Отбытие

В лесу было темно и сыро. До ближайшего поселения идти было явно не близко. Под ногами хрустели опавшие листья, где-то вдалеке ухала сова. Высоко в ночном небе сквозь переплетающиеся ветки деревьев ярким прожектором проглядывала луна.

Обувь давно пришла в негодность, ноги ныли невыносимой болью, из них сочилась кровь. Путник надеялся на то, что хищники, если таковые обитали в этом лесу, ещё не учуяли её запах.
Изо рта клубами исходил пар. Пока он пробирался через практически непроходимые лесные дебри, в его голове безудержным вихрем крутились путанные мысли. Как это случилось, да и что случилось вообще, не укладывалось в голове.
Сердце билось очень быстро, но путник был уверен, что его пульс скоро упадет до нуля. Внезапно неподалеку раздался треск ломающихся веток, путник остановился, как вкопанный, тяжело дыша и грея ладони в подмышках, медленно повернул голову в сторону, откуда раздались подозрительные звуки. Но по прошествии нескольких секунд тишины продолжил брести сквозь чащу.

После произошедших недавно событий  волосы на голове идущего значительно поредели. Глаза были красными от недосыпа, дёсны были воспалены и кровоточили. Конца и края пути не было видно, возвращаться не имело смысла, обдумывать причину происходящего ни к чему бы не привело – мрак, одиночество и боль. В мыслях была сплошная сумятица, в сердце - смятение.

- Мое имя…как меня зовут? Кто я, чёрт возьми? Что я…- говорить было больно и неприятно, но молчать более не представлялось возможным.

- Я расскажу тебе, - незнакомый грузный голос прозвучал так отчетливо и так невнятно одновременно, что не было понятно до конца, откуда он исходил. Словно прочтя мысли заблудшего, голос произнёс:

- Не волнуйся по пустякам, не пытайся понять, не сошел ли ты с ума или не предсмертная ли это агония. По сути, всё это не имеет никакого смысла на настоящий момент, да и за твою жизнь ты наверное привык задаваться вопросами без ответа. В настоящую секунду я так же реален, как и всё, что тебя окружает, пусть ты меня и не видишь.

Путник решил не отвечать. Всю жизнь прожив с убеждением, что с галлюцинациями лучше не вести разговор. Однако голос не уходил, а только набирал большую силу и звучал в ушах путника всё чаще, всё громче, всё отчётливее. Говорил он обо всём подряд, на первый взгляд можно было подумать, что в его словах нет никакой последовательности или логики, но так ли это в действительности, вынужденный слушатель собственного воображения не знал и знать не мог. Уже вскоре голос стал настолько привычен, что перспектива расставания с ним казалась такой же невыносимой, как воспоминания о покинутом доме.

Эти воспоминания резко врезались в память и заполонили собой все мысли бредущего. То ли сам голос непосредственно вывел его на них, то ли это произошло чисто косвенным образом, но, так или иначе, они возникли перед мысленным взором отчётливым изображением.

То произошло около десяти лет назад, тогда путнику было приблизительно 15 лет, плюс-минус два-три года. Казалось бы, разница существенная, но не для него, теперь уже нет. Его восприятие навсегда изменилось. Впрочем, не о том речь.

Побег из дома стал первым в его жизни решительным, хоть в то же время по мнению, прежде всего, самого ушедшего и трусливым поступком. Одним будничным утром он просто ушёл оттуда, собрав с собой кое-какие личные вещи. Он оставил записку с одним словом: «прощайте».  Если бы пришлось описывать всё в деталях, то самой часто встречающейся фразой в повествовании стала бы фраза: «Ничего интересного в этот день не происходило». То есть, да, он сбежал из дома, но все вышло как нельзя обыденно и довольно прозаично, не так, как обычно бывает в фильмах или приключенческих романах, даже не так, как действительно иногда бывает в жизни, не так, как этого ждешь.  А сейчас всюду был лес, непроходимый и бесконечный. Выбраться ему не удастся, и он это хорошо знал.

- С таким настроем ты точно не выживешь, приятель, - усмехнулся голос.

Слушать его он не будет, это точно, последним, чего он хотел, был разговор со своей иллюзией. И словно в подтверждение этих мыслей голос вновь прозвучал: -Нет, приятель, я не иллюзия, просто люблю проникать в голову, раз могу.

Медленно шагая по вязкой земле, путник тяжело дышал от изнеможения и продолжал игнорировать голос. Пытаясь скрыться от него, он решил окунуться в прошлое, секунду назад казавшееся ему невероятно скучным и томительным.

Вот он около пяти лет назад все еще без постоянного места обитания, постоянного места работы -  какого-либо постоянства. Женщины как средство снятия стресса, работа как средство получения средств к существованию, дорога как единственная константа жизни, единственный эквивалент дома. Говорить только при необходимости, ни друзей, ни семьи, жизнь в постоянном подполье, в котором не было наверное никакой необходимости, но всё это выходило невероятно легко. Словно он был создан для такого образа жизни: никаких тягот, лишений, боли. Когда ни к чему не привязан, нет повода страдать. С другой же стороны, все могло быть одной лишь иллюзией, как и голос сейчас. Возможно, боли не было, потому что он её игнорировал и подавлял, так же, как  пытался игнорировать и подавить этот голос.

Да, воспоминания были тем ещё болотом, в котором увязать не хотелось.  Путник просто не мог заставить себя в них уплывать.

- Хватит уже, ты знаешь, что единственное спасение от сумасшествия для тебя – я, прими это, а не пытайся оттолкнуть. -На эту реплику бредущий решил ответить и ответить вслух, наплевав на тот факт, что обращался он, по сути, в пустоту:

- Ты и есть то самое сумасшествие, именно потому, что здешняя атмосфера может довести до безумия – собственно, до единственной станции перед смертью, которая мне осталась.

- Ага, он говорит! – съязвил голос, можно было услышать улыбку в этих звуках, исходящих непонятно откуда.

Путник тут же замолк, мысленно обругав себя за допущенную слабость, впрочем, деваться по его мнению действительно было уже некуда, а потому он вскоре перестал заниматься ненужным самобичеванием и сразу перескочил к последней стадии – смирению, но еще не перед неминуемой гибелью( в этом случае он бы перестал идти), а перед безумием, которое, как он считал, уже полностью им завладело.

- Послушай, я знаю, что ты думаешь, но чтобы облегчить тебе существование, признаюсь, что я не плод твоего воображения, я-призрак. –сказал голос уже серьезным тоном, - Так что, наше с тобой общение свидетельствует скорее о твоей небывалой близости к потустороннего миру или смерти, если тебе так легче, нежели чем к безумию.

- Ну конечно, - усмехнулся путник, - быть может, это просто одна из пришедших мне в голову мыслей, так умело выуженных из моего подсознания до того, как я смог сформулировать её в своей голове.

- Ты сам сказал «выуженных» - кем же, по-твоему, «выуженных» ?- спросил голос.

- Ну как же – образом, сформированным в моей голове вследствие безумия, которое меня поглотило от долгого здесь пребывания. – спокойно ответил бредущий все так же вслух. Голос не стал продолжать спор, а просто перевел тему:

- Не думал, что тебе так просто легче? Объяснять все беды лишь настоящим моментом и забывать о прошлом? Ведь, только там и кроются причины твоего здесь пребывания, а ты уходишь от них, сосредоточиваясь лишь на происходящем, - произнес голос, на что путник ответил:

- Только так жизнь может иметь какое-то движение и относительный смысл – нельзя копаться в прошлом.

- Да ну? – усмехнулся голос, - что ж, как можно заметить, я с тобой не соглашаюсь, а значит, какой же из меня плод твоего воображения, раз у меня своё собственное мнение?

- Это лишь подтверждает гипотезу о безумии, - холодно изрек бредущий.

- Ну ладно, ты просто невыносим, - проговорил голос уставшим тоном. Можно было решить, что на этом беседа прекратится, но неизвестный продолжал:

- А куда ты, собственно говоря, идёшь?

Путник молчал,  и в то же время его успокаивало постоянное бурчание в голове, в обычной ситуации оно бы его напугало, но не сейчас и не здесь, где страх был повсюду, а  окружающая тишина таила немыслимые ужасы, способные довести до инфаркта. В определённом смысле такой род безумия в нынешних обстоятельствах был ему по душе. Всю свою жизнь он разговаривал сам с собой, абстрагируясь от всего вокруг, и сейчас этот «собеседник» был всего лишь несколько усовершенствованной защитной реакцией, принявшей некую форму шизофрении.

Бесконечный лес. Беспросветная ночь, не видно ни зги, всё тело болит, но надо идти. Просто идти.

И всё же, для идущего ничего принципиально нового не происходило, всё было как всегда, лишь некоторые обстоятельства изменились, но в целом суть его существования – ни капли.

А голос всё говорил. Просто для разнообразия путник решил вслушаться в его слова:

- Как-то я помогал одному непутёвому театралу, тогда я представился Василием, и он даже мог меня видеть, но, знаешь, у людей искусства, тем более такого рода, зрительное восприятие на первом месте. Да, тот еще был паренек, но, надо признать, амбициозный.

Путник прекратил слушать. О чем же он думал в этот момент? Он просто брёл и прокручивал сцены из любимых фильмов. Иногда на его лице проскальзывала улыбка, а иногда оно ничего не выражало.

Казалось, что голос, хоть никто вокруг, даже если бы кто там и был, не мог его слышать, кроме самого идущего, существовал как-то отдельно: между ними была  нерушимая связь, но тем не менее каждый из них был абсолютно самодостаточен. Один разговаривал, другой брёл и не слушал первого.

Неописуемый ужас темного леса был и как бы не был, по крайней мере, он потерял всякую существенность. Обстановка напоминала скорее театр абсурда, что для идущего стало сущим обыкновением за долгую жизнь в окружении вещей и людей, которых он не понимал и не особо принимал, просто мирился с их существованием.

Вскоре что-то должно было произойти, такое предположение напрашивалось, исходя из элементарной логики или интуиции, однако пустое брожение по этому неприветливому лесу уже успело стать рутиной. Путника охватил страх, настоящий страх перед тем, что конец совсем не  так близок, как он ожидал.

Голос в свою очередь совсем повеселел и начал «отжигать», пытаясь поднять настроение то ли своему единственному собеседнику, то ли себе самому, дабы развеять накатившую скуку. Когда эти уже успевшие приесться звуки в конец раздражили идущего, он произнес:

- Знаешь, в английском языке есть замечательное выражение, которое в полной мере передает то, что я хочу тебе сказать: «Cut the crap».

- Ооо, мы еще и англоманы? Хаха, - этому призраку, как он сам себя называл,  видимо, действительно хотелось хорошо повеселиться и «пошутковать», а потому, что бы ему ни сказал путник сейчас, это бы его только раззадорило. Поняв это, идущий замолчал. Внезапно он почувствовал сильнейшую усталость и решил просто лечь посреди леса и отдохнуть, в душе надеясь на скорейшее разрешение своей судьбы, но еще не окончательное исчезновение из действительности.

Стоило щеке уставшего путника коснуться сырой земли, как обстановка мгновенно поменялась: ночь сменил день, лесные грязь и непроходимые дебри сменились серой пустошью, единственным интересным моментом которой была железная дорога, пересекавшая её пополам. Только вот по ней уже давно не ездили поезда, да и дорога явно вела в никуда.

- Интересно, где это мы? – усмехнулся голос, который, похоже,  и не думал покидать заблудшего. – Кстати, всё время забываю спросить, как же тебя зовут?

