Кетмень коммунистического труда

Если терпеливый читатель осилит до конца нижеследующее  и    останется   в здравом уме, в смысле не захмелеет  от залитых  спиртным страниц, - значит ничего необыкновенного в написанном нет, все естественно  и обычно. Хотя определенная часть читателей не только возмутится, но и до нуля протрезвеет. Кое  кто  из вздыхателей по светлому прошлому изобличит автора в поклепе  на его родную Партию-маму  и я не буду перед ним оправдываться  и возражать. Мне, грозя  карами, могут сказать, что настоящие  большевики  не  могут пьянствовать, как это  описано в сей маразматической  брехне. В нашей стране пьянства, как и  секса,  в рядах КПСС не  было!  Выдумать можно все, что угодно.
В одном из номеров  20… года …какого листка  «Говорит народ»   появилась анонимка,  направленная в мой адрес  по поводу  книги  «Опилки памяти».  На одной полосе, рядом   с многозначительной статьей  «Почему Путин согласен с Геббельсом», анонимщик  поносит автора «Опилок»  словами, что он  «...прислуживает  нынешним властям, хая советскую власть, Сталина, сравнивая его с Гитлером».
Нетрудно догадаться какого рода-племени пасквилянт. Явно безграмотный, он берется судить о достоинстве книги. - пусть потешится со своей  махрово-большевистской колокольни!  Но  он чернит  автора   в пьянстве!   Защищая сталинизм,  злопыхатель-анонимщик  в своей  злобе дошёл до того, что обхаял   восьмидесятилетнего  больного  человека  в пороке далеко не свойственном ему:  «У него одна мысль наскрести деньжат  на очередную бутылку».  В скобках замечу, что на издание книги «Опилки памяти» пришлось потратить более 20 тысяч кровных. Было бы проще  купить на эту сумму 20 ящиков водки и без всякой маяты  и труда   распить их  втайне от   тех, кто советует  «наскрести деньжат  на бутылку» Автор, назло  пасквилянту, не пропил эту сумму!
Он наоборот!  Он надеется «наскрести» новую сумму и на приведенных  ниже страницах  попробует доказать, что   большевики  не только делятся   последним куском хлеба со всеми народами мира, кроме своего  и  гордятся  тем, что  завет Ленина  «Владивосток далеко, но  ведь это город то нашенский!», - московскими  скупщиками   реализован  полностью,  - но и выпить  горазды!
С маньячным упорством, покрытые плесенью, ветераны КПСС проводят партсходки и первомайские шествия с портретом усатого пахана. Упрекать их  к любви к заклятому прошлому бесполезно. Они сродни фанатикам фашизма, которые так же чтят память Гитлера, как будто  это их родной папа.  У тех и других патологическая любовь  к  памяти  усато-лысых людоедов.  Что поделаешь - до сих пор кое где  обожествляют дух Наполеона, по России гуляет  ветер надежд на реставрацию  Романовых, проглядывают тени «черных романтиков» ХХ века  Ленина, Гитлера, Пол Пота и прочих   кипучих идиотов, сумевших заразить идиотизмом целые народы, который приходится потом расхлебывать нескольким поколениям.
  Есть, конечно, надежда, как только вымрет последний  динозавр  тоталитарной эпохи, так и  память о их кумирах  улетучится, как смрадный дым.
Слов нет, эти совсем не веселые ребята оживили историю, навели шороху.
Но пусть память о них останется в кунсткамерах.
Пусть рядом с головой Ленина  помещенной в банку с формалином, стоят сапоги Сталина, тут же  осколок черепа Гитлера и  иные  экспонаты, которым только здесь и место. Один из  этих экспонатов  - кабинетный  холодильник   африканского императора Бокассо. В нем  он хранил останки своих врагов. Он так любил ими полакомиться!
Когда то главный пахан большевиков высказал  неплохую мысль.
«Если враг тебя похвалил, значит ты сделал глупость».  Следовательно  -  если тебя обругали, значит  ты на верном пути, товарищ!
Спасибо моему злопыхателю за его  филиппику в  «Голосе народа».
Пусть клевещет, пусть скрежещет!  Она вдохновила меня    на написание  опуса, который перед Вами. Он о тех, кто пил, пьет и будет пить. Он  так же, как «Опилки памяти »  написан в любимом автором жанре  - жанре иронической прозы.  Постараюсь наскрести  деньжат на бутылку, выпью  за здоровье вышеупомянутого  «борца за чистоту идеи»  и пожелаю ему  освоить  этот жанр. Переваривая его, пусть  он памятует   апостольское  указание  К.Маркса: «Смеясь, мы расстаемся  с прошлым»… 
Следует  напомнить, что  изложенные ниже  картинки из жизни ветеранов не есть голая выдумка автора.  Все описанное, включая диалоги, реплики и слоганы  слетавшие с их уст,  были так, или иначе,  отпечатаны в его  памяти во время  общений с ними. Все услышанное  достоверно. Это, так сказать, избранные места из  речей во время застолий  с друзьями.
Может несколько завуалированы места действия, отрезки времени, да  дозы выпитого спиртного, которое, как ни  кинь, не поддается измерению. Фамилии и имена, так же  зашифрованы. Это, выражаясь литературно, собирательный образ,  типаж. Таких не надо изобретать заново — они среди нас и мы среди них. Если автор что то  приврал, то с единственной целью выстроить   сюжет. И сразу каюсь: никакого кетменя в  Тяпской области отродясь не водилось, хотя в подсознании  может  зависнуть  огородная русская тяпка.
Так же  не было в тех краях ни Каца, ни Херхерова и даже Гопсидорова, хотя он  человек  реальный  для  всех  широт и эпох.
Можно добавить, что автору не удалось  выплеснуть на бумагу   многое и многое другое, так же услышанное  в компанейских общениях. Но я думаю и без моей подсказки  читатель сыт слухами и домыслами. И скажу по секрету — остерегаюсь  распускать язык. - большевики не дремлят, откусят!
 - Ты чего  это, как Христофор Колумб, открыл рот! - напомнит мне ветеран в поношенной фуражке.  - Мы его тебе быстро закроем! У нас замков хватит! Целых 58 штук  навешаем, с десятью поворотами!
На всякий случай  отрекусь - этого не было . (Но могло быть!)
      Итак:

В  не столь глубинном русском селе  Кацаповка   продолжала функционировать    парторганизация.
  Она   считала   себя наследницей  дела Ленина-Сталина, находилась на полулегальном положении, плевала на все  остальные легитимные партии -выскочки, которые только коптят и ничего путного от них не дождешься…
Насчитывала парторганизация  в своих, уцелевших от яда  перестройки рядах, десять членов, возрастом от семидесяти и выше. О своем здоровье  ветераны  не любили вспоминать.  А на вопрос о нем отвечали  туманно:
- Местами ничего, а временами так себе.
Первым членом и Секретарем считался бывший парторг правления 
колхоза Карл Иванович Ванюхин, старичок с лысой, как у Ленина головой, усами, как у Сталина, пузом, как у Хрущева, бровями, как у Брежнева, с  тягой к спиртному, как у  Ельцина.
- Руководитель требуемого масштаба! - отзывались о нем соратники.- Такого не было в нашей стране,  и не предвидится! Началище!
Он считался отъявленным сталинистом и не допускал критики в  адрес КПСС...
Окружала Карла  Иваныча  бывшая колхозная элита в лице следующих товарищей.;
Федор Федюх, в прошлом завгар, любитель  поскандалить.
- Я Федюх в сотом   поколении! -  выделял он себя.  - Если бы   Академия Наук  подняла вопрос, кто первым из людей открыл на  небе  Луну , то  без сомнения  это был  мой предок, древнейший коммунист!
За ним Семен Дристунович, бывший редактор   колхозного листка  «Наш трудодень», суровый критикан всего и вся. Следом Яша Пендер долгие годы заведующий сельским клубом «Вавилон», весьма  говорливый член ячейки. Не было в мире события, на которое не откликнулся бы Пендер. 
Так же числился активным членом  Микола Однаков, бывший счетовод, по всякому поводу возмущающийся  восклицанием  - Неправильно все это! Физдеж!
Зажиточный колхозник, он  был однако, тощ и почти прозрачен.  С младенчества  Николашка  не желал  есть,  сельского ассортимента,  животворящую овсяную кашу, чем очень огорчал своего папашу старого большевика.
- Позорит Партию своим непотребным  видом! - отзывался о нем  старый политкаторжанин Пердаков.- Можно подумать в Партии кормить перестали! 
Шестым членом был его друг и собутыльник  немой  Иван Мычурин,   Во время  смутных событий  1991 года  разваливших страну он, диктор  радиоузла,  так много кричал о свободе слова, что сорвал голос. С тех пор только мычит. Так  же числилась верной активисткой  Матрена Пузова, в прошлом знатная доярка, ныне совсем бабушка. Сочувствующая  тем на  кого кричат, и обижаются.
Так же стояли на учете, жившие в соседнем селе Левояйцево, бывшие кацапчане; агроном Иван  Свистаки,  фельдшер Хаким Мерузнаев и  снабженческих дел мастер  Сенька Мазепченко. Эта троица зело болела  старостью и являлась на партсходки  только  18 марта каждого года,  в день Парижской Коммуны. По странному стечению обстоятельств именно в этот день районный почтальон прадед Серега Пьянский разносил губернаторскую добавку к  пенсии.  В  подпитии Свистаки хвастался, что известный в Греции  поэт Николас Нидворас его родной дед , живет  в литературном  общежитии  в Афинах. 
На селе жительствовали  еще два  члена  Партий, бывший пастух Ерема Хезов и   кузнец Фома  Крякин. Но они оба  не пили, не курили, женам не изменяли  и вообще считались   отъявленными  прохвостами.
      - Наши  классовые  враги!  -   отзывался  о них  настоящий партиец  бывший участковый    Хватакин.   –  С такими ни в разведку, ни к  б…   
Несмотря  на  партийную сплоченность и единомыслие, каждый  член имел свой вкус, свои  взгляды, свое отношение к происходящему.
     - Вчера по телевизору показывали спуск корабля на воду. - Ведал  друзьям самый говорливый в компании Яща Пендер. -  Бутылку шампанского разбивали о борт!
-  Неправильно все это!  -  возражал Однаков -  В другом месте надо разбивать бутылку! В ЗАГСе, вот где! Когда невеста вступает в брак! Её, её надо по голове бутылкой трахнуть! Если бутылка разобьется, значит,  семейное плавание  будет удачным, как у корабля. Если не разобьется,  значит, невеста ни на что ни годна.  Надо в газету написать рацпредложение.
На  поправку к традиции  неразумно  уничтожать   шампанское, Мычурин  жестом, которого нет в азбуке глухонемых, выражал свое несогласие. Он выставлял одну руку вперед, ладонью другой бил по локтевому суставу.  В переводе  на общепонятный  язык, который всем был известен это означало;
- А этого не хотели?
Придерживаясь незыблемых канонов партийной дисциплины, плешивые ее ортодоксы ежемесячно  собирались на партсходки. Обычно  зимой и летом  они  их проводили под сводами старого мощного дуба  доживавшего свой век  на краю села, рядом  с волчьей тропой,  протоптанной к магазину.
Дуб олицетворял величие Партии  и подавлял ютившиеся  рядом  жалкие осины и  хилые кустарники.  Они напоминали   сомнительное  сборище демократов, которых, истинные большевики и за людей не считают.
В дупле дуба, как в сейфе, коммунисты хранили партийные авуары, как то — протоколы собрании, подшивки газеты «Правда» и  как  священный символ  коммунизма, - увесистый кетмень, экзотическое  для этих мест сельскохозяйственное  орудие.  Принес кетмень в парторганизаю Федя  Федюх  и эта железка заслуживает отдельной строки.
В молодости Федюх  по ГУЛАГовской путевке  трудился   на постройке Туркменского канала. От звонка до перекура,  после перекура до следующего перекура вонзал подневольный  Федюх в горячую южную землю национальный инструмент  -  кетмень.
Трудовым потом поливал он его. И к концу своей путевки настолько сросся с ним, что прихватил с собой на память. Привез в родное село Кацаповка. Берег, как казак шашку. По праздникам драил металлическую часть кирпичом, а деревянную   нежной бархаткой.
На рукоятке, как у Буденного орден  на шашке , на кетмене был закреплен портретик загадочной Фатимы, восточной красавицы.
Долгие годы кетмень висел на ковре в изголовье  супружеской кровати. Сомнительная железка грозила упасть жене на голову и она, не дожидаясь этого момента, выкинула её  на помойку. Униженный Федюх, матерясь по туркменски, извлек из нечистот любимую вещь и приперся с ней  к партийному дубу. Товарищи по партии  сочувственно отнеслись к Федькиной беде. Кетмень, почему то вызвал общий интерес. Летучим голосованием инструменту присвоили статус Трудовой реликвии и постановили вечно хранить  в дупле
Положили рядом с подшивкой «Правды». Федюх на всякий случай присочинил, что инструмент сработан из дамасской стали, а рукоятка из сандалового дерева  -  цены ему нет.  Секретарь Ячейки Карл Ванюхин даже предложил повесить кетмень, как знамя на стволе дуба рядом с лозунгом «Партия наша мама!», но во время  вспомнил об обнаглевших металлистах, шныряющих по округе — в два счета уведут.
Кетмень извлекали во время сходок, вешали на видном месте, возвели в культ.
«Кетмень и молот»! - такой уже стала  пролетарская эмблема, серп  признали маломощным  выражением  строительства коммунизма.
Так же в дупле хранились незыблемые 3 рубля . Это была символическая сумма.  Она напоминала добрые советские времена, когда за 2 рубля 87 копеек   можно было купить бутылку  водки «Московская» и, - гулять так гулять!, - на оставшиеся 13 копеек  сырок «Дружба».  Кассу нередко тревожили, но неукоснительно пополняли скудными пожертвованиями, оторванными от пенсии.
А пенсия у старых коммунистах по значимости стояла на  втором месте после партии. Как только получат ее, миленькую, так первым делом спешат к сельмагу  с его манящим прейскурантом.
Хозяином  сельмага был Адольф Магомедович Гопсидоров, кавказский жид, человек толстый  и сердитый. И в жару и в холод носил он китель военного покроя с замасленной портупеей через плечо. Но не маузер и даже не планшет удерживала  портупея, а огромный бюрократический портфель  с секретными бумагами.  Он свисал над задницей и, надо полагать, иногда служил подушкой.
Жители села  недолюбливали Магомедовича. Не на национальной почве, какая не дремлет  у русского человека к инороссиянам, а на почве бессилия быть таким же наглым и оборотистым. А в деле «оборотистости» Магомедыч мог  утереть нос любому русскому, даже новому.
На видном месте над прилавком  сей инородец повесил собственноручно рисованный плакат. Такого содержания:
 «Черчилль выкуривал в день 10 сигар. Выпивал за это же время бутылку коньяка  и 40 чашек кофе. И прожил  90 лет! Вы хотите прожить столько же?   Все употребляемое  Черчиллем есть в нашем магазине! Спешите купить!»
  Разумеется,  стойкие члены Партии  тоже не прочь прожить, как этот британский потребитель.  И каждый горазд, посоревноваться с ним  в деле потребления   рекламируемого товара, но  финансово  тягаться,   никак  не получалось.  Приходилось скупать у хитрого торгаша  не коньяк, а дешевую сивуху «Темная ночь», однако, ничем не уступающую ему по  убойной силе.
Обычно, загрузившись спиртным, партийные активисты  торопились, как говорилось выше, к старому дубу  на краю села, возле  тропинки, ведущей к магазину.
Под дубом на стволе, которого висел фанерный щит со словами «Партия наша мама», происходили вполне организованные  пьянки. Бывало прилично  «приняв на грудь», верные сыны Партии-мамы, колотили себя в грудь   клялись;
- Не забуду партию родную! Век свободы, равенства и братства не видать!
Одеяние старички не меняли годами. Последний раз одежонка обновлялась в советское время. Тогда выбор одежды был небольшой, но доступный и обязательный, как военная форма. Телогрейка и кирзовые сапоги были  по карману каждому сельчанину. Сия экипировка гармонировала  и держала ее обладателя на достойном уровне. Фирменную фуражку Карл Ванюхин  напялил еще в начале своей парткарьеры и уже не снимал  доныне. Она была до того измята и изношена, что по ней можно было определить партийный стаж хозяина. Несмотря на непрезентабельный вид нос Ванюхина  из под  козырька торчал вызывающе  и начальственно. И все члены ячейки одевались так как того требовала сельская мода, возраст и финансовые возможности.
Они  донашивали, давно потерявший вид,  пиджачки и не собирались их обновлять. По праздникам драили кирзовые сапоги вонючей ваксой.
Дристунович потерял на фронтах Отечественной войны ногу и заменил ее  скрипучим  удобным протезом и  никто  не мог  подумать, что героический редактор сельского листка лишен нижней конечности. Но со временем протез пришел в полную негодность. Широкомыслящий Дристунович приделал к ноге деревянную колотушку, такую как у пирата  Джона Сильвера, и  скакал на ней так резво, что  считался лучшим гонцом за водкой. 
Срамнее всех выглядел Федюх. Он круглый год не  вылезал из, несозвучных сельской моде, шароварах. Они были,  какие то  несерьезные. По бокам во всю длину  штанин были навешаны  широченные лампасы голубого цвета. Почему голубого? Федюх объяснял это так:  В погранвойсках Туркестанского округа, где ему  довелось служить, лошадей не было, а были одни верблюды. За басмачами гонялись на верблюдах. А в верблюжьих войсках положены лампасы голубого цвета. Понятно?
Кроме интригующих шаровар, Федюха выдавало еще одно странное отличие, он был, неимоверно  обросшим щетиной, человеком.
С длинными руками, сгорбленный, он походил на неандертальца, вылезшего  из пещеры с целью посмотреть на свое отображение в ассенизационной луже.
Дристунович   держал Федюха за  первобытного  субъекта, близкого к обезьяне.
Федюх же  был о себе другого мнения. Будучи диалектически подкованным и наслышанным  о Дарвинизме, он считал себя, волосатого и  вонючего, наоборот продуктом высшей стадии развития.
 -  Современный человек  по всем признакам, деградирует и эволюционирует в обезьяну. Он спивается, травит себя наркотиками, с удовольствием убивает себе подобных, гадит под себя. Ему ничего  не остается, как снова вернуться на дерево, там воздух чище и меньше соседей.
 -  Мать моя! – Я же не умею лазать…
 -  Но не паникуйте, друзья мои! – убеждал Федюх. -  неандерталец тоже считал себя царем природы.   
      Слушая  этот  поклеп на  человека, Карл Ванюхин грозил сдать Федюха в ближайший зоопарк, если он не прекратит антисоветскую жизнь. Но передумывал - неудобно все-таки  члена Партии держать в клетке.
 
     Так вот, в один из  дней летней  поры,  пенсионеров осчастливили   пенсией.   Не очень большой, но дающей  некую раскованность  и  воодушевление.
Без всякого оповещения  и не сговариваясь, коммунистствующие  старички сбежались к дверям магазина.  Карл Ванюхин (Секретарь) с магазинного крыльца, как Ленин с броневика, произнес  проникновенную  речь.
- Соратники!  Сегодня у нас радостное событие! Праздник нашей пенсии! Так приурочим  её,  кормилицу, к Съезду нашей родной Партии, которую  родил  Ленин, а  абортировал ренегат  Борька  Ельцин! Назло ему  мы не только проведем Съезд, но  и достойно его отметим!
  Под бурные, долго не смолкающие аплодисменты, предложение Первого  человека ячейки было  принято  без изменении и единогласно.
Фантазии разбогатевших старичков  разыгрались не на шутку. Едва  они  переступили порог магазина, как посыпались  заманчивые предложения и проекты... Кроме десяти  полновесных бутылок водки «Обыкновенная», были  приобретены  бутылка лже-коньяка «Российский»  и бутылка «Перцовки», специально для хворобой бабушки Матрены.
Затем боевым строем, числом семь, груженные, воодушевленные, направились к месту постоянной дислокации  -  старому дубу…
Тут их ожидал фанерный макаронный ящик, заменяющий стол и несколько хилых дощечек имитирующих сиденья. Матрена застелила ящик газетой «Правда», позаимствованной  по случаю сходки в  партийном дупле, сдунула  пыль и расставила принесённые яства.
Стол украсился, неизвестного улова, ржавой  селедкой, которая  под солнечными лучами испускала  фиолетовое сияние и пакетиком   загадочных кириешек в виде микроскопических сухариков. Они  манили своей  новизной, и дешевизной. Позже Матрена, как хозяйка, стола, будет их отсчитывать по две штуки на каждую закусывающую единицу. Венчал  пиршественный стол, гордо стоящий посредине, рыжий  ананас. Такого красавца постеснялись пускать на закуску.  Как когда то бедняки в деревнях пили чай «вприглядку» довольствуясь видом кусочка сахара, подвешенного на ниточке над  столом, так и этот заморский фрукт   послужит  закуской  «вприглядку». На него, когда кончится запас кириешек, будут поглядывать, но не трогать.
     - Прошу считать  очередной Съезд нашей Ячейки открытым! - провозгласил Ванюхин, подымая стакан,  - Помолясь,  приступим, товарищи!
Роняя слюну,  старички вняли призыву. Молча  и несколько торопясь, выпили по одной. Не прерывая процесса, выпили так же по второй. А затем и по третьей,  - Бог Троицу любит.
Пили дозами по пятьдесят грамм. Традиционные русские «сто  пятьдесят» почему то вышли  из практики, их стали забывать. Сказывалось влияние  жлобской западной культуры, хлынувшей в Россию вместе со своими пороками  и мерками.
После третьей развязались языки. Начали вспоминать нечто заветное, навсегда ушедшее, сто раз оговоренное. Матрена, заправленная «Перцовкой», мурлыкала сердечное  «Помню я молодушкой была…», приглушая  тем самым обороты  русской неконтролируемой  речи, порхающей над фанерным столом.  Только один Мычурин молчал. После каждой стопки он  делал руками жест, известный  каждому россиянину и продолжал молчать.   Зато за него и за себя говорил его друг   Никола Однаков, бывший  счетовод колхоза.  Он  болтал даже во сне и жена, что бы  остановить  прикладывала к его заднице горячий утюг. Иногда  помогало. Славолюбивый бывший  счетовод в подпитии  выдавал  такую антисоветчину, за которую Ванюхин собирался выгнать его из  Партии. За измену…
Но не выгонял, боялся, что  удерет к демократам. Только укорял;
    - Был бы  жив товарищ Сталин, не сидеть  тебе рядом с нами. А сидеть, сам знаешь где! В местах весьма отдаленных!
    Но Однакову детские угрозы не страшны. Он уже сидел и сидел  по серьез   ному.
С  детства  Однаков изучал эсперанто. И настолько его освоил, что матерился только на нем. За что и был обвинен  в попытке покушения на жизнь товарища  Сталина, который матерился только на  грузинском  языке, а не на каком то жидомасонском. Пятьдесят восьмую,  пункт десять («язычество») схлопотал    неразумный эсперантист.
Иногда любитель эсперанто выдавал, близкие его сердцу, крамольные мысли:
     - Взвалили на себя  большевики в 1917году непосильную ношу. Она их и придавила. 70 лет кряхтели под ней, пока не сообразили сбросить. Теперь 70 лет придется расхлебывать идиотизм Октябрьской революции. Выдержит ли страна  столько издевательств над собой?
Старички не торопились  затрагивать политические темы. Вдруг Лаврентий Павлович  затаился в кустах. Ведь до сих пор точно, не знают, жив ли он, или  в 53 шлепнули...
- Сейчас Сталина  модно ругать. - вздыхал Ванюхин. - А ведь он, товарищи, великий  гуманист! По сравнению с Гитлером...
- Как это гуманист? - не удержались от удивления товарищи - С чего ты взял?
- Ну как же! Он не вешал людей, как Гитлер, не рубил головы. Он   сразу расстреливал!  И душегубки не применял.  Не предавал мучительной смерти. Разве это не гуманно?  Разве это не заслуга товарища Сталина?
Старички призадумались. И в самом деле, разве не гуманно -  сразу казнить, предварительно  не подвешивая на крючки… 
Увлекающийся рыбной ловлей Дристунович  привел аналогию.
- Иной рыбак насадит на крючок червяка, так сразу и  закидывает удочку. А другой, изверг, не только вонзит в жопу червяка крючок, так еще и плюнет на него  извивающегося. Кто из этих рыбаков  гуманнее? Ясное дело первый.
Помолчали. Но каждый подумал, что  товарищ  Сталин  тоже не просто расстреливал,  но и  поплевывал вдогонку, шельмовал то есть...Уж тут Гитлеру до  товарища Сталина  какать да какать! Кто из них гуманнее?
Помолчали. Только Матрена   хихикнула:
 - Всадить бы тебе, Дристунович,  в жопу  рыболовный  крючок, посмотрели бы как ты извивался...
 - Чужая жопа все выдержит!  -  философски заметил  Федюх.
Выпили еще по одной. Это послужило новым импульсом развязать языки..
          Продолжили  о  Гитлере.
Этого изверга  помнили все. Да и как  не помнить . когда  его по телевидении показывают чуть ли ни каждый день, больше  чем Ленина и Сталина вместе  взятых.  Любой  в компании мог рассказать о нем такое, что  ни один историк  не докапывался.
 - Он миротворец, -  высказался бывший редактор «Трудового дня» - После его авантюр Европа успокоилась и уже 65 лет на ее полях не гремят баталии. Этот людоед отучил народы пожирать друг друга. Ну разве это не есть хорошо?  Пендер тоже кое что знал  секретное  о фюрере,  но  ему не давали  вставить слово. , галдеж  стоял как на базаре, не соблюдалась ни очередь ни паузы. Пендер томился.
Но наконец  ему пришла в голову счастливая мысль, как заставить подвыпившую аудиторию  обратить на себя внимание. Он решил ее  перекричать .
Еще  никто и никогда не рассказывал о Гитлере  надрывным криком. Пендер начал орать  во всю глотку.
  Он кричал   о  фашистском фюрере, как деревенский дурак в телефонную трубку, будто собеседник находится по ту сторону земного шара.    Оказывается фюрер   в  45 году не  сгинул в горящем Берлине, как  это  писали в газетах, а   спрятался в подвале рейхстага. Телогрейку на себя напялил в кирзовые сапоги влез, думал обмануть нашу разведку. Ну. Штирлица, сами понимаете,  не проведешь! – арестовал он фюрера,  и доставил куда надо в Москву, значит.  Как вы догадываетесь  живого.    
Ну, допросили Гитлера, все  тайны  узнали. А потом отдали  под суд, вышку дали, уже веревку намылили, да тут можете себе представить, Сталин  дал указание сослать его куда подальше, может пригодится. Поселили Адольфа в дальних краях , взяли  подписку  о невыезде . Стал бывший фюрер втихаря проживать . Доктора  подлечили его , с местной женщиной сошелся он  и, что вы думаете?- родила она мальчика.     Бойкий такой пацан получился, речистый, Владимиром назвали. Вот только с отчеством промашка получилась Когда в ЗАГСе  ему документ выписывали писарь опрокинул чернильницу  и замарал на отчестве две последние буквы. Кое как исправил он их, вот только стал теперь пацан не Адольфовичем, а  Вольфовичем, что впрочем  никто и не заметил.
   -  Дела  –  начали чесать затылки старики.  – Но откуда тебе Яша сие  известно?   «Голоса Америки» наслушался? Там горазды придумывать  сказки.  Там о конце света сообщают   с удовольствием, там всякие демократисты и  гомосоциалисты …о правах человека качают!
   -  ..а если это    сын… даже внук…  лейтенанта Шмидта? -  прошептал пораженный собственной догадкой  начитанный Дристунович. -  Скоро   по свету толпы    всяческих   Адольфовичей и Виссарионовичей  зашастают, к тому идем.               
- Наше дело  всегда  быть на чеку и во время сообщать куда  надо,  - поправил    Ванюхин  фуражку.   – Кончайте антисоветский физдеж,  Не то…
 
;    Большого труда стоило  Партийному поводырю  свернуть разноречивую паству с  тропы ведущей в запретные дебри  плюрализма в болото  более  скромных  тем. 
       -  С каждым годом  становится  меньше ветеранов ВОВ… -  вздохнул он, как на поминках, - Помянем самих себя...еще живущих ....
-   О, да, - так же раздались в ответ тяжелые вздохи — Необходимо...
-  Зато доживших до наших дней одаривают машинами и жильем! -  почти мечтательно  произнес Однаков.  - Скоро будут вставлять золотые зубы  и бесплатно снабжать виагрой.  Это тех, кто доживет до посинения... Федюх!  Ты хочешь, как бывший артиллерист дожить до посинения и получать бесплатную виагру?
- Артиллерия не такой род войск, чтобы оставаться без снарядов! - отвечал с гордостью Федюх. - Раз в году как-нибудь пальнем по  вражеской траншее! И не позовем на помощь соседний фронт!
-Ты настоящий мужчина! - похвалила Федюха Матрена.
- У меня все настоящее! Даже петух в хозяйстве настоящий!
- Это как же…настоящий? Разве петух может быть не настоящим? - навострилось  общество. - Расскажи, что у тебя за петух!
И Федюх рассказал.
- Однажды  у меня во дворе остались куры без петуха  - начал он рассказ. -  Под трактор угодил бедняга. Поехал я за новым петухом. В Левояйцево, к другу Мазепченко. У него во дворе целое хозяйство, даже страус  прижился. Дал он мне из своего хозяйства петуха. Огнедышащего! С гирляндами золотыми на крыльях. Чемпиона! Ну сунул я этого красавца  в «сидор» и хотел домой ехать, да тут Мазепа,  собственного изготовления, самогонку  «Конец света», - название такое, -  выкатил. Целого «гусака». Три дня я у друга гостил, забыл про петуха... А потом вспомнил, что домой ехать пора. Взвалил я «сидор»  с петухом на плечи, слышу  там, кто то шевелится, звуки  издает, ну думаю, жив  петух. Пришел я домой, сразу во двор, вытряхнул  петуха   из сидора. А он весь облезлый, обгаженный, тощий. Еле на ногах держится... И что вы думаете,  он прилег отдохнуть, на еду накинулся? Жажду бросился утолять? Как бы не так! Увидел  он  ближайшую  курицу и погнался за ней. Та  от него шарахнулась, скорость хорошая…Он следом! Еле еле догнал ее  мой доходяга. Оттоптал, слез с нее и тут же помер...Откинул шпоры...Вот такой был печальный случай товарищи, в нашем деле...
- Да, это настоящий петух! - согласились с Федюхом односельчане...- Умирая он выполнил свой гражданский долг! Нешто нынешняя молодежь способна на такое? Нет, не способна! Такого петуха с почестями хоронить надо.
Немного погрустив  о судьбе  пернатого бедняги, вернулись к, близкой сердцу, теме.
-   Ведь что получается…Сначала   победные юбилейные медали  выдавали каждые десять лет. Потом, когда ветеранов стало меньше  - через  пять. А вскоре каждый год будут давать. А то и месяц...
- В 2045 году  - размечтался  и Пендер, -   в живых останусь я, один. И мне памятник поставят за это!
- Конечно, балалаечники   военных ансамблей, да писаря долго живут. Окопники, да простые солдаты давно Богу душу отдали.
Последовала некоторая пауза… Все начали разглядывать друг друга, как бы прицениваясь  кто из них  способен дожить до столетнего юбилея? Дристунович даже пенсне протер, про себя   думая, что обязательно найдется хитрован, который обскачет  его.
Военная тема  явно не имела развития.  Наверное,  исчерпала себя.  Только  Пендер, как бы закрывая ее,  брякнул неуместное.
- Плох солдат, который не мечтает быть генералом. Плох и генерал, который не  был солдатом. Только прапорщик ни туда, ни сюда. . Это его потолок   Если прапорщик , то навсегда! - Это, как боцман на судне, - заметил  и Федюх. В молодости ему пришлось и поморячить. -  Еще не один из них не пролез в штурмана.
Еще выпили, Матрена отсчитала каждому норму кириешек.
 - А России, её имперские амбиции всегда выходили боком, уж лучше  не высовываться, жить да помалкивать  -  внес свою мысль   Дристунович. - Не выпускать ни одного русского солдата за рубеж, это никогда не приносило ей пользы.
- И ни одного рубля за рубеж не выпускать! – сказал Федюх.
-  А Америку мы все равно переплюнем!  -  процедил   Ванюхин. - Мы ей давно нос утираем! Вспомним историю товарищи!  В 1861 году Россия отменила крепостное право, а в Америке только собрались освобождать негров. Уже тогда мы ее обогнали! И, заметьте ровно через сто лет так же в 61 году  мы снова утерли ей нос, запустили человека  в космос. И через сто лет в 2061 году  еще что-нибудь придумаем. Русские ученые открыли таблицу Менделеева, почему бы им и …«Тот свет» не открыть? А «Тот свет» товарищи ни какая-то религиозная выдумка, а научный факт товарищи!  Это такое же явление природы, как леса, моря и океаны. Добрались до Америки, доберемся и до «Того Света»! он где то рядом, в космосе, надо только посерьезнее пошарить.  Уж мы такие! Ихний Колумб открыл Новый Свет, а наш Иванов откроет Тот! Запомните мои слова. Можете мне морду набить, если я соврал.
      - Можно авансом?  - справился Пендер.
Надо сказать упоминание о «Том свете»  были не пустые слова в речах Первого Секретаря сельской ячейки. Ярый материалист, прожженный атеист,  Ванюхин, к старости, как все нормальные люди, втихаря начал уверовать в Бога. С Богом в душе умирать не страшно. Уж так устроен человек, что  подчиняясь  врожденным инстинктам : набить  брюхо, продолжить род, повздорить с соседом  и обзавестись транспортом, он так же  наделен  чувством верить в нечто  мистическое и потустороннее.   Уже в пещерные эпохи  человек ощутил тягу к Всевышнему, не имея однако о нем никаких сведений и  представлений. Позднее  неглупые  люди выстроили религию, познали  Бога,  нагнали тумана с тем светом.
В трезвые минуты коммунист Ванюхин, поглядывал на священный том «Краткого курса ВКПб и в то же время озираясь на церковь за окошком,  впадал в ересь. Это была ересь наоборот. Звуки, дребезжащего от старости колокола,  наводили на размышления. Краем серого вещества он начинал подумывать о загробной жизни. Он ловил себя на мысли, что ему как грешнику без амнистии, конечно же, уготован Ад. С раскаленной сковородой на десять персон. На всю ячейку. Это неизбежно, как падение Берлина.
Но как диалектически подкованный мыслитель он не мог принять «тот свет» таким, каким его рисует церковь. В его представлении потусторонний мир должен быть без всяких лубочных прибамбасов и елейных киселей. Он должен быть в другом измерении. Вроде антимира. Прогрессивный коммунист Ванюхин рисовал Бога в своем воображении не бородатым дедушкой, каким его изображают на иконах, а насквозь современным молодым человеком при галстуке, может быть даже в джинсах. В подчинении Всевышнего канцелярия, отделы, службы, все то, что положено для нормальной бюрократической работы. Всевышний сидит за конторским столом и принимает от подлетающих ангелов-клерков доклады о состоянии дел во Вселенной. Себя Ванюхин видит в роли просителя. Будто просит он у Создателя объяснения, что есть Вечное Блаженство, оно не понятно трудоголикам.
- Сколько оно может продолжаться? - пытает он Господа Бога. - Сколько можно прозябать в вечном безделии? Я не выдержу вечного простоя!
 Всевышний конечно рассердится за подобную дерзость и упечет глупого человечка в Ад.  На вечные времена.
 А коммунисту Ванюхину так хочется в Рай.

       Ванюхин вытирает пот с лысины.
     Собутыльники поддакивают и удивляются мудрости своего пастыря.
     А он продолжает удивлять своими научными откровениями.
 - Советского человека природа наградила мозгами. Он ими думает. Но всего 5 процентов  мозгов у него задействованы.  Остальные  95  дремлют и простаивают.
 - Зачем советскому человеку эти 95? - возразил Дристунович.  - Если они простаивают? Это же лишний груз.  Вырезать их…
 -  Нельзя,   понадобятся при строительстве коммунизма.   Эволюция предвидит растущую потребность человека в мозгах.   
- Правильно Карл Иваныч -  похвалили  Ванюхина товарищи.  – А вдруг  не хватит мозгов до коммунизма добраться…? Что ж новые   наращивать или проще сойти с ума…с остатков?.
 - С пяти процентов безопаснее взбеситься, чем с 95 – подсчитал в уме   бухгалтер Однаков.
Ванюхин повел носом, что  являло  немалое недовольство.
Внесла научную мысль и бывшая доярка Матрена.
 -   Я вычитала, что  Галактики   разбегаются! Почему они разбегаются, ответьте мне!
 - Не  сошлись характером! -  при  помощи  жеста вступил в полемику Мычурин  - Тесно им стало. Оттого и разбегаются!
    -  Мы тоже… вокруг торговой точки  - хмыкнул Пендер . -   Удаляемся от нее и снова  приближаемся. Гопсидоров считает, что  я  приближаюсь, а жена считает, что удаляюсь. Где тут  истина?
  -  Вот именно!  -  возликовал Ванюхин.  -  Диалектически мыслишь товарищ Пендер! Все  великое сопоставляется с миниатюрным.  И в великом и в малом действуют одни законы.
; Любимое  увлечение старичков   физдеж. О чем угодно и когда угодно. В последние застолья  много  времени и сил посвящено космосу  с его загадочными величинами и просторами для фантазии и вымыслов.   


   После пятой, или шестой старички совсем сорвались с тормозов. Каждый бубнил такое, чего никогда по трезвости не позволил бы себе. Матрена  выпила свою перцовку   и теперь налегала  на, общего пользования, водку. Когда  зарвавшийся Яша Пендер  протянул руку к ананасу, зорко следивший за порядком  лидер ячейки  Ванюхин,   двинул  его по шее и приказал  Матрене зорко следить за обжорами, прокравшимися в их  ряды...
   - Товарищ Пузова! Пендер обожает свой живот пуще Партии! Выдай  ему   двойную порцию кириешек, пусть подавится! И зорко следи за другими лазутчиками.
    - Чтоб  ты Пендер  чокнулся! - буркнула   Пузова. - Ананаса африканского захотел!  Космополит!  Преклоняешься перед Западом!
    - Обжора! - поддакнул Федюх. -  Забыл, как в войну по карточкам 400 грамм хлеба  в день получал…И не сдох же с голода от  такого пайка. 
 - Да  он на продуктовой базе  отирался! – съехидничал  Дристунович. – Мыло из пленных немцев варил. На балочке его на рояли  у голодных доходяг менял. Рожа  сих пор во какая красная!
На это наглое оскорбление Пендер топнул ногой.

Незаметно подкрались сумерки. Откуда-то  с речки Жидовка  приплыло облачко. Легкий моросящий дождичек  проникал через листву дуба. Он не охлаждал, а наоборот  прибавлял  бодрости.
  - Вот мы здесь мокнем, товарищи, - сказал главный  товарищ  - а это не есть хорошо. Не мешало бы нам обрести  свою крышу над головой. Под ней можно  проводить совещания и Съезды. Как вы на это  думаете, товарищи? Надо иметь  крышу, или  под зонтиками будем шагать в коммунизм?
Разумеется  шагать под зонтиками  в коммунизм никому не хотелось.
Идея иметь крышу над головой всколыхнула товарищей. Послышались крики одобрения. И в самом деле, как это  раньше жили без крыши?
    - Да, да! Мы свои маевки проводим под небом, как подпольщики какие! А мы кровью завоевали, грудью отстояли... Даешь крышу!
   - Вот именно! - подбадривал Ванюхин. - У нас на носу очередной Съезд, так мы его что, под небом? Не бывать этому! Мы проведем не просто Съезд, а свершим трудовой подвиг!  Стройку коммунизма! Я предлагаю товарищи, построить Съезд-избу! На манер, хорошо себя зарекомендовавшей, Избы-читальни. На дворец, я думаю, мы не потянем, а уж деревянную избушку... как ни будь осилим!
    - Согласны! Осилим! Даешь! Будем иметь свою крышу над головой! Назло демократам! Не такие преграды брали большевики!
Собрание  гудело  и  наливалось энтузиазмом, кое-кто засучивал рукава. Давно не было ни строек коммунизма, ни освоения  засушливых земель, ни полетов на Луну. Души застоялись.
   - И не просто избу, а терем построим! - подогревал  Дристунович. - В нижнем этаже заседаем, а в верхнем   перекуриваем и  строим планы.
В порядке обсуждения развернулась дискуссия  и прения. Посыпались предложения, проекты и просто подсказки.
   - Два этажа? Всего? -  запротестовала Матрена.  -  А где депутату переодеться, отдохнуть? Нужно три этажа не менее.
   - А иностранных гостей, где встречать?  -  Им комфорт нужен.
   - А где депутатов разместить? Если даже демократы пожалуют, так не ударим же перед ними лицом в грязь!  Нужно десять этажей. Не меньше.
   - Десять не  хватит. Пятнадцать!
С полным серьезом  старички  обсуждали  тему постройки  крыши над головой,  так  увлеченно, что не заметили, как забрели в дебри прожектерства. В крови играл  неистребимый зуд Пятилеток. Они были готовы горы свернуть, лишь бы Партия указала.
    - А   если меня  вдруг назначат Генеральным секретарем ячейки - присовокупил Ванюхи, - так мне и кабинет положен. С  апартаментами и туалетом! С секретариатом. И в двадцать этажей не уложимся.
    - Правильно мыслишь, Карл Иваныч! - уловил идею  Ванюхина  Яша  Пендер. - Нужен размах!  Я предлагаю двадцать пять!
    - Стойте. Стойте. Товарищи! -  пресек мечты  фантазеров  бывший казак на верблюдах. -  Сколько было Съездов нашей Партии? Двадцать восемь? Или двадцать девять... Вот и  избу  построим во столько же этажей! По числу Съездов.  Тридцать!
    - Это почему же тридцать?  - возмутился счетовод. Однаков. – Неправильно все это! Их было двадцать восемь!  В песне так и поется  «... и в сердцах будут жить двадцать восемь...»  Точность нужна во всем!
   - Это почему же двадцать восемь?  -  возразил Пендер.  Точнее двадцать шесть! Поэт так и сказал  «Двадцать шесть их было, двадцать шесть...» Но в принципе я согласен на тридцать.
Возникла небольшая перебранка. Никто толком не помнил, сколько было Съездов их родной Партии. Поэтому сошлись на  ровной цифре тридцать.  Федюх  что-то вякнул про Григорианский календарь, который в наше время признан самым точным, уж он то  не даст соврать но, бывшего завгара обвинили в консерватизме.
     - У нас сталинский календарь! Все сталинское!
    - Значит,  этажей будет тридцать!  - подвел черту  Ванюхин.  - На каждый Съезд по этажу. Когда построим первый этаж, присвоим ему  имя Первого Съезда Партий. Второму этажу присвоим  имя Второго Съезда. И так далее до самой крыши.
    - Замучаемся  присваивать. -  оппортунистически высказался Однаков и его,   долгим мычанием, поддержал  Мычурин. -  Даже если в год будем строить по одному этажу, то понадобится тридцать лет... Не доживем братцы до тридцатого этажа. Сейчас мне 70, -  стоэтажный юбилей  мало кто справляет.
     - Это почему  же по одному? -  прорычал Ванюхин.  -  Мы что, не большевики что ли? Я предлагаю товарищи  возводить  по одному этажу к каждому  Съезду нашей Кацаповской парторганизации. А так как мы наши Съезды проводим каждый месяц, то в год будем строить по двенадцать этажей. Вот теперь посчитайте, сколько времени нам понадобится. Трех лет за глаза хватит.
    - Ура! Ура! За три года  Съезд-избу построим! На зло империалистам  и  демократам! Нет преград, которые бы не осиливали  большевики! Из круглых  кирпичей построим! С зонтиком  вместо  крыши! Уж мы такие!      
   - Тридцать этажей! А какой горизонт откроется!  От Москвы до самых до окраин - почти пропел Дристунович.
   - Очень даже какой! - передразнил его  Однаков. Зуд противоречия мучил его  постоянно  -  Вот в сорок первом, я помню Совинформбюро сообщило, что в  результате нашего наступления под Москвой  освобождено от фашистов  11 тысяч населенных пунктов. А сейчас что вы увидите со своей избы-колокольни?  Всего одиннадцать деревенек  и  то в телескоп. И ни одного города. Где остальные? Это  наши фашисты в сговоре с эрзац-демократами их  уничтожили. Вот я спрашиваю: зачем  колокольня, с которой ничего не увидишь?
    - В сорок первом.   -  ни к месту вспомнил  Пендер, - мы гнали немцев от самой границы до Одессы. И дальше бы гнали, да война кончилась.
Однако высказывание Пендера вызвало некоторую тоску. Почти всем  пришлось  хлебнуть фронтового лиха. Как  не помянуть  прошлое?
     - А число Съездов будет расти, - несло дальше Председателя. -  До
бесконечности! Потому, как наша Партия вечна! Это демократическая Партия скоро сдохнет. Потому, что она всего лишь вторая древнейшая Партия.
    - А какая же первая  древнейшая? - прорезался голос у Мычурина.
   - Первая древнейшая Партия, разумеется, наша, коммунистическая, какая же еще! - вразумил Ванюхин. -  И мы будем строиться , пока не упремся в небеса! Не плашмя , не горизонтально будем строиться, как это предлагают ренегаты и паникеры  ,  а только вверх! 
   - А не опасно строиться вверх?  - высказала умную мысль Матрена. -  Ведь  дур-изба получится,  упадет  на наши головы!
 - Не упадет!  Мы ее  подстрахуем, на воздушных шариках  подвесим, - успокоил Матрену Пендер.  - Сейчас так мосты строят, на воздушных шариках.
- По большевистски мыслишь, товарищ Пендер! – одобрил   Ванюхин. - Сразу видно диалектику изучал!  И сто и двести этажей построим! Если Партия прикажет! А уж тридцать... Шапками закидаем!
   - Тридцать  этажей это не тридцать хренов собачьих! - заметил мудрый Дристунович. - Однако высоковато. До Луны рукой подать. Вообще то я допускаю, что на крыше нашей избы и космодром построить можно.  С перспективой долететь до Луны. А то и до Марса. Как думаешь долетят  до  Луны космонавты с нашей крыши , если случится?
    - До Луны долетят. А вот до Марса, я думаю, не долетят.
    - До  Марса не долетят.
Бывшие завклубом «Вавилон» и редактор «Нашего трудодня»  спорили, как мужики в «Мертвых душах» относительно колеса  на бричке Чичикова. И если бы субстанция Гоголя  витала рядом, то,  несомненно, прислушалась бы к научному спору сельских грамотеев. А те, с каждой новой порцией «принятой на грудь»  «Обыкновенной» несли такие ахинеи, которые  в кино не додумались  поставить. Что  поделаешь, водка делает чудеса!  Тем более на свежем воздухе,  под чириканье пташек, при полной свободе и хорошим запасом  оной...
К этому времени  закусочные кириешки  кончились, но  это  не умерило  влечения к горячительному. Бросая алчные взгляды  на  неприкосновенный ананас, старички  утирались рукавами.
Неожиданно Федюх  подбросил новую  идею.
     - А что если, товарищи, начать стройку  сразу с двадцать  девятого Съезда нашей Партии? Вы понимаете? Сразу после закладки фундамента, мы называем первый этаж двадцать девятым этажом нашей Партии. В итоге двадцать восемь предыдущих строить не надо...
Съезды и этажи  слились в одно целое и уже никто не понимал различий, между ними. Цифры  1 и  29 воспринимались как одно арифметическое понятие.   Вокруг старого дуба уже  крутилось не менее   тридцати Солнц и восходящих Лун. Но компания держалась стойко  и уверенно, как и положено  настоящим коммунистам.
     - А что? - откликнулся лидер Ванюхин. -   Предложение Федюха клево и оперативно! Мы так и поступим. Один этаж построим, а 28  этажей сохраним в наших сердцах!
     - И в сердцах будут жить двадцать восемь...  - пропели хором старички слова известной песни о Москве. - Построим! Построим! Не такие  преграды...брали большевики!
Ванюхин, не  мешкая, резюмировал общее мнение.
    - Проект товарища Федюха о строительстве  фундамента двадцать девятого этажа нашей Партии, прошу  считать принятым! В знак этого исторического решения споем Интернационал. Но сначала выпьем!
Призыв лидера ячейки был принят без возражении   и  единогласно. Новую сумятицу внес  штатный ворчун Яша Пендер…
     - Верной ли дорогой мы идем, товарищи? - вдруг огорошил  он товарищей.

Яша  провел  молодость  в городе у моря, считался большевиком с военно-морским стажем  и, не в пример  сельским товарищам, иногда почитывал газеты.  Неизвестно, что на него нашло, но он  вдруг  стал критиковать идею строительства Съезд-избы в направлении космоса. Он предложил свой, более прогрессивный  проект.
     - Не той дорогой мы идем, товарищи! Проклятые демократы, которые затаились за нашими спинами,  не потерпят нашего возвеличивания! Они, как увидят наш небоскреб Съездов, да еще подумают, что на верхушке мы поставим монумент нашему бессменному кормчему  Карл Ванычу, так  обвинят нас  в культе его личности, взорвут наш Дворец!  Нашу ячейку запретят! Нам опять придется, как нашим дедам, уйти в  подполье. И не исключено, придется там отсиживаться до  Второй Социалистической революции. Так не лучше ли сразу проделать этот маневр -  спрятаться под землей? Я предлагаю, товарищи, строить Съезд-избу не  вверх, а  вниз. В глубь земли!
     - Как вниз? Как в глубь?   - протрезвели все сразу…  - Уж не выпил ли лишнего, Пендер? Не уронила ли тебя мама  в детстве  с 30  этажа?
     - Ни отнюдь!  Под землей  нас никто не достанет,   -  продолжал Пендер… - Такое направление строительства  отразит наше  возможное подпольное бытие. Глубже вглубь лучше, чем выше верх! И конспирация и  спокойствие и обороноспособность налицо! Как фронтовик фронтовикам поясняю, это не просто отступление, а контр отступление!
Озадаченные таким поворотом дела собутыльники принялись соображать. Оно, конечно, вглубь это не то,  что вверх, вширь и даже рядом.  Однако в мировой практике подобные параметры, вроде бы, не упоминаются.
К Пендеру относились на селе с почтением. В Кацаповке он появился сразу после войны, в составе  гастролирующей группы тружеников эстрады. В расклеенных на телеграфных столбах рукописных афишах, молодой артист Яша  Пендер числился как виртуоз игры на гармошке. Случилось так, что в  это время играли на селе свадьбу. А какая свадьба без гармошки!
Подвернувшегося, так кстати, гастролера, силком уволокли к месту гулянки. И там выяснилась горькая правда. Оказалось, что Яша вовсе  не баянист и даже не гармонист, а игрок на губной  гармошке.  Реклама  это утаила.
Пришлось подвыпившей свадьбе  плясать под всхлипывание и визжание немецкой трофейной свистульки. Двое суток, без перекура, Пендер  надувал щеки, ублажая  слух разгулявшихся сельчан. Он одурел от нагрузки  и вдобавок был поколочен пьяными бугаями, якобы за надувательство.  Из нежных ребер псевдогармониста извлекли такие похоронные мотивы, что без вмешательства медицины ему бы не встать. За компанию побили и жениха, молодого тракториста  Карлушу Ванюхина, отчего тот  страдал до слез. Но  жениха бугаи   успокоили; - До развода заживет! - а Пендера, проявляя запоздалое милосердие, отвезли в сельскую «лекарню»
Пришлось бедняге забыть  о духовых инструментах. Гастролеры умотали, а Пендер униженный и покинутый,  остался  при селе. Он уже подумывал   вернуться на сцену Одесского Лирического театра, где он уже пробовал свои силы  в роли белого  адмирала Колчака. Но там  роль ему не удалась,  и режиссёр  сказал на прощанье;
- У тебя Колчак совсем не колчаковский. Ты его сначала переколчакуй.
     - Адмирала флота из меня не вышел, - думал Пендер. -  Остается переколчаковаться  в пастухи.   Адмирал стада тоже  звучит!
В очень далекой молодости комсомолец Пендер мечтал написать балет.
Уж очень нравилось ему порханье балерин  на сцене. Изящное и неземное.
Но особенно приводило Пендера в восторг присутствие  мужиков. Дрыгая  жеребиными ногами, будто пытаясь взлететь, они только и делали, что раздирали их, да крутилась на одном месте. По мысли худсовета театра,  это  настраивало зрителя  на мысль, что балет самое простое и легкое выражение идеи   строительства социализма в отдельно взятой стране.
Во всем этом проглядывало, присутствие художественного консерватизма. Принцы, лебеди, колдуны и ни одного политработника, хотя бы районного масштаба. Это портило и обедняло спектакли.
Не обделенный природой мыслить глубоко, по большевистски, Яша Пендер уже тогда  думал написать балет, отвечающий требованиям времени.
И однажды во сне он даже сочинил его.
Название  индукционировалось само собой: «Заседание Политбюро». Главные  действующие лица Ленин и Сталин. По замыслу автора  их партии исполняют корифеи балета, умеющие не только дрыгать конечностями, но и танцевать…
Сталин, с кинжалом а зубах, скидывая на ходу  пачку, выходит  из за стола заседания  и, гремя сапогами, отплясывает перед зрителями зажигательную лезгинку. Из развалин Зимнего Дворца  ему на помощь  устремляется Ленин. На высоком уровне он пляшет гопака и сидящие за столом члены Политбюро не выдерживают, в  экстазе  выскакивают к рампе и, кто как может, поднимает ноги. Ни фуэте, ни  иные хореографические  тонкости настоящим коммунистам непотребны. Сцена наполняется радостью. Слышны выстрелы и крики Ура!
Затем по закону жанра наступают сумерки. Сталин мечется по сцене  и жестом руки замахивается на кордебалет. В страшных конвульсиях и  в такт музыке,  тот падает, как сраженный пулями. Высоко задирая ноги по сцене порхает Ленин. Жестом левой ноги  он одобряет действия Сталина. Статисты продолжают лежать на полу...Под звуки Интернационала ангелы в сапогах подхватывают их за ноги и уносят со сцены. Ленин делает сальто. Сталин пытается повторить его трюк,  но не удерживается на ногах и садится на задницу. Потом скидывает сапоги  и исполняет па де де, с тремя притопами.  В знак пролетарской солидарности Ленин задирает ноги и тоже падает. Ангелы уносят его на носилках. В апофеозе все пляшут Яблочко, ангелы выкатывают бочку пива. Общее ликование. Гремит мощное Ура! Доносится залп «Авроры». Занавес.
Вот такое либретто  сочинил  Яша во сне. И очень хотел Яша  написать по нему  балет. Но мешало одно обстоятельство. Он не знал нотной  грамоты и не был знаком с директором  Танцевального  Театра.
Идею «Заседания Политбюро» он носил в сердце не один год. И вот теперь, побитый и беспризорный,  подумывал каким образом реализовать эфемерную  мечту  в осязаемый кусок хлеба.
.   
     Неожиданно ему, как коммунисту-фронтовику  прямо в «лекарне» предложили занять пост Зав. сельским  клубом  села Кацаповка. Бывший зав. Хулиан Квакский, человек мыслящий, додумался, что  лозунг «Хлеба и зрелищ!», висевший в клубе с НЭПовских куражей,  морально устарел. Сытый советский  человек достоин  более современного лозунга «Зрелищ и секса!». За что был снят с должности местными пуританами.
Поломавшись «для понта»  Пендер дал согласие. Стал сельчанином.
    Ванюхин впоследствии пролез в Секретари  селькома, а его жена Матрена Пузова,  возглавила молочную ферму «Вымя социализма».  А еще позже  в этот семейный дуэт  вклинился  нахальный завклуб Пендер. Образовался банальный треугольник.  По очереди и по несколько раз, Секретарь и завклуб, женились на молочной Матрене. Как только запойный Ванюхин получил первый партийный разнос, Матрена, как принципиальная коммунистка, покинула его и умотала к Пендеру.
А как только Пендер  уходил в запой, так она тут же  возвращалась к Ванюхину, к этому времени протрезвевшему. Но как только Ванюхин  срывался на почве алкоголизма, так Матрена  спешила в объятия завклуба Яши Пендера. А как только Пендер…она  к Ванюхину... А как только Ванюхин, она к Пендеру... Больше страдал от перебежек   ветреной супруги артистичный Яша. Он планировал набить морду разлучнику Ванюхину, но как дисциплинированный  член Партии стеснялся поднимать руку на  Партначальника.  Долгие годы троица втихомолку  переживала бытовую драму, но не могла нарушить сложившуюся традицию.
Как ни странно, на  партсходках они выступали единым триумвиратом и  их  мнение всегда было решающим в дебатах.
Не нарушилось единство и на сей раз.  Предложение Пендера устремиться не вверх, а вниз, главарь ячейки Ванюхин даже не поставил на голосование.
   -  Заметано! Будем строиться вниз!  - сказал он, глядя, куда-то в мировое пространство.  -  И каждый этаж в глубь земли будем называть по научному  - бункер!  И  уже первый бункер-съезд у нас будет подпольным! Как думаешь Мычурин? Поддерживаешь курс?
    - Мммм! - промычал Мычурин  обласканный доверием, сделав  при этом руками жест, знакомый не только глухонемым.
    - Занести  реплику Мычурина в протокол!  - одобрила  Матрена.
    - Одобряем! Одобряем!  Даешь вниз!   - кричали все.
    - Великую стройку коммунизма считаю открытой! - торжественно произнес Ванюхин. - По такому случаю выпьем за наш почин! Вперед! То есть вниз к победе коммунизма! 
Гром салютующих стаканов заглушил последние слова трибуна.    Начали целоваться, клясться в вечной дружбе, обещали жертвовать не только жизнями, но и  личными  сбережениям.
- Отдам  всю пенсию на строительство нашего  бункер-съезда! - начал рвать на себе рубаху Ванюхин. -  Сберкнижку положу на алтарь!
- Да что сберкнижку! Заначку не пожалею! - Для Партии штаны последние сниму! - вторил Председателю Федюх.
- Корову загоню, все до копейки выложу!
- Годовую пенсию  завтра же принесу!
- Гробовых  не пожалею!  - плясала Матрена. -  Со свадьбы коплю!
- Мммм! Мммм! -  мычал  Мычурин, не забывая руками делать жест, который, однако, можно истолковать  как угодно.
Лишь один Дристунович  не проявлял общего энтузиазма.
Здесь уместно вспомнить старину Ламброзо. По его утверждению человека и, в первую очередь преступника, выдает его лицо. Или рожа... Чем она страшнее, тем преступнее ее хозяин.
Оппоненты Ламброзо  доказывают, что уголовные рожи носят и честные люди... Бывает.  И можно так же добавить, что выводы  насчет рожи-лица. подтверждаются только тогда, когда преступление состоялось и преступник очевиден. Это, как у Нострадамуса. Его катрены становятся понятны после того, как предсказание  состоялось. Так и рожа Дристуновича выдала его. До принятия в партию он выглядел красавцем киноэкрана. С теплым же партбилетом в  кармане, он напился в парткомовском  буфете и под призывным плакатом на стене:
                Идя к победе коммунизма
                Убъем  змия алкоголизма! -
 стал «тянуть»  самого товарища Нечвякина,  депутата городской Думы.
- У нас три напасти на букву «Д» -  Дураки, и Дороги и Депутаты! – тряс его  за грудки   Дристунович. -  Тебя недоповесили  в семнадцатом, так я тебя сейчас…довесю!
   Лицо киногероя трансформировалось в рожу бандита. И всем стала понятно, что под личиной, якобы  своего в доску  члена Партии,  скрывается  лазутчик. Ванюхин это  усвоил и  впредь рекомендовал  всех вступающих в Партию кандидатов сначала напоить, а уж потом  смотреть кто он такой. Рожа не даст соврать!
   -  Вы не изучали труды товарища Ленина!  -   сказал  он    Дристуновичу. - А чему  нас учит наш мудрый учитель? Он учит , что строить вверх  -  это два шага вперед! А строить вниз - шаг назад! Предложение Пендера строить вниз  пахнет ревизионизмом. Он замахнулся на самого Ленина!
      - Ты не того Ленина изучал Дристунович!  -  поддержал  Ванюхина. Федюх.- Наш Ленин в своих тезисах  поучал, что  строить вниз  - это два шага вперед. А вот вверх это полное  капитуляция.
     -  Как это можно шагать вверх?  - посыпались вопросы со стороны,  - Тем более вниз? Другое дело  шаг вправо, или шаг влево, тут все ясно. 
      - Это уже в сторону! А мы не можем отклоняться от линии партии. Это даже дальше, чем  два шага назад! -  вступила в полемику и Матрена. -  Это уже провокация!
     Начался вселенский галдеж, как в игре «Что, где, когда?». Одни  упорно   доказывали, что два шага вперед это лучше чем шаг назад, другие   с не меньшим    упорством  оспаривали свою точку зрения: два шага это  шаг  влево, а шаг вправо это шаг вверх. В одном случае  это твердая поступь в коммунизм, в другом в болото демократов, которые  не спят, а думают только об одном: как нам нагадить!
Попытался внести ясность  доселе молчавший. Мычурин.
   - Ленин не фраер! Все видит! - выразил  он свою мысль при помощи известного жеста  и все  согласились с такой формулировкой.
    -  И еще я хочу внести ясность что идея строительства станет  понятной только на пятом подпольном съезде...я хотел сказать этаже!  -  сказал  Ванюхин - Чем глубже, тем понятнее. Я целиком поддерживаю выступление товарища Мычурина! Ленин все видит!
   - Ваш Ленин не туда смотрел!  -  не унимался   Дристунович.   - Он имел ввиду  небесный коммунизм! Небесный, а не подпольный!
   -  Закрой тявку! Чего ты пристал ко мне со своим Лениным,   -  начал  серчать Ванюхин. -  Нам нужна крыша над головой. И она будет! Пусть демократы мокнут под дождем, а мы... Пригласим  академика Сахарова.     Пусть этот бомботворец своей водородной бомбой  бабахнет и проделает  в земле дыру на тридцать, да что там на тридцать! На  сто этажей! Стоэтажную Съезд-избу отгрохаем! Да здравствует сотый Съезд  нашей  Ячейки!
Весть о том, что бомтворец  Сахаров  давно помер еще не дошла  до Кацаповки,  но, что великое  светило науки  примет участие в постройке бункер-съезда, воодушевила  старичков. Они приосанились, а рожа Дристуновича  обрела лик душеньку - киногероя. Это раздобрило  Ванюхина и он пожал ему руку.
    - Наши цели определены, товарищи!  -  усилил голос  Секретарь  ячейки. - Завтра засучим рукава!  Будем готовить стройплощадку! Не забудьте прихватить  лопаты, топоры, грабли. И, самое главное, деньги, которые  вы  торжественно обещали выделить на стройку. Без денег, сами знаете, не туды, ни суды. Еще Наполеон  предупреждал: - Для  постройки коммунизма  нужно одно - деньги, деньги и еще раз деньги!         
    - Как же! Как же!  Все принесем отец родной! И вилы, и топоры. Карманы вывернем! Заначки обналичим!
     - Походный сундук раскурочу! - заверял  бывший казак на верблюдах Федюх.   - У меня там тугрики, советскую власть пережили!
     - А ты Дристунович особливо! - пригрозил Ванюхин  бывшего редактора. - У тебя  в голове не наш Ленин, а понимаешь, какой то Усама бен Ленин! Смотри у меня, выговор схлопочешь.
 
 Настал момент расходиться по домам. Фанерный стол  совершенно опустел. Жалкие  селедочные кости, да листочки от макушки ананаса, утыканные окурками  напоминали о сладостных минутах застолья.
Повестка дня  исчерпана. Можно закругляться. Пленум полным составом, поддерживая друг друга, тронулся в путь.
Луна своим  застывшим  светом  освещала праздным гулякам дорогу к дому. Старички спотыкались, падали, поднимались и снова шли. Лирическое настроение  не покидало их души. Тянуло обмениваться любезностями. Ванюхин вцепился в мощную Матрену  и это очень печалило, идущего следом, Пендера.  На ходу он сочинял стихи. Бывший служащий Мельпомены до глубокой старости поддерживал связь с музами. Стихи получились мрачные, адресованные не только, разлучнику Ванюхину, но и проклятым демократам.
                Полутупые бандиты-правители,
                Полулегальных воров покровители,    
                Полуголодной Руси притеснители,
                Вы полных х... получить, не хотите ли?
Обладавший шпионским слухом партийный поводырь оглянулся и фыркнул  на сочинителя.
- Антиванюхинский  выпад учиняешь товарищ Пендер!   За такую крамолу в тридцать седьмом  спрятали бы и не вспомнили!
     - Он уже идет  тридцать седьмой! - огрызнулся Пендер. - Тоскуешь по нем, партийный погоняло? Тебе бы  только сажать!
     - Где уж там идет! - прозвучал из темноты,  чей то смелый голос - Тридцать седьмым и не пахнет! Попробовали  бы в тридцать седьмом   так болтать. Всех бы нас скопом. Потому как из семерых, восемь   были  сексотами.          
- Мммм.., - подтвердил  Мычурин, делая при этом руками выразительный жест, что на сей раз  означало; - Нас как раз столько ...
Матрене надоело молчать. Ее тянуло вступить в мужскую перебранку.
- А знаете, почему  Дума не принимает  Закон о коррупции?
- Почему?   - вылупил глаза Дристунович, так что они сверкнули в темноте. В нем проснулся журналист.
- Ждут когда дадут взятку! - отвечала доярка. - Как дадут, так и примут.
- Ну да? И большую?
- Не малую. По миллиону. На каждого. Объявляли по радио.
- Да, Закон трудно сочинять. - Сказал Дристунович  с таким апломбом, будто сам  неоднократно брался за это дело.


Тема политики  не получила развития. Начали орать песни. Орали каждый свое и никто никого не слушал. Текст  густо перемешивали матом, не менее чем двадцати девяти этажным. Мотив  был современно-попсовым, вполне доступный  безголосым  любителям драть глотку. Матрена  голосила репертуарное о несчастной любви, висевший на ней Ванюхин с грузинским  акцентом  пел любимую песню товарища Сталина  «Мурку».
   - Прекрасно поете!  -  польстил  Однаков.  -  Шаляпин!
  - Сказал тоже — Шаляпин! -  съязвил Пендер. - Подымай выше!  Полтора Шаляпина!  А местами  дюжина!
   - А мой голос всего на четверть Шаляпина тянет. - Взгрустнулось  Матрена.
Выбившийся из последних сил Яша Пендер  не удержался  и шлепнулся о землю. Раздался  тошнотворный треск.  Совсем не поэтизированный  Федюх  прокомментировал   это стихами;               
                От приема жидкостей
                Наломает жид костей!
- Ну ты! -  отозвался обиженный Пендер. - Кацап!  Полегче  с шовинизмом! Я ведь могу  и заявление написать!
- Чево?  -  почти изумился Федюх явно политически. -  Ты?  Да кому ты нужен?  Вас жидов пора  в шею гнать!

- Не те времена,  что б гнать! - окрысился  Пендер. - Это при Гитлере   можно было разбазаривать  жидами.  Тогда их много было. А в… грядущем    нам придется сидеть в одном окопе, Федюх! Жиды полезный народ. Если бы Гитлер нас, жидов,  приголубил, то ты Федюх, мне бы сейчас сапоги чистил! А не стихи сочинял!    
- С чего ты взял, что я их сочиняю?  - возмутился федюх.  - И чего бы это я тебе сапоги чистил? Вот морду могу начистить Стихи ему сочиняй!
- Не сочиняешь? Так что б ты их сочинял! Что б ты  стал поэтом, старый козел! -  в сердцах  отвечал ему Пендер. - Чтоб тебя печатали  в  «Нашем трудодне»! Что б ты ночей не спал, сочиняя. Что б ты стал отъявленным поэтом и тратил все свои сбережения на издание брошюр со своим бредом! Что б ты всю оставшуюся жизнь вкалывал  на свои убытки!
Сам Яша давно  баловался стихоплетством. Знал дурь этого неблагодарного труда. Стихомученичество многих губило не только в расцвете лет. Поэтому адресованное пожелание Федюху стать поэтом  звучало, как страшное проклятие, соизмеримое  с повешиванием.
- А с чего ты взял, что мы будем сидеть в одном окопе?  -  вслух поразмыслил Федюх. - Уж я то буду , а ты точно будешь в Красной Армии дивизионным парикмахером, придуриваться. Писаря и брадобреи  в Красной Армии - евреи. Про тебя, Пендер, напишут  в истории: защищал Родину не с оружием, а с кисточкой для бритья в руках. А  мне мокнуть в окопе…
     - Гипнотизеры! Гипнотизеры  выиграют войну! - внесла военную  мысль  Матрена. -  Волнами гипноза можно прямо из  Генерального штаба шарахать противника!  В газете «Наш трудодень» читала!
     - А жиды все равно только и годны, что  стихи сочинять! - возник  бывший счетовод Однаков  - Больших   писателей из евреев в Советском Союзе и в помине не было. И в принципе не может быть! Как и героев в окопе.
- Это почему же не может быть? - навострил уши Пендер.
- Высунуться бояться!  - пояснил Однаков и продолжал. - Назовите мне хоть одного большого писателя из евреев?  Был  один  такой  Шелом-Алейхем, по маме  Рабинович, так он помер при Николашке. В советское время  вообще не было из евреев  деятелей культуры, равнозначных    русским гигантам , как  певцу Леониду Утесову, драматургу Григорию  Горину, артисту Василию  Качалову, поэту Самойлову.  Помню, приезжал к нам Горин  на Жидовку карасей ловить, так я ему таких жирных червей накопал!, отдавать  жалко!  А  он мне деньги за них дает, а зачем мне деньги, если я сам загорелся  порыбачить. Кое-как договорились. Заплатил он мне  за моих  червей половиной моих  червей.    Большой души человек! А Качалов, помню, на фронте бойцам стихи читал. Ну, скажите, разве еврей может на передовой, под гром пушек, стихи читать,  а  на рыбалке червями  поделиться? Нет  таких евреев.
- Ты не прав, наш эрудированный цифроед  оборвал бывшего счетовода Яша Пендер. - Есть такой еврей, который многих русских писателей выше на три головы. Мы его читаем и перечитываем всю жизнь.
- Это Карл Маркс, что ли? - вытянул ухо Ванюхин. - Так это же немецкий еврей, не наш. Его «Капитал» конечно... того…но однако...не того...
- Куда  ему до нашего!  - усмехнулся Пендер. - Цитатами из книг нашего еврея мы оживляем свою речь. По его книгам ставят фильмы и спектакли. Герой его книг самый чтимый среди героев нашей классики. В соавторстве с земляком, он ярчайшим стилем описал нашу, не такую уж окаянную, жизнь.
- Это кто ж такой? - вызывающе спросил уже и Ванюхин.
- Илья Файнзильберг! - торжественно произнес Пендер.
- Файнзильберг? Впервые слышу! - удивился   Ванюхин. -  Дезертир?
- В Америке  скрывается?  - добавил Однаков.
- Эх вы, тусклосмердящие души! А вы когда-нибудь слышали о писателе  Толстоевском?         
- Толстоевский? - переспросили оба.- Ты хочешь сказать Досто...Толстой?
- Я хочу сказать, что этим именем. под веселыми  публикациями, подписывались трое молодых одесситов - братья  Катаевы, Валентин и Евгений, и  Илья Файнзильберг. Потом, когда эта тройка распалась, образовался дуэт, вошедший в мировую литературу под псевдонимом Илья Ильф и Евгений Петров.
- Ооо - застонали дружно обсрамленные  спорщики  - Как это мы забыли!. Склерозники! Бейте! Бейте нас товарищ Пендер!. Знаем Горького, Фадеева, а такого нашего чтимого писателя забыли!  Ооо!
- Убивать надо таких знатоков  -  злорадствовал земляк  Ильфа и Петрова Яша Пендер и  добавил их фразой  из романа. - Из рогатки!  Как фраеров! Как демократов! Гнать из Партии!
Ванюхину почему  то  не понравился   начальственный  тон Пендера.
- Если бы ты не был хорошим человеком  моей жены,  -  сказал он сердито - я бы тебя сам  из рогатки! Не твое дело выгонять из Партии!
Но, тем не менее,  старички хлюпали носами. Им было очень стыдно. Забыть такого товарища! То есть не то, что забыть, а не вспомнить!
А ведь, хотя в этом трудно  признаться, герой романов  Ильфа и Петрова Великий комбинатор, занимал в их сердцах, сердцах  коммунистов, второе место  после  Сталина...  Или Ленина...
А Яша победно закрепил  успех следующим  заявлением:
; - Илья Ильф  родился, в Одессе, где же еще!   Воздвигнут  ли ему памятник? Никогда наша  благодарная,  в кавычках , страна,  не отмечала дня его рождения…И вообще у нас нет дня писателя, скорее «День грабителя» придумают... Великие евреи России! Поставят  ли вы  когда-нибудь  памятники? Бандере поставили, Стеньке Разину, Чижику-Пыжику...Федюху поставят...А вот Рабиновичу  нет...
; - И поэту Константину Симонову забыли поставить, -  грустно  поведал  Дристунович.
; -   Поэт Симонов не вернулся с фронта.. – дернулся Федюх..
 - То есть? -  отозвался Пендер. - Ты это чего мелешь, контра! Как это не вернулся? Неужто убили ?
 -. С фронта вернулся советский писатель..Номенклатурный работник, -  грустно продолжил Федюх.  -  а никакой не поэт. После войны он не написал ни одного порядочного стиха…Если бы убили на фронте, к лику святых причислили    бы…

После  перепалки   на литературную тему, голоса  стали   угасать Плелись старички, как  говорится, на автоматах. Ноги сами  тащили  их до жилищ. Расставаясь,  напоминали друг другу.
 - Завтра чтоб без опоздания! С лопатами! С энтузиазмом! С финансами! И помните  - не вверх, а вниз!
Ванюхин , как и положено лидеру, несколько обновлено напевал Гимн Советского Союза:   - Да здравствует созданный волей народов
                Великий могучий Российский Союз....
 -  А музыка  гимна  Михаила Глинки куда  величавее...  - прислушивался Дристунович.  - И у Чайковского  есть кое что помощнее...
 Пели петухи, гасли звезды, гордо выпячивались груди. Завтра, вернее уже сегодня,  начнется Великая Стройка небоскреба внутрь земли.


В не столь отдаленные  времена  в каждой деревне  имелся свой дурачок. Как бы штатный. По одному на деревню, не более.
Почему по одному? Наверно так угодно природе. У нее все расписано и уравновешенно. Если в кирпичиках мироздания заложено быть пяти процентам  гомосексуалистов от всего населения, то, как ни  бейся,  этот гнусный процент  не даст себя искоренить.  Известный селекционер Гитлер, при наведении нового порядка в Европе, поперевешал любителей чужих жоп и что же?
После  его ухода  особи с голубой каемочкой  восстановили свою  популяцию  и с удовольствием  продолжают  свои игрища.
Так же вечен и неизменен процент воров, проституток, тунеядцев и прочих ненармотивов, включая неистребимый класс бюрократов  и  ползуче завоевывающий  место под солнцем  класс бомжей. Последние так стремительно плодятся, что скоро не станет хватать помоек.
Но вот с сельскими дурачками  произошел   какой то непонятный сбой — они исчезли начисто!  Их не стало!  Образовавшуюся нишу заняли алкоголики.  Проклятая перестройка  и  изверги-демократы нарушили сельские устои. Сельчане разленились. Перестали копать огороды, пожрали скотину,  загнали   инвентарь, а на вырученные деньги  на покупали самогонных аппаратов. Появился  новый класс. Класс люмпен-крестьян. Традиционно блаженного дурачка сменил сметливый  тунеядец.   
Среди  неотунеядцев села Кацаповка  был особо  выдающийся представитель  новой волны.   Фамилия его была Опанасенко, но себя он  называл Ананасенко, в  миру же звался просто Ананас. В своей, более полувековой жизни, он не проработал ни одного дня. Вопреки железному большевистскому  постулату «Кто не работает, тот не ест», этот, косящий под дурачка, прохвост не сдох от голода, а наоборот был красноморд, в меру упитан, ежедневно в подпитии.
С плешивой, как у мыслителя  головой, он  вызывал  у некоторых  сельчан  законное сомнение -  уж  не скрывается ли под этой личиной  гигант мысли?
Про него, уроженца Кацаповки, так же  говорили — Где родился, там и спился.
Далеко не глупый  он занял нишу  дурачка, и она пришлась ему по вкусу. Его терпели и, более того, подкармливали.
Очень любил Ананас, в свободное от пьянства время, проводить на берегу реки Жидовка. Водилась в реке, несмотря на засилье демократов, кое какая рыбешка.
Выловит Ананас рыбку, загонит ее  рыболюбивому сельчанину, купит самогонщику, свистнет картошку с огорода  зажиточного Ванюхина, тем и жив был. На здоровье этот плешивый ребенок не жаловался, и сдаваться не собирался. Летом и зимой Ананас  обитал в шалаше  на берегу Жидовки, уютном, просторном и хорошо укрытым от глаз людских.
Прошлым летом, для украшения быта и для придания значимости в собственных  глазах, украсил хозяин свое жилище  портретом Президента страны. Цветное изображение Главы государства  Ананас позаимствовал  в журнале, оставленным  кем-то на пляже.  Журнал был измят и грязен. Хозяин шалаша постирал  изображение в  реке и на ночь     положил  под тюфяк, отчего портрет получился  отглаженный  и почти новый. Оставалось повесить его на стенку. Шалашевладелец пристроил  портрет  и зажил цивилизованной жизнью.
Присутствие Президента  вносило порядок и успокоение. Глава Государства стал  соучастником ежевечерних выпивок Ананаса. Старый алкоголик  поднимал стакан и, уловив в глазах Президента  одобрение, опорожнял его.  Ананас даже пробовал молиться  на портрет, но так как был от природы ленив, то из этого ничего не получилось. Все было хорошо.  Мерзость нагрянула неожиданно.
Какая то ползучая тварь исхитрилась    облюбовать портрет и оставить на нем следы своего  неблаговидного пребывания. Нижняя часть лица покрылась мурашками  и стала напоминать фрагмент диорамы Бородинского поля в разгар сражения. Ананас пришел в ужас.
 Возникшая ситуация   требовала радикального решения. Он намылил обувную щетку  мылом и, оглядываясь по сторонам, как бы не быть изобличенным в кощунстве, стал ею тереть  загаженное место. Порочные следы не устранялись. Самое простое это купить новый портрет. Но тратить деньги не на выпивку Ананас не мог, воспитание не позволяло. Да их и не было деньжат то...  Хорошенько поработав щеткой, он повесил Президента  сушиться на солнце. Нижняя часть лица представляла жалкое зрелище - сплошные  голдобины и пороховой дым.
Ананас не растерялся. Он раздобыл фломастер  и стал закрашивать покалеченные места на лице Президента. В нем проснулся художник.
Рукой двигало вдохновение  и, несомненно,  незримое присутствие Музы. В голове бурлили ассоциации и подсказки. Нечто, когда то отпечатанное в памяти, перло  наружу.  Как то само собой на лице Президента обозначились усы, которые тот  никогда не носил  и бородка клинышком. Они закрыли сомнительные детали. Так поступают  великие художники,  дополняя и исправляя шедевры.
Ананас не принадлежал даже  к их родственникам. Но его рукой двигала Муза, может быть та самая, которая  вдохновляла  местную знаменитость, земляка  Кац-Кацапова, о котором   будет сказано ниже. Верхняя часть  картины не  подверглась реконструкции.
Окончив  труд,  Ананас отошел  на расстояние, дабы полюбоваться  творением рук своих и... обмер!
На него  с портрета глядел выпуклыми глазами не Президент  страны, а ушедший в небытие  Самодержец Всероссийский  Николай  Второй,    ставший похожим  на  Президента России.!
Поразительное сходство! Что за наваждение! Что это  - шутка Чёрта, или Муза-подсказчица сошла с ума?
Много подумав и ничего не придумав, Ананас решил  оставить портрет  таким, каким он получился.  Николай Второй не  хуже Президента Второго!
Успокоенный хозяин шалаша водрузил портрет на видном месте и в тот же день напился под ним, как и полагается верноподданному  гражданину.
Почему то в голове вертелась  мысль:  - Николашку  Второго не расстреляли, а  выбрали на второе  Царство. Как он  был  Николашкой, Николашкой и остался
     Но странное дело  с этого момента, доселе   безоблачная жизнь дала трещину... Все пошло наперекосяк.  Настал период суматохи.
Началось с того, что местные райские угодья облюбовали так называемые новые русские  с нерусскими фамилиями. Общенациональная мерзость  не обошла стороной  село Кацаповка.
Откуда взялись  любители чужих  земель  никто не мог понять. Но их невзлюбили сразу  едва они обозначились. Чванливые, закрытые,  непонятные, они повели себя  так, как будто  вокруг них живут одни недоумки, мечтающие о  стеклянных бусах, которые обычно аборигенам навешивают на доверчивые шеи вместе с хомутами.
За один летний сезон вдоль матушки-Жидовки  выросла цепочка бронированных коттеджей, укрытых   от посторонних глаз длинным, как китайская стена,  забором  с колючей проволокой.  Нувориши  отгородились  не только  от  живущих  здесь веками «кацапов», они и реку огородили  от них.  Жидовка стала недоступной.
Веками речной водицей поливали огороды, стирали подштанники,   купались,  загорали, благодарили Бога за ниспосланную благодать.
И вот теперь все это утекло неизвестно, как и почему.
На заблокированном  прибрежном участке  новые хозяева жизни  резвились, визжали, плясали лезгинку. По ночам, будто все вымирало. Ни голосов, ни огонька. Только гулкий топот  бульдожьих псов, да  партизанская тишина.
Вообще то забор появился, как оборонительное сооружение задолго до возведения коттеджей. Известно, что  у нас  сначала возводят забор, а уж потом  все  то, что  положено быть за ним. Но этот  забор  вырос   по несколько  отвлеченной  причине.

Как только Гопсидоров звякнул строительной лопатой, как к нему, несчетным количеством,  слетелась  кавказская родня.
Коммунальных услуг не было и в помине, сразу же начались великие неудобства. Жильцам пришлось бегать на другой берег реки Жидовка,  где с незапамятных времен сохранился дачный  облезлый сортир со ржавым петухом на крыше. Петух выполнял  роль флюгера,  и служил украшением ландшафта.
Попасть на тот берег можно по шаткому мостику, возведенным еще пращурами также  в незапамятные времена. Горбатый  и продуваемый сквозняками как пушкинский   мост в  Царском селе, он  послужил хорошему делу. С утра до утра, по его хилым дощечкам забегали гопсидоровцы  в направлении сортира  примитивного, но вполне  приемлемого   для  сельской жизни…
Деревянное сооружение  соединяющие два берега скрипело мослами, но держалось.   Но, как известно, ничего нет вечного.
В ту пору   бездомный Ананас  тоже решил обзавестись жильем.
Он возмечтал построить одноэтажный шалаш без эклеров, арок и прочих архитектурных выкрутасов.  Но и даже при такой простоте требовался  строительный материал. Ананас пустился в поиски.
На краю родного села Кацаповка, под сенью старого развесистого дуба, некие любители природы  соорудили  вполне приличный  стол и сиденья  вокруг него. Все для отдохновенья и услады.
Ананас  наткнулся на этот райский уголок и решил, что  эта красота, как бы бесхозна, и потому,  пригодна для  оприходования. Он  разобрал  ее на  составные части  и уволок  к месту   своего строительства.  А на следующий день, как и положено  развитию жанра, под дуб явились подлинные хозяева  разоренного места. Это были  ветераны Партии села Кацаповка,  возглавляемые Ванюхиным.
Их ожидало жуткое зрелище. Милое сердцу пристанище было разгромлено.
Бесследно исчез артельный  стол с отполированными  боками,  чьи то варварские лапы  утащили дощечки заменяющие скамеечки. Старички опешили. Кому понадобилось обесчестить   милое их сердцу место?
   - Как же нам теперь без мебели?  -  раздались  горькие стенания. - На голой земле долго не усидишь, да и неприлично партийным без стульев жить.
После недолгих дебатов вынесли решение   отстраиваться вновь. Для этого надо немного: энтузиазм и строительный материал..
Сразу же  выбрали двух проверенных товарищей способных раздобыть  доски, колья и прочее необходимое для реставрации. Ими оказались бывший кавалерист на верблюдах Федюх и годный для засад немой Мычурин. 
   - Вооружитесь кетменем! - напутствовал их дальновидный Ванюхин - Пригодится!  У нас без боя ничего не достанешь!
Облаченные высоким доверием активисты бросились на поиски.
Ноги притащили их к вышеупомянутому, нацеленному на сортир, мосту      через реку Жидовка.
          Мост скрипел, ожидая судьбоносного  момента рухнуть в воду.
С дряхлых его мослов свисали, движимые ветром, деревянные части. . 
Поисковикам они показались самым подходящим материалом. 
Федюх взмахнул верным кетменем  и начал отдирать  доски.
Пространство огласилось  скрипом и стонами, взметнулась потревоженная пыль. Дело закипело. Зондер-злодеи спешили. И когда уже была заготовлена  порядочная  куча  досок и кольев, со стороны гопсидоровских угодий показались три спешащих женщины. Это были жены Адольфа Магомедовича  и нужда подгоняла их.
Вступив на мост  и увидев, как двое громил, рвут его на части, скорее вежливости ради, спросили:
     - Чего это вы делаете, мальчики? Мост ремонтируете?
Громилы торопились, им некогда сюсюкаться. В голове клокочет соображение, что мерзавец Ванюхин без них  уже открывает бутылки.
    - Наоброт ломаем! - огрызнулся Федюх.  -  Сносить будем!
Мычурин подкрепил реплику товарища  выразительным жестом.
Если бы раздался  гром с молниями и синим пламенем, он бы не произвел такого эффекта, как  эта новость.
- Как сносить??? - в ужасе закричали тетки. - Зачем сносить??? Как же мы     будем  бегать  на тот берег?  Соблюдать  культурные потребности?
- В кусты будете бегать, дамочки!  - простодушно пояснил  Федюх -
- В какие кусты?  -  завизжали дамочки. - Их повырубали! Не имеете права мост сносить! Это возмутительно!
- Имеем! - отмахивались грабители, один словом, другой жестом.- Начальство приказало!
- Сначала новый постройте!   
И видя, что уговоры не «достают», женщины скуля, побежали за помощью.
Заготовители  материала  заторопились. Но не успели завершить  грабеж.
Со стороны строящегося коттеджа, обгоняя собственные вопли, неслась разъяренная толпа кавказцев возглавляемая сердитым Гопсидоровым.

Он был босиком и с вилами наперевес. Женщины махали кулаками.
Злоумышленники поняли, что они погибли. Сейчас их начнут бить и может  даже утопят, сбросив с моста. Первым подбежал Гопсидоров. В лучах заходящего солнца его глаза горели тигриным огнем.
- Сволочи! - закричал он, заглушая крики толпы, - Кто приказал сносить мост? Где ваш прораб? Вы нарушаете конст...конст...право передвигаться!
- Какой мост? -  пробовали извиваться взломщики  - Мы чего? Мы ни чего.
- Я спрашиваю, кто приказал сносить стратегического значения объект? - бушевал Гопсидоров. -  Почему меня не известили! Арестовать негодяев!
- Сажать таких надо!  - негодовала толпа,  - Такие и Родину разберут на части, дай им волю!

- Мы пошутили.  –  выкручивались злодеи … - Мы нечаянно… Зачем нам его сносить  Мы больше не будем...ааа...
В тот вечер под дубом царило уныние. Омраченные большевики пили, как на поминках. Федюху из чувства сострадания наливали двойную норму…
А на покалеченном мосту всю ночь, перебирая босыми пятками, стоял  погруженный в думы Гопсидоров. И этим же утром началось возведение забора вдоль берега реки. Доступ  к Жидовке  прекратился.
По привычке сельчане с ведрами торопились набрать из  реки  водички. Они подходили  к  пограничному  пределу и останавливались в великом недоумении.  Водичку   можно было только обозревать  в щели  забора. Она  текла мимо, проявляя полное безучастие к стонам народа.  Удрученные кацапы собирались в кучи  и  негодующе роптали. А роптание, как известно, на порядок выше  безмолствования... 
        Как, бастующие шахтеры касками об асфальт, колотили они ведрами по забору,  сотрясая округу набатным звоном. Самые голосистые забирались на ближайший бугор  и кричали в сторону Гопсидоровки…
     - Враги народа!   Даже хуже!  Воры народа! Мародеры!  Китайцев на вас  нет! Присосники!  Инороссияне!
        - Нехристи!  - подливали керосина в огонь негодования   бабки. - Понаехало вас тут на все  готовое! Приехали в  православное государство, так принимайте христианскую веру!
 -  А не примите, убирайтесь вон! Чего в Россию то приехали? В Турцию  к единоверцам  побоялись , там вам не дадут разгуляться!
  - А уголовников вешать!  -  поддакивали мужики. - И в первую очередь   торговцев наркотой! Эти убивают наших детей, наш народ! В целях самозащиты мы должны их отстреливать, как врагов пришедших на нашу землю! Неужели мы не имеем право отстреливаться? Житья от вас нет. Приезжих!
; - Это от вас  житья нет, местных! - неслось из за забора.  - Поприживались тут на нашу голову! Убирайтесь в свою Сибирь! Или на Кавказ, там вас в три шеи примут
На призывы сельчан убрать забор  Магомедыч отвечал просто:
      - Не могу. Такова воля Аллаха.
; Захватчик кацаповских земель, владелец магазина, новый кавказец Адольф Магомедович Гопсидоров.  строил планы на будущее. Построенный им забор укрывал  владения от набегов варваров, но был прозрачен  и это очень огорчало.  Он планировал построить вторую  оборонительную линию, на сей раз  звуконепроницаемую..
Случилось так, что за этим демаркационным забором, считай во  вражеском стане, оказался шалаш Ананаса. Жилье  его не было обнаружено   новым застройщиком  только  потому,  что было хорошо  замаскировано в прибрежном ивняке... Сторожевые псы  не трогали Ананаса. Они  признали в нем своего  друга. Отлаяв вечернюю службу, лохматые  твари  забирались к нему в шалаш  и там, с ним в  обнимку, дрыхли до утра.
И вот теперь, настало чёрт знает что...
Худо пришлось Ананасу. Забор отгородил его от народа, от  покупателей  карасей, выловленных в Жидовке,  от огорода  Ванюхина. Денег нет и не предвидится.  Президент Николай Второй с укоризной  поглядывал   на  хозяина шалаша, не проявляя  к нему  никакого участия. Ананас стал испытывать некий дискомфорт  от общения с таким необязательным  сожителем. Он  начал подумывать о бегстве неизвестно куда. Он даже  достал глобус  и стал  прикидывать  куда податься. Говорят на Канарах хорошо жить. Где тут они? Но глобус хранил тайну. Канары не вырисовывались.
Как всегда выручила смекалка. Дуракам и пьяницам везет.
 
Лишенные доступа  к поилице - Жидовке сельчане  пребывали в большом недовольстве. Воды для житейских потребностей критически не хватало. Как назло выпало засушливое лето, колодцы от чрезмерной эксплуатации  измельчали...  Надвигалась засуха. Нашлись прожектеры  советующие повернуть  реку Жидовку вспять, в сторону от оккупированных нехристями  территорий. Даже  образовался комитет  по  восстановлению справедливости, но  председательствующий  в нем Гопсидоров  пообещал по секрету  обилие дождей и даже, чего мелочиться,  - потопа! Прожект  отклонили...
По утрам, томимые  жаждой сельчане, знакомой тропой пробирались к реке и   утыкались носами в неприступный забор.  С великим  унынием они наблюдали как мимо текла,  уже  не принадлежавшая им, водица.
- К топору зовите Русь!   - раздавались крики. - Рубите забор!
Этот народный призыв долетел до ушей Ананса. Не выдержав воплей  он схватил  хозяйственный  топор и выбрался из шалаша. Лениво побрел  к забору, который   от ударов ведер вибрировал и стонал. В щель он увидел старуху с ночным горшком  в руке.
     - Чего спать мешаешь?  - прокричал он. - Куда  Русь кличешь, старая!    Пугачевщину вспомнила?
Услышав разумную речь, старуха  взволновалась.
 - Воды! Воды давай! Хотя бы одно ведро!
Ананас все понял. Люди нуждаются в воде. Почему бы не помочь?
По дедовски поплевав в ладони, он замахал топором. После некоторых усилий проделал в деревянном заборе дыру, размером с кассовое окошко. И сразу же в отверстие  просунули пустое ведро. Ананас взял его,  сходил  к реке, наполнил и проделал обратный путь. Вручил в  чьи то протянутые, как для подаяния  руки, принесенное ведро. Тут  же сунули новое. Разумеется пустое.
Пришлось снова приделать  путь к реке.  Потом еще несколько раз.
После десятка ходок  благотворительный порыв иссяк. С Ананаса струился пот, а это уже пахло работой, это был труд. А его Ананас  с детства не любил.  Не слишком приближаясь к окошку, он прокричал.
- Все, господа-товарищи! Прием ведер окончен! Река закрыта на учет! Ухожу на обед! Обращайтесь в ближайшую дырку!
За забором взвыли. Артиллерийской  канонадой застучали ведра по доскам забора.  Сельчане  засемафорила кулаками.
Какой-то облезлый мужичок  просунул голову в  благодатное отверстие и жалобно  мямлил.
     - Отец родной!  Ананас Егорыч! Не дай помереть! Наполни  ведро. Десять рублей заплачу!
     - Что??? Десять   рублей? -  дернулся Ананас Егорыч -  Наличными? Сей секунд? А не обманешь?
В пропитых мозгах старого прощелыги мелькнула заманчивая идея. Запахло деньжатами!  Десять рублей не такая уж большая сумма, самая паршивая водка стоит не меньше ста,  - но если помножить десять ведер на десять ходок, то получится бутылка, а там и,  арифметики не надо! -  десять бутылок набежит!..
Ананас посмотрел  в щель. Очередь немалая. Пол деревни поди. С каждого по червонцу...не обеднеют.... Владелец реки просунул голову в окошко.
- Я с удовольствием готов помочь землякам в  деле обеспечения водой. Но это тяжелый труд. Он не всякому по уму... то есть  по плечу! До воды путь не близкий. Жарко. Комары кусают. К тому же все дорожает. За квартиру плати, бензин  дороже, чем в Америке... Но я пойду вам навстречу. Но уж вы тоже... по червончику.  С ведерочка...
- Понимаем, понимаем -  загудела толпа. - Как же... Рыночные отношения. Сейчас так, за все плати...Понимаем. Согласны.
Дело закипело. Никогда в своей беспутной жизни бездельник Ананас  не трудился  так резво. Стимул великий погоняло! Сначала  он  короткими перебежками таскал по одному ведру, но это сказалось на    производительности труда. Выгоднее таскать по два, а то и по три  ведра, если одно   взять еще и в зубы.
Червонцы потекли робким ручейком, но этот ручеек пополнялся и уже    журчал морским прибоем.  Шелест купюр заглушал все остальные  ненужные звуки. Ананас едва успевал уминать их в своих бездонных карманах ватных штанов.
 К вечеру очередь иссякла. Вконец обессиленный  предприниматель   и потрошитель, едва перебирая ногами, приплелся к шалашу. Плодоносную дыру в заборе  он  предусмотрительно  замаскировал.
В голове уже зрели излишне масштабные  планы   построить  насосную станцию, провести к забору водопровод, вывесить рекламный щит, а так же нанять негров  для  солидности и  регламентации.
Все это повысит доходы, жить  придется легко и свободно.
Лежа на спальном тюфяке, Ананас бросал взгляды на висевший портрет  Президента Николая Второго. Кроме одобрения в его глазах,  ничего осуждающего, не наблюдалось..  Это было добрым знаком.
Смертельно усталый Ананас  заснул сном праведного труженика.
Впервые за пятьдесят лет не  захмеленный. Сны ему снились самые радужные. То он пребывал в министрах  ведероделочной промышленности, то  командовал  небесной канцелярией  по делу обеспечения водой  родной Кацаповки, а к утру приснилось  нечто портящее всю картину..
Будто  сидит Ананас в огороде зажиточного Ванюхина, голодный,  непохмеленный, ни  копейки за душой... Никаких планов...Никаких надежд.
И вдруг сам  Президент Николай Второй меценат и благодетель пожаловал.
- Голодаешь? - спросил  он Ананаса.
- Голодаю, - отвечал Ананас
- Но кругом  картошка! .  Копай и обжирайся!   
Взял Президент лопату, накопал картошки, дал ее Ананасу.    Сожрал он ее. И опять голодает.
И опять явился Президент.
          - Голодаешь?
          - Голодаю.
         - Чего ж не копаешь?
         - Нечем.
 На этот раз подарил ему Президент картофелеуборочный комбаин.
       - Отныне   гуманитарная помощь будет не  в продуктах! – сказал Президент.          - А  в средствах производства! .    
Подогнал Ананас комбайн  на колхозные угодья. Выкопал  всю колхозную картошку. Продал ее Гопсидорову. Гульнул на славу и опять голодает.
  И снится дальше ему, как пришел Президент,  схватил оглоблю, президентского масштаба, замахнулся  ею  и ...тут  проснулся  Ананас.
- Не к добру сон... - подумал  он -  Оглобля плохой признак. 
Но  наступившее утро сулило блестящие перспективы.
Не умываясь  и не завтракая Ананас  побежал открывать золотоносную дыру.  За забором уже  гудела очередь.  Сельчане с нетерпением ожидали явление   влагоносца.
Забравшись на забор Ананас, не скрывая радости, провозгласил;
- Граждане селяне! С этого дня открывается оптовая продажа ценного дара природы -  воды. Без нитратов и пищевых добавок. Ветераны войны  и приравненные к ним  блатные,  обслуживаются без очереди!
- Ананас Егорыч! - раздались  отклики.  Заждались. Ублажь.
Сразу нашлись хитрованы  готовые пролезть без очереди. Их били ведрами по голове  и они кричали о нарушении прав человека.
Некий хитрила  бросил ведро  через забор, надеясь, что   Ананас тут же наполнит его.  Но вместо  этого услышал  пожелание  подохнуть от жажды...  Торговля  набирала обороты.  Кто-то принес коромысло  и это ускорило процесс отоваривания... За одну ходку к реке сметливый предприниматель приносил сразу четыре ведра. Тяжело, но зато прибыльно.
Ананас едва успевал  уминать в карманы купюры, Он  засовывал из за пазуху и  не считал. Все происходило, как в сказочном сне.
Но, как известно, у сказок бывает конец. И не всегда счастливый...
Точно в обед, в самый разгар торговли, со стороны коттеджа,  окруженный сворой рычащих псов, с оглоблей в руке, очень похожей на Президентскую, мчался   хозяин угодья  Адольф Магомедович  Гопсидоров.
Ему донесли, что в его владениях, на отрезке реки, принадлежащей  Гопсидорову,  бесчинствует некий Ананас, бродяга  и жулик. Мало того, что  он  живет  без  прописки на  чужой территории, так еще  ворованным добром торгует!
В воздухе мелькала оглобля.  Собаки, забыв прежние мирные отношения,  начали  рвать  на Ананасе его  парадные ватные штаны.
В страшном гневе Адольф Магомедович  схватил  наглого махинатора  за шиворот  и с силой запихал в золотоносное отверстие. Пробкой вылетел   Ананас из Рая. Толпа грустно сочувствовала.
- Покушение на собственность! - кричал сердито  Адольф Магомедович -   Торговать моей водой надумал, прохвост! Всю речку удумал продать! Такой и воздухом  торговать будет, выдай ему сельсовет лицензию! Ничего! Мы и воздух огородим от мошенников.  Поприжились тут на  нашу голову, местные! Вас сюда никто не приглашал!
Совершенно убитый случившимся, палимый солнцем, двинулся Ананас куда глаза глядят. Сбылся проклятый вещий сон. Нет в жизни счастья! Его потянуло  в  поле,  в просторы, в сторону горизонта...Он шел погруженный в тяжкие думы. По пути попался  развесистый дуб, от которого веяло  какой то,
как он вычитал  в журнале, энигматичностью и вигильностью…Под его сенью можно  предаться отдохновению и печали, побыть в одиночестве. Движимый неведомой силой, несчастный странник, направился к дубу. Пели птички, играли облака, можно пофантазировать, что это и есть Канарские райские кущи.. Бесплатные бананы и никаких  штанов не надо.


Это утро  было не радостно еще кое для кого. Для строителей подземного коммунизма  оно было настолько мерзко, что впору  отодвинуть  его правительственным декретом куда ни будь в следующее  поколение. Настроение каждого из них было такое, будто по предварительному сговору они, умышленно совершили убийство и сейчас  заставляют хоронить покойника за свой счет. Головы трещали, туловища  скрипели, в одних местах стреляло в других кололо и т.д. Да еще  в голове крутилась, какая то  дикая  мысль, что надо,  что то копать, что то строить …
-Ты не помнишь, чего это мы вчера  затеяли? - вопрошали старички друг у друга, едва повстречавшись.   
- Да вроде  копать яму, какую то собирались  Многоэтажную...

Старички спорили и не могли вспомнить, о чем  шла ночью  речь...
Временами в плешивых головах мелькала мысленка о вчерашней клятве  строить, что то  грандиозное и своими силами. И старички, конечно же понимали, что никакой стройки не будет  и не может быть. Но на всякий случай не надо высовываться.  В старой сказке о голом короле  все знали  каков король  на самом деле. Но не  находилось смельчака, который  крикнул бы: Король то голый!  Ибо последуют оргвыводы. Сочтут дураком, не видящим перспективы,  лишат хлебного места и, не исключено, упрячут в дурдом.  Уж лучше  помалкивать и поддакивать. Общий идиотизм  нормален, когда он общий. Поэтому строители Съезд-избы,  проявив  коммунистическую  сознательность, сделали  вид, что  согласны строить, копать, штурмовать. Главное поклясться, пообещать...
 Уже  к обеду они   собрались на старом месте. Под дубом.   Стояла лютая жара, такая бывает, когда дело требует прохлады. Проклятые буржуи придумали для себя сиесту и прячутся под зонтиками от Солнца.
Компания старичков сидела под дубом, погруженная в  думы.
Карл Ванюхин, как и положено лидеру,  страдал  больше всех. Он обхватил голову двумя руками и,  игнорируя  товарищей, стонал.
Матрена глядя на его мучения тоже стонала.   Из солидарности. 
От Карла, как от вдохновителя и организатора  грядущих побед, ждали активности.  Ждали директив.  И он, мобилизовав силы, их дал.
- Здоровье надо поправить, товарищи, -  произнес он  могильным голосом  - Партии требуются здоровые члены. Как вы смотрите, товарищи, если мы, перед началом трудового  подвига, поправим..., гм..., здоровье? Поправим, а уж  потом с новыми силами повкалываем.  Кто хочет поддержать большевистское  предложение  поправить здоровье?
Пендеру понравилось первое предложение — поправить здоровье, а вот повкалывать, да еще по большевистски... На этот счет у него свое мнение.
- Я недавно  из больницы вышел. Работать не горазд. - начал он  ныть
- Не вылечили что ли?  - поинтересовался Федюх.
- Не вылечили...В больнице, скажу я вам, не лечат, а только деньги дерут.    А надо наоборот! Не деньги с больных драть, а  им платить!      
- Больным? Платить?  За что? - оживились строители коммунизма.
         - Да, платить. Премиальные. За муки и унижения,  перенесенные в палатах. Как коммунист коммунистам я скажу, там сплошная контрреволюция!  Зав. отделением доктор Мертваго, -  так его даже свои называют, -  совсем охамел. Заставляет больных возить себя по палатам в инвалидной коляске.  Да еще галопом.  В его кабинете  две двери. Одна для народа, другая для   блатных. Или платных, как хотите  А придешь на прием к врачу в поликлинику... Вы думаете, он вас будет осматривать? Не угадали. Он   будет вас слушать. Слушать  и писать, слушать и писать. Что вы ему наговорите, то он и напишет. Вы будете час рассказывать о своих болячках, он час и будет писать. А еще пожалуется, что медицине известно более 30 тысяч  болезней. Из них изучено только 5 тысяч, а 25 не поддаются лечению и происхождение их неизвестно, чего же вы хотите от меня? Их много, а я один. А рецепта не даст…
- Хотят образованность свою показать вот и пишут. - изрекла Матрена. – Кому жаловаться? Президенту?
 - Сказал тоже  -  Президенту!  - ухмыльнулся Пендер. -  Президенту некогда заниматься делами. Он  в  разъездах. По заграницам путешествует. Вот если с него взять подписку о невыезде, тогда может  найдет время  заняться делами.
..         
О работе, ради которой  собрались, никто не вспоминал. Говорили о чем угодно, умело обходя  все то, что  связано с ней. Больше нажимали на политику, самую занозистую тему в природе. Ручеек   мыслей о  Съезд-избе  растворился в океане болтовни.
- Чистить надо Россию!  - глубокомысленно изрек  Федюх.
 - Всю страну придется отмывать, – согласился Пендер. -  Но мыла не хватит. А вот судить небольшое количество...гм...миллионов, надо!
- Судить? А судьи кто? Присяжные? -   спросил   Однаков. - Не смеши! 
- А что, разве нельзя судом присяжных судить?
- Нельзя. Такой суд судит не по Закону, а по понятиям. А понятия, сами знаете, откуда родом. Они доводят до абсурда.
- Это как  же  до абсурда?
;     - А так!  Суд  присяжных своими домыслами подменяет вердикт следствия.  Вот ты  Дристунович  убьешь Пендера, следствие это докажет, а  суд присяжных в  лице Матрены Пузовой и Мычурина вынесут  свое понятие.  Скажут, не убивал Дристунович, а если и убивал, то все равно не убивал. Не виновен. Наказания не заслуживает. Ищите другого, негодяя, Ванюхина, например.
;
     - Меня? - обиделся Ванюхин.  - Лучшего друга Пендера? Да я  и в кино о себе такого не увижу!
;     - Убивал но не виновен! - проворчал  Однаков. -  Вот  был случай  недавно  в Нижнем Абдурахманске...Там один пролетарий замочил олигарха по   кличке Черная Морда. Ворюга из ворюг был   Черная Морда.  Ну пролетария в народный суд повели.  Все думали вышка  пролетарию  обеспечена. А он в суде возьми и .  заяви  , что убил олигарха  не в результате пролетарской ненависти к буржуям,  а с  целью самозащиты.  Он, пролетарий, чуть не сдох с голода по вине жиреющего олигарха! И пока олигарх  не свел  в  могилу голодного пролетария, пролетарий  и грохнул  олигарха. Опередил! Разве пролетарий   не имеет  права защищаться?   Суд присяжных оправдал его!
- Да здравствует наш Суд присяжных, самый присяжный  суд в мире!. - прокомментировал реплику Ванюхина  Федюх. - Убийство  не есть улика!
     -   Не очень и не всегда! -  хохотнул Пендер, сочиняя на ходу:   
Из за  отсутствия улик
               Расстрелян маршал был. Кулик.
-  Был бы человек, а улика  для него всегда найдется! -  припомнил народную мудрость  Однаков…
- Дурдом! - вякнула Матрена. - Абсурд!
- У нас вечный абсурд! – согласился   Дристунович.
Наконец  топтание на одном месте надоело.  Вконец истомленный пустословием Партийный поводырь  произнес: « Эх! .»..  И это красноречивое, похожее на тяжелый стон, слово,  было понятно всем.
Присутствующие  приняли  его  безоговорочно.  Старички засуетилась с таким подъемом, будто  нарисовался  почтальон с пенсией. Они взглядами подбадривали друг друга, лица их сияли, руки сами тянулись к карманам.  Но тут  выяснилась  унылая картина. Вчерашние жертвователи миллионов на постройку Храма, обладатели заначек  и несметных богатств, на сей момент  не имеют за душой и рубля мятого. Что то не то...Запахло конфузией..  Призывное « Эх!»  повисло в воздухе.  Началось грустное , как панихида, канюченье. 
- Жена все отобрала... - промямлил  Однаков  -  Нечего дать...
-  У меня  жена сапоги купила... -   в унисон пропел Дристунович.
- Мама  хворает. Выслал в Одессу всю пенсию, - добавил  Пендер...
- А я всю ночь  сундук  шмонал. Пустой, как барабан.-  расстроился Федюх.   Иван Мычурин  обмолвился всем понятным движением рук, Матрена потрясла юбками, а сам Ванюхин грустно повел очами.
- Жмоты! Трепачи! -  только и сказал он. -  Что вчера говорили на Пленуме? Горы свернуть обещали, кошельками  тряхнуть… а на деле. С такими  не только коммунизм, курятник не построишь! Выгоню всех с Партии! Хотя бы  по рублю дали!  А ну, проверить заначки
С печальными минами на лице, как провинившиеся  школяры, начали  ветераны Партии обыскивать самих себя.
Кое-что в народной заначке всегда  найдется.
Из потаенных  мест    старички извлекали мятые купюры и величаво, как будто жертвовали  на постройку танка времен Отечественной Войны, клали их на стол фанерный.  Набралось, худо-бедно, на две бутылки, что вообще-то неплохо для начала, которое, как известно, имеет  продолжение.
В магазин делегировали достойнейшего члена  общества Федюха.
Бывший редактор Дристунович  не удостоился такой чести, хотя   и изъявил желание.-  Гонец в один конец! - припомнили ему, случай, когда он, наделенный  полномочиями и подотчетной суммой денег, не вернулся  с задания, а распил с  подвернувшимся у магазина Ананасом заказное  горячительное. 
- Суши ногу! - сказал  ему знакомый с морским делом Федюх. -  Не оправдываешь  доверия
Председатель же  выдал   директиву  не нуждающуюся в дополнениях.
- Быстро сгонять в Кацаповку! Партийное поручение!
( Уместно напомнить, что  Предводитель местных коммунистов Карл Иваныч Ванюхин недолюбливал название родного села. Кацаповка! Хохлам на радость! Вот если бы Карлмарксовка, - другое дело!)
Федюх дернулся в сторону села  и вернулся более чем быстро. Припер четыре добрых бутылки  сивухи приобретенной  у местной самогонщицы  Соньки Золотая Сучка, самой уважаемой тетки на селе.
Во время визита к  Соньке случился небольшой казус. Перед самым его приходом погас свет. Производство самогонщицы было упрятано в темном погребе. Произошла заминка. Перебой в торговле...
- Чего это погас свет? - набросилась на Федюха старуха.
Федюх и сам был озадачен. Срывалось мероприятие. Поэтому зло ответил;
      - Как?  Ты разве не знаешь? Электростанцию взорвали! Диверсию учинил террорист-смертник…Три месяца света не будет, пока не отремонтируют.
- Откуда известно? - засомневалась самогонщица.
- По телевизору только что передали! - брякнул Федюх…
Самогонщица заохала. Как же дальше жить? Но диверсия диверсией,  а
торговать надо. Старуха зажгла свечу и полезла в свои подземное хранилища. Федюх за ней. И  покупатель, пользуясь  моментом, сумел в полутьме заполнить вместо  двух оговоренных бутылок — четыре, что  было страшным упущением со стороны,  внимательной при расчетах, торговки.
Когда они вылезли наружу свет уже дали… Гремел включенный телевизор, пылали ночные лампы. Старуха пронзила  колючим взглядом лгуна.
- Ты чего врешь змей подколодный! Как ты мог услышать по телевизору, что электростанцию взорвали, если телевизор без света не работает?
- У меня на керосине  телевизор работает! Еще с царских  времен!  - крикнул Федюх выскакивая на улицу. Вдогонку неслись проклятия.
Трубить сбор нет необходимости. Готовность номер один - всегда!
- Поправим головы, товарищи! -  поспешил призвать  членов ячейки коммунист Ванюхин. -  Святое дело  похмелится, прости Господи, что я в тебя не верю.
Выпили по одной.  Затем по второй.  Разумеется и по третьей.
Ванюхин начал подумывать, что бы такое сказать народу? В голове смутно начало проясняться нечто серьезное и  обязательное. У стойких коммунистов  мозги  устроены так, что кроме партийных параграфов, ничего другого переваривать не могут. На поверхность всплыло принятое вечером решение строить  Избу-небоскреб. В кратком докладе  похмеленный Предводитель  изложил  о цели сегодняшнего сбора: Пора засучивать рукава.
 Похмеленные   старички закивали головами.  Загорелись энтузиазмом. Строить, так строить! Под самые небеса! Или , наоборот, вглубь... что то  не помнится...
  Осторожный Однаков  заикнулся, что  разумнее, надежнее   и проще  строить избу горизонтально. 30 избушек соединенных в цепочку! Можно растянуть ее до самой границы! До, как ее? Гималазии!  Но его тут же устыдили в политической близорукости. Стратегические объекты у границ не строят!  Кроме того  горизонтальное строение не отвечает идее штурмовать небо.
Да и вечно бездомные демократы оттяпают половину избы под свое жилье, если она  оттянется до  горизонта. Не уследишь  и  никаким судом их  потом не выгонишь. Несколько затянувшиеся прения прервал Предводитель.
; А не  хватит ли нам пребывать в незаслуженном перекуре, товарищи! Пора, пора  поплевать в ладони!  Надеюсь не надо напоминать о задачах нашего генерального курса? Так за лопаты же, товарищи! Вперед!
Старички зашевелились  и даже  приосанились.
И тут выясняется, что лопат нет. И топоров тоже. И вообще никакого инструмента нет. Запамятовали старички... Никто не принес так же граблей, и тяпок. И другого шанцевого   подспорья.
Все  с великим недоумением  обменивались взглядами, пожимали  плечами. На лицах обозначились скорбь и раскаяние. 
- Перебрали вчера...Бес попутал. С кем не бывает? К тому же склероз...
Ванюхин высунул нос из под фуражки  больше, чем  требовала партийная необходимость и потряс кулаком.
- Так... Это что же? Саботаж? Отклонение от линий Партии? Или просто безответственность? Вы из Партии захотели вылететь?   
        - Карл Иваныч... Бывает... - заканючила партийная паства. - Память подвела. Виноваты. Исправимся. Уж ты нас не выгоняй... Выговор залепи... Строгий.  С занесением…Торжественно обещаем, что ни прикажешь   все сделаем..
- Дезертиры! - бушевал Ванюхин. - А знаете ли вы, что  ведала в своей тронной речи Королева Англии в феврале 2010 года?  Она сказала — Свобода, справедливость  и ответственность! Ответственность! Даже буржуазная Королева призывает к ответственности! А вы?  Представители  передового класса рабочих, крестьян и администрации, увиливаете от ответственности! Позор! Нет на вас Королевы английской! Я вас повыгоняю не только из партии, но и похмелья лишу!
Старички дружно всхлипывают. Такая кара, да еще на больные головы. Разрядил  обстановку  Федюх.
- Кетмень! Кетмень, товарищи, который мы храним в дупле!  Это  же орудие коммунистического труда! При его помощи мы выкопаем любых размеров яму, свернем горы! Проверенный инструмент! Кетмень и молот наш девиз!
- Ура!  достанем кетмень из архива! Возьмем его в потные руки! Уж с ним то мы... -  воодушевились старички.
Восточная мотыга была немедленно извлечена из дупла на свет Божий. Десяток рук вцепились в нее. Запел дамасский металл, взгрелась сандаловая рукоятка.  Старички, кряхтя и пукая, исхитряясь все сразу ухватиться  за  кетмень, принялись долбить  землю... Полетели комья, взметнулась пыль, образовалась  небольшая лунная ямка.
Всем хотелось отличиться на ниве великой стройки... Матрена трясла задом, отпихивая самых активных. Энтузиазм охватил и Ванюхина. Он сел на пенек и стал в блокнот записывать особо отличившихся... Встревоженные вороны метались в поднебесье, тряслись листья на старом дубе…
- Осторожнее! Осторожнее! -  вдруг  остановился Пендер, разгибая спину. - Не исключено, что  мы затронем археологический слой. Кто знает, может здесь захоронение останков Неизвестного Секретаря  Обкома, а мы их кетменем! В Египте, что случилось в прошлом веке? Там археологи докопались до могилы Рамсеса Седьмого.  А еще глубже  откопали его внука Рамсеса Второго, тоже египетского  африканца. И вот уже целый век не могут понять,  как это  седьмой  помер раньше  второго? Дальше не рискнули копать. Не обсудить ли и нам это дело? Как бы не натворить чего! Копнем не туда, откопаем  Секретаря горкома, тоже будет загадка, откуда он  взялся в эпоху неолита? 
Работа приостановилась. Судьба египетских Рамсесов  взволновала всех.
- А вот в Перу, -  присоединился к Пендеру Дристунович, освобождая руки,  - докопались до пещерных росписей. В одном месте нашли рисунок пятитысячной давности с изображением — кого бы вы думали? Космонавта! В таком же сферическом шлеме, как у наших покорителей космоса. В скафандре! Это значит, нашу Землю  инопланетяне посещали еще до потопа.
-  А с чего ты  взял, что это космонавт?  - оторвался  от кетменя и  Федюх. - Может это перуанский акванавт в водолазном костюме? На рыбалку собрался. Может это ихний передовик производства, запечатленный на Скале Почета! Вот я помню, в Туркмении тоже копали и....
- А может это, в самом деле, космонавт, которого  придумал   пещерный   фантазер?  - прошептал пораженный собственной догадкой Однаков -  Фантасты, надо полагать и тогда  сочиняли неплохо! 
- Как бы там не было, - присоединился  к говорунам Федюх, -  но по телевизору сообщили, что разумную жизнь на нашу планету занесли более продвинутые, чем земляне,  ребята. Мы их потомки.
  - А зачем эти  высокоразвитые разносчики жизни. -  внесла разумную мысль Матрена  -  занесли к нам на Землю неандертальцев,  питекантропов и прочую волосатую  заразу. Могли бы  себе подобных оставить  на развод. А не оставили! Может их и не было, разносчиков то? Земля нас сама нарожала
   - Вот именно!  - поддержал Матрену  мудрый одессит  Яша Пендер.- Академики  кричат, что  жизнь на нашу Землю занесло из Вселенной! А, позвольте вас спросить, а туда ее, откуда занесло? Может наоборот: Земля была мамой для вселенной?
     Этому нас учит Диалектика  и Астрономический  материализм. Неожиданно поддержал Матрену и Ванюхин. Для убедительности он снял с головы фуражку постучал кулаком по лысине.
       - Это сперма   разлетается после Большого Взрыва  - подковырнул  Федюх, партийного бюрократа. – Она  разлетелась по всей  Вселенной, образуя,  жилплощади, годные  для обитания. Из этой спермы образовалась  и  всевозможные  особи, включая нас, большевиков! Вселенная, как учил  твой теска Ванюхин, Карл Маркс, однородна  и  одинакова как арбуз!

       
Научный спор разгорелся не на шутку. У всех за душой хранилась какая то заветная мысль. Строители коммунизма стали в кружок и уже им некогда было заниматься делом. Мычурин со своим  мычанием не мог участвовать в научном галдеже...Он был единственный, кто не выпустил кетменя из рук.  Его подмывало трудиться  и ему было стыдно  за товарищей бросивших работу. Выждав момент  он  забросил кетмень в кусты и тут же известным жестом изобразил свое негодование,  которое  не всякому говоруну  под силу и которое  если перевести  на общепонятный язык означало;
      - Все мы разгильдяи  и ничто разгильдяево  нам не чуждо!  Но  надо же и коммунистическое сознание иметь!       
      - Ты умнее самого себя! - зашикали на Мычурина. - Ишь разболтался! Болтун находка для шпиона!
До глубины души  оскорбленные выпадом немого товарища  ямокопатели, столпившиеся  вокруг  потревоженной  земли,  подняли  такой  шум, возмущения при  котором работать стало  совсем  неуместно.
Слово взял Первый лентяй ячейки Яша Пендер. Он сказал.
        - В уставе КПСС, который мы чтим, как Уголовный Кодекс, ничего не сказано о перекуре. Это потому, что Ульянов-Ленин был некурящий. Но он предвидел, что перекур необходим пролетариату, как лопаты, как топоры и грабли. Как хлеб и пулеметы. Не  объявить ли нам товарищи, перекур, о необходимости которого    мечтал  Вождь мирового пролетариата?
       - Одобряем! Одобряем! - загалдели все разом -  Перекур сплачивает массы! Предлагаем включить в повестку дня вопрос о всероссийском  перекуре! 
      - Заметано! - поразмыслив,  сказал Первый Секретарь. - Пусть наш перекур будет не омерзительным простоем в работе, который на руку отъявленным лодырям-демократам, а живительная пауза! От имени  тридцати предыдущих Съездов, объявляю наш заслуженный  перекур,  открытым!
Некурящие старички сделали вид, что закурили и тут же жалобно заныли:
    - Откроем...откроем.  А чего открывать то? Все бутылки давно по открывали... Проглоты окаянные! 
Грустно поведя очами в сотый раз  осмотрели   стол с опорожненными бутылками. От него за версту несло  дрянью и мерзостью.
Солнце палило, перекрывая нормативы, жара плавила мозги. Уже не хотелось ни шевелиться, ни думать. Семеро    коммунистов уселись под дубом и принялись молчать. Требовалось  какое  то революционное решение.
     - Перекур то мы открыли. -  высказал общее мнение Дристунович. Но на сухую. Обмыть не мешало бы  это мероприятие.
      - Отставить! Нас ждет работа!- оборвал  соблазнителя Ванюхин, но так  неуверенно, будто в нем  говорил рядовой член Партии.
     - Какой дурак будет работать в такую жару? - вякнул Федюх. - Загнемся от непосильного труда. Тут нужны добровольцы, молодежь...
     - А где их взять, молодых то?  -  сказал Однаков,  - Их нет. Бабы отказываются рожать.  В семье по одному ребенку. Скоро слова «брат» и «сестра» выйдут из обращения. Их забудут за ненадобностью. Останутся на селе одни тещи. Да мы...
- Да и дети, какие то  не те,  - заметил Федюх — Родного папу называют папуасом, а маму  Матильдой...
- Сами рожайте!  - буркнула Матрена. -  Сейчас за это деньги платят. Цыганки и кавказки очень этим довольны. А я бы платила только вымирающим народам - русским, да чукчам.
- Это почему же чукчам? - удивились некоторые.
- А что б за шовинизм про русских не говорили. Будь я   Директором   страны я бы  построил вокруг России  Великий Русский забор и ..
-  И начал бы бомбить все, что за забором!
          - Зачем же бомбить? -  устыдила  Матрена. - С перенаселением можно справится по-другому. Для этого медицина есть! Она запросто разрешит этот вопрос.
- Это как же она решит?
- При помощи презерватива!
- Браво, Матрена! - раздались  аплодисменты.  - Презерватив спасет мир! 
         - Только он! А не какая то красота!
         - Но хватит ли резины на всех, Матрена? Население растет быстрее, чем производство.

- Хватит! - авторитетно  заверила Матрена.-  Советский презерватив многоразов!
- Ну, ты даешь, Матрена! - хохотнул Пендер. - Одесса подарила России много великих личностей... В том числе несчастнейшую женщину  Фани Каплан.  Так она хотела спасти одну  Россию, а ты Матрена  - все человечество! И чем?  Не   пистолетом, как она, а  презервативом! Браво! А, кстати, сама то чего не рожала?
- Да если бы за это платили трудоднями, по сто трудодней за ребенка, я б с Доски Почета не вылазила. - отвечала  мудрая доярка  -   А ты Федюх чего не рожал детей? С твоей рожей на  папу-героя  потянешь.   
;    Верблюжий кавалерист предпочел  уйти от ответа
;    Да... -  начал он рассуждать. - Страшно помирать, когда вокруг все так прекрасно! Жизнь полна радостей, лежи себе на диване! А к  тебе пожалует старуха с косой, пнет с дивана...и уйдешь следом за ней ...навсегда.  Насовсем. В землю темную упрячут.  Здоровый, полный сил. Уж если  уходить из жизни, то  - больному, немощному, кому жизнь уже не в радость.
       - Вот именно! - откликнулся  Однаков. - Неправильно все это! Надо что то переделать! Например, в тюрьму сажать человека перед смертью... В тюрьме помирать не страшно. Как только человек получит пенсию по старости, так его  туда! Последние дни в камере не покажутся такими  уж невыносимыми. Наоборот, это  избавление от тягот мирских! И ему будет легче и государство на пенсии сэкономит. Вот ты, Пендер!  почему еще не на нарах? Лежал бы  в камере под  вывеской «Бздеть по очереди!», покуривал бы чинарики, да умирал  в свое удовольствие.
    Дристуновичу надоело молчать
  - Мозг человека не в состоянии понять  бесконечность Вселенной -  мечтательно произнес бывший  редактор сельского органа.   – Вот вы, например, можете  представить  бесконечную, веревку? Простую бельевую веревку… Так вот сколько  ты ее не растягивай, сколько не наращивай, она все равно  кончится.  Но вот, что  знали древние египтяне.…Недавно в Египте откопали    гробницу. И, представьте себе, нашли там ученое письмо. Нигде не опубликованное. А в письме том  научные формулы изложены.  И есть там  факт  о бесконечности нашей Вселенной.
      В этом месте галдеж прекратился. Похмеленная аудитория вытянула шеи.
      А Дристунович продолжал.
   - Как известно целую  неделю Всевышний  трудился   над сотворением  Вселенной. Он наполнял  ее  звездами и  Галактиками. К концу недели  он   устал , присел  на метеоритный камушек, задумался..: сколько еще можно  строить эту   Вселеную?  Пора    ставить  точку.   Но вот  незадача -    где  остановиться?.
А Сатана. как известно,   не дремлет
   -  Устал?  -  спрашивал он Создателя. –  Кончай  ты это дело.  Отдыхай..
    -  Не могу. Надо  сначала   Вселенную доделать.  В  каком месте  ее  кончить,  где точку поставить? 
  - Нет проблем! – ухмыльнулся Сатана. 
И дал Лукавый  Всевышнему обыкновенную веревку.
И посоветовал этой веревкой отмерять границы своих работ. Подвесил на небе Галактику – отмерь, подвесил другую, тоже отметь. А когда веревка  кончится здесь и ставь точку, Тут и будет конец света . 
Обрадовался  Создатель. На всякий случай  спросил :
  - А если не поверят, что  это  не  конец ?
  -  А ты Плакат с объявлением «Конец света»  повесь ! – съязвил Лукавый.
  И задремал Создатель…
  - А  Сатана  втихаря закольцевал  концы,  веревки   и стала она  бесконечной.  Всевышний не заметил проделки лукавого,  стал отмерять  ею  пространство
 перебирает ,  перебирает    и сам  не  поймет, когда она кончится, проклятая..
 Оттого  она и бесконечна.    
     Помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Только Федюх выразил особое мнение.
   -  Чушь  собачья! . -  Сначала тебе Дристунович   надо клизму вместо телескопа  вставить Через  задний проход е скорее конец света познаешь! 
- Во вселенной все бесконечно. -  вставила свое слово  и Матрена. – Все бесконечно, кроме бутылки. Вот она не может быть бесконечной…в ней всегда присутствует конечность.  Вы когда-нибудь  видели,  что бы в бутылке  оставалось хоть одна капля  влаги до утра? Не было такого случая в природе мироздания!
- Не было.- согласились с  женской  логикой  старички. -  В бутылке  всегда найдешь   конечность... нашей  горемычной жизни.
Мычалов подтвердил общее мнение выразительным жестом...
И, как бы подводя черту  под  космическими высями,  доморощенные космознатцы  сосредоточили  внимание на, земельной  обыкновенности, фанерном  столе. На нем уныло  стояли   сивушные  бутылки, пустые  и  холодные, как космос. Они свидетельствовали о бренности бытия и о том,
что все так неустроенно  в этом бесконечно глупом  мире.
Хотелось сесть на камушек и погрузиться в размышления. Оказывается, старые  пещерные  темы могут беспокоить даже адептов  такого  передового мышления, как Марксизм-Ленинизм - самого  прогрессивного! Ванюхин  с ноткой грусти  вдруг поведал обществу,  что благодаря  этому  передовому мышлению в числе многих достижений  науки, был изобретен алюминий. И что сначала он стоил  дороже золота. А об этом якобы пронюхали   промышляющие  у ворот химической лаборатории, цыганки. И при гадании они уже не канючили апробировано  у попавших в их сети химиков: -  Позолоти ручку дорогой! - а научно требовали:
- Проаллюминь ручку коллега! Академиком будешь! Член-корреспондентом будешь! Нобелевку  схлопочешь!
Незаметно уходило время.  И  неизвестно сколько бы   длился философский перекур, если  бы на сцене не появился новый человек — местный  оживитель  тишины Ананас Егорыч Опанасенко.
Он, безмятежно,  насвистывая похоронный марш, приближался к компании непохмеленных  старичков,  увлеченно  спорящих под кроной дуба о загадках  Космоса и  его  влиянии на их судьбы.
Как было упомянуто выше, в каждом людском  обществе имеется уникум. Бывает их и  больше, но выделяется самый талантливый.
На курорте  обязательно присутствует псих,  доводящий своими придирками обслуживающий персонал  до истерик, в больничной палате  хрипун, в подъезде любого дома  есть крикливая старуха, в  очереди возмущенный стоялец, на работе завистливый склочник и т.д. Даже в яслях имеется сопляк,  мешающий нянькам  поболтать. Уж, наверное, так Всевышнему угодно -  один  Фюрер, один директор, один козел отпущения.  Двоих  на одно место не запрограммировано.  И Ананас  не нарушил природных канонов…
Свое уникальное дарование  деревенского тунеядца он ни с кем не разделял. Запойные селяне не гнушались убивать депрессивное время в его компании. Это был необходимый человек, звено в цепи  сложившихся отношении  в обществе, отдушина, палочка-выручалочка и т.д.
Итак топтаные сапоги принесли старого алкаша к старому дубу, к месту    притормозившейся   стройки коммунизма.  И, как оказалось, в нужный момент. Партячейка  решала неподъемную задачу — как, на  заимствованную  в партдупле  заначку в сумме  2 рубля 87 копеек, приобрести хотя бы бутылку дешевого самогона. Как ни напрягай мозги, за такой неприличный  мизер счастья не найдешь.   Здесь необходим небольшой экскурс.
Ученые академики многое чего  не  успели открыть. Много загадок и  открытий ждут своего  Ньютона и  еще  не родившегося  на свет гениального Краковякина которому предстоит  повернуть время вспять.
( На его могиле у Кремлевской стены  потомки узнают годы жизни великого святотатца; «2150-2070 н.э.» )
Не так давно открыли микроволны, о которых  Жюль Верн не мог и мечтать. Вот-вот извлекут на свет Божии гипотетические Темную Материю и Темную Энергию, а также иные темноты, включая  финансовые. Прозорливые люди  так же  утверждают, что  кроме  них . существует в мире также Темное Начальство. Оно вроде мафии, его никто не видит, но оно командует, как пожелает.  У этого  Темного Начальства   Государственные Чины  не более, как марионетки.  Ежели, кто  вякнет против него,  так сразу же непонятливого «мочат в сортире».
Много  таких  неоткрытых субстанций порхают над лысинами исследователей, ожидая своего часа.  Но одна  из  них - Темная Информация- давно  висит на кончике пера. Ее волны  постоянно и  неотрывно генерируют  в  нашем подсознании, они кишат  в общениях  между отдельными лицами и компаниями.
Приводится пример того, что эти волны есть.               
Идут три друга по дороге... Молчат. Покуривают. Доходят до продуктового магазина и не сговариваясь, не обмениваясь взглядом, сворачивают в него, подходят к прилавку, дают продавщице деньги и та, не справляясь  что нужно  молодым людям, ставит три бутылки водки. Чем объяснить  этот  странный факт? Только тем, что в воздухе носятся икс - волны  несся  нужную информацию и улавливается  теми, кому надо. Если бы не было этих волн, друзья прошли бы мимо магазина, продавщица лишилась дохода, государственная казна  не пополнилась, на оборону денег не хватило бы. А там... страшно подумать...
Очевидно, эти самые волны, жгли мозги и проедали печени озадаченным  обладателям двух  несчастных рублей с копейками. И стоит ли говорить, что они соприкоснулись  с волнами  исходящими от пришельца в ватном одеянии. Они сублимировались  с ними, приобрели реальную субстанцию и даже  звуковое сопровождение. Стоило Ванюхину выдохнуть  традиционное «Эх!», как Ананас  расшифровал в уме этот позыв и сочувственно уточнил.
- И много не хватает? Сколько добавить?
-Два рубля восемьдесят  семь копеек имеем! -  не стал прибедняться Ванюхин. -  Не хватает 98 рублей. Добавляй. С компанией выпьешь.
Ананаса знали все.   Не просыхающий и вездесущий  он оказывался, как всегда кстати.  Он и компанию поддержит и страждущего  похмелит.
- Нельзя жить в  обществе  и напиваться  вне общества!   -  отзывался о нем сам Ванюхин. -  Сознательный интернационалист! Такой не подведет!
Стоя с протянутой рукой  перед  Ананасом  и  испуская  информационные  волны, Ванюхин  тут  же улавливал  ответные, которые  как на  телеграфной  ленточке, отпечаталась  следующими  словами   
- Что, господа коммунисты, похмелить вас?
И  не ожидая ответа, Ананас запустил руку в свои необъятные загашники. Покопавшись в их глубинах, он  вытащил пачку  десятирублевок. тех самых, которые честно заработал на продаже  вод  реки Жидовка. Господа коммунисты расплылись в улыбке.  Для приличия засюсюкали.  Дело принимало  преприятнейший оборот.
- Откуда это у вас  Ананас Егорыч?  Нобелевскую премию небось получили?  В области самогоноварения? Вам, как  гражданину Великой самогонной Державы. наверное ее без очереди ...?
- Пока только аванс  дали!  - отвечал Ананас Егорыч.  - Остальное  потом.
- С таким капиталом и в  магазин не стыдно наведаться. - подмазывались старички. - Вы, Ананас Егорыч, если забыли дорогу в магазин,  покажем...
- Деньги  не мздоимные! - поднимал дух нобелевский   проходимец. -   На реке Жидовке  трудом тяжким добытые. На пропой предназначенные!
- Вот как? На реке Жидовка? - лебезил  Дристунович. - Прекрасная река только опасная. Вы, наверное, рисковали? Однажды я хотел там искупаться, так злодей Гопсидоров, хозяин, чуть меня не утопил!
- И очень жаль, что не утопил!  -  прошептал хорошим актерским  апартом  Федюх.  - Таких и надо топить!  Сейчас бы изучали в школьной  программе великих утопленников  Ермака, Чапаева и Дристуновича!  А сейчас кто ты такой? Какого человека история не  досчиталась!
- К делу товарищи, к делу! -  призвал   Партийный предводитель. -  Я предлагаю  принять в ряды нашей Партии достойнейшего   человека Ананас Егорыча...как тебя? Опанасенко?...без  промедления и  кандидатского ожидания. Как вы на это смотрите товарищ Опанасенко? Готовы  служить Партии и делу Ленина-Сталина? Торжественно можете  поклясться?
- Клянусь! - ударил себя в грудь Ананас. - Век коммунизма не видать, если забуду товарища Сталина! Каждый год  Иосиф Виссарионыч  снижал цену на водку, не давал народу погибнуть с похмелья! За это я Сталина уважаю!
-  Да! Он не морил свой народ с похмелья.  - А вот  Гитлер в своей Германии, наоборот, народ шнапсом  не баловал, потому, как  сам не употреблял  спиртное. Кто из них более  гуманен?

- Довольно  пререканий!  - начали выходить из терпения старички. -  Принять! Принять   товарища Ананаса!  Обмыть нового члена! Ура!!
Соблюдая  приличие, Ванюхин поставил дело  на  простое голосование. О рекомендациях,  кандидатском стаже и других пустых  формальностях было решено  не вспоминать.  Лишь зловредный Федюх    злопыхнул особым мнением.
- А как же без рекомендации? Без рекомендации нынче, все равно, что без очереди.   Без нее в Партию не пролезешь. Я, например, тебе, приблудный пес, ее не дам, хоть ты ставь мне  поллитра!
- С чего бы это?  - поинтересовался Ванюхин, -   ты не дашь?
- Он в мой огород  наведывался! Лобу китайскую  упер! Не дам! Голосовать за принятие буду, а рекомендации не дам!
- Вот как? Голосовать будешь, а рекомендацию не дашь? Спасибо за это! - прошипел в ответ Ананас. - Я тебе это припомню, дохлый карась! Когда за тобой будут гнаться  гомоспециалисты и ты будешь орать Спасите! Помогите! - я не приду на помощь. Но знай - буду сочувствовать,  переживать. Морально буду на твоей стороне. Буду кричать: Помогите человеку! Больше того принесу цветы на твою могилу!..
У Федюха после такого откровения  даже лампасы на шароварах позеленели от злости. Однако дело не ждало. Большинством голосов Ананаса приняли в Партию. Свежего члена  тут же   услужливо подхватили под локотки и умеренным галопом устремились к дому первой леди самогоноварения бабки Аксиньи. Та их уже поджидала. Кто то же должен явиться!
После  соблюдения необходимых церемонии и ритуалов, связанных с конспирацией, дегустацией и небольшого  торга, Ананас по царски рассчитался с самогонщицей…Груженные бутылями старички,  поспешили к месту постоянной дислокации, старому  дубу. Макаронный стол принял на свои  фанерные  мослы  новую нагрузку. К всеобщему удивлению и радости, Матрена пошарила в своих юбках и извлекла  два соленых огурца. Вопрос о закуске отпал сам собой.
- Из огурцов, - заметила Матрена, демонстрируя  их  перед носами  томящихся  старичков, можно   приготовить 29 блюд.
- 29?  - удивилось общество, услышав знакомую цифру.  - С чего это ты взяла. Матрена?
- В книге вычитала. Ее написала Елена Молоховец. Называется  «40 000 кулинарных рецептов». Вкусных и полезных.
- Клево. И где же она, эта Елена?  Наверное, объелась от такого изобилия?
- Если бы! Умерла от голода, бедная.   В Петрограде, в 1918 году.
Старички с тревогой посмотрели на Матренины огурцы.
 Уж не таят ли они  злорадный смысл, связанный с несчастной Молоховец?    Обожрешься и помрешь с голоду...
Сивуху местного разлива  душа приняла с упоением.
В отличие от магазинного пойла, дубившего мозги, она наоборот их удобряла  живительным содержанием. После второй  дозы старички опять принялись терзать любимую тему.
- Наворотили делов окаянные демократы! - не дожевав дольку огурца,  промолвил Дристунович. -  Таких дел наворотили, что Карл Маркс не разберет. Богатейшую страну довели до нищеты! Разворовали. Мародерам отдали на разграбление.  Почему власть бездействует, не наказывает воров? А ведь еще  Леонардо де Винчи заметил: «Кто не карает зло, тот ему способствует...» В воду глядел, провидец!
 -  Тут все просто. Дорвавшиеся до верхушек проходимцы считают, что у России нет будущего.  Они уверовали, что ее вплоть до Финляндии ухватит Китай. Россия падет, как когда то Византия окруженная нехристями. Она обречена. Никто не придет ей на помощь. Западный мир  коварен и эгоистичен. Так  уж  пусть  лучше  ее свои   грабят, чем пришельцы. Вот  таков ответ на твою загадку.
- Никакого шухера  нет!  - прорезался вдруг голос у немого Мычурина. -
Просто  выполняется  указание  Петра Первого, императора запойного? Ведь что он сказал на смертном одре? Последние его слова были : «- Отдать всё...»  Что всё? Ясное дело  все, что можно утащить! Вот  демократы  и выполняют его завет.  Всё забирают! Всё до последней нитки! Всё, что плохо лежит в потерянной Российской Империи!
        - Что поделаешь.  -  произнес  Однаков. -  За семьдесят лет советской власти  русский народ истосковался по воровству. Когда Борька Ельцин  крикнул: - Хватай кто сколько может  суверенитета!. -  то сметливые люди  поняли это как  призыв хватать всё, что подвернется! Вспомнили революционный лозунг: «Грабь награбленное!» Перт Первый переворачивается в гробу.
- Но он же сказал: Беречь и множить - раздались гневные крики несогласных. - Долой демократов допустивших разворовывание и бесчестие Родины!  Попробовали бы при товарище Сталине вякнуть этакое!
-  Китайцы заблудятся в России, пока до Финляндии дойдут! Записывай нас в Сусанины, Секретарь. У нас еще  сыпется порох!



Дристуновича и Мычурина, высказывавших крамольные мысли  пообещали выгнать из Партии и лишить  очередной стопки. Отступники побоялись кары и дали слово молчать , как молчали до проклятого плюрализма
 После третьего захода  традиционно поклялись в вечной любви  к Родине и самим себе.  И уже засоловевшие   вспомнили о  вчерашнем решении  строить  нечто величавое и  вечное. Собственно ради этого и собрались...
        -  Не жалея живота своего!  -  начал бубнить Ванюхин пережевывая огурец. и морща лоб. -  На зависть демократам начнем строить Избу-Съездов! Дворец! С Лениным на макушке! До войны не успели, силенок не хватило...так мы... А тебе товарищ Опанасенко, как отличившемуся при постройке,  выделим квартиру! На каком этаже желаешь получить жилплощадь?  Желаешь в небоскребе пожить?
        - Желаю! - радовался вечный скиталец. -  Под Лениным желаю пожить.
       - Желаешь. Значит надо поработать. На чужой шее, как понимаешь в коммунизм не въедешь.  И еще хочу тебе напомнить, в продолжение нашей беседы, следующее: Гуманизм товарища Сталина  необъятен!  Вспомним, как он обеспечивал  граждан   жилплощадью! В мире нет примеров. Возьмем престижный дом в Москве на Набережной. В условиях жесточайшего жилищного кризиса  в нем всегда находилась квартира  для нуждающихся. Это не только забота товарища Сталина, но и высочайший гуманизм по отношению к бездомным!  Доверяем тебе  кетмень, Ананас! Своими мозолистыми руками строй себе теплое жилье, покажи ударный труд!  Воздвигай  наш советский небоскреб!               
    - Так мы же это.., -  поправил Ванюхина, еще пребывавший в трезвом уме, Пендер. - Мы же, того, в землю...В обратную сторону собирались строить коммунизм. Уж, не в ревизионизм ли ты скатываешься, товарищ Ванюхин! Решение Пленума нарушаешь.
После   такой справедливой  реплике с места Ванюхину  пришлось  задуматься. В голове его явно, что то щелкнуло. И  впрямь, вроде вверх ногами собирались строить, а не вниз головой ....Тут  надо с народом посоветоваться. Уж он то подскажет.
Ананас сидел на  былинном камушке  переваривая сладкие посулы. Никогда не имевший настоящей крыши над головой, он с удовольствием внимал призыву доброго Секретаря  повкалывать  на стройке  где  дают квартиры,  да еще на выбор.  Следуя жизненному кредо  - Лучший способ, что то делать, это ничего не делать, Ананас  на всякий случай  дал слово повкалывать на благо общества.  Он, как пионер, всегда готов! 
      - Пролетариат всегда готов быть  верным помощником Партии!  -  похвалил  Ванюхин  любителя  повкалывать.
При всеобщим  одобрении Ананасу вручили   кетмень.
Ананас поплевал  в ладошки, раззудил плечо крякнул для поднятия духа  и  вонзил восточный инструмент в русскую землю. Полетели комья, заискрилась  псевдо-дамасская сталь. Старички энергично  закивали плешивыми головами. Началось проникновение вглубь планеты! Можно по этому поводу и выпить.
     -  Хорошо жить! Ни забот, ни печалей! - раздались голоса  -  Коммунизм!
Но, как заведено, нашелся  недовольный.
    - Кетмень, конечно, проверенное оружие пролетариата,- сказал Федюх.- Но надо что то помощнее. Тут  нужна техника… У кого есть эврика на этот счет?
- У меня! -  откликнулся сразу Однаков, - Эврика  у меня такая. Мой отец двадцать пять  лет пробыл в Партии, отчего и помер.  Так  вот он  на стройках работал, сваи заколачивал. Знаете, поставят такую   штуку из железобетона  острым концом вниз и тяжелой балдой по ней колотят. Она и уходит в землю. Сама она в два обхвата…А вот если  этот обхват увеличить до 30 метров. - такая кубатура у  приличной квартиры - и  начни её заколачивать  в землю, то получится многоквартирная башня. Крышею вниз. Только успевай  наращивать этажи! Вы представляете: это не просто свая, а свая  с квартирами!
Идея стучать балдой, а не ковырять лопатой,  была заманчива. Она дала толчок  новым фантазиям  и  заманчивым  прожектам.
Задним умом старички  как могли отмеже вывались  от ручного труда.  Глядя на, орудовавшего кетменем Ананаса, в головах разгорались   революционные ассоциации...Стройка открыта! Работа кипит, в бой вступила тяжелая техника.  Кругом все вертится, гремит, полыхает. Огромная скрежущая машина  с уханьем бьет балдой по, похожей  на гигантский карандаш, свае  она  плавно уходит в землю.  В свае  готовые для житья квартиры  с  балконами, увешанными  сушиться портянками, с требующими  уже ремонта ободранными стенами,  и  окошками из  которых вылетают пустые бутылки. Счастливые новоселы торопятся занять квартиры, уже разгораются скандалы,   кого то разыскивает милиция. А разгулявшаяся балда наращивает темп, кран едва успевает подставлять  новые этажи. Кавказские люди прилаживают торговую вывеску.
Ванюхин сидит рядом  и ему подносят сводки.  Он грозен. Он вопрошает;
- Сколько этажей  мы нарастили за день? Три? Успеем ли ко дню Парижской Коммуны сдать еще пяток? Не засучить ли еще выше рукава?
К нему подходит   вечно недовольный счетовод Однаков…
- Неправильно все это!  - заявляет он -  Что будет  с нами, если мы доколотимся  до центра  планеты? И не дай Бог  пробьем ее насквозь? Ведь считай, заблудимся в ее недрах!  Там еще не ступала нога человека!
- Чепуха! -   отмахивается от паникера  Ванюхин.   - Мы там  на нефть наткнемся!  Кстати это окупит все наши  расходы.
- Так она же нам в форточки хлынет! Зальет нас! Мы погибнем!
- Форточки будут не промокаемые!  Через них мы шланги пропустим. Танкера подземные подгоним!  Американским империалистам   по 200 баксов за бочку продавать  будем!
Под живительными лучами солнца  человеческая фантазия не ограничена. Она  взлетает в космос  и догнать ее невозможно. У строителей подземного бункер-Съезда она перекрывала все разумные пределы.  Она проникла в такие загашники  неизведанного, что  любого фантаста  поставит на колени.   Старичкам было проще работать языком, чем руками. Тем более, что языки обильно смачивались высоко градусной влагой. 
- Проклятые демократы-недоноски  пугают нас  температурой, говорят, что чем глубже, тем жарче! - почти матерится руководитель стройки Ванюхин. - Так это ж прекрасно! Во первых печки топить не надо, на дровах сэкономим. Во вторых теплицы можно  освоить. Бананы и гранаты  будем выращивать. Каждому делегату по одному гранату! Съезду бесплатный банан! Телогрейки и валенки  упраздним! Набедренные повязки затребуем  у негров, они у нас с семнадцатого года в долгах. А какие сюрпризы будут ожидать жильцов!  Уже на пятнадцатом этаже открыл форточку  и в нее, из недр земли, посыпятся  алмазы! О золоте  и говорить не стоит, им уже забиты все кладовки. А какие  ожидают научные открытия!
Еще Циолковский предсказывал  о существовании под землей рядом с нами другого мира   с иными обитателями. Где ни будь на двадцать восьмом этаже к  нам  пожалуют инопланетяне, вернее иноземляне. Они давно томятся в  подземном мире, мечтая  вырваться наружу.  Они  с удовольствием  встречают своих спасателей и отдают им  ключи от  пещер  с сокровищами.
Фантазии старичков  сорвались с тормозов. Они  впали в кайф, в захмеленных мозгах  заиграли радуги и нарисовались такие картины, которые и мудрейший Циолковский не придумал бы. Вот они, как шахтеры в кино поднимаются на верх. Их уже ждут. Цветы, кинохроника, бабка Аксинья с самогон-солью на подносе. Благодаря, открытому  коммунистами Кацаповки, способу проникать во все закоулки Планеты, решены многие экономические задачи, включая снижения цен на соль и пряники...Жить стало лучше, жить стало веселей.
Возле старого дуба  собралась общественность села Кацаповка. На вертолете прилетел  Президент  страны, рядом с ним Ленин. Не Усама бен Ленин, а настоящий Ленин. Тут же Карл Маркс с «Капиталом» подмышкой, зарубежные гости, а также  вся Академия Наук.
Президент читает Указ о разгоне лодырей-академиков, а на их место назначает  Пндера, Федюха  и  Дристуновича.  Ванюхину вручается  мандат на бесплатное получение у бабки Аксиньи, в любое время суток, любых сортов  самогона.  Кроме того все награждаются медалью «Серебрянный кетмень», дающий право, так же, бесплатного проезда в Метро. Его намечено построить  от Кацаповки  до  Канарских пляжей.   Юбиляры раскланиваются, как артисты на сцене. Им аплодируют. Это огорчает Однакова.
- Неправильно все это! - прерывает он  сладкие мечтания. -  Почему это мы  должны кланяться народу, а не народ нам? Пианист, отыгравший труднейший концерт, весь в поту, ковыляет к рампе  и гнет спину  перед. отдыхающими в креслах, зрителями. Неправильно все это! Пусть зрители ему кланяются! Встают и кланяются. А он сидит.  Так пусть же и Президент кланяется мне! Я устал! Я тридцать этажей откопал! У меня грыжа наследственная!
Среди захмеленных мечтателей самым трезвым реалистом был Ананас. Постоянная борьба за хлеб насущный, гонения и  нужда, не давали размягчаться  мозгам и  выходить из формы.  Мечту о коммунизме он давно выбросил из головы. А уж если и мечтал, то о своей комнатушке, хотя бы  в общаге,  с буйными соседями, без туалета, с клопами. Лишь бы своя...
Вообще то план Ванюхина  строить  грандиозный  небоскреб в глубь земли насторожил его…Он был непонятен. Попахивало авантюризмом. Хотя и посулил сам Первый  Секретарь  выделить в этом странном небоскребе  квартиру, но чего не наобещали наши начальники, нашим подчиненным, в наше время?
   - А когда вы планируете закончить стройку?  - спросил Ананас   у зело  подпитого  Ванюхина.- Мне бы побыстрее. Поговаривают зима неизбежна в этом году. Снег может выпасть...
Ванюхин напрягся,  как мог.
        - Мы планируем  сдавать в месяц по одному этажу. Стало быть, в год -  двенадцать этажей!  В три года  уложимся.  В конце две тыщи двенадцатого года покупай  мебель.
      - Мама!  -  пролепетала Матрена подслушав разговор. -  Так на  этот год  назначен конец света! По телевизору объявили! Зачем ему мебель?
      - Да, это так!  - подтвердил  Ванюхин, -  Объявляли. Поэтому  к концу света  надо  закончить стройку. Успеем, товарищи, к концу света?
Реакция была положительная. Даже зааплодировали.
     - Успеем! Успеем! Нет таких преград...
    -  Выпить надо  за достойную встречу конца света!  -  очень даже радостно прокричал Дристунович... - Желаю всем нам  встретить конец света в  добром здравии и  в здравом уме!
     - А может, пронесет,  - засомневался Однаков. -  Может  отменят конец света. Хотя бы до окончания нашего следующего  Съезда?
     - Да нет ... -  категорично  заявил Ванюхин. -  Уже все запланировано. Земной шар должен перевернуться. Сменить полюса. Где был Ледовитый Океан, там  будут тропики. На Колыме зацветут ананасы. Наша Кацаповка  будет центром  Земли!
     - Так это ж даже хорошо, когда все переместится! - обрадовалась Матрена  - Рай и Ад поменяются местами! Грешники окажутся в Раю, а  праведники, прости Господи, попадут в ад. Здесь как бы не прозевать.
    - Спеши попасть в Ад, Матрена -  подначил женщину Федюх - И Рай  тебе обеспечен!  На тебя давно черти досье завели, сам читал!
После бурного обсуждения,  каким образом  попасть в Рай и выпив за это стоящее дело, Ванюхи вдруг вспомнил  для чего они тут, собственно, собрались.  В руководителе  проснулась партийная совесть.
Он  обрушился  с гневной речью на  бездельников, собравшихся  с единственной целью демонстрировать свое разгильдяйство и потерю бдительности. Он обвел глазами   присутствующих и остановился на Ананасе.  Из  всей компании он один  достойно  демонстрировал  отношение к труду.  Славный  пролетарии  держал в руках  кетмень, прислушиваясь к звону дамасского металла.
      - Товарищ Ананас! -  окликнул Ванюхин свежего члена партии. - Своим трудом  вы доказываете верность нашему делу! А такое ответственное дело  Партия  доверяет только достойным своим сынам, в данном случае  - тебе!  Вручая в твои  мозолистые руки кетмень  коммунистического  труда, мы надеемся, что  ты его не  выпустишь до конца стройки! До полной победы коммунизма!
Гордый оказанной честью. Ананас  кинул взгляд на бездельников. Те, склонив плешивые головы уже сопели в сладкой дремоте. Утомленные выпивкой и уверовав, что дело на мази,  они отдыхали. Это не понравилось Герою Труда.
      - Слушай дядя!  -  обратился он к  Ванюхину… -  Я вас водкой напоил, а вы меня работать заставляете! Буди  своих филонов!
     -  Но но! Тебя приняли в Партию  не спаивать ее,  а коммунизм строить! -  осадил строптивого  работягу  лидер Партии. -  Вкалывай и Партия наградит тебя Переходящим Красным Кетменем…эээ...Знаменем! Тебе этого мало?
      - Надувательство! - не понравился Ананасу такой выверт.  - Панама!
А квартира  тоже  переходящая? Я крупный сирота, меня обидеть недолго.  Уж лучше награди меня начальник переходящим стаканом! В горле пересохло.
- Да, да, конечно! Это можно! Стакан! Переходящим из рук в руки...Кстати он у нас один, проверенный в боях,  символизирующий   единство  Налейте друзья, нам в этот стакан вина!
Ванюхин обнял Ананаса и они стали большими друзьями.
Бодрствующего Федюха  осенила  здравая мысль.
         - Перестань галдеть! - оторвал он голову от  макаронного ящика, и обращаясь к Ананасу.  -   Лучше подумай, как похмелить нас, когда похмельный час нагрянет...
   - Вот именно! -  поддержал Федюха  Ванюхин. . 
  - Что? Я вас еще и похмелять обязан?
  - А то как же! Ты нас напоил, ты  нас и похмеляй! Таково народное правило!
Ананас тяжело вздохнул и стал понимать в какую кабалу он попал.  Затем взвесил в  руках кетмень. Плюнул с досады  и начал долбить, в указанном Ванюхиным месте, ямку для  небоскреба  вниз.
Старички спали в разных позах, солнце  продолжала палить, бедный свежий член Партии  начал обдумывать  план бегства.

И тут появился художник, или как он себя называл, рисовальщик, Влас Власович  Кац-Кацапов, в прошлом просто Кац.   Родом он был из села Кацаповка, отсюда и псевдоним Кац-Кацапов.
Его папаша  Влас  Соломоныч Кац служил   архивистом  в  музее города Тяпск. А когда изголодался    подался в землемеры. Умер своей смертью раньше своих более старших  братьев, за что  был осужден  родней:
- Пролаза! .  Опять влез без очереди!
Влас пошел по стопам папаши. Сын землемера,  стал землемером.
С младых ногтей  наследственный землемер  был уверен, что живет не своей жизнью, судьба должна послать  ему  боле достойное занятие, чем вышагивать по полям с аршином в руках. Когда  в стране  грянула перестройка, молодой Кац понял что пробил  его час. Наконец  можно проявить себя.
В газетах намекали о неограниченных возможностях, открывшихся перед народом. Можно делать все, кроме похожего на китайское.
Потенциальный предприниматель, дитя перестройки,  задумал открыть    сапожное ателье. От папаши в наследство остался большой гнутый молоток  и горшок  с гвоздями  разного калибра. Нищенствующий папаша  сам чинил  свои кирзовые сапоги .
Ранним летним  утром  следующего дня   на фасаде родовой избушки, стоящей в центре села,  появилось рукописное  объявление  следующего содержания:

                «Сапожное  ателье № 1. Сапожных дел мастер  В.Кац.».

Клиенты  не заставили себя  ждать. Уже к обеду  новоявленного мастера завалили рваными ботинками, стоптанными сапогами и парой лаптей  принесенных в ремонт дедом Макарием, местным колдуном.
Дело оказалось отнюдь не простым. Первую неделю Кац  добросовестно колотил молотком, извергая из подошв  фонтаны пыли.  Куча заказов росла, и  Кац с ужасом поглядывал на нее. В голове зрел план  придумать, что то спасительное.  Не жидовское это дело сапоги точать!  Вот портняжное мастерство  более  достойное  занятие!  На следующий день рядом  с сапожной рекламой  повисла новая;

         «Портняжное  ателье № 1. Пошивочных дел мастер В. Кац.»

И портняжное ателье вмиг завалили заказами. Деревенские тетки приносили  выуженные из сундуков  бабушкины сарафаны и чепчики.
Кац воспрянул духом.   Отодвинув  в сторону  вонючие сапоги, он  с удовольствием  погрузился в нафталинный аромат.  Но портняжество тоже требовало усилий.  Нафталинную бутафорию  следовало разделить на составные части, измерить, сконструировать заново. Озверелые  на моду тетки требовали от портняжных дел мастера  перешивать из старинных лапсердаков новомодные брюки, что б в обтяжку и без лишних деталей.
Кац  добросовестно выполнял заказы, хотя ультрасовременные брюки  облагораживали не каждую сельскую даму. У некоторых, натянувших  обнову открывался  такой жуткий  диссонанс, что невольно  вспоминались женщины  прошлых веков и эр. Те носили только платья. И не только для красоты, но и для маскировки.   Каца  хватило на неделю. Он приуныл. И сапожное и портняжное  занятие  явно не для его вольной натуры. Надо что то новое, необыкновенное придумать.  И уже на следующее утро, рядом с двумя первыми вывесками  появилась новая. Она ведала миру, что открылась

                «Класс-парикмахерская. Мастер В. Кац.»

Во исполнение задуманного   пришлось потесниться  двум  первым ателье. Между кучей  дырявой обуви  и  ворохом тряпья  находчивый Кац поставил табуретку, а перед ней  кухонный стол с зеркалом.
Ожидающие выполнений  портняжных и  сапожных заказов  несчастные  кацапчане  молча изучали  новую вывеску и  думали, что  так и надо.
На  вопрос, когда будут готовы сапоги и  платья,  Кац, указывая на вывески, оправдывался  чрезмерной загруженностью и наплывом  небритых мужиков, которых на самом деле   было  совсем не густо. Сельские джентльмены брились и стриглись по большим праздникам…Но именно непыльное  бритье устраивала  сельского многостаночника.  Но  не приносила дохода. Нависала тень  разорения. Опасаясь  полного  краха,  Кац надумал прирасти  еще одним делом, на сей раз  темным и полулегальным — хиромантией.  Судя по слухам  люди, охотно  делятся своими кровными  с предсказателями судеб.   На фасаде избушки, рядом с  тремя первыми  вывесками,  появилась   еще одна, четвертая.  Такого содержания:
 
                «Научная хиромантия. Экстросенс  В.Кац.»

На парикмахерском столе, который до этого был и сапожный  и портняжным, появилась колода игральных карт и горящая свеча. Этих оккультных прибамбасов  вполне достаточно для  предсказания  будущего и настоящего, хотя, если честно признаться, Кац и мог, то  безошибочно предсказать  только то, что  за  средой  последует четверг, а после застолья головная боль. Позже, одураченные мужики, испытывая его прозорливость,  интересовались, будет ли завтра на его морде синяк, если сегодня к ней приложить кулак?
- События предсказать можно, - философски  соглашался Кац,  но предотвратить невозможно.
Сельчан, желавшим  познать судьбу свою горемычную, почему то  не нашлось. На селе издавна  полным-полно было своих гадалок  и предсказателей… С Кацем, говоря карточным языком, был перебор.
Когда разъяренные  заказчики  митинговали под окнами липового   мастерового  с  мольбой вернуть сапоги  и чепчики, то  он, совершенно потерявший  интерес, к работе, выходил на крыльцо и объявлял,  что  сегодня он, кроме  гадания   и предсказании ничем заниматься,  не намерен.  У него плановое производство.
Долго в хиромантах засиживаться не пришлось. Штатный деревенский колдун, обросший  волосьями дед  Макарий, заподозрив в Каце конкурента, ночью подкрался к избе  хироманта  и, вполне  земным образом, выбил окна.
-  Молод еще колдовать! - кричал он при этом.  -  В плену не был, в дезертирах по подвалам не отсиживал, а  туда же, предсказывать берешься!
Помятуя, что у каждой пакости всегда найдется положительная сторона, Кац решил сменить позицию. Пока дед со света  не сжил...
Застеклив окна  и поразмышляв, он  вывесил еще одну  вывеску.

« Курсы по повышению боевой и политической
подготовке. Лектор Гвардии комиссар  В.Кац.»

Желающих  среди  сельчан повысить  политическую подготовку, разумеется не нашлось. Но борзеющий и обленившийся предприниматель их и  не ждал. Пятое по счету «дело» давало ему возможность  удирать от  четырех первых.
Толпа разуто - раздето - небритых  клиентов  уже и не знала,  как жить дальше... То ли в суд подавать на  универсального темнилу, то ли в Жидовку забросить.  Сам же Кац как мог, успокаивал  заказчиков.
- Дамы и господа!  -  отмахивался  он от сельчан. - Вы же видите, я занят по горло! Я не успеваю шить ваши вечерние  платья и фраки. Сапоги тачать тоже! А тем более постричь-побрить джентльменов  и женщинам судьбу предсказать! У меня сегодня все рабочее время отдано повышению среди населения боевого и политического уровня!  Вы же не против повышения боевого и политического уровня?  Ну, где мне в этом случае успеть тачать сапоги и кроить лапсердаки?   Приходите завтра!
- А кем ты завтра будешь?   -   пытают самые дотошные.
- Завтра я парикмахер!  Могу и судьбу предсказать.   На следующей недели  всех ублажу. Постарайтесь не опоздать.
Но ублажать сельчан Кацу  совсем не хотелось, пропал трудовой запал. Он сожалел, что  связался с мутными проявлениями перестройки,  не давшей честному человеку ничего кроме маяты.  Замаячила перспектива вернуться в землемеры. Или в агрономы это - заманчивое дело! Был в СССР такой агроном-академик Лысенко. Восемь орденов Ленина имел! И девятый бы дали, да как узнали, что он для увеличения надоя  кормил коров печеньем. так и не дали.
- Корми меня печеньем так и я доится  начну, - подумал Кац. - Не потягаться мне с агроном-академиком...
И вдруг к нему  нагрянул  известный художник  Филипп Херхеров. Житель областного центра  Тяпск  он, в поисках натуры, часто наведывался в  сельские, переполненные пейзажами, места. После последней и весьма плодотворной ходки он похудал, поизносился, оброс, как бродяга через Байкал и сладкой мечтой его было вернуть себе человеческий облик.
Подвернувшийся комбинат услуг В.Каца был как  никогда, кстати.
Пять рекламных  вывесок  на фасаде избушки привели пейзажиста в умиление.  Это как раз то, что надо бедному страннику.
- Дорогой земляк!  -  ввалился он  в ателье.   - Вы тот, о котором я мечтал, шагая с мольбертом  по бесконечным  просторам  полей. Мне повезло! В вашем лице я встретил и сапожника и портного и  парикмахера... Принимайте заказ! Наведите дизайн  на мою обувь, штаны  и  внешность.
Кац не знал что такое дизайн, но заказ принял. Обещал  починить и сапоги и  штаны  и даже побрить. Но завтра. У него сегодня политзанятия.  Справившись во сколько явиться на следующий день, художник, босиком в одних трусах, пошел искать ночлег. Художественный инвентарь  кисти, краски  и холст он оставил у Каца. Нерадивый предприниматель впал в душевную депрессию. 
Хотя художник  и не чета  сельским  простакам, но выполнять его обширный заказ  Кац не торопился... Он  охладел  к парикмахерству и  вообще ко всему на свете, включая хиромантию и боевую подготовку. 
На следующее утро, лучезарно улыбаясь,  пришел художник.
- Ну как? - вопрошал он  хозяина ателье. -  Сапоги готовы? Штаны заштопаны?  Я готов побриться-постричься! И судьбу узнать не прочь.
Лукавый бездельник  на улыбку ответил улыбкой.
        - Ваш заказ, уважаемый, как раз находится в производстве.  Он  будет         выполнен.  Завтра. Не раньше.
- Вот как?  - отвисла у художника губа. - Это почему же не сегодня?
- Сегодня я не могу заняться сапогами.  Сегодня  сеанс хиромантии!
- А нельзя ли хиромантию  перенести на завтра?
- Расписания, мой друг, нельзя нарушать. Закон.
- Значит послезавтра?
- Послезавтра у меня выходной.   Потом  переучет наличности. Заходи на днях.
- О, чёрт!  - взвыл художник. - Хорошо, что аванс не дал!
Совсем сбитый с толку, обросший и раздетый художник  поплелся к избе самогонщицы бабки  Агафьи  и  целую неделю не вылезал от нее.   Затем снова приплелся к Кацапову комбинату, уверенный, что  заказ выполнен.   
- Ну, давай сапоги!  - потребовал он.  -  Прошла неделя.
Кац был расположен  философствовать.
- Что такое неделя в нашей жизни? Это всего лишь семь цветов радуги, которые тухнут, едва  появившись на небосклоне. Вам ли, художнику, это не знать!  Семь дней, из которых один обязательно черный. И этот день понедельник! Остальные цвета радуги начинаются со вторника.
- В спектре нет черного цвета!  - вскипел художник, предчувствуя неладное и гадкое - Сапоги давай!
- Завтра! Завтра! - отмахнулся Кац.  - Сегодня  я портной!
- А завтра выходной?
- Завтра выходной. Как ты догадался? - уже издевался  хитрец.  -  Будет время, заходи.
Готовый сойти с ума, голый, босой и заросший, художник, обложив сельского темнилу крепким городским матом, выскочил из кацевой шараги и пошел, куда глаза глядят.
- Чиню сапоги, штаны тачаю! - орал он, во все горло, тащась по пыльной дороге. - Стригу, брею, гадаю. Пишу портреты!
На третий день шествия его подобрала милиция и, как подозрительную личность, доставила в Экспериментальный дурдом  города Тяпск. Атмосфера, царившая в дурдоме  добила его окончательно.
- Сегодня  я художник, а завтра портной — доказывал он врачам. - А послезавтра  главврач! И не надо меня стричь! Лысых художников не бывает! Сегодня я Херхеров, а завтра  Винсент Ван Гог!  Я Наполеон кисти!
Кисти, краски и холсты  художник отставил  в  хоромах Каца.
Хозяйственное око прохиндея-кустаря заметило  художественный инвентарь находящийся,  как бы без дела.
Было решено  использовать его в  интересах комбината. Вооружившись кистью и  изловчившись на лесенке, Кац   закрасил на фасаде дома  отжившие свой недолгий век, рекламные  вывески, призывающие граждан обновиться, узнать судьбу и повысить политический уровень.
 Потом   на  их месте нарисовал  цветными  буквами, одно большое,  исключающее  вопросы, объявление;

              «Комбинат бытового обслуживания закрыт на учет».
 
Освободившийся от дел предприниматель залез на чердак и мечтал провести    там  остаток жизни. Но и на чердаке   мятущаяся душа Каца  не обрела покоя. Она вдруг сорвалась с крючка благоразумия и потащила хозяина  в неизведанное. 
Он напялил   сапоги, оставленные  художником, натянул  его штаны, в которых весьма возможно были упрятаны творческие начала, и отправился в поле.
Там, вооружив  мольберт и обмакнув кисть в ведро с краской, принялся  срисовывать  все, что было перед глазами. Это оказалось не такой уж трудной затеей. За какой-то час  он  нанес на холст  пейзаж с двумя гектарами желтых злаков  и стаей ворон над ними. Получилось даже не хуже, чем у признанных корифеев кисти.
Налюбовавшись творением рук своих. Кац  уверовал в свой, внезапно открывшийся талант художника. Живопись  его призвание! Отныне он художник и никакой не портной. И что бы мир знал с кем имеет дело, под картиной зарвавшийся землемер.  кисточкой  вывел свою фамилию, которая отныне   не просто   Кац, а Кац-Кацапов…Жанр обозначился сам по себе.  Ноктюрн-пейзаж, так  будут впредь называться его  полотна.
Почему музыкальный  термин? Очень просто. Великие творцы  любят  вводить в заблуждение почитателей. Гоголь назвал прозаическое  сочинение «Мертвые души» поэмой, Пушкин стихотворного «Онегина» - романом, почему бы ему, бедному Кацу не последовать их примеру?
Теперь оставалось одно -  картину обнародовать и  вкусить славу.
Искорка Божия  в нем есть! Биография без изъянов. Выпить  не  дурак, в связях с демократами не замечен - что еще нужно человеку для  полного счастья? Только памятник!

Родное село Кацаповка раскинуло свои избушки  и курятники вдоль реки Жидовка, образуя бесконечные  художественные пейзажи. Кац-Кацапов решил специализироваться на них. На  батальную живопись посягать рано…  Охваченный  вдохновением, он за неделю состряпал с десяток картин  с видами   полей, окружавших  Кацаповку.  Затем сколотил подрамники,- пригодились сапожные гвозди,- сгрузил их в телегу  и  повез  в областной город Тяпск, где по слухам  функционировала  выставка картин местных художников.  Чего не хватает его пейзажам, так это зрителя. 
На городскую выставку  картины Власа Кац-Кацапова приняли, но засунули в самые темные углы помещения и никто  из публики не добрался до них.
 Они не привлекли так же внимание критики.  Секретарь Союза художников города  Тяпск,  пришедший к этому времени в  норму,  Филипп Херхеров  хоть и похлопал  по плечу выскочку, но  и пальцем не шевельнул, что бы помочь   советом , -  не в правилах творческой братии помогать друг другу, скорее наоборот  -  топить.   В глубине души он был зол на бывшего портного.
В кулуарах  метр живописи даже распространил   байку, будто бы   сам Маяковский заклеймил этого гада. Это о нем он написал стихотворение:
                История Власа, лентяя и пидараса.   
Бедный Кац  не знал, в какую сторону податься. Самолюбие  трещало по швам.
В бесплодных творческих муках он  искал такое, что могло бы оживить его ноктюрн-пейзажи, сделать их привлекательными.   Он мечтал отыскать такую изюминку, которая взорвала бы  художественное болото и вынесла автора до высот недосягаемых даже  Херхеровым. Что бы тусклочадящие  завистники,  погрязшие,  в своей мазне  расписались в своем бессилии и освоили более подходящую для себя  профессию маляра.  И впредь не напоминали о себе!
Кац-Кацапов обратился к практике   старых мастеров кисти, к  классикам пейзажа. Чем они берут за душу зрителя? В чем секрет  их творений? И обнаружил нечто  интригующее. В полотнах мастеров присутствует обязательная деталь, вроде бы не относящаяся к теме, но, тем не менее, влияющая на результат. У одного метра это запряженная лошадь  на фоне  леса, у другого женщина с коромыслом на плече, тоже  перед  деревьями, у третьего нечто подобное. Вот в этом  кроется  секрет успеха старых хитрецов! У каждого своя изюминка!  Почему бы бедному  Кацу не использовать их тайный опыт, предварительно раскрыв его. Как отыскать свою неповторимую деталь?  Какова она? Где ее  искать? Великий  Иван  Гогин  всю жизнь раздумывал, в каком месте поставить черную точку на  белом холсте в картине «Негр в Антарктиде». И нашел. Правда,  каннибалы, специально приехавшие из Африки, сожрали его на торжественном пиру, но ведь нашел! Обрел путь к славе!
  Озадаченный  Кац  бросился в омут поисков.  Он испробовал десятки вариантов,  ожидая  счастливого случая. Помещал на переднем плане своих ноктюрн-пейзажей  полководцев  на конях,  слонов мирно пасущихся  в сосновом лесу и даже водокачки  с дымящимися трубами.  Ничего не помогало.  Пейзажи не оживали,  детали  не  срабатывали.
Счастье, как известно, приходит  неожиданно.
Однажды Кац, в поисках  спасительной детали, блуждал  по окрестностям  Кацаповки.  На глаза попался  дачный сортир. Покалеченный и заброшенный… На его дырявой крыше чудом сохранился  флюгер в виде петуха. Тяжело скрепя  частями ржавый петух продолжал честно нести службу…Сортир  стоял одинокий в заросшем бурьяне, хлопая  дверью, едва подавал признаки жизни.
Никаких следов человеческой деятельности  не наблюдалось. Наверное, раньше здесь был полевой стан  со столовой, кухней и бараком, заселенным  обжористыми трактористами.  Скучно каркала одинокая ворона.
Художник машинально  развернул мольберт  и  без   энтузиазма начал  наносить на холст  сортир  на фоне  нескольких гектаров диких зарослей.  В лучах восходящего солнца, на переднем плане, сортир  получился  дерзким и вызывающим.
Как выяснилось позже,  сортир  с петухом на крыше, оказался  той самой изюминкой-деталью, которую он так долго искал,  и которая  принесла ему  неожиданную славу.
Кац-Кацапов  назвал картину «Утро моей родины» и  выставил  в  Доме Культуры  тяпских дворников.   Случилось чудо! Картина взбудоражила  творческую общественность.  Среди многих работ  экспонируемых на выставке, только  она  приковала внимание посетителей. Толпы  зрителей простаивали  возле нее, как  околдованные,  притягаемые неведомой силой.   Картина гипнотизировала  и очаровывала новизной.
Каждый бросивший на нее взгляд  открывал рот  и не мог оторваться.  Безумными, как у Ивана Грозного на картине Репина, глазами, стоял перед ней  Филипп Херхеров,  повторно сходя с ума. Он не мог понять, в чем скрытый смысл  в обыкновенном, заброшенном, перекошенном сортире...
Необыкновенная деталь  безоговорочно  пленила эстетов...  Подобной необъяснимой притягательностью обладал только «Черный квадрат» Малевича...Но по сравнению с кубатурой  сортира Каца, он выглядел настолько мелким, что и сравнивать неудобно.
- Новое слово в живописи!  -  шептали  знатоки.  -  Революция  в искусстве.
- Куда теперь бедному Херхерову!
Они же ломали головы  силясь  разгадать секрет   сортира. И ничего не могли отыскать. Мудрено!  Психиатры, ознакомившись  с «Утром нашей родины» к вечеру  сходили с ума.
Сам же Херхеров  ломал голову, почему  Кац эгоистично назвал картину  утром  своей  Родины, а не нашей?  Но вспомнил, что  под   названием   «Утро нашей Родины» уже кто-то из лауреатов  назвал свое полотно. Там на фоне  бесконечных полей был изображен товарищ Сталин, а у Каца вместо вождя, в таком же ракурсе,  стоит сортир...
Художники стонали от зависти, но никто не рискнул  поместить на своем полотне  нечто напоминающее отхожее место - это пахло  бы плагиатом.
Ошалевший от  неожиданной славы  новатор  ринулся ковать железо пока оно  не остыло... Он разрисовывал сортиры, где только можно, включая  стены столовых и присутственных мест. Они  замелькали на буклетах, рекламах, служебных бланках, настолько стали популярны.
Не давая затухать ажиотажу, ставший знаменитым.  Кац-Кацапов в поисках новых натур   шнырял по всему  Тяпскому району. Поиски были неудачны.  Попадались пейзажи   загаженные новостройками и  дачные участки, окруженные кустами. Все это не имело  даже намека на  искомое,  не просилось на полотно.  Он уже стал подумывать о поездке за границу, так сказать в  творческую командировку. Он даже подумывал, как подписывать свои шедевры.  Во всех странах придется  себя афишировать в соответствии с местом пребывания.  В Белоруссии он будет Кацапчук, на Украине — Кацапченко, в Армении   - Кацапян в США — Кацапсон, в Греции Кацапуло и только в Израиле он  останется Кацем… Это что б везде его принимали за своего. А на Родине в России  ему суждено быть  Кац-Кацаповым.
Закажи ему в это время Академия Художеств  отобразить  Красную площадь с ее колокольнями   и  Василием Блаженным, он бы отказался.
- Не привлекает! Нет  доминирующей детали. Даже простого биотуалета нет!   Кому  будет нужна такая примитивная площадь? Вот когда построят туалет... Кроме того  это собьет мою творческую руку!
Вчерашний портной быстро нахватался художественных верхушек. Он уже на равных  полемизировал с Тяпскими метрами живописи, навязывая им свои  революционные откровения.
- Возьмите абстракцию  - поучал он. - Ну, разве это живопись? Нет господа хорошие, это нечто другое. Это иная область творчества, самостоятельная и инородная! И создают абстракцию не художники, а лишенные дара поэтики, холстомаратели.  Уроды пишут уродов. Невежество и непрофессионализм, вот - главный козырь авангардистов. Абстрактная мазня такое же мерзкое явление, как антилитература, как ржачка с эстрады для идиотов, торжество подворотен! И реализм и абстракция  пишутся одними перьями, а вот результат разный. Абстрактный «шедевр» нельзя полюбить. Больше одного раза его не хочется смотреть, тогда как реалистическое полотно «Утро моей Родины»  народ готов лобызать  с  утра до вечера  и вспоминать во сне...
Кац настолько уверовал в себя, что возмечтал  предложить Третьяковской галерее свое  «Утро» - местный балаганчик для него тесен. Он стал таким известным, что с ним перестали здороваться…
Но постепенно  слава начала затухать.  Великому  новатору надлежало окунуться в омут поисков  свежих тем.  Оно и верно: краски не должны застаиваться - засохнут!
И  однажды, исследуя  окрестности Кацаповки,  Кац-Кацапов  наткнулся на развесистый дуб, стоящий в стороне от села. Предчувствуя удачу, художник  подошел к  нему. Первое, что он увидел, это был  человек в ватных штанах монотонно стучавший  по  земле  странным инструментом...
Под дубом  склонив плешивые головы на фанерный ящик,  дружно дрыхли  несколько  мужичков и одна баба. По всему видно они  находились в той стадии подпития, когда весь мир растворился в  розовом сиянии, никаких забот,   болячек и прочих  гадостей, которыми переполнена наша жизнь…В одном  из спящих художник  узнал бывшего  мытаря партвзносов  Карла Ванюхина. Как и положено поводырю, готового в любой момент  повести за собой массы,   тот спал стоя, прислонившись к  дереву.
- Чего  это вы собираетесь строить? - поинтересовался художник, обращаясь к человеку  в  ватных штанах...
Утомленный работой  Ананас как раз собирался «отлить»,  поэтому брякнул  подсознательное;
   - Сортир. Сортир, дядя, собираемся строить. В тридцать этажей!
   - Сортир? -  оцепенел от такого ответа художник.- Вот это да!
На ловца и зверь бежит!  Счастье само просится в руки! Тут надо не зевать!  Самое время вооружать мольберт, извлечь  из голенища   сапога  походную кисть и ринуться в работу!
В голове уже зародилось  название  картины. «Сортир под дубом». Она  предстанет перед публикой в новом величии…Надо только  обдумать в каких тонах и в каком ракурсе  изобразить популярную деталь. Художник в уме оценивающим взглядом примерил  натуру в лице Ананаса.  В новом  ноктюрн-пейзаже  этот  типаж   добавит  колорита  и экспрессии!
 
Дело шло к вечеру, жара  утомившись,  сгинула