогда девочка оставалась ночевать, но место на кровати, по ее просьбе, они с Петровичем разыгрывали на спичках, или на «орел-решка».
   Им никогда не было скучно вдвоем.
   Светлов настолько привязался к Катюшке, что у него все чаще и чаще стали появляться мысли о том, что бы ее удочерить.
   Но он прекрасно понимал, что пока ее родители были живы, осуществить желаемое для него не представлялось возможным….

 
   Уже начало смеркаться, когда в дверь настойчиво постучали.
   Александр подождал, когда постучат еще раз, после чего поднялся со стула и неторопливо подошел к двери. Но открывать сразу не стал, и лишь когда стук в дверь раздался еще раз, щелкнул замком.
   На пороге его квартиры стоял человек, назвать которого таковым у интеллигентного человека вряд ли мог повернуться язык. То, что сейчас находилось перед Светловым, представляло собой довольно жалкую личность, причем явно не трезвую, так как от нее разило какой-то сивухой, и даже не за версту, а гораздо дальше.
   Невысокий и худой мужичок с напрочь пропитой физиономией, кожа на которой была сморщена в мелкую складочку и черна от беспробудного пьянства, смотрел на Александра снизу вверх, нахально при этом улыбаясь. Его редкие и местами гнилые зубы, не досчитывали впереди двух верхних, похоже, кем-то и совсем недавно выбитых, так как лицо его еще сохраняло следы недавнего избиения или драки, а огромный синяк под правым глазом свидетельствовал о том, что данный субъект не может жить без побоев, как без пряников.
   На пальцах правой его руки, которая только что стучала в дверь, были наколоты перстни, говорившие о том, что мужичок был не в ладу с законом уже с юных лет.
   Петрович, уже было, подумал, что данный субъект ошибся дверью, но вскоре убедился в обратном, стоило только тому заговорить.
- Это ты – Светлов? – хриплым пропитым голосом задал вопрос мужичок, продолжая улыбаться.
- И что? – спокойно ответил Александр, ожидая продолжения.
- Дело есть. Может пройдем, а то как-то неудобно на пороге….
- Дело…? У тебя…? Ко мне…? Да, ладно…!
- А что ты думаешь, у таких, как я не может быть дел с такими, как ты? Еще как может!
- Любопытно, что же это за дела такие….
- А я сейчас твое любопытство очень даже удовлетворю!
- Да-а-а-а? Ну, раз так – проходи, - и Александр, слегка отстранившись, пропустил впереди себя странного и незваного гостя, явно заинтригованный его словами.
   Когда они вдвоем прошли в комнату, мужичок остановился в центре, и на приглашение присесть отказался, продолжая стоять, переминаясь с ноги на ногу, не зная как начать разговор.
- Ну! Так я весь внимания. Просто одно сплошное большое ухо. Какое же дело привело ко мне столь уважаемого и занятого господина, - решил помочь ему Светлов.
- Моя фамилия – Орешкин. Вальдемар Орешкин! – гордо изрек мужичок, не обращая никакого внимания на ироничный тон хозяина квартиры.
- И что? – не сразу понял Петрович.
- А то! Ты-то дурака то не включай! – пригрозил Орешкин хозяину квартиру, выбрасывая вперед правую руку с торчащим указательным пальцем и слегка потрясывая им перед самым носом Светлова. – С дочкой моей тут забавляешься, и думаешь, я ничего не знаю?
- С какой еще дочкой? – недоуменно, возмущенно и протестующе задал встречный вопрос Александр своему гостю. – Ты что несешь, уважаемый?
- С какой дочкой? Да с моей дочкой, с Катюхой!
- С какой такой еще Катюхой? – никак не доходило до Петровича. Он уже хотел взять за шиворот мужичка и вынести его за дверь, как вдруг осознал, что тот имел ввиду.
- Что…? Так ты про Катюшку, что ли говоришь?
- А про кого же еще-то?
- Она, что, твоя дочь?
- А чья же еще….
- А-а-а-а-а-а-а…, - теперь Светлов понял все.
   Он вдруг вспомнил, что у Катюшки, действительно, была фамилия Орешкина. А этот индивидуум, похоже, и был ее папашей. И что он хотел от Александра, он тоже понял.
   И как только до Светлов дошло, на что именно грязно намекал его гость, говоря о том, что он, боевой, пусть и в прошлом, но все же офицер, «развлекается» с ребенком, кровь ударила ему в голову, глаза налились ненавистью и злостью, ладони самопроизвольно сжались в кулаки, и появилось огромное желание не просто выкинуть прочь, убить или придушить это ничтожество, а разорвать его на мелкие кусочки без каких бы то ни было подручных средств. Но усилием воли Петрович заставил себя улыбнуться, сдерживая себя от немедленной расправы над Орешкиным, а лишь слегка прищурился, предвкушая финал этого разговора.
- И что же ты хочешь? – спросил Светлов, делая вид, что не понимает, что от него хотят.
- А то ты сам не догоняешь!
   Хозяин квартиры недоуменно пожал плечами.
- Бобла, твою мать, чего же еще…, - прохрипел алкаш.
- Это за что же?
- За твое пребывание на свободе, лошара, - совсем уже осмелев, начал грубить, переходя на блатной жаргон, Орешкин.
- И во сколько же мне обойдется моя свобода?
   Мужичок, пройдя дальше в комнату, присел на краешек стола. Он и сам толком не знал, сколько затребовать с «извращенца», хоть и прикидывал заранее, но сейчас, все те суммы, что вертелись в его неказистом умишке, казались ему уже не такими уж и большими. Окончательно почувствовав, что он может диктовать условия, жадный от природы и от безденежья, Катин папаша заломил достаточно высокую цену за свое молчание.
- Не многовато будет? Сгоришь ведь от водки.
- Слышь, ты, фраер! Не твое дело! Либо башляешь, либо, - и он, поднес к своему правому глазу по два пальца каждой руки, соединив их между собой, получив таким образом импровизированную решетку. – Ну, так как?
   Светлов сделал вид, что задумался, почесал за левым ухом, тяжело вздохнул, и после долгой паузы произнес:
- Ладно, хрен с тобой, уговорил. Сейчас, пожалуй, все и получишь.
   Орешкин сразу как-то расслабился, и на лице его опять появилась улыбка, только теперь не столько нахальная, сколько довольная. Светлов же подошел сначала к полке, взял барсетку, достал оттуда деньги, молча подошел к своему гостю, засунул купюры в наружный карман его куртки и вышел на балкон. Через минуту к нему присоединился Орешкин, возмущенно и негромко шипя, словно змея:
- Ты что, издеваться надо мной вздумал? – он тряс перед лицом Александра бумажками, зажатыми в кулаке, - это что, подаяние на бедность? Тебе, что, свобода твоя не дорога? Да я тебя…. Да я тебе…. Это что такое, я тебя спрашиваю?
- А это тебе на лечение.
- Какое еще лечение? Я пока здоров….
- Вот именно – пока! – и с этими словами Светлов, прихватив Орешкина за подмышки, высоко приподнял над полом и огляделся по сторонам.
   На улице было совсем уже темно, во дворе было тихо, все уже давно разбрелись по своим домам и лишь изредка потявкивали где-то вдалеке мелкие собачонки.
   Петрович посмотрел Орешкину в глаза, полные страха, и тихо, но строго, голосом, полным ненависти и презрения, чеканя каждое слово, проговорил:
- Если ты, мразь, еще хоть раз попадешься мне на глаза, если ты, тварь, еще хоть раз…, - но не смог договорить, потому что почувствовал, что руки его начали чесаться и зудеть от того, что в руках этих находится ненавистный и чужеродный ему, не элемент даже, а что то, вроде мерзкого и заразного микроба, приподнял Орешкина еще выше и резко бросил вниз, на цветочную клумбу под своим балконом.
   В том, что алкаш не разобьется, у Александра сомнений не было. А мелкие увечья не в счет.
   Приземлившийся на клумбу с высоты второго этажа мужичок некоторое время лежал неподвижно. Прошло минут пять, семь, прежде чем внизу раздались стоны, после чего, кряхтя и матерясь, Орешкин оторвал свое худое тело от земли, сначала встав на четвереньки, а потом и во весь рост.
   Он неподвижно постоял, стоная, потом отряхнулся, посмотрел на балкон, где стоял Светлов и с ненавистью, голосом, полным отчаяния и унижения, громко и визгливо выкрикнул:
- Ну, ничего, сучара, поквитаемся, еще…, посмотрим, кто кого….,  - после чего развернулся, и сильно прихрамывая на правую ногу, поковылял восвояси….
   А Светлов, после убытия Орешкина, еще долго и тщательно драил в ванной руки с мылом, стараясь смыть со своих ладоней всю грязь и мерзость, с которой только что соприкоснулся….