- Я не стану отвечать на этот вопрос, - сказал путник, поднимаясь и с любопытством озираясь вокруг, - подумать только, это снова произошло. – Он озвучил свои мысли вслух, щупая волосы на голове, которых стало еще меньше, и пытаясь понять, что же творилось.

- Почему не станешь? – недоумевал голос. – Всё ещё думаешь, что я  - лишь часть твоего воображения? И это несмотря на происходящую вокруг фантасмагорию?

- Ну хорошо, - сказал путник, - что же творится? Раз ты призрак, то должен знать.

- С чего бы мне знать? – удивленно спросил голос. – Я такой же чужак здесь, как и ты.

- Где «здесь»? – не унимался путник.

- Я не знаю, чего ты от меня хочешь. – произнёс голос.

- А с чего это вдруг?! – крикнул заблудший. – Все уши мне прожужжал, пока я шёл, не смолкал сотню лет! А теперь вдруг стал таким тихим! Никакой ты, к херам, не призрак! Ты – часть моего безумия, не более. И потому я не скажу тебе свое имя.

- Как хочешь, - обиженно произнёс голос.

Этот пустырь выглядел еще безнадежнее, чем лес до него. Но само понятие «безнадежность» стало растворяться во мгле, коей некогда было прошлое. Путник и голос шли вдоль путей, потому как идти было больше некуда. Небо не имело цвета.

Шум поезда вдалеке, приближающийся шум, нарастающий шум. Пути не имеют конца, горизонт не приближается, а шум будет вечно нарастать без видимого источника. Что ж, это еще одна деталь, к которой придется привыкнуть. Разве не ради этого мы живем? Приспособление, в этом наша суть. Приспособление к условиям, которые мы же и создаем. Прогибаемся под самих себя.

- Ты исчезаешь, ты хоть понимаешь это? – сказал голос.

- Конечно, - коротко ответил путник.

Дорога не кончалась.

В голове путника появился свист. Голос-призрак насвистывал какую-то мелодию, очень знакомую, но вспомнить, откуда она, не представлялось возможным, отчего эти звуки сводили с ума. Путник пытался не слушать, усиленно смотрел вперед, где не было ничего, кроме иссушенного серого пространства и врытой в землю железной дороги, стремящейся далеко за горизонт и дальше в бесконечность. Солнца не было,  но свет был, как будто у него отсутствовал источник, отчего создавалось впечатление, что он отсюда никогда не уходит. Путник полагал, что, вполне возможно, так и есть.

Шаркающие звуки истертой обуви по земле порохового цвета,  свист в голове, который раздражал куда больше несмолкающего гомона до него. Терпение идущего, терпение, которое всегда было крепче стали, начинало лопаться. Нога путника наступила на что-то выпирающее из земли. Он было подумал, что это шпалы, но в ту же секунду увидел их сбоку от себя, где они и находились все время пути. Еще одна деталь, деталь, которая все изменила.

То, что выпирало из земли, оказалось старым кассетным пластиковым диктофоном.

- Интересно, - произнес голос.

Путник проигнорировал это заявление, но наклонился и вскопал твердую землю ослабевшими пальцами, дабы извлечь застрявший там предмет.  После пары мучительных минут диктофон уже лежал на ладони заблудшего, внутри была кассета.

Старые пухлые кнопки с потускневшими от времени обозначениями выпирали из корпуса сбоку.  Большой палец с силой надавил на кнопку play, в первые секунды результата не было, пока, наконец, чудом работающий диктофон не запустил пленку, звуки которой исходили из на удивление функционирующего динамика. Не самое лучшее качество записи, но достаточно для того, чтобы различать слова, доносящиеся как будто из глубины времен:
«-Нас разделяют миллионы световых лет, мы никогда не встретимся, никогда не узнаем друг друга, мы обречены на участь быть незнакомцами всю нашу жизнь.  Так ли это плохо? Что есть плохо? Признаться, я слегка запутался. Туманная масса, в которой я плаваю на протяжении всего своего сознательного существования, и не думает рассеиваться.
Комната, посреди нее стоит куст герани, я понятия не имею, как выглядит герань. Как она должна выглядеть вообще? Должна ли она как-то выглядеть? Постараюсь отбросить глупые отступления и приступить непосредственно к сути, хоть и довольно сложно разобраться со всем тем, что случилось за последнее время, длительное или  не очень – не помню. Да и это не столь существенно, куда важнее тот факт, что я никак не могу охарактеризовать этот временной отрезок, а ведь какой-то непременно был преодолен.» - Путник нажал на паузу, и немного подумал над услышанным – это была ахинея, но почему-то ему казалось, что она не лишена рационального зерна. «Миллионы световых лет» - значило ли это, что тот, кто сделал эту запись шел по тому же самому пути, и оторвался далеко вперед или это означало, что ее автор не знал о том, что световой год – единица пространства, а не времени. А имело ли это какое-то значение?

- Почему ты остановил запись? – спросил голос. Путник и это проигнорировал, однако включил ее вновь через несколько секунд:
«Ну, в общем расклад такой, я нахожусь в этих местах уже очень давно, бреду, не останавливаясь, вокруг ничего нет на много миль, кроме железной дороги, до этого, если мне не изменяет память, был океан, но когда я был в реальном мире, уже и не помню. Знаю, ты возможно думаешь, что все относительно и «правильной» реальности как таковой не существует, но думаю мы оба знаем, о чем  я.» - Запись снова остановилась, звуки смолкли, путник вновь размышлял над услышанным, и внезапно подумал, что эта запись не имеет для него никакого значения, все, что он мог здесь услышать скорее всего было бы слишком субъективным и чужим.

- Не-не, ты слушай, - вдруг сказал голос, что окончательно разубедило путника в этом намерении.

- Да ладно, серьезно? Что должно произойти, чтобы ты меня послушал? – недоумевал голос.

- Для начала, прекрати говорить, - произнес путник, но в душе он этого не хотел. Почему? Он сам не знал или не хотел признаваться себе в этом.

- Мы оба знаем, что тебе этого не хочется, - ответил голос.

- Нет никаких «мы», - сказал путник, продолжая идти,- есть только я.

- Ну хорошо, - произнес призрак и замолк.

Диктофон заблудший сжимал в руке, так как карманы на одежде были дырявыми. Шум приближающегося поезда продолжал нарастать без видимого источника, и после того, как голос-призрак умолк, стал таким оглушительным, что путник не слышал своих мыслей.

В эту секунду голос, не смолкавший в его голове, сменился сомнением. Был ли это призрак в действительности или такая же галлюцинация, как этот шум. Но шум несуществующего поезда при всей абсурдности этого явления слабо напоминал иллюзию.
А что такое «абсурд»? Эта мысль внезапно прорыла себе дорогу сквозь оглушающий стук невидимых колес о вполне реальные пути. И опять заблудший наткнулся на то же самое противоречие: «реальные».

Быть может, диктофонная запись не была такой уж плохой идеей, после этого заключения палец снова надавил на кнопку, пленка закрутилась, и из динамика заиграла песня. The Doors – Crystal Ship. «Вот, что это была за мелодия», -  путник сел на землю, держа диктофон перед собой и слушая песню, пока та не закончилась. Он начал всматриваться в даль перед собой, которая казалась бесконечной. На железной дороге не было ничего, несмотря на оглушительный шум проходящего мимо локомотива-невидимки. У горизонта, бывшего на непреодолимом расстоянии, возникла точка, которая очень быстро приближалась.

Из динамика пошла речь:
«Ты еще здесь? В любом случае я продолжу говорить, даже если некому будет это прослушать. По-моему,  произошел конец света, я пришел к этой мысли, и стоило ей возникнуть в голове, как стало понятно, что я проиграл, я не выдержал. Я не справлюсь с этим грузом, он слишком велик для моих плеч. Не могу знать, проходишь ли ты через то же самое или, быть может, в эти места тебя занесло по другим причинам, но думаю, что других причин быть особо-то и не может.» - Снова пауза. Путник, не отрываясь, смотрел на растущую точку, в то же время замечая, как утихает шум незримого поезда. 

Точка превратилась в силуэт, путник все так же по-турецки сидел возле шпал, держа уже не работающий диктофон перед собой. Силуэт двигался странно, очень быстро и совершенно бесшумно. Заблудший завороженно смотрел на него, испытывая скорее любопытство, чем страх, частичка которого нет-нет, да и скреблась у него в душе. Прямо по шпалам бежал скелет, его пустые костяные глазницы были направлены перед собой, и он, не сбавляя скорости, пронесся мимо сидящего, из под его ног поднималась пороховая пыль, что покрывала всю поверхность окружающих мест. Путник провел его взглядом, а когда скелет скрылся у него за спиной, он поднялся и пошел. Шагая, он нажал на play. В его голове крутилась одна мысль: «Впереди будет океан».

Один вечер врезался в память. Все были красиво одеты и, довольствуясь этим, стояли возле фонтана посреди площади. В ту секунду количество лицемерных улыбок и пустых разговоров зашкаливало, но стоило воде появиться, как все лишнее и неестественное  ушло.  Все люди там могли бы с таким же успехом стоять абсолютно голыми. Его спросили: «Вы очень скрытны и загадочны, может, вы живете двойной жизнью?» После чего последовал фальшивый смешок над как бы шутливым вопросом, а он ответил: «Нет, я живу нулевой», - и смешки прекратились.

- Это ли не нулевая жизнь? – спросил он вслух, в тайне от себя самого надеясь услышать  того, кого он считал просто плодом воображения и галлюцинацией, но молчание было ему ответом.  А голос на пленке продолжал:
«Знаешь, это может и очевидно, но  в определенном смысле все это похоже на то, как если бы все на свете пропустили через сито, и осталось  только то, что есть на самом деле. Это «то» проявляется скорее в нас самих нежели в окружении, но это ведь так и для «реального»(знаю, тебе не нравится это слово)  мира. Здесь просто все ярче через тусклость. Например, понял, что мне нужен друг, этот диктофон, который непонятно как попал ко мне, стал мне другом.» - Палец снова нажал на кнопку, голос оборвался.

Вокруг абсолютно ничего не менялось: железная дорога все так же уходила далеко вперед, горизонт все так же не приближался. И в эту секунду путник закрыл глаза и добавил дом. Открыв их, он ничего нового не увидел, разве что необычное пятно вдалеке, которого вроде бы раньше там не было. На его ногах абсолютно истерлась обувь и теперь, казалось, стирались сами ступни. Путник приближался к пятну, диктофон лежал у него в руке, не издавая ни звука. И вот тогда земля затряслась.

Серое небо прорезал ослепительно яркий белый свет, как будто огромное белое полотно вдруг накрыло атмосферу,  прилетев откуда-то из космоса. Железная дорога начала испаряться, поднимаясь в воздух и распадаясь на атомы, пороховая пыль поднялась, словно в вихре, со всех сторон издалека что-то приближалось. Это что-то буквально смыло пятно вдалеке, и  с нарастающим грохотом приближалось к путнику, одиноко стоящему посреди пустыря.

Океан захлестнул все, океан серой воды, она не была пресной или соленой, ее вкус невозможно было определить, а захлебнуться ей просто не получалось. Путника  болтало из стороны в сторону, переворачивало и вертело, отбрасывало,  тянуло на дно и в следующую секунду выталкивало на поверхность, словно деревянную бочку.

Идти было больше не по чему, а пропавшая обувь и обнаженные ступни обрели идеальный смысл. Когда вода захлестнула все вокруг, в голове путника прозвучал голос, видимо, от неожиданности:

- Ух ты!

Но после он вновь утих. Диктофон исчез. Дрейфующий путник остался один посреди океана, воды которого смывали все на своем пути. Не оставляя ничего после себя. Воды полностью заволакивали в себя заблудшего. Его провернуло в горизонтальном положении. Его болтало во всех направлениях. Он потерял чувство реальности и поминутно терял сознание.

В очередное пробуждение исторгнутый водами выкидыш обнаружил себя на берегу. Океан все так же бушевал, но, казалось, уже не зверствовал, вода приобрела изумрудный оттенок, а небо помутнело и полностью соответствовало цвету волн. Приподнявшись на локте, путник огляделся: он лежал на песке, в этом не было сомнений, разве что оттенок и консистенция песка не вполне соответствовали привычным о нем представлениям. Перед ним была вода, за спиной растянулся пляж, как бы следующим пластом (линией, уровнем, поясом) шел лес, представляющий из себя скорее непроходимые джунгли. Лес продолжался далеко налево, если встать спиной к океану, а направо он обрывался (через 50-60 метров от того места, где стоял сейчас пришелец) высоким холмом со скалистой вершиной или не такой уж большой горой.

Но первым делом в глаза бросилось нечто другое, находящееся на пляже прямо перед ним. Это была лавка, деревянная, с прилавком и небольшим навесом. За прилавком стоял человек, даже человекоподобная фигура, на голове которой была соломенная треугольная шляпа, тень от которой полностью скрывала лицо. От человека так и веяло древностью, отчего путнику стало не по себе. Однако сам факт его появления был не столько удивительным, сколько любопытным для него.

Посмотрев на фигуру  в течение нескольких секунд, путник направился в сторону лавки. Только теперь он обратил внимание на еще одну деталь: это была обувная лавка или даже магазин одежды, пусть и совсем небольшой.

Выброшенный на берег подошел к деревянному сооружению, его одежда успела превратиться в мокрые лохмотья, так что новая бы не помешала. Что-то подсказывало ему, что конец, что бы он из себя ни представлял, скоро не наступит, а потому не было смысла отягощать себе существование, не так ли?

Путник не видел людей и не разговаривал ни с кем, кроме голоса в своей голове, уже долгое время, однако сумбур, происходящий вокруг, сделал это не сложнее всего остального:

- Здравствуйте, - сказал он и почувствовал привычный дискомфорт в груди, который появлялся всякий раз, стоило ему сказать что-то просто потому, что надо было что-то сказать. Ответа тем не менее не последовало, более того, человекоподобная фигура до сих пор оставалась лишь человекоподобной фигурой.

Секунда, другая, и голова заприлавочника дернулась. Тень под его шляпой переместилась, и наружу выглянуло лицо старика, он поднял на подошедшего свои совершенно синие глаза и широко открыл рот, продемонстрировав отсутствующий язык и пару исчезнувших давно зубов. Почему-то путник подумал, что под головным убором лавочника не было никаких волос, и машинально ощупал свою голову. Заметив это, старик улыбнулся, предварительно закрыв рот. Путник понял, что волос у него не осталось, и это его нисколько не расстроило, скорее успокоило. В том смысле, что эта деталь ни коим образом  не изменила действительность, всего лишь стала ее закономерной частью.

Убрав руку от головы, путник обратился к лавочнику со словами:

- Мне бы одежды и обуви, а?

Старик кивнул и скрылся под прилавком, затем возник вновь, держа в руках нечто синее и шелковое, сложенное квадратом.  Он положил одежду на прилавок, затем развернулся и снял со стены босоножки, которые поставил на прилавок возле синего квадрата одежды.

- Спасибо, - сказал путник на этот раз без дискомфорта в груди. Затем он безо всякого стеснения переоделся, стоя прямо перед лавочником, разве что отвернулся, снимая с себя лохмотья, бывшие когда-то брюками или джинсами. После того, как лохмотья остались лежать на песке, подвергаясь дальнейшему разложению, путник развернул синий квадрат, оказавшийся на поверку синим шелковым кимоно, идеально подходившим ему по размеру. Босоножки также подошли.

Когда путник оказался в причудливом самурайском одеянии, его взгляд вновь обратился к лавке, за прилавком которой уже никого не было. Старик исчез, но на том месте, где до этого лежало сложенное кимоно и обувь, теперь лежала треугольная соломенная шляпа. Не долго думая, заблудший надел ее на свою теперь лишенную волос голову. Когда он сделал это, заметил сложенный лист бумаги, видимо, до этого момента находившийся под головным убором лавочника.

Стоило руке путника взять листок, как лавка исчезла. Это произошло довольно внезапно, отчего удивление все-таки появилось на его лице, которое уже давно перестало выражать эту эмоцию ввиду отпавшей необходимости. Вероятно, еще до того, как оказаться в этих местах, но никто не мог знать этого наверняка.

Оставленный лавочником сверток оказался запиской следующего содержания:
«Не прекратившийся вовремя сон, не завершенное вовремя письмо, недочитанная вовремя книга, невыполненные вовремя обещания. Я слышу, как бьется сердце, я слышу приближающиеся шаги. Все остается далеко позади, ничего уже нет рядом. Как и того лета.
Тогда было жарко, солнце сильно припекало, куда бы ты ни пошел. Мое сознание медленно покидало меня, покидал и рассудок. Постепенно каждая часть моей жизни вставала под вопрос, под большое сомнение. Когда ни в чем не можешь быть уверен, это и свобода, и пустота одновременно.
Все было «нормально», но я безошибочно знал, что совершу ужасное, нет, не великое, а просто что-то ужасное.
Оглядываясь назад теперь, я в полной мере осознаю, что всегда знал об этом, всегда жил в томительном ожидании окончательного крушения той иллюзии, коей была вся моя жизнь. Безумие полностью забирает тебя, заворачивает, закутывает, словно теплое одеяло, и ты не сопротивляешься, ты просто позволяешь ему тебя накрыть.
Возникает вполне логичный вопрос: звал ли я его или просто знал о неминуемом его приближении. Честно говоря, я не знаю. Вот она:  самая безнадежная повесть, самая мрачная исповедь, которую мне приходилось рассказывать.
Тот год начинался и проходил, как всегда проходит обычный год жизни. Когда ждешь чего-то, сам не зная чего, а потом этого попросту не происходит, и ты ждешь дальше в совершенно идиотской надежде на это нечто. Я никогда не брал в руки оружие, не изучал боевых искусств, да и каких бы то ни было еще. Но не хочу об этом говорить, все это не столь важно.
Когда зима сменила осень,  весна сменила зиму, пришло и лето. То самое,  о котором уже упоминалось выше. Тем летом в наш городок приехал бродячий цирк, на удивление большой и громкий: я помню, его было слышно абсолютно в каждом уголке нашего захолустья, негде было скрыться и уединиться от всеобъемлющего шума напускного веселья.
Тот цирк создавал настроение, да, он настраивал на суицид или жестокое убийство, кстати говоря, за время его у нас пребывания трое человек убились разными способами, в данном контексте слово «убились» несет вполне буквальный смысл.
Переживая пик почти клинической депрессии, не покидавшей меня в течение долгих месяцев, если не лет, я наконец освободил себя. Во мне не было ни ярости, ни неизъяснимой грусти, ни мучительных томлений, во мне не было ничего. Это ничего ширилось, словно черная дыра, захватывающая все большие пространства. Зависть, ее больше не было. Так же, как и какого-либо негодования. Все, что было – это вакуум.
Однажды я решил пойти на ярмарку не из особого желания, но исключительно для того, чтобы разнообразить серое существование. Я шел между цирковых шатров, наступая на весь тот мусор, что устилал землю ровным слоем, подобно ковру. Сумрачное небо не создавало никакого мрака, так как свет шел в основном с земли, однако между шатрами находили укромные уголки влюбленные парочки и пьяные извращенцы. Я не заострял на них внимания, а просто шел сквозь ярмарку, направляясь неизвестно куда, когда внезапно, спешно покидая шатер, на меня налетела артистка, одетая в белое трико с блестками, составляющими рисунок огня. Языки пламени обрамляли ее грудь, ее вьющиеся рыжие волосы были как огонь, вдобавок она держала в руках зажигалку, которую намеревалась применить к торчащей в зубах сигарете.
- Смотри, куда прешь! – сказала она и окинула меня злобным взглядом, который, однако, быстро смягчился:
- Простите, вы не нарочно, я не хотела быть грубой, - после этого она заплакала, и, наблюдая это, я почувствовал отголоски жалости, зазвучавшие где-то в глубине моей души:
- Как вас зовут?
- Я «Дух уходящего лета»,  - произнесла она сквозь утихающие всхлипы, вытирая глаза тыльной стороной руки, между пальцев которой торчала начатая сигарета. Другой рукой она обхватила живот.
- Приятно познакомиться, давно мечтал с вами встретиться, - ответил я.
- Вы видели мои выступления? – спросила она, подняв на меня глаза.
- Нет, а что вы делаете?
- Я – воздушная гимнастка, ну или была ей до настоящего момента, - проговорила она, сделав очередную затяжку.
- Что произошло?
- Сорвала выступление, поругалась с начальником, почему вас это интересует? – спросила она.
- Меня интересует все прекрасное, - сказал я. Она улыбнулась, но по ней было видно, что она чувствует себя некомфортно. – Я пойду.
- Стой, - вдруг произнесла она, - я не услышала твое имя.
- Я его не сказал.
- Ну я же сказала свое.
- Что ж, и то правда, - я протянул ей правую руку для рукопожатия, - я Смерть.
Она странно на меня посмотрела, но все же пожала руку, после чего упала замертво. Я стоял над ее прекрасным бездыханным телом, пораженный и абсолютно пустой. Потом я пошел дальше. Через какое-то время за моей спиной не раздались крики и не поднялось никакой шумихи, цирк продолжал работу следующий месяц. Никто ничего не сказал об умершей гимнастке, о погибшем Духе уходящего лета.»

Путник прочел оставленную стариком записку, сложил ее в несколько раз и опустил в карман кимоно. Затем повернулся и отправился в сторону холма со скалистой вершиной. Все его тело болело, в особенности давали о себе знать десны и глаза – как будто он, словно рыба, гнил с головы. Заблудший пытался вскинуть все в своей голове: он шел по лесу, затем по огромному пустырю, затем он очутился в океане, который привел его к этому месту. Что это было? Остров? Полуостров? Может, материк? Все это не имело особого значения, но эти вопросы занимали путника отнюдь не в первую очередь. Что действительно его беспокоило, так это то, что он не мог вспомнить себя – в его голове не было никакой информации о том, где, кем и когда он был до того, как очутиться в непроходимом лесу, воспоминания о котором также начинали испаряться из его памяти.

Он не знал, где он, но впервые в жизни почувствовал, что потерялся, по-настоящему. Потерялся так, как никогда не терялся до этого. Потерялся в эпицентре небытия и безумия. Оказался ли он здесь оттого, что стремился к подобному или его выбросило сюда как рыбу? Помнил ли он что-то или то были ложные воспоминания? Была ли исповедь старика его исповедью? Пока он шел, эти вопросы вертелись у него в голове, именно тогда он принял решение:

- Призрак! – крикнул он, - вернись! Я тебе верю! Я тебе верю! – голос путника разнесся эхом далеко вокруг, он стоял посреди пляжа в синем шелковом кимоно, соломенной треугольной шляпе и вьетнамках, слегка запрокинув голову. Если бы какое-то время назад его спросили о том, где он будет находится и во что он будет одет, будь у него миллион попыток, он бы не догадался.

- Я смотрю, мы соскучились, - голос-призрак вновь объявился так же внезапно, как и в прошлый раз. – Раз уж я опять здесь, может, теперь ты, все-таки, назовешь свое имя?

- Я думаю, ты прекрасно знаешь, что я не могу этого сделать. Ты бы давно узнал его сам, если бы мог – в моей голове просто нет этой информации.

- Я надеялся, что ты сможешь воззвать к этим воспоминаниям, но, так и быть, не буду тебе этим докучать.

- Спасибо. – произнес путник. Призрак возобновил нескончаемый поток слов, что помогло заблудшему закрепиться в действительности и идти дальше. Он более не ставил под сомнение существование некто, говорящего в его голове, приравняв это обстоятельство к изумрудного цвета небу и исчезнувшей лавке.

Подойдя к подножию холма, заблудший обнаружил, что между границей леса и склоном проходила тропа, не видимая издалека. На эту тропу он и свернул, навсегда покинув пляж, располагавшийся на побережье неизвестного океана.

Тень от деревьев отсекла слабый свет, исходивший с небес, транспортировав путника в кромешную ночь, хоть он и не знал настоящее время суток, хоть само понятие времени потеряло всякий смысл. Медленно шагая по тропе навстречу неизвестности, путник подумал о том, что это было совсем не то же самое, что было в лесу и на пустыре до этого. Сейчас это тропа явно куда-то выходила, сейчас явственно ощущалась ограниченность этого пространства.

- Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил голос-призрак.

- Да, мы на острове, - ответил путник. Этот остров мог быть огромным, а мог быть и небольшим, но сознание того, что это именно остров, было безошибочным.

Тропа вывела путника к открытому пространству.  Лес слева прекращался, а впереди были холмы и долины. Дорога уходила вниз, после чего вновь поднималась, и так продолжалось до самого горизонта. Находясь на некотором возвышении, путник задумался над тем, что этот остров имеет очень странный рельеф: хотя вся поверхность была волнистой, от краев к центру земля в целом опускалась ниже уровня моря. Таким образом остров имел форму глубокого блюда, отчего потоп являлся вполне реальной перспективой. Трудно было вообразить, почему этого еще не произошло.

Несколько ниже того места, где стоял сейчас заблудший, виднелась деревня. Она была в отдалении от тропы, по которой он шел и которую можно было понимать «главной дорогой» острова. Деревня была небольшая и находилась у подножия одного из многочисленных холмов, бывших в этих местах.

Что-то внутри путника подсказало ему, что именно туда ему и надо идти. Голос-призрак не стал спорить. Он сошел с тропы и направился прямиком к белеющему вдалеке поселению.

Внезапно заблудший осознал, что небо над ним более не имело изумрудного оттенка: по мере того, как он приближался к своей цели, оно прояснялось. Теперь можно было заметить голубизну и белые облака, однако в сиянии заходящего солнца читались надвигающиеся сумерки. Дистанция до поселения все сокращалась, пока наконец дома не приобрели свой подлинный вид, не искаженный расстоянием. Вокруг стояла мертвая тишина. Ни одной птицы или животного на фоне местной живописной флоры. Если бы не деревня, остров бы казался необитаемым.

Стоило путнику переступить некую невидимую границу (или черту) деревни, как воздух разрезал женский крик, пронесшийся по всему поселению, если не всему острову. Такое чувство, что катализатором какой-либо активности был сам заблудший. Почему-то эта мысль не казалась ему такой уж невероятной.

Крик повторился, на этот раз в нем еще отчетливей, чем в первый, слышались боль и страх. К этому путник не мог оставаться равнодушным, а потому ускорил шаг. Когда он прошел мимо нескольких домов, «жилыми» которые назвать язык не поворачивался, в силу отсутствовавших там признаков жизни, из-за угла появился мужчина. В одеянии угадывался мясник, а довершал красочный образ окровавленный тесак в его правой руке.

Мужчина моментально набросился на незваного гостя, коим был путник в причудливом одеянии. Последний еле успел уклониться от удара, который бы пришелся ему прямо в голову. Соломенная шляпа едва ли могла вынести подобное столкновение, не говоря уже о том, чтобы защитить черепную коробку, что скрывалась под ней.

Путник никогда не принимал бой, и вряд ли этот случай стал бы исключением, если бы не внезапно пробудившийся инстинкт самосохранения. Именно благодаря ему, воспользовавшись секундным замешательством нападавшего, заблудший нанес ему удар ногой в живот, отчего тот согнулся пополам и скорее от неожиданности, чем боли выронил смертоносное орудие на землю. Путник не стал пытаться поднять тесак, а лишь выбил его ногой в сторону. В какую – об этом он и не думал.

Мясник уже успел выпрямиться и мгновенно рванулся на стоящего перед ним. Реакция путника на этот раз подвела его, отчего он в момент оказался на земле погребенным под весом агрессора.

- Она тебе не достанется! Никому из вас, будьте вы прокляты! – прохрипел мясник, доказав заблудшему свою полною невменяемость. Впрочем, для последнего роли это особой не играло, он лишь пытался понять, что происходит, в частности, в настоящий момент. И все же, то ли от любопытства, то ли просто инстинктивно, он задал вопрос:

- О чем это вы? – говорить было тяжело, поскольку на ребра и дыхательные пути лежащего оказывалось сильное давление.

- Не пудри мне мозги, клоун! – орал мясник, забрызгивая лицо придавленного к земле слюнями.

- Под твоей правой рукой камень, - вдруг произнес призрак, и путник сразу отметил полное отсутствие какой-либо реакции на эту реплику  со стороны нападавшего. Значит, его мог слышать только он. Однако задумываться над этим сейчас было ни к чему, и путник просто воспользовался советом. В это время мясник уже сомкнул руки на шее заблудшего, изо всех сил стараясь уничтожить потенциального врага.

Пальцы правой руки путника нащупали что-то твердое, грабли-подобными движениями он старался поместить это что-то в ладонь. Воздуха становилось все меньше, в эту секунду борющийся за свою жизнь чувствовал бесконечную ненависть напавшего и испытывал  желание  не умирать. Наконец, булыжник лег в руку, изо всех оставшихся сил заблудший нанес удар по голове мясника.

- Ааа! – крик боли и удивления, последовавшая за этим ослабевшая хватка, позволившая путнику впустить немного воздуха в легкие.  Безрезультатное усилие всего туловища, дабы сбросить с себя обезумевшего тяжеловеса. – Говнюк! Я убью тебя!

После этого вопля, надежды на самостоятельное избавление от смертельной угрозы в лице жирного безумца у путника не осталось. Жизнь впервые за все это время по-настоящему начала уходить, окончательно ослабевший путник был готов провалиться в объятия вечного сна, когда внезапно схватка мясника ослабла. Так как из-за недостатка кислорода все чувства лежащего на какое-то время притупились, он не видел и не слышал, что именно послужило причиной его спасения.

- Похоже, у тебя есть друзья, - произнес голос-призрак.

- Скорее у этого психа нашлись враги, - хрипло пробормотал путник, выбираясь из под смердящей туши, секунды назад пытавшейся его убить.

- С кем ты говоришь? Это ты мне? Кто ты? – детский голос исходил от маленького человека в достаточно простой деревенской одежде с такой же простой, но на поверку эффективной, рогаткой в руках. Новый заряд, представлявший из себя маленький острый камешек, уже был наготове.

- Он мертв? – спросил путник.

- Тут нет живых, - сказал мальчик и растворился в воздухе.  Заблудший повернул голову в сторону мертвого мясника, которого уже там не было.

- Что, черт возьми, тут происходит? – спросил голос-призрак.

- Тебе лучше знать - похоже, это твои сородичи.  – ответил путник. Где-то из глубины поселения вновь раздался женский крик, от которого пробирало до мозга костей.

- Ты намерен расследовать источник этого душераздирающего вопля? – спросил голос-призрак с оттенком искреннего беспокойства.

- У тебя есть идея получше? – на это ответа не последовало, и, приняв молчание за самый в данной ситуации красноречивый ответ из возможных, путник-клоун двинулся навстречу неизвестности. Однако не с пустыми руками: опасаясь новых неожиданностей, он подобрал пару валявшихся на земле булыжников.

Пустые дома вокруг были сделаны из самых разных материалов: от бетона и дерева до пластика и алюминия. Сказать, что у этого поселения не было определенного стиля – ничего не сказать.  Преодолевая квартал за кварталом этого необъяснимо огромного и нелепого места, путник чувствовал, что приближался к цели. Чем именно была эта цель, он не знал, но впервые за долгое время его что-то вело, что-то, помимо отчаяния и безысходности.

Вновь крик, на этот раз более отчетливый и громкий, леденящий душу, стоит отметить, разрезал воздух. Заблудший остановился, чтобы определить источник звука.

- О, как в старые добрые времена, - произнес голос-призрак. – Именно таким я застал  тебя в том лесу. – путник промолчал и продолжил идти туда, откуда по его мнению доносились крики. Как выяснилось через достаточно короткое время, он не ошибся.

Он обошел очередное причудливое сооружение, наводящее на мысли о бедных поселениях где-нибудь в трущобах Африки (почему-то, подумав об этом, заблудший поразился нелепости самой мысли – так она при всей своей обыденности была неуместна сейчас). Каждый новый шаг давался со все возрастающей тяжестью, будто ноги потихоньку отнимались. Возможно, так и было.

- Ааааа, неееет! – донеслось откуда-то из-за угла. И действительно, обогнув близлежащую постройку, сделанную как будто из обломков и мусора, путник вышел на круглую площадь, посередине которой находился колодец.  Именно оттуда, по-видимому, исходили душераздирающие вопли.

- Ответ я уже конечно знаю, но ты все-таки намерен туда идти? – спросил голос-призрак.

- Глупый вопрос, - ответил путник, медленно и осторожно ступая к колодцу.

- Будь осторожен, у меня плохое предчувствие, - сказал голос.

- Учитывая, что ты- призрак, стоит ли доверять твоим предчувствиям? – заметил идущий.

- Ты не знаешь всего, даже я всего не знаю, так что не стоит делать опрометчивых выводов.

- Даже ты? Я удивлен, – съязвил путник, и голос смолк.

А между тем расстояние от края поляны до ее центра с  колодцем было преодолено на добрую половину. И вот, цель уже у самых ног заблудшего. Словно в поддержку этого факта вопль боли и страха снова раздался, эхом отражаясь от стен колодца, подпрыгивая все выше и выше с огромной скоростью. Идущий едва не упал от мощи звукового потока, изошедшего из глубин этой зияющей дыры.

Через секунду его насторожил странный  шум вокруг. Будучи сосредоточенным на колодце, путник как бы забыл о периферическом зрении. И теперь, когда он вновь о нем вспомнил, ужаснулся тому, что возникло перед взором. Толпа незнакомцев, от которых отдавало слабым синим сиянием, с очень суровым и устрашающим видом начала медленно, замкнув круг, надвигаться на колодец и заблудшего, при этом от нее исходил странный гул, на поверку оказавшийся невнятным бормотанием. Потребовалось  совсем немного времени, и он расслышал, что они говорили, точнее удалось выхватить отдельные фразы. «Это ты его ведешь, а не он – тебя. Когда ты откажешься от себя окончательно,  он воспользуется моментом, чтобы выйти за твой счет, а ты станешь безмолвной тенью, которая уже ничего не сможет сделать. Не слушай его.» Другой была:
«Жалкий слабак, ты не достоин! Трус, меланхолик! Ты профукал свой шанс!»

Еще одной оказалась: «Сбросим его к остальным! Сбросим его вниз!»

Не самые приятные слова, которые можно услышать. Тем более учитывая контекст. Загнанный в угол стоял в немом оцепенении,  не зная, что и делать. Толпа продолжала надвигаться ближе и ближе неторопливо, но вполне уверенно. Так или иначе, ждать путнику надоело. Резко сорвавшись с места, он побежал навстречу толпе этих привидений. Но в тот момент, когда он должен был или пройти сквозь нее, или столкнуться с ней, в глазах потемнело. 

Путник опомнился уже в темноте и сырости катакомб, вход в которые, очевидно, являлся по совместительству и колодцем. Его шляпа потерялась, обнажая совершенно лысую голову. Слабый свет откуда-то сверху падал на лежащего на земле, и он понял, что его сбросили. Однако физических последствий падения он не ощущал: ни боли, ничего подобного, что, впрочем, его не удивило. Взгляд сброшенного сосредоточился на отверстии в десяти-пятнадцати метрах над ним. Присмотревшись, он увидел нечто пугающее: лица  жителей-приведений непонятного поселения все с теми же суровыми выражениями, устремленными вниз прямо на него. Они молчали, молчал и он.

- Я предупреждал. – сказал голос-призрак. – Не стоило сюда идти.

- Не думаю, что мне стоит тебе доверять, - холодно ответил путник, поднимаясь и отряхиваясь от влаги, еще не успевшей глубоко впитаться в его синее кимоно.
 
- Когда я слышу речь в столь низких категориях из твоих уст, это меня разочаровывает. – путник проигнорировал это заявление, показавшееся ему столь же нелепым, сколь и фальшивым.

Заблудший оказался под землей во мраке и сырости, которые, по-видимому, попросту не хотели покидать его, куда бы он ни отправился. Эта мысль пришла ему в голову в тот самый момент, когда нога наступила на что-то непонятное. Когда он увидел, чем было это непонятное, его глаза слегка округлились от удивления – так неожиданно было увидеть подобный предмет здесь. Мокрая газета, желтые когда-то листы которой стали почти черными. Едва ли ее можно было читать, даже держать в руках эту почти разложившуюся субстанцию было проблематично, однако содержание первой страницы с крупным заголовком и плохо, но все же распознаваемой фотографией привлекло внимание путника.

На первой полосе непонятного издания было напечатано большими черными буквами: «ТЫ ШЕЛ К ЭТОМУ ВСЮ ЖИЗНЬ!»,  под ней была фотография каких-то людей, по-видимому, стоявших на какой-то городской улице. Статья куда менее крупным шрифтом начиналась с едва различимых слов: «Вчера  жители <…>  столкнулись с небы… событи..: среди бел… дня пр… в воздухе исч… мужчина…» - дальше  прочесть не представлялось возможным, однако смысл, по крайней мере первого предложения, проглядывался. Что, конечно, не раскрывало сути произошедшего где бы то ни было там.  Путник отбросил газету, смысл в которой попросту иссяк. Связывая все, что происходило с ним в последнее время, неважно, сколько времени в действительности прошло, он думал о том, нужно ли искать смысл в принципе.

- Не забивай себе голову всякими глупостями, - произнес голос-призрак.

- Забавно слышать это из твоих невидимых уст, - усмехнулся заблудший, продолжая ступать дальше в темноту и неизвестность туннеля. Не прошло и пары секунд, как все тот же душераздирающий крик, приведший его в эти катакомбы изначально, раздался из глубины подземелья с куда большей громкостью, чем когда-либо до этого. Женский крик, возбуждающий в воображении самые нелицеприятные и поистине ужасающие картины.

Надо было идти, что бы ни ожидало дальше. Выложенные камнем подземные коридоры походили на лабиринт, но волноваться о поиске нужного пути не приходилось – ноги сами вели упавшего в колодец к цели. Ею оказалась небольшая площадка, слегка освещенная отдаленными дневными лучами, исходившими из очередного отверстия-колодца, которое колодцем по сути-то и не являлось. Посреди нее сидел, прислонившись к стене и вытянув ноги перед собой, скелет, держащий в руках работающий диктофон, на пленке которого был записан женский крик. Стоило путнику попасть в «поле зрения» этого лишенного глаз существа, как запись остановились, катушки прекратили вертеть пленку, и звук криков, недавно казавшийся вполне настоящим, оборвался.

Ни чуть не удивившись, путник узнал в пластиковом предмете с динамиком то самое записывающее устройство, которое попало к нему в руки когда-то давно на неизвестном бескрайнем пустыре. Так же он подумал было и о скелете, но что-то подсказывало, что опрометчивым с выводами быть не стоило, да и разницы особой не существовало.

С едва слышным скрипом череп обратился лицевой частью к пришедшему, его челюсти заходили ходуном, и из бездны, коей бесконечность назад был рот, донеслись звуки, поразительным образом выливающиеся в слова-фразы-речь:

- Наша ошибка в том, что мы думаем, будто нам дано понять смысл жизни, да и бытия в принципе. Тогда как все, на что мы способны –  выдвинуть гипотезу. А потом наступает определенный момент, когда ты попросту чувствуешь истину, понимаешь весь ее масштаб и силу, но едва ли способен ее объяснить, скорее просто ощутить. Но что делать с этим, а? Ничего, просто мириться. Ну и какая же разница в таком случае?  - и скелет ужасающе тихо засмеялся, слегка покачивая головой  одновременно с тем, как на его, с позволения сказать, лице заиграло подобие улыбки.

Не видя смысла в том, чтобы пытаться дать ответ на риторику, заблудший просто молча стоял и слушал. Но по прошествии пары минут тишины, когда глухой смех костей обратился в едва различимый шелест, путник произнес, просто чтобы что-то произнести:

- Я видел тебя раньше?

- Хаха! Откуда мне знать, ты никогда не видел скелет?- снова безжизненный хохот заполнил пространство катакомб.

Наконец, заблудший вновь придумал, что сказать:

- Давно ты здесь?

- Ох, уже и не помню, это ненормальное поселение – оно оставило меня здесь гнить, впрочем, я и до этого гнил. Вижу и ты уже распадаешься: волосы, ногти, зубы, все отличительные признаки твоей внешности постепенно меркнут, странно только, что боль исчезла, будто ее и нет, не так ли?

- Да, - просто ответил путник.

- Что ж, тогда добро пожаловать! Сколько ты о себе помнишь, что ты вообще можешь поведать о своей жизни? Не так много, не правда ли? А ведь ты дожил до настоящего момента, где-то был, что-то делал, так куда же все ушло? А?

- Он ничего о тебе не знает, вы не похожи с ним, - произнес голос-призрак.

- Замолчи, не сейчас, - ответил заблудший вслух.

- Это ты мне? – тут же спросил  сидящий на земле скелет.

- Нет.. неважно, - ответил путник.

- Знаешь, когда я попал сюда, то был в полной уверенности, что иду, куда следует, уже не помню, куда, но точно не в эту бездну, чтобы окончательно терять рассудок и себя. Но теперь все это уже не играет роли. – произнес скелет, чтобы сразу после этой фразы вновь разразиться своим странно-шелестящим смехом. – А ты, что вело тебя?

- Ничего, - сказали путник и голос одновременно. – Я просто шел, всю свою жизнь, это я знаю наверняка. Меня никогда ничего не вело, так я наверное и оказался здесь.

Скелет прекратил смеяться и ничего не говорил. Он просто смотрел своими пустыми глазницами на путника в синем шелковом кимоно, затем он перевел пустой взгляд на каменную стену тоннеля, уходившего куда-то во мрак.

- Ты сам изгнал себя сюда. А чего хочешь теперь? – спросил скелет наконец. Путник не знал, что ответить. Все его существование сводилось к бесконечному пути в никуда, его прошлое, о котором он уже успел позабыть, не играло роли, ведь каждая новая веха жизни приравнивалась к одному и тому же – идти вперед, не задумываясь о том, куда он придет. Вот так он очутился здесь – забрел сюда, во всех смыслах пришел к этому, настоящему моменту.

- Да, чего же ты хочешь? – спросил голос-призрак.

- Я хочу выйти из этого подземелья, - произнес заблудший, немного помолчав.

- Думаешь, если бы мог помочь тебе, я сидел бы здесь?  - после этого последовало молчание. И оно продолжалось, пока его не разорвал ядовитый хохот, походивший на этот раз уже не на шелест, но на раскаты грома: - Хахаха! Хотя на самом деле выход вон там, - сказали кости, и те из них, что составляли руку, вытянулись, указывая направление. – Но я сказал тебе правду: мне тебе не помочь. Едва ли кто-нибудь сможет помочь такому, как ты.

Это были последние слова, сказанные скелетом. После этого он развалился, обратившись в груду костей. А наверху этой кучи лежал черный кассетный диктофон, владельцем которого вновь стал заблудший. И тогда он пошел туда, куда указала ему безжизненная десница.

Мрак подземных коридоров захватил, окутал путника. Через какое-то время он начал душить его, и, если бы он не знал, что ушел за пределы существования, в котором воздух был необходим, то непременно упал бы без сознания, если не замертво.

- Какая любопытная встреча, - нарушил тишину голос-призрак.

- Пожалуй, - ответил путник. – Но ты ведь знаешь куда больше, чем говоришь мне.

- О чем ты?

- О том, где я сейчас. Где ты сам, почему увязался за мной. О том, где заканчивается этот бесконечно долгий путь.  – голос ничего не ответил, и путник принял это. Катакомбы закончились, туннель поднимался выше, и вдалеке уже виднелся дневной свет.

Когда путник вышел, понял, что подземелье не было тюрьмой – лишь  проходом к ней. Она представляла из себя островок земли на верху скалы в виде каменного столба, единственным выходом с которого являлась пропасть на 360 градусов вокруг. На расстоянии многоэтажного дома внизу простирался бушующий океан с торчащими из него острыми рифами. Только последний безумец решился бы сигануть отсюда. Создавалось впечатление, что эта скала некогда была соединена с основным островом прежде чем какая-то неведомая сила оторвала ее от него, так, казалось бы, должно было быть. Однако, учитывая специфику всех этих мест, более логичным было предположить полную автономию этого столба от остального куска земли, выросшего из неведомого вод.

Стоило заблудшему оказаться здесь, он оглянулся, чтобы убедиться в том, что проход в катакомбы, из которых он вышел, бесследно исчез. Но нечто другое захватило его полное внимание. Островок земли не был пуст. Еще четыре лысых носителя кимоно находились здесь, у всех были одинаковые «симптомы»: единственной чертой, как-то рознящей их внешность, был цвет одеяния, в которое был облачен каждый. Красный, желтый, фиолетовый, зеленый и вот теперь – синий.

- Просто замечательно! – воскликнул красный, - у нас  пополнение!  Взгляните, наша палитра обогатилась еще на один цвет, глядишь, вскоре соберем всю радугу!

- Замолчи, он такой же несчастный, как и мы все. – произнес зеленый, подходя к новоприбывшему и протягивая руку в приветствии, которое, подобно всему обыденному, смотрелось абсолютно нелепо здесь.  – Приветствую, - сказал он, пожимая руку путнику, который молча пожал ее в ответ.

- Наверное, не стоит спрашивать тебя, как ты здесь оказался?  - заблудший покачал головой так же молча.

- Ты что, немой? -  крикнул красный, - или просто умственно отсталый?

- Да замолчишь же ты или нет! –прикрикнул на него зеленый, после чего вновь перевел взгляд на путника. – Как нам стоит тебя называть? Синий?

- Давно вы здесь? – спросил заблудший.

- О! Он говорит!  - язвительно воскликнул красный.

- Каждый по-разному, - тихо произнес фиолетовый.

- Да уж, но никто этого не хотел, - улыбнулся зеленый.

Путник понял, что едва ли сможет добиться чего-то путного от этой компании. Но более всех его заинтересовал самый молчаливый из них – тот, что стоял у края  и смотрел на воду. Тот, что носил желтое кимоно. Именно к нему он и направился, проигнорировав очередное обращение зеленого. Синий, кем он стал теперь, в сложившихся обстоятельствах, подошел к до безумия внешне похожему на него человеку. Черты лица у стоявшего у края как-то расплылись, по сути, все здесь походили на кукол массового производства, которым оторвали разноцветные парики и облачили в однообразные разноцветные одеяния. Шляп не было ни у кого, и путник предположил, что все потеряли их в схожих обстоятельствах. Ему не нужно было спрашивать о лавочнике, да и вообще ни о чем. Его не интересовало, кто они и откуда. Схожи они в чем-то или нет, слышат ли они голос в голове, или же этот гость наведался только к нему одному. В сущности, все, что беспокоило его в настоящий момент, это как выбраться из этого забытого богом места. Все остальные, все, кроме желтого, все те, кто пытался говорить с ним и выполнять какие-то жалкие подобия социальных ролей, не волновали заблудшего. Родство он почувствовал только с тем, кто стоял у края – единственного видимого выхода. Поскольку только последнего, похоже, волновало бегство так же, как и его самого.

- Что думаешь? – просто спросил синий, подойдя к желтому.

- Это испытание, -  ответил желтый. – Другого выхода просто нет, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это осознать.

- Это самоубийство! – прокричал красный самым скептическим тоном, на который только был способен.

- Согласен, - робко ответил фиолетовый.

- Поддерживаю, - произнес зеленый. – Если это и испытание, то его суть явно не в прыжке, но в ожидании и терпении, прыгнуть – значит убить себя, провалив тест.

- Какие к черту тесты?! – возмутился красный, - вы с ума посходили? Во всем этом нет никакого смысла, мы здесь из-за долбанных поселенцев-маньяков, которым нечем заняться!

- Слишком упрощаешь, красный, - тихо сказал фиолетовый, - а как же мы вообще оказались на этом острове в таком случае?

- Да может, мы вообще  не на острове, а где-нибудь в палате с мягкими белыми стенами.  – произнес красный уже тише.

- И что, все это -  коллективная галлюцинация? –спросил фиолетовый.

- Нет, может, это лишь моя галлюцинация, а вы – плод моего больного воображения. – Ответил красный.

- Такие мысли ни к чему нас не приведут! – крикнул зеленый.

Синий смотрел на все это и буквально чувствовал, как сходит с ума. Забавно, ведь совсем недавно он считал, что перспектива безумия исчезла с горизонта за ненадобностью в условиях полного абсурда. Сама же попытка привнести рациональность, взять ситуацию под контроль, действовать сообща поднимала на поверхность все уже давно забытые понятия, которые по своей сути были приемлемы только в рациональном мире, да и там в глубине души чувствовалась вся их противоестественность. Скорее всего оттого, что «рациональность» мира  была одной большой иллюзией и самообманом. По крайней мере, так всегда казалось путнику, забывшему свое прошлое, но не забывшему общее впечатление от своего прежнего существования. Того существования, которое проистекало  непосредственно до того момента, как он оказался Здесь (другого наименования для окружающей реальности в голову не приходило). Его по-прежнему озадачивало то, как именно это случилось, но едва ли это занимало его более того, где же он в итоге окажется.

Такого интереса он не испытывал еще никогда: все здесь как будто подводило заблудшего к чему-то, словно происходящие события подчинялись какому-то общему сценарию или плану. Такой определенности, конечности и осмысленности путник не ощущал за всю свою жизнь, но не было ли это всего лишь иллюзией? Тут ум за разум заходил, мысли путались, и ругающиеся между собой копии никак не облегчали все это.

Между тем, ссора разрасталась, и без того мрачное небо затянуло грозовыми тучами, а желтый сделал шаг в бездну. Синий едва успел это заметить, он был настолько сбит с толку всем происходящим, что не вполне своевременно и адекватно мог реагировать на события. Что же касается остальных лысых носителей кимоно – они даже не оглянулись на исчезнувшего желтого.

- Заткнись! – кричал красный, окончательно потерявший самообладание.

- Не смей так со мной разговаривать! – отвечал зеленый.

- Вы оба неправы, - заметил фиолетовый.

Синий заблудший смотрел вниз, где в изумрудных волнах исчезло тело того, кто только что стоял подле него. Внезапно, вопреки творящемуся вокруг хаосу, он смог найти выход из положения, осознал, что нужно сделать, а потому, через какое-то время после молчаливого стояния подал голос.

- Нас здесь нет, - сказал путник, чем привлек всеобщее внимание.

- Что? – спросил зеленый.

- Эта скала, рифы внизу – всего лишь иллюзия. Один уже ушел, - довершил он, имея в виду прыгнувшего.

- Ты спятил, чертов идиот, ты и тот придурок в желтом! – крикнул красный.

- Замолчи! – скомандовал зеленый, после чего приблизился к синему. – Что ты предлагаешь?

- Он предлагает спрыгнуть, всем нам, - встрял фиолетовый, - только один сможет выбраться отсюда.

Синий молчал, но чувствовал растущее напряжение в воздухе.  Ведь фиолетовый был прав – именно так все и было. Цельными личностями стоящие на скале уже не были, а поскольку по ходу пути происходил только распад, логично было предположить, что отсюда уйдет только один лысый узник.

- Что ж, я вниз не собираюсь. – произнес красный настороженно, сжав кулаки. В это время зеленый слегка отстранился от синего, смиряя его взглядом:

- Что это ты удумал? – спросил он, пристально глядя на путника, пока тот изучал свои ноги, готовясь к тому, что вот-вот должно  произойти. Фиолетовый молча стоял на своем месте как вкопанный. Красный раздувал ноздри, подобно быку -  для довершения образа не хватало только шаркающей по земле правой ноги.                               
- Только ты должен остаться, - произнес голос-призрак. – Давай же, сбрось их, пока этого не сделали они.

Путник  перевел взгляд со своих ступней на зеленого и произнес:

- Вам пора. – уверенность внутри него перекрывала то, что некогда являлось состраданием и добротой, сейчас все его поступки определяла лишь она. В следующее мгновение он метнулся на стоящего перед ним и, схватив его за плечи, со всей силы толкнул на край скалы, с которого тот благополучно и свалился. Красный сорвался с места практически одновременно с путником и бежал к нему, выставив вперед правое плечо. Последний же успел перегруппироваться и присел в самый последний момент перед столкновением с разъяренным быком. Тот споткнулся и вот уже летел вниз головой, издавая пронзительный вопль. Один лишь фиолетовый не тронулся с места.

Когда заблудший обратил на него свой взор, тот лишь сказал:

- Давай, чего ждешь. – эта реплика произвела какой-то отрезвляющий эффект на путника: он не мог найти слов, чтобы что-то сказать, но почему-то чувствовал, что что-то шло не так.

Фиолетовый наблюдал за ним:

- Ты избавился от всех остальных, давай же, уничтожь в себе остатки человеческого, другого от тебя и не ждут.

- Он манипулирует тобой, - сказал голос-призрак. Путник стоял, выжидая – уверенность ослабла, ее медленно начало сменять сомнение. Была ли конечная цель, что бы она из себя ни представляла и где бы ни находилась, стоящей всего этого? Идти вперед было важнее того, кто идет? Эти вопросы никогда в принципе не возникали у заблудшего в голове: раньше в них не было надобности, а потом, когда они приобрели вполне ощутимое значение, он не задавал их по инерции, по привычке. Между тем, пауза затянулась, и нависшая тишина требовала что-то совершить. Решение, секунду назад считавшееся принятым, теперь повисло в воздухе, развеваясь на отсутствующем ветру.

- Итак, - выжидающе произнес фиолетовый. На что синий, решившись, ответил:

- Пошли. – стремительным и быстрым шагом он направился прямиком к стоящей поодаль фигуре. Настигнув ее, он схватил последнюю за руку пониже плеча и, подтолкнув фиолетового вперед, сделал неизбежный теперь шаг в пропасть и сам. Неизбежным он стал в момент появившегося сомнения и родившегося в глубине души страха, подкрепленного отчаянными воплями голоса-призрака:

- Что ты делаешь?! Неет!

Расстояние до воды было преодолено в мгновение ока, но удара о нее или рифы не последовало. Последовала лишь темнота. Когда мрак рассеялся, заблудший обнаружил себя стоящим на твердой каменистой породе в месте, напоминающим пещеру. Слабый свет, наполнявший ее, исходил из-за его спины. Оглянувшись, он увидел вход, представлявший из себя дыру в скале, из которой открывался вид на океан и рифы. Вода практически заливалась внутрь, а недалеко виднелась столб-скала, отчего можно было предположить, что  путник в данный момент находился под основным островом, вернее сказать, у его подножия.

Осмотревшись повнимательнее, он смог оценить объем пещеры по достоинству: она уходила вглубь и только расширялась, то место, где он стоял в настоящий момент, было не более чем своеобразной «прихожей» этого подземного храма. Спутать с катакомбами это место было нельзя, ввиду отсутствия каких-либо коридоров и мощенных стен, а также бесспорной уверенности в том, что все здесь было нерукотворным.

Заблудший шел все дальше внутрь пещеры, изучающе рассматривая окружение. Когда «прихожая», а вместе с ней и дневной свет остались позади, он на какое-то время снова оказался во мраке, пока не заметил еще один источник света, к которому и двинулся. Огонек вдалеке напоминал маяк, только что вошедший в поле зрение смотрящего на корабле, разве что свет не был холодным. Если бы не он, путник мог запросто подумать, что ослеп. Теплое свечение манило и в то же самое время отталкивало, но едва ли освещало путь. Путник на ощупь пробирался все ближе к излучению по очень узкому проходу. Пару раз он стукнулся головой о неровности в потолке, пару раз споткнулся и чуть не упал. Но цель все-таки была достигнута.

Причудливый свет исходил из куда более просторного помещения  -подземной пещеры, даже целого подземного мира, наполненного сталактитами и невероятными по красоте кристаллами, служившими, своего рода, подобием ламп и светоотражателей. Свечение не просто разливалось, оно звенело, создавая  атмосферу, как в сказках или легендах. Думалось, что где-то поблизости горит огонь, пламя которого распространяло специфическое сияние, переливающееся по всей пещере.

Этот захватывающий дух вид открывался путнику с возвышения, на котором он находился: вход в «подземный мир» представлял из себя небольшую каменную платформу, как будто висящую в воздухе. Она вырастала из отвесной стены, испещренной отверстиями, некоторые из которых являлись входами в туннели, ведущими бог знает куда. Заблудший подумал, что ему повезло выйти из прохода, не оканчивающегося пропастью, но, подумав еще,  понял, что везение здесь не при чем.

Стоя на краю платформы, путник задумался о том, почему нелегкая привела его именно сюда. Каждое новое место, казалось, что-то ему говорило. Слушал, воспринимал ли он, а если да, то правильно ли – не играло роли. В одночасье он осознал, что все его прежнее существование потеряло смысл. Путником он больше не являлся, и не являлся наверное уже очень давно, сейчас он походил скорее на нечто, находящееся на движущейся ленте по направлению неизвестно куда. Но разве неизвестность положения могла волновать того, чья судьба творилась не им самим. В конечном итоге всякая неопределенность – всего лишь закономерная часть бытия.

Эти мысли крутились у него в голове, когда платформа просто отсоединилась от стены и плавно поплыла по воздуху сквозь волшебный свет. Если забыть все, что происходило, окружающая атмосфера походила бы на сон. Но в таком случае, с какого момента он начался?

Платформа подплыла почти  в плотную к нагромождению сталактитов и кристаллов, составляющих причудливый экран, изображение на котором возникало вследствие преломления света. На этом экране был заблудший, стоящий на висящей в воздухе каменной платформе формы идеального прямоугольника. Вот только кимоно на нем стало черным. Вскоре картинка на импровизированном дисплее изменилась, но не сильно: платформа и окружение остались нетронутыми, а вот бывший путник исчез. На пустом месте образовалось облако дыма, из которого сформировалась человеческая фигура. Появившийся незнакомец представлял из себя нечто больное и пугающее: на нем абсолютно не было кожи – одни мышцы и сухожилия. Он посмотрел прямо в глаза заблудшему, и на подобии его лица возникло подобие улыбки, от которой становилось неуютно, как-то не по себе.

- Ну что, вот мы наконец и увиделись, - произнес до боли знакомый голос. – Признаться, ты разочаровал меня, я думал, ты особенный, думал, у тебя получится, но ты всего лишь жалкий проходимец, не так ли?

Бывший путник молчал, не видя необходимости и не имея никакого желания отвечать. Однако он и не стал прерывать своего извечного собеседника, который, кажется, никогда не уставал говорить:

- Тебе уже неинтересно, зачем ты здесь? – ответом было молчание, - Что ж, признаться, я не знаю, что тебе и сказать.

«Наконец-то», - подумал заблудший. И хотя он был более, чем уверен в том, что не говорил этого вслух, услышал, как мысль эхом разнеслась по необъятному подземелью. Фигура на экране согнулась в припадке накатившего хохота:

- Стоит отдать тебе должное – ты очень забавный. Хахахаха, видишь ли, здесь нельзя скрыть своих мыслей, это необыкновенное место, как по большому счету и все места, где ты успел побывать за последнее время.

- Лжец, - не выдержал заблудший, - ты просто чертов лжец.

- Я? Лжец? – с искренним недоумением в голосе спросил незнакомец с экрана. – Когда я тебе лгал?

Гнев переполнял заблудшего, эта эмоция заявила о себе с такой силой, что он и сам не ожидал. Разве он еще был способен на гнев, горе, отчаяние? Разве в нем осталось что-то кроме пустоты? А в чем вообще можно быть уверенным?

- Ты запутался, не так ли? Позволь мне хотя бы из жалости кое-что тебе объяснить: я ни разу тебя не обманывал, лишь следовал твоему самообману. Ты бесконечно путался и терялся, но делал это вполне намеренно и осознанно. Подумай сам, какие внешние факторы на тебя воздействовали? Посмотри, где ты в итоге оказался! Вспомни, как мы встретились, вспомни вопрос, который ты задал.

- «Как меня зовут»…- неуверенно после некоторого молчания сказал заблудший.

- Бинго! – усмехнулся некто, ранее известный как голос-призрак. – Этот вопрос идеально характеризует тебя, не так ли? Название, наименование – играют для таких, как ты первостепенную роль, ты живешь в мире, где все вокруг имеет заглавие, имя. Не назвав что-либо, вы теряете голову. Но вот ты: сам отказываешься от всего – начиная с мира, заканчивая словом, и, лишившись последнего, заходишь в тупик. Чего же ты ждешь от меня? К чему ты вообще стремишься? Забвению? Смерти? Я лишь пытался помочь тебе, но ты и от помощи моей отрекся. А теперь, что же теперь?

- Ответь мне на вопрос, - пробормотал заблудший едва слышно.

- Хахахах! Вот это мне нравится! Прежде скажи мне: ты понимаешь, что тебя привел сюда  не поиск ответа, а сам вопрос?

- Да, - ответил путник.

- Ты готов обрести все то, от чего отказался, придя сюда? –Эти слова произвели должный эффект на потерянного, хотя он и осознавал, что скорее всего они ничего не значили. Его заинтересовала сама возможность быть чем-то заинтересованным.

- Что ты такое говоришь? – спросил он.

- Я покажу, - улыбнулся некто, растворяясь на экране, дабы освободить место для нового изображения. Утомленный странник смотрел и видел мрак, черноту, абсолютную непроглядную тьму, которая вскоре вылилась за пределы «дисплея» и накрыла его со всех сторон – такая родная и привычная, но в тоже время такая ненавистная. Стоило заблудшему подумать о том, что это и было всей демонстрацией, как вдруг что-то ощутил, что-то столь же привычное, но куда более милое его сердцу – неопределенность и надежду. Только в сочетании они были желанными. Давно забытое ощущение того, что истина где-то есть и ее можно обрести, постичь. Мрак,  из которого непременно найдется выход. Слепая вера в собственную силу, придающая эту самую силу. Но внезапно все это ушло, облако тьмы рассеялось, а вместе с ним покинуло потерянного и драгоценное чувство, то есть призрак этого чувства.

И вот он вновь стоял на висящей в воздухе платформе в таинственной подземной пещере перед экраном, на котором теперь можно было увидеть оголенного некто с его ужасной улыбкой. Они смотрели друг другу в глаза.

- Что скажешь? – спросил Призрак.

- Ты предлагаешь мне обман?

- Лишь то, чего тебе хочется. Ты забыл свою земную жизнь, сумел выпрыгнуть из нее, дабы добраться сюда. Я предлагал помощь, хотел поддержать тебя, но ты упорно выворачивался – теперь ты знаешь. Ничего нет, ничего такого, что ты хотел бы найти. Не буду врать, это не все, ты никогда не постигнешь всего, но, поверь мне, ждет тебя только разочарование. Ты не выдержишь и половины, а самое главное – оно того не стоит. Твой разум не приспособлен, даже для того, чтобы просто окунуться – тебе пришлось его практически полностью очистить. Я предлагаю тебе пойти дальше по обходному пути: начни заново, не теряя того, что ты здесь получил. К тебе вернется самое драгоценное – все необходимое, чтобы жить.

- Получил? И что я тут такое получил? – воскликнул заблудший.

- Ну-ну, приятель, не разочаровывай меня, а то ты сам не понимаешь? Знание. Знание о том, что тебе тут ловить нечего.

- Проще говоря, в голове у меня никогда не возникнет желания сделать нечто подобное – я буду запрограммирован, буду как безвольная кукла.

- Я бы не стал выражать это такими словами, - улыбнулся некто. -  Скорее, ты избавишься от возможности испортить себе жизнь.

- А чего же ты хочешь взамен в таком случае?

- Хахаха! Ты все-таки уморителен! Мне ничего от тебя не надо. Все, что нужно, я могу взять сам, стоит мне захотеть. А у тебя, вдобавок, ценного-то ничего и нет.

- Почему я должен тебе верить?

- А у тебя есть выбор?

- Кто ты такой? – спросил потерянный после некоторого молчания.

- Часть твоего безумия, ты ведь так говорил? Позволь дать тебе совет: не блуждай в метафизическом - живи настоящим. Хватит тянуть резину – соглашайся. Все равно, что бы ты ни предпринял, будешь мучаться сомнениями, что тобой манипулируют.

Заблудший задумался и тут же почувствовал себя в совершенной ловушке – это место всецело подавляло всякую волю. Его мысли свободно  витали по всему подземелью, не позволяя укрыться и спокойно что-либо обдумать. Он был словно в клетке. И тут одна мысль ясно прозвенела в его сознании и в окружающем пространстве разнеслась эхом:

«Я все время был под колпаком, а значит, разницы нет никакой, ее не было все это время, нет и сейчас.»

- Браво, - зааплодировал некто-призрак,- очередное откровение! Ну так что же ты решил?

- ЗАТКНИСЬ! – взревел путник и бросился прямиком в нагромождение сталактитов и кристаллов, составлявших импровизированный экран. Изображение потухло за долю секунды до столкновения, которое ознаменовалось громким шумом бьющегося стекла. На поверку, все здесь оказалось весьма и весьма не прочным.

Но, спрыгнув с висящей платформы, заблудший не устремился  вниз, а врезавшись в, как оказалось, хрупкий «дисплей», не почувствовал абсолютно ничего, будто нырнул в воду без того, чтобы как-либо промокнуть. И тем не менее в отличие от прыжка со скалы или падения в колодец здесь он прочувствовал каждое мгновение происходящего. И даже больше: время замедлилось, и вместо осколков его голову пронзили воспоминания, о существовании которых он и не знал.

Он вспомнил лес, пустырь, океан, остров, катакомбы, скалу, пещеру, разговоры, диктофон, лавочника, ярмарку, убийство, истории, которые он рассказывал, забывал и слушал, как чужие. Поступки, которые совершал, забывал и снова совершал. Как долго он блуждал Здесь?  Не долго – бесконечность, снова и снова. Он забыл земную жизнь? А как давно она была? Скелет? Поселение? Узники? Многочисленные версии и воплощения, живущие сами по себе или другие заблудшие души, занятые своими скитаниями?

Усвоить все не представлялось возможным – так много было информации, но общая картина проглядывалась, проглядывались и основные моменты. Пещера со сталактитами представлялась идеальной метафорой всего пребывания Здесь. По большому счету, вся память путника как бы отсоединилась от его сознания и, расщепившись, стала частью окружающей действительности, будучи клочками разбросанной в пространстве. Таким образом, в своем пути он мог лишь найти воспоминания, набрести на них. И сейчас он «нырнул» в целый источник.

Что же он вспомнил? Был полдень. Он шел по улице в каком-то городе. Вокруг было полно людей, они сновали взад-вперед по своим неотложным делам, а он просто проходил мимо. Оказавшись тут случайно, странник не имел никаких целей здесь и где бы то ни было еще. В определенный момент все его состояние достигло некоего пика: ощущение отчужденности, отсутствия сцепления с действительностью. Подобно монаху, самозабвенно соблюдающему догматы своей церкви, он так же  неотступно следовал своему мировоззрению, основой которого был отказ, неприятие, сомнение в незыблемости мира и жизни, как их принято понимать и видеть, в какой-либо системе. Это и привело к моменту истины, его истины, наступившему в то мгновение в городе. Внезапно путник почувствовал, как его тело теряет плотность, возможность нормально двигаться и координировать свои движения попросту исчезла.  Он посмотрел на руку и с благоговейным трепетом и щепоткой ужаса наблюдал ее исчезновение. В глубине души понимая, что никуда она не исчезает на самом деле, а лишь он переходит в иное измерение, где все вокруг по-другому и откуда нельзя видеть объекты, оставшиеся в ранее привычном для него мире со своими выдуманными, глупыми и не очень порядками, эфемерностью и ложью. Чтобы встретить все то же самое, но в ином виде уже Здесь. Он оказался в лесу, а дальше все пошло с какого-то нуля в некоей новой системе координат, отсчета. Последние мгновения его прежней жизни прошли в месте, названия которого он и не различал, равно как и его внутреннего наполнения. Но главное – названия, ибо для таких, как он, оно важнее всего. 

Помимо этого, фундаментального сейчас воспоминания,  появилось еще одно: на первый взгляд, вырезанный из какого-либо контекста кусок прежней жизни. К моменту, который всплыл в памяти, его скитания шли далеко не первый год. Оказавшись где-то в бедном поселении в Тибете, точнее  вспомнить не удавалось, он вошел в старую хижину. Половицы сухо скрипели, поднимая пыль и какую-то древность, принявшую вполне осязаемую форму. Осторожно ступал он вглубь помещения, не вполне понимая, что здесь забыл. Шаг, еще один, полу-обвалившийся проход в другую комнату, а за ним кресло.

Кресло, повернутое лицом ко всем входящим, так же, как и человек, сидящий в нем. Это был самый старый житель деревни, стоило путнику приблизиться, он поднял правую руку, как бы останавливая его. Странник замер в ожидании. То, что произошло потом, стало самым экстраординарным событием в его жизни, до «перехода» разумеется. Глаза старика, казалось, закрыты, как и его рот. Однако путник явственно услышал голос, но не в привычном смысле – к нему тогда впервые обратились по иному каналу связи, каналу исключительно ментальному. Правда, слова различались плохо,  отчего старик, не говоря ни слова, жестом выказал желание осмотреть или прикоснуться к руке странника. Последний не стал спорить, медленно протянув свою десницу. Старик взял его кисть, аккуратно ощупывая ее и изучая. Вскоре связь между ними, до этого неуверенная и отдаленная, усилилась, и путник вступил в диалог со старожилом.

- Чего ты ищешь? – услышал он вопрос.

- Должно быть, истину, - ответил путник, несколько погодя.
 
- Как успехи? – поинтересовался старик.

- Никак, да и смысл не в результате, должно быть.

- Вот как? А в чем же?

- В поиске, конечно.

- Ты мудр и глуп, - усмехнулся старец, фактически не произведя при этом ни звука.

- Ну и что мне с этим делать?

- Ты ставишь под вопрос любой твердый объект. Но забываешь о том, что твердость иллюзорна, а ставить ее под сомнение – то же самое, что оспаривать мертвых. Каждый выбирает себе в этом мире какой-то путь и следует ему, на самом деле, ответ прост – истина в безумии и хаосе. Восприятие – это главное, ты знал, что изменив его всего на пару градусов, легко попадешь в иное измерение? Все дело в градусах.

- Что вы хотите сказать?

- Мы – это воспоминание, промелькнувшее перед мысленным взором вселенной за долю секунды до гибели, вечность – длина этой секунды, а мир – мир пластичен, и делается только пластичнее, по мере того как эта секунда движется к своему логическому завершению, которое никогда не наступит и в то же время неизбежно произойдет.  Разум нужен нам для того, чтобы уметь поменять ход вещей и поменять свое местоположение в неограниченных пространствах мироздания. Ты не стремишься закрепиться и обосноваться в этом измерении, значит, ты сможешь посмотреть шире, ибо ничего не потеряешь.

- Я не вполне понимаю, как такое возможно.

- Увидишь, просто иди дальше. Рано или поздно ты поймешь, сможешь перейти.

Содержание разговора настолько озадачило путника, что он даже позабыл о том, каким образом этот разговор проистекал. Между тем, старец, все так же не открывая рта, продолжал:

- Понимаю, тебе это в новинку. Но, опять же, общаться на уровне одних лишь мыслей – тоже.

Странник не мог не согласиться. Перспектива покинуть нынешнюю действительность немного пугала, но завораживала сама возможность. Кто знает, что он сможет познать. Может быть, то, чего бессознательно искал всю жизнь.

«Помни, этот путь не сделает тебя счастливым» - вдруг услышал заблудший, но посмотрев туда, где прежде сидел старожил, никого не увидел - тот бесследно исчез.

Когда воспоминания, практически заново прожитые, прекратились, заблудший обнаружил себя в снегу на относительно пологом склоне высокой горы. Земли не было видно из-за облаков. Дул холодный ветер, холод которого довольно быстро перестал ощущаться, будучи всего лишь ментальной проекцией этого не актуального Здесь чувства.

Все встало на свои места, однако едва ли это помогало. Странник осмотрелся и обнаружил, что идти можно только по-диагонали вниз, так как вверх было незачем, а по прямой вниз - рискованно. Так он  и поступил.
«Что теперь?» - думал он. На этот раз никто не пытался что-либо  ему ответить и объяснить. Его оставили в покое, наконец-то. Пробираясь куда-то вслепую, путник думал о том, что могло удержать его в старом мире, что смогло бы удержать в этом, чего он на самом деле хотел. Но ничего.

Впереди появились очертания какого-то сооружения, стоящего прямо на склоне. «Быть может, тот самый дом, что я видел на пустыре» - подумал заблудший.

Деревянное здание было занесено снегом, и от него не исходило никаких признаков жизни. Подойдя ближе, путник дернул дверь за ручку, и та с легкостью поддалась. Внутри было темно, странник вошел. Когда дверь была закрыта, свет пропал окончательно, отчего потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте.

Странник увидел небольшой стол с табуреткой возле него. Не долго думая, он сел. Абсолютная неопределенность, никогда прежде не заявлявшая о себе так громко,  как будто давила на сидящего. Все помещение по-прежнему не удавалось разглядеть в деталях, в дальнем темном углу комнаты что-то было. Это что-то медленно приближалось, скрипя половицами.

Без страха, любопытства и с постоянно растущим безразличием заблудший ожидал, что будет дальше. Из темноты вышла женщина, она села на табуретку, которая стояла с другой стороны стола. Сложно было определить, как она выглядит. Как будто во сне, он не мог точно разглядеть ее внешность.

- Кто я? – спросила она, - ты меня помнишь?

- Нет, - ответил он, в его голосе абсолютно отсутствовала жизнь. – А должен?

- Ты мне скажи, - сказала она, и эта фраза показалась ужасно знакомой. Но тем не менее в голове отсутствовала какая-либо информация о том, что это была за женщина.

- Ты любил? – нарушила тишину она. Об этом он не думал очень давно, если вообще думал когда-либо. Задумавшись в этом направлении, путник углубился в себя, пытаясь найти в опустевшем сознании воспоминания о том, чего он не знал.

Женщина стала видна чуть отчетливее, будто странник что-то вспомнил о ней: недостаток света компенсировался работающим воображением, то есть зрительной памятью. Вдруг в стене появилось окно, которого раньше там не было. Через окно пролился дневной свет, у дальней стены возник зажженный камин, испуская теплый уютный свет, возникла музыка, исходящая от стоящего на полу в углу комнаты старого граммофона, читающего виниловые блюзовые пластинки, на столе появилась бутылка красного вина, а женщина напротив стала прекрасной девушкой. Он знал ее, откуда-то издалека, может быть, из снов. Вот только он любил ее слишком сильно, чтобы поверить в то, что это было так. Это был период в  его жизни, когда он ни в чем не сомневался. Чувство, только оно способно убедить человека по-настоящему.

Но как и все остальные, этот период закончился. Еще одно воспоминание собралось в его опустевшей памяти. Воспоминание, принесшее боль и улыбку. У них был сын, нет, не было, они хотели? По крайней мере, обсуждали это. Как все закончилось? Нелепо, как и большинство вещей. Путник помнил, что они поселились в небольшом деревянном доме в лесу, почти таком же, как и тот, в котором он находился сейчас. Им не нужно было большое пространство, поскольку они могли довольствоваться только друг другом. Все время, проведенное вместе, было слишком долгим, но и невыносимо коротким: они гуляли, разговаривали, смотрели и слушали, они жили, старели и умирали. Наполовину фальшивое, придуманное, и в то же время бескомпромиссно честное и правдивое воспоминание было самым дорогим из всех возможных. 

Этот дом, убежище от всего остального мира, стал для них настоящим якорем в бушующем океане действительности. Но все-таки, насколько правдивым было это воспоминание? Может, частично фантазия, просто ловушка? Сложно сказать, когда память живет отдельно от тебя. И все же, путник не хотел его отпускать, он хотел окунуться в него, и жить в нем, сделать его вновь своим, сделать его своей реальностью. Что-то подсказывало, это легко осуществить. Девушка напротив смотрела на него и улыбалась. После того как он оказался на заснеженном склоне прошла целая вечность, смысл вернулся, был здесь, с ним сейчас в этой комнате, в этой хижине.

Заблудший не знал, что делать, его разрывали противоречия. И вдруг он вспомнил, как оказался здесь. Вспомнил разговор с Призраком, ощущение нереальности с горьковатым привкусом наполнило его рот, голову, все его тело. Пейзаж за окном сменился с живописного леса на сухой пустырь, очень знакомый пустырь. Издалека, с горизонта несся океан, лицо девушки излучало тревогу и грусть, как же он любил ее, но не мог вспомнить ее имя, даже свое собственное было для него тайной. Она вдруг взяла его за руку и прошептала:

- Я люблю тебя, - по ее щеке текла слеза, - надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.

- Я… - только и успел вымолвить он, когда поток воды стер хижину с ее обитателями с лица земли.

Мрак. Тишина, понимание того, что можно открыть глаза. Пещера. Он все еще стоял на платформе, той самой платформе, перед ним был импровизированный экран из нагромождения сталактитов и кристаллов, на нем красовался человек без кожи, он улыбался. Путник обнаружил себя стоящим на коленях, испытывающим сильнейшее отчаяние из всех, которые он когда-либо испытывал.

- Ну как тебе? – спросил Призрак. Заблудший не отвечал. – Это может быть твоим, жизнь, она вернется к тебе. Только скажи, и все будет сделано, тебе не обязательно оставаться Здесь.

- Ты прав, -голос путника был хриплым и осевшим, он слегка откашлялся, чтобы прочистить горло, - мне не обязательно оставаться Здесь. Я хочу пойти дальше.

- Ты не понимаешь, о чем просишь, - утомленным тоном произнес Призрак.

- Я не прошу, - ответил заблудший голосом, полным злобы и решительности. Он поднялся с колен. – Ты отпустишь меня, поможешь мне выйти, из этой пещеры, с этого острова, из этих мест – дальше. Это не просьба.

- Да кем ты себя возомнил, шутник? – возмутился Призрак.

- Я простой человек, - ответил путник. – Я ищу, и продолжу искать.

- Боги, да чего же ты ищешь?! Тебе не найти удовлетворения, твой поиск никогда не завершится! Если ты отправишься дальше, то окончательно потеряешь рассудок, и скажи «прощай» остаткам своей личности! Ты понимаешь, что блуждать Здесь – твой выбор? В глубине души ты понимаешь, что большего выдержать и не сможешь. Какой смысл пытаться что-либо постичь, когда уже не знаешь о том, что у тебя вообще было такое стремление? Ты станешь ходячим мертвецом, живым изваянием, лишенным рассудка и разума. Этого хочешь?

- Довольно слов! – крикнул странник, и его голос эхом разнесся по пещере. – Я пойду дальше, буду искать, и будь, что будет. Это не твоя забота, какое тебе дело?

Фигура без кожи ничего не отвечала. Но что-то происходило. Казалось, тело на экране начинало меняться, поверх сухожилий и мышц начинала появляться кожа и волосы. В несколько секунд человек на экране приобрел цельный облик – перед путником был он сам, в том первозданном виде, которым он обладал до того, как оказаться Здесь. Густая шевелюра вместо лысины, яркие голубые глаза вместо блеклых и будто бы выцветших, бывших у него теперь. Человек с экрана смотрел прямо на странника:

- Назад пути не будет, - произнес он, - все, что ты знал и помнил о себе придется оставить позади. Это будешь уже не ты, но, как я вижу, себя ты уже отпустил.

- Во мне нет страхов и сомнений, я готов, - ответил путник самому себе.

- Что ж, восстань, творец, художник, борец, мученик, восстань в последний раз, восстань, чтобы остаться и раствориться, потому что дальше тебе не пройти. Прощай, человек. Удачи, путник.

Платформа подплыла к импровизированному экрану еще ближе, фигура на нем исчезла, а сталактиты и кристаллы переформировались в сплошную гладкую поверхность, излучающую черноту и мрак. Что было по другую сторону, никто не знал. Не знал и странник, шагая туда, но этот шаг дался ему легко. Ведь он смог отпустить.

Как только путник исчез, черная дыра, послужившая ему дверью, начала беспощадно поглощать и уничтожать все то, что он оставил позади. Мир, созданный его чувствами, мыслями и воспоминаниями, подобно Атлантиде, был поглощен океанскими водами. Вскоре, все то, что из себя представлял путник когда-то, исчезло бесследно.


1.4.14
Рындин А.Г.
Москва, Россия