   Среди ночи Александра разбудил стук в дверь.
   Но только сей раз не такой настойчивый и не такой громкий, как накануне вечером. Александр повернулся на бок и посмотрел на часы. Маленькая стрелка циферблата стояла между двойкой и тройкой.
   Не уж-то Орешкин никак не угомонится?
   Светлов неохотно встал, стряхнув с себя остатки сна, осторожно подошел к двери, дождался, когда стук повторился, быстро крутнул замок, резким движением открыл дверь, и тут же бросил свое тело в сторону, опережая возможное нападение.
   Но все его предостережения и уловки были совершенно излишни.
   На пороге его квартиры, опершись плечиком о косяк, стояла Катя.
   Лицо ее было заплакано, под левым глазом был огромный свежий синяк, на правой стороне лица была рана, из которой сочилась кровь. Было видно, что она ко всему прочему, еще и очень устала.
   При взгляде на нее у Светлова сжалось и защемило сердце, и чувство сострадания к ней перемешалось в душе отставного офицера с чувством вины перед бедной девочкой, так как он ясно и отчетливо осознал в этот момент, что именно послужило причиной наказания Кати. И если в душе его и осталось место для каких-то других чувств, то оно было переполнено чувством ненависти к тому, кто это сделал.
   Светлов отметил про себя, что столько неприязни он никогда в своей жизни еще не испытывал ни к одному человеку. Столько, сколько испытывал сейчас к Орешкину.
- Зря он это сделал, зря…. – сквозь сжатые зубы негромко вслух произнес Александр и отступил в сторону, уступая место девочке, но та, едва наступив на правую ногу, громко ойкнула от боли и чуть не рухнула на пол. Петрович быстро подхватил Катюшку, поймав ее практически на лету, поднял и бережно прижал к своей груди, после чего закрыл дверь и прошел с девочкой на руках в комнату.
   Он не стал задавать ребенку никаких вопросов, и сразу же занялся осмотром ее больной ноги. Облегченно отметив про себя, что перелома нет, а наблюдается всего-навсего вывих, он наложил на голеностоп тугую повязку, и привязал к ушибленному месту компресс со льдом.
   Потом занялся лицом.
   Для этого пришлось перенести Катюшку в ванную, где он промыл ей рану, а заодно и помыл лицо.
   Ссадина на скуле была приличная. Рана, хоть и была глубокой, но кожа на лице содрана не была, что было хорошо уже само по себе. Кровь, конечно же, Светлов остановит, но, вот шрам на лице, хоть и маленький, похоже, все-таки, останется.
   За все то время, пока девочка находилась в его квартире, они вдвоем с ней не проронили ни слова. Даже когда Светлов делал ей больно, занимаясь ногой, и тогда, когда он промывал и чистил ей рану, Катюшка старалась терпеть и молчать, и только пару раз простонала, издав негромкий, сквозь зубы, звук.
   Заклеив рану, и наложив на лицо повязку, он перенес девочку опять в комнату, где осторожно положил ее на кровать и бережно накрыл одеялом. Потом выключил свет и прошел в ванную, где лежали Катина куртка, залитая впереди кровью и запачканная пылью и грязью на спине, и ее  потертые джинсы. Тщательно отстирав и развесив на змеевике сушилки одежду, Александр вернулся в комнату, после чего присел рядом с кроватью на стул, и о чем-то задумался.
   И только теперь он услышал уставший тоненький голосок девочки, которая обратилась к нему с вопросом:
- Светлов, а ты что, спать не собираешься?
   Он помолчал немного, потом повернулся к Катюшке и ответил:
- Ты спи, давай, Катюня, спи. А я…, а я днем выспался, так что теперь уж вряд ли усну. А тут у меня, похоже, еще и дельце небольшое образовалось…. Неотложное….
- Какое еще дело ночью, Светлов, ты что? Ночь ведь! Завтра и доделаешь.
- Я же тебе говорю – неотложное. Знаешь, что такое – неотложное?
- Нет, - честно призналась девочка.
   Чувствуя себя в безопасности и уставшая от пережитого, согретая заботой и теплом, она начинала потихоньку засыпать, и общалась с Петровичем уже с закрытыми глазами, еле ворочая языком. Чтобы помочь ей побыстрее забыться, Александр стал объяснять значение слова «неотложный», стараясь говорить медленно, негромко и растянуто, словно рассказывал сказку на ночь, и вскоре от его монотонного голоса девочка уснула.
   Светлов осторожно, стараясь не шуметь, поднялся со стула, бережно поправил на спящем ребенке одеяло и, на цыпочках вышел в прихожую.
   Одеваясь, он уже точно знал, чем займется в ближайшие два-три часа.
   Бесшумно закрыв за собой дверь и спускаясь по лестнице, Светлов, словно продолжая вести беседу с оставшейся в его квартире Катей, говорил на ходу, обращаясь, правда, теперь уже к самому себе:   
- Неотложные дела нельзя откладывать на потом, нельзя…. Их надо делать сразу….
   Выйдя из подъезда, отставной офицер пробормотал:
- Ох, и зря он это…, ох зря…, - после чего засунул руки в карманы куртки и решительным шагом направился в ту сторону, откуда недавно к нему пришла Катюшка….


   Три алкаша, среди которых был и Орешкин, находились в последней стадии опьянения, причем уже давно, но, все-таки, еще держались на стульях.
   Правда, из последних сил.
   А держала их за столом не сила воли, а начатая недавно, похоже, последняя на сегодня, бутылка водки, пропускать содержимое которой мимо себя никто из собравшихся, явно не собирался.
   Когда в квартире появился, словно приведение Светлов, никто из компании любителей «зеленого змея» даже не успел привстать со своего места.
   Быстро, в два удара вырубив двух приятелей хозяина притона, Александр принялся и за него самого.
   Понимая, что никакое наказание Орешкина в таком его виде не принесут никакой пользы для Кати, и тем более, не доставят ни малейшего удовлетворения для самого Светлова, он заранее решил, что действовать придется традиционными, для подобных случаев, методами.
   Одним ударом обездвижив Катиного папашу, он взял его за шиворот и поволок в ванную комнату, где открыл кран с холодной водой, после чего опустил в ванну Орешкина, прямо как он был, в одежде.
   Пока набиралась вода, потихоньку покрывая неподвижное тело пьяницы, Светлов огляделся в квартире, где не заметил ни холодильника, ни телевизора, и подумал о том, что его холостяцкая обитель в сравнение с тем, где он сейчас находился, была просто, не иначе, как шикарный «Хилтон».
   В дальнем углу, на каком-то грязном ватнике, спала полураздетая женщина, по всему, такая же пьяная, как и вся местная братия. Наверное, это была Катина мама.   
   Александр тяжело вздохнул и вернулся к Орешкину, который, ворочаясь в холодной воде, начинал подавать первые признаки жизни. Вода уже почти полностью покрыла его тело, и тот уже делал первые попытки выбраться из ванны. Но Петрович все его старания закончить оздоровительные процедуры тут же прерывал на корню, опуская каждый раз нетрезвую личность опять туда, откуда она все время стремилась вырваться.
   Когда вода достигла краев емкости, где барахтался Вальдемар, и уже начала переливаться через край, Александр перекрыл воду и теперь плотно принялся за процесс отрезвления изрядно пьяного еще субъекта.
   Светлов брал Орешкина за волосы и окунал его под воду с головой, ожидая того момента, когда тот начнет, задыхаясь, захлебываться. После этого он вытаскивал голову незадачливого купальщика из воды, давал ему возможность сделать несколько спасительных глубоких вздохов, и снова окунал под воду.
   Длилась эта процедура до тех пор, пока Петрович не убедился, что Вальдемар окончательно протрезвел.
- Ну, вот, красавчик, - подытожил свои действия отставной офицер, помогая своему «подопечному» выбраться на сушу, - таким ты мне больше нравишься.
- Ты, че, козел! – возмутился купальщик, стоя босиком на мокром полу в луже воды, вытирая мокрыми руками свое, мокрое же, лицо. – Ты, че, падла, делаешь? Ты че…, - но договорить не успел, так как получил сильный удар в лицо и, не удержав равновесия, прислонился спиной к стене.
- Еще хоть раз откроешь свой поганый рот, я выбью остатки твоих гнилых зубов, - спокойно, почти равнодушно, негромко пригрозил папаше Александр.
- Да ты совсем ахри…, - снова попытался «наехать» Орешкин, но и теперь у него ничего не получилось, так как он снова выхватил удар в лицо, но на сей раз более ощутимый и увесистый, после чего последовал еще один удар, в область грудной клетки, который переломил мужичка в мокрой одежде пополам, и тот упал на колени.
- Не люблю повторять дважды, - опять так же спокойно  и негромко произнес Светлов, и дождавшись, когда его подопечный придет в себя, скорее предложил, чем приказал:
- Ну, что пошли….
- Куда? – спросил забывчивый, но получив удар в область печени, снова рухнул на колени, и тут же вспомнил, что ему лучше все-таки не стоит ничего не говорить, не спрашивать.
   Поднявшись, Орешкин покорно поплелся, озираясь, на выход, подгоняемый легкими тычками в спину.

   В темноте ночи, в городской тиши, изредка прерываемой воплями делящих территорию котов, и нарушаемой, временами, шумом проезжающих запоздалых легковушек, спешащих неведомо куда, по улице шли двое мужчин. Один худой и небольшого росточка, второй выше его на голову, статный и крепкий.
   Они двигались не спеша, приближаясь к окраине города, где редкими домами заканчивалась жилая зона, примыкавшая к густому лесному массиву.

   Приближался рассвет.
   В лесной чаще, на маленькой полянке, на коленях сидел Орешкин, низко опустив голову. Тело его пробивала мелкая дрожь, то ли от холода, то ли от страха. Над ним возвышался Светлов, закончивший только что все приготовления, необходимые для дальнейшей процедуры, неотвратимой и неизбежной.
   Между двумя мужчинами свисала с дерева веревка, оканчивающаяся петлей.
- Ну, что ж, пожалуй, пора, - перекрестившись, тихо произнес Александр, обращаясь то ли к небесам, то ли к Вальдемару. Человек, жить которому, как он думал, осталось всего ничего, поднял голову и посмотрел на Петровича.
   В глазах его Светлов увидел неподдельный ужас и панический страх, страх человека, который смотрит в лицо собственной смерти.
   Светлову не раз в своей жизни приходилось видеть подобный взгляд у людей, буквально за мгновения до их гибели.
   Но ему ни сколько не было жаль Орешкина.
   Александр считал, и, по его мнению, считал абсолютно справедливо, что человек, добровольно переступивший через черту всех человеческих норм и понятий, не углубляясь в юридические тонкости, а руководствуясь только общечеловеческими понятиями о порядочности, совести и человечности, обязательно должен быть наказан.
   Да, Светлову ничуть не было жаль Орешкина. Но в данный момент он не испытывал к нему также и ненависти, или каких бы то ни было других отрицательных эмоций, пожалуй, кроме, отвращения.
   Хотел ли он его убить? Скорее, нет, чем да.
   Если бы он хотел это сделать, то сделал бы уже давно, возможностей за последние три часа для этого было больше, чем предостаточно. 
- Скоро рассвет…, - оттягивая момент «казни» и нагнетая обстановку, тихо заметил Светлов, - только не видеть тебе, ничтожеству, больше солнышка…. И это, пожалуй, правильно….
   Потом, после небольшой паузы, но теперь уже более громко, произнес:
-  Вставай, тварь, задержался ты на этом Свете несколько больше положенного, заждались тебя давно уже в Аду, - и с этими словами Петрович схватил папашу за шиворот, стараясь оторвать его от земли. Орешкин же, громко заголосив таким нечеловеческим, каким-то звериным воем, от которого даже у Александра мурашки пробежали по спине, наделав в штаны по полной программе, лишился чувств, и замер.
   Светлов тут же разжал руку, выпустив из нее обмякшее тело, которое тут же распласталось по земле.
   Проверив пульс и удостоверившись, что «клиент», как минимум, жив, и ему ничего не угрожает, Александр, удовлетворенный тем, что все прошло примерно так, как он и рассчитывал, бросив последний раз взгляд на лежащее на земле тело, развернулся и пошел прочь от этого места навстречу восходящему солнцу.
   Он торопливо шел через лесную чащу, огибая деревья и насвистывая на ходу какую-то простенькую мелодию.
   Он шел домой, где в его кровати сейчас безмятежно спала маленькая девочка, которую он больше никогда и никому не даст в обиду.
    Он шел домой с чувством выполненного долга, как когда-то на войне, так же, как и сегодня, защитив самое ему дорогое, что осталось на сегодняшний день в его холостяцкой, но теперь уже, не одинокой судьбе….

   Катюшка, после того, что с ней случилось прошедшей ночью, у себя дома больше не появлялась, и папашу своего больше никогда не видела.
   Но если бы она на следующий день, когда Светлов ушел, оставив ее одну, оказалась у себя дома, то была бы не мало удивлена, увидев своего «разлюбимого папеньку» с большим клоком седых волос на голове, которых вчера там еще не было….   
 

   Проснувшись утром в квартире у Светлова, Катюшка не покидала ее до тех пор, пока не залечила все свои раны.
   В детдоме ее никто не искал, и обременять себя ее поисками, видно, никто и не собирался, а родителям девочки, похоже, было и вовсе наплевать на свою дочь.
   Орешкин больше не предпринимал никаких попыток нажиться на «извращенце», прочно памятую о том, что снова очень легко может оказаться в ночном лесу, но вот удастся ли ему оттуда выбраться живым снова, он был не очень-то уверен, поэтому испытывать судьбу во второй раз больше не хотел. 
   Катюшка же все чаще стала оставаться ночевать у Светлова, а в выходные дни и вовсе не посещала детдом, предпочитая проводить все время вдвоем с Александром.
   На тот случай, если девочка приходила на ночь, Светлов прикупил для нее раскладушку и матрац с одеяльцем, что бы у нее была своя собственная постель, да и ему не пришлось бы больше спать на полу.
   Когда Катя, придя к Александру домой, впервые увидела в углу раскладушку, она сердито посмотрела на него, и вместо того, чтобы поблагодарить, строго спросила:
- Это что, для меня? - и получив утвердительный ответ, так же строго продолжила:
- Светлов, ты зачем тратишь на меня свои деньги? Я могла бы и на полу спокойно поспать. Придумал тоже….
   А увидев еще подушку, матрац и одеяло, рассердилась не на шутку.
- Ты, что Светлов, совсем с ума сошел? А меня спросить, что, позабыл? Может мне не нравиться спать на раскладушках, да еще под одеялами! Тебя что, мое мнение совсем не интересует?
   И Александру, может быть первый раз в своей жизни, пришлось оправдываться.
   Он стоял и оправдывался перед маленькой девочкой, как нашкодивший ученик в школе оправдывается перед строгим завучем.
   Он старался, глядя на маленькую разгневанную девочку, уязвленную тем, что ее детское  самолюбие унизили в очередной раз, не спросив ее желания, хочет ли она, чтобы ей купили какую-то вещь или нет, доказать, что он сделала это только ради ее же блага.
- Ну, прости, Кать, ну прости, ну не подумал…. Хотел ведь как лучше….
   Он стоял перед ней такой большой и такой весь виноватый, что она все-таки не выдержала и сжалилась над ним.
- Ладно, Светлов, на первый раз тебя прощаю. Но впредь, смотри у меня, - и вполне серьезно и очень строго пригрозила ему своим маленьким пальчиком…. 


   Наступившее лето не просто говорило, оно кричало и настоятельно требовало того, чтобы Катюшке срочно поменяли гардероб.
   Но Светлов не стал решать эту проблему и делать какие-либо покупки самостоятельно, твердо памятуя о том, как совсем недавно девочка «сшила» ему «Дело о раскладушке».
   Но он прекрасно понимал также, что откладывать и оттягивать разговор об этом уже нельзя, и необходимо этот вопрос решать, и как можно скорее.
   Поэтому в один из ближайших дней, когда днем солнце палили нещадно, и вечером, не дождавшись желанной прохлады, они с Катюшкой сидели и с наслаждением уплетали мороженное, Александр решился, наконец, завести разговор на наболевшую для него тему.
   Начал он из далека.
- Кать, тебе не жарко?
   Она, не отрываясь от процесса поглощения приятной сладкой прохлады, ответила, как обычно, в своей манере:
- Если бы мне было холодно, Светлов, то я сейчас вряд ли бы ела мороженное.
- Логично….
- Логично…, алогично…. Словечки у тебя какие-то заумные…. Ты где их понабрался?
   Но он, вместо ответа, спросил снова:
- Скажи, а тебе твои джинсы еще не надоели?
   Катюшка, не придавая особого значения его словам, и не понимая пока, куда тот клонит, посмотрела сначала на Петровича, потом на джинсы, потом снова на собеседника и, пожав плечиками, и разведя руки в стороны, ответила:
- Ну, надоели, и что? Других-то, все равно, нет.
   И вот тут-то он и задал ей тот самый вопрос, ответа на который он очень…, ну, не то, что бы боялся…, но опасался, что явно читалось на его лице.
- Так может, сменим твой гардероб…? Лето на дворе, как-никак….
   Девочка не стала отвечать сразу, посмотрела на него чуть искоса, молча доела мороженное, после чего, растопырив пальчики и разведя руки в стороны, встала со стула и ушла в ванную.
   Вернулась она оттуда уже с чистыми руками и сразу же подошла к Александру, совсем вплотную.
- Ты что, хочешь мне купить новую одежду? Я правильно тебя поняла?
- Да, - ответил он, слегка напряженно, голосом, в котором ощущалась легкая тревога, и оттенки беспокойства, перемешанные с волнением.
   Катюшка, видя его состояние, снисходительно улыбнулась.
- Да, ладно тебе, Светлов, расслабься…. Тебе что, мое согласие обязательно нужно?
- Обязательно. Нет, ну я бы и сам, мог, конечно…, но ты бы меня опять наругала, как тогда…. Так ведь?
- Наверное…. Не знаю.
   Ответ ее и удивил и восхитил его одновременно, настолько он был по-настоящему чисто женским. Ему стоило большого труда, чтобы сдержаться и не рассмеяться.
- Ну…, я так понимаю…, ты согласна…?
   Но у Катюшки всегда была удивительная способность отвечать на вопрос вопросом.
- А ты сам-то что-нибудь в этом смыслишь?
   Это был удар не в бровь. И не в глаз. Это был удар ниже пояса.
   Светлов, действительно, как, наверное, и любой другой взрослый одинокий мужчина, имел довольно смутное представление о женском шопинге, ведь Катя, как ни крути, была все-таки девочка.
   Но об этом Светлов тоже уже подумал, предвидя ситуацию, которая, собственно говоря, и возникла.
- А мы пригласим с собой консультанта.
- Кого?
- Ну…, специалиста в области одежды, уж не знаю, как и сказать…, ну…, одежды для девочек, - наконец сформулировал он.
- И кто же этот специалист?
- Тетя Лариса, жена моего лучшего друга, если ты, не против, конечно.
- А она хорошая?
- Думаю, тебе понравится….
- Ладно, - согласилась девочка, - поглядим….
- Ну, так завтра и пойдем, да?
- Нет, - ответила, не раздумывая, Катюшка, - завтра я не могу.
- А когда?
- Может, послезавтра…, - сказала она, но как-то неопределенно.
- Но, может, все-таки, завтра?
   Девочка, приподняв бровки, что могло означать только непоколебимость ее решения, произнесла:
- Светлов! Я же сказала, что завтра не могу. Что-то непонятно?
   Настаивать он не стал.
- Хорошо…. Нет, так нет….
   Он встал и предложил ей побыть пару часов дома одной.
- У меня тут дельце одно образовалось. Надо отлучиться.
- Что за дельце? Неотложное?
   Он улыбнулся.
- Ну, что-то, типа того….

   Встретиться с Ларисой Брагиной, женой Васильича, он договорился заранее, и сейчас она, внимательно слушая его просьбу, сомнения и пожелания, улыбалась.
- Ох, мужики, мужики…. Ничего-то вы не понимаете…. Покупка любой вещи для женщины – это событие! Это не то, что вы – пошли и купли себе носки или брюки. Для женщины поход в магазин это – целый ритуал!
- Ну, ничего себе, тебя понесло! Она же ребенок еще совсем!
- Она, милый мой, не ребенок, она – девочка, и ее представления о красоте и женственности мало чем отличается от представлений зрелой женщины. А тем более, когда дело заходит о покупке нового платья.
- И что же здесь особенного?
- Не зли меня, Светлов!
- Ну, правда, Вика, ну, что ты обижаешься! Ты же понимаешь, что я в этих делах ни бум-бум….
- Хорошо, хоть честно признаешься. Понимаешь, Саша, женщина, пусть хоть и в десять и в семьдесят, примеряя новое платье, должна быть абсолютно уверена в том, что если ее кто-то и увидит в этот момент, то те чувства, которые этот человек при этом испытает, должны быть не отвращение, а восхищение. Понял, пустая твоя голова!
- Да, теперь, кажется, понял…. Слушай, как у вас все сложно….
- За это вы нас и любите.
- Твоя правда…. А что же ей мешает пойти, скажем, завтра?
- Опять ты за свое! Я же тебе только что объяснила!
- А…! Все, все…. Извини…. А сколько на все это нужно будет денег?
- Да, думаю, не так уж и много..., - стала прикидывать в уме Вика. – Парочка платьев,  трусики, носочки…. Думаю, две пары обуви, потом, парикмахерская, ну, где-то…, - и она назвала примерную сумму.
   Накинув сверху еще половину от названной цифры, Светлов тут же передал деньги Вике.
- Не скупись, покупай только самое лучшее, ладно?
- Вот мне бы муж так говорил, отправляя в магазин, - размечталась вслух женщина.
- Да, ладно тебе плакаться, он тебя и так одевает, как королеву.   
- Ему об этом только не говори! Да, не боись ты, Светлов, все будет в лучшем виде, - успокоила Вика на прощание Александра. – Не узнаешь послезавтра свою красотку.
- Да, мне то, что, главное, чтобы ей понравилось…

   И уже через два дня, вечером, после работы, он зашел к Брагиным домой, где его поджидали Вика, и Катюшка с обновками. Взглянув на девочку с порога, он даже сразу и не узнал ее.
   В светлом сарафанчике, новеньких туфельках, аккуратно подстриженная, она выглядела просто как куколка.
- Ну, Вика…! Ну, Катя…! Ну..., вы, блин, даете! - воскликнул восхищенно, приятно удивленный увиденным, Александр. – Чудеса, да и только! С тобой милая моя, - обратился он уже к девочке, - и на улицу-то теперь страшно выходить.
- Это, почему же еще? – поднявшись со стула, и подойдя с двумя пакетами в руках к Петровичу, поинтересовалась она.
- Ну, как почему? А, вдруг тебя сороки украдут….
- Эх…, - вздохнула девочка, совсем, как взрослая. И потом, взглянув на него снисходительно так, как, наверное, могла смотреть только она, продолжила, иронично улыбаясь:
- Светлов! Ты что, до сих пор веришь в эти сказки?

  Лето было в самом разгаре.
   И выпросить отпуск в такое время было достаточно проблематично. Но Светлов настаивал на своем:
- Слушай, я все понимаю. Но я же не прошу у тебя целый месяц! Всего одну неделю!
- Да ты же меня без ножа режешь! – не хотел уступать Васильич.
- Брагин! Я тебя когда-нибудь о чем-нибудь просил? – рассердился не на шутку Светлов, встав со стула, и уже достаточно сердито посмотрел на своего «патрона».
-  Да успокойся ты, в самом-то деле! – Васильич тоже встал. Он знал, что если Александр начинал говорить тихо, чеканя каждое слово, то ничего хорошего никогда от этого ждать не приходилось. – Ладно, будь, по-твоему. Но только одна неделя, не больше, - и, пытаясь сделать последнюю попытку отговорить тренера, как бы задумчиво, стараясь «надавить» на сознание своего друга, промолвил вслух:
- И кем тебя заменить, ума не приложу….
- А ты долго-то голову не ломай. Или забыл уже, как ракетку в руках держать?
- Ну, и зануда же, ты, Светлов!
- Ничего, тебе полезно жиры погонять, потом мне еще и «спасибо» скажешь.
- Считай, что уже сказал.
- Вот, и чудненько, - изрек свое любимое Александр и крепко пожал протянутую ему руку.
- Вот только не надо прощальных слез и поцелуев! – освободив свою ладонь, возвел руки к небу Васильич.
- Ты даже не представляешь, как ты меня только что разочаровал. А я ведь так надеялся припасть к твоей могучей груди и пролить на нее свою скупую мужскую слезу, - делая вид, что плачет, шутливо «захныкал» Светлов.
- Пусть это будет тебе моей маленькой местью.
- За что? – возмутился тренер.
- За то, что бросаешь тут меня одного на съедение этой ораве.
- Всего-то на недельку?
- На целую неделю, чудовище!
   Они еще немного беззлобно поиздевались друг над другом, после чего Васильич пожелал своему другу приятного отдыха, а тот в свою очередь, выразил надежду, что когда вернется, увидит своего друга целым и невредимым.
   На том и расстались….

   О том, что Светлов хочет взять отпуск, он не стал говорить Катюшке заранее, во избежание лишних вопросов.
   Сегодня, проснувшись утром, Александр не пошел, как обычно на работу, а не спеша, аккуратно, чтобы не шуметь, приготовив завтрак на двоих, с некоторым сожалением подошел к сладко спящей девочке, и слегка потеребил ее за плечико.
- Катюша, встава-а-а-а-ай. Завтракать пора.
- Ты что, Светлов! Какой такой завтрак! Рань еще такая! –недовольно пропищала своим тоненьким заспанным голосочком девочка, но потом, откинув край одеяла, она нехотя приоткрыла глаза, посмотрела на часы, чтобы удостовериться, что действительно, вставать пока рановато, и, увидев, что неправа, строго посмотрела на Александра.
- А ты почему не работе? Сегодня же не выходной!
- А я с сегодняшнего дня в отпуске, - обрадовал он ее.
- Да ладно! – она тут же окончательно проснулась. - Что, правда что ли? А что ты мне вчера ничего не сказал?
- Сюрприз хотел сделать.
- И что мы будем делать с твоим сюрпризом?
- Для начала встанем, умоемся, почистим зубки, позавтракаем, а потом я, может быть, и изложу тебе весь дальнейший план действий.
- На сегодня?
- Нет, на всю неделю.
- Хорошо, - отбросив одеяльце, согласилась девочка. После чего присела на своей раскладушке, сладко зевая, потянулась, потом, вставив свои босые ноги в тапочки, поднялась и, шаркая по полу мелкими шажочками, отправилась в ванную.

   Он с вожделением смотрел, как она с аппетитом уплетает жареную яичницу с ветчиной, и блаженно улыбался.
- Ну, и что ты, Светлов, сияешь, как майская роза? - глядя на Петровича, спросила девочка, с набитым пищей ртом. – Ты, вообще-то, обещал поделиться своими планами, если не забыл.
- Не все сразу.
   Дождавшись, когда девочка прожевала и запила крепким кофе свой завтрак, он спросил:
- Ты когда-нибудь летала на самолетах?
- Нет, - честно призналась та, - а что?
- Сегодня тебе представится такая возможность.
   Катя с сомнением, настороженно и недоверчиво посмотрела на Александра. На это он молча встал, подошел к полочке, взял лежавшие там два авиабилета и протянул девочке, указывая на то место в бумажке, где была пропечатана ее фамилия.
- И что все это значит? – кивнула она на билеты.
- А это значит, что через два часа мы поедем с тобой в аэропорт.
- А потом?
- А потом немного полетаем на самолете.
- А потом?
- А потом – суп с котом. Может, начнем, все же, потихоньку собираться?
   Но Катюшка даже  не сдвинулась с места.
- Ты что, самолетов боишься, что ли? - спросил ее Петрович таким тоном, чтобы вызвать у нее протест.
- Кто? Я? – презрительно и гордо, вздернув свой подбородок вверх, фыркнула девочка, - вот еще!
   Она, одним глотком быстро допила остатки кофе, поставила пустую кружку, тут же встала и решительно вышла из-за стола.
   Но сразу же остановилась.
- Светлов, а-а-а-а-а… что брать-то с собой…?
- А вон на тумбочке список возьми, я там все тебе написал.
- Предусмотрительный ты наш, - отреагировала на это девочка, подошла к тумбочке, взяла листок, прочитала, что там было написано, и тут же, не мешкая, стала собирать себя в дорогу. 
   А через три часа они уже проходили регистрацию.
   А еще через шесть часов, сойдя  в аэропорту с трапа самолета, уже ехали в такси.
- Светлов, может ты все-таки скажешь, куда мы едем?
- Еще немного терпения, и ты сама все увидишь.
- Ну, Светло-о-о-ов! – надула губы девочка.
   Но Александр был непреклонен. Катюшка поняла, что на этот раз ей не удастся вытянуть из него больше ни слова, отвернулась и уставилась в окошко машины….

   Когда автомобиль уехал, оставив свих пассажиров на дороге недалеко от большого пятиэтажного красивого здания, Катюшка обратилась с вопросом к своему старшему попутчику. В голосе ее он услышал нотки сарказма.
- А что, слабо было доехать до этой избушки? – кивнула она в сторону здания, - и, передразнивая Александра, пропищала, повторяя его ответ водителю такси: «Нет, спасибо, мы дальше пешком».
   Он улыбнулся в ответ.
- Кать, ну не ругайся….
- Да я еще даже и не начинала….
- Вот и отлично. Мы сейчас туда все равно не пойдем.
- А тогда куда же?
   Но вместо ответа Александр показал ей взглядом в другую сторону, откуда слабый ветерок приносил совсем не знакомые и необычные для Кати запахи. Она на это тут же отреагировала и спросила:
- А чем это так странно пахнет…? И вообще, Светлов, может, все-таки скажешь, куда ты меня притащил?
   Он загадочно улыбнулся в ответ.
- Пойдем, Катюня, сейчас все сама увидишь.
   Они взяли свои вещи, он – небольшой чемодан, она – детский рюкзачок, и они направились в ту сторону, куда только что указывал Александр.
   Не доходя до края смотровой площадки, он остановился.
- Закрой глаза, - попросил он девочку.
- Это еще зачем? – попыталась та запротестовать.
   Он не ответил, а повторил свою просьбу еще раз.
- Закрой.
   Понимая, что спорить не стоит, она сделала, что он просил, но сделала это чисто по-женски, показывая ему всем своим видом, что подчиняется против своей воли «грубой мужской силе».
   Александр, глядя на это, не сдержавшись, усмехнулся, и они пошли дальше, пока он не остановился.
- Открывать? – спросила, остановившись, девочка.
- Открывать, - разрешил он.
   Картина, представшая перед глазами Катюшки, привела ее в неописуемый восторг, который она даже и не пыталась скрыть, и из груди ее непроизвольно вырвался негромкий возглас восхищения от увиденного.
   На горизонте, от края до края, простиралось огромное море, беспрерывно искрясь многочисленными зайчиками, возникающими от соприкосновения морских волн с лучами высоко стоящего в небе солнца.
   Девочка долго стояла, неотрывно глядя на это великолепие природы широко открытыми глазами, не в состоянии проронить хоть слова. Александр тоже молчал, не нарушая тишину и торжество момента.
   Когда же девочка, наконец, пришла в себя, он услышал негромкое восхищение из ее уст:
- Какое же оно красивое… и огромное…. И синее…. Нет…, и зеленое тоже…, - потом, немного помолчав, добавила, обращаясь уже к своему спутнику:
- Спасибо тебе, Светлов.
- За что?
- Мне никто и никогда в жизни не дарил подарков. Ты – первый….
   Комок подступил к горлу Петровича, но он сумел справиться с чувствами, глубоко вздохнув и сглотнув слюну.
   Они еще некоторое время постояли на смотровой площадке.
   Катюшка молча, иногда глубоко вдыхая морской воздух, любовалась видом на море, не сдвигаясь с места, а потом, спросила, не глядя на Александра:
- Скажи, Светлов, а мы теперь всегда будем вместе?
- Конечно, - не раздумывая, ответил он.
- И я смогу называть тебя папой? – спросила она с надеждой в голосе, после чего  повернулась, и посмотрела на него снизу вверх своим недетским взглядом.
   На это он не успел ответить, так как комок снова подкатил к горлу, но справиться с нахлынувшими на него чувствами во второй раз он не смог.
   Александр отвернулся, чтобы Катюша не видела, как из глаз отставного офицера, прошедшего войну, выступили из глаз слезы, остановить которые сейчас он был не в состоянии.
   Но девочка это уже и сама поняла, но все же не удержалась, и, дернув его за руку, спросила, немного удивленно:
- Ты, что плачешь, что ли?
   Но он не ответил, а повернувшись, присел перед ней на корточки, и, глядя ей в глаза, доверительно и тихо произнес:
- Ну, ты же, дочка, об этом никому не расскажешь, правда, же?
   Она аккуратно вытерла его слезы своей маленькой ладошкой и посмотрела на него, как на маленького.
- Ну, конечно же, папка, не скажу…. 

   Оставив вещи в отеле, Светлов с Катюшкой спустились к пляжу.
   Девочка, не раздеваясь, а лишь разувшись, немного побродила в море, не заходя глубоко, а потом, выйдя из воды, присоединилась к Александру, ожидавшему ребенка на берегу.
   Она, подойдя, взяла его за руку, и ничего не говоря, повернулась в ту же сторону, что и он, наблюдая, как волны, набрав силу, отчаянно бросаются на берег, и с силой ударившись о песок, нехотя возвращаются обратно.   
   Потом, думая о чем-то своем, вдруг, ни с того, ни  сего, как это у нее бывало иногда, спросила:
- Папка, скажи, а мы с тобой выиграем у этой жизни сетбол?
   Светлов, глядя в серьезные глаза девочки, ответил, не раздумывая:
- А мы, дочка, его уже выиграли. Правда, пока что, только, первый. А вот за второй нам еще предстоит побороться….
   Катюшка, отвернувшись, не стала уточнять, что именно имел в виду Александр.
   Маленькая девочка в белом сарафанчике, держась за руку Светлова, стояла, слегка запрокинув голову, и немного щурясь от яркого солнца, жадно ловила свежий морской воздух своим маленьким носиком и, глядя на горизонт, где заканчивалось море и начиналось небо, а может быть, и наоборот, радостно улыбалась….
   Она первый раз в своей жизни почувствовала себя по-настоящему счастливой….


Эпилог

   Время иногда стремительно мчится, иногда просто пролетает, а иногда, никуда не спеша, проходит….
   Александр с Катюшкой дни не считали, жили одной семьей ладно, и никогда не ругались.
 Она всегда с удовольствием помогала ему в домашних делах, ходила с ним в магазин, где они делали совместные покупки, советываясь, что лучше сегодня приготовить на ужин, или завтра на обед.
   Светлов с ней почти никогда не спорил, и всегда охотно шел на уступки.
   И если девочка говорила, что макароны лучше есть с сыром и с маслом, но без хлеба, то это означало, что так оно и будет.   
   Он старался относиться к ней в меру строго, но, правда, надолго его не хватало.
   Она же, чувствую его слабинку, пользовалась этим, но редко, стараясь не злоупотреблять.
   Так, незаметно, прошло года два, пока Катюшка не узнала, что мать ее умерла, напившись, и упав однажды ночью, лютой зимой, не доходя метров сто до дома, в сугроб, уснула и больше не проснулась….
   А вскоре и папаша ее родной, «спрыгнув со стакана», и перескочив на наркотики, оставил сей мир, поймав, той же зимой, смертельную «золотую дозу».
   Таким образом, девочка осталась круглой сиротой, хотя, по сути, была таковой и при живых  родителях.
   Светлов, узнав об этом, потратил много времени, сил и средств, обивая пороги различных администраций и учреждений, и подключив все свои связи, все же добился того, чтобы ему предоставили возможность удочерить Катю.
   В паспорте, который она получила, достигнув совершеннолетия, было написано каллиграфическим почерком: «Екатерина Александровна Светлова»….
   Сам же Александр больше тренером не работал.
   В очередной раз, получив приглашения от банкира Никонова, Петрович, к немалому удивлению Виктора Александровича, сразу согласился, теперь уже не раздумывая, и перешел на работу в банк на должность начальника охраны…. 

   А во второй раз Светлов так и не женился….
   Он не смог предать Ларису даже после ее смерти, навсегда сохранив верность и память о ней в своем сердце.
   Полюбив единожды, он так до конца своей жизни и остался верен своей первой и единственной любви….
   И никогда об этом не жалел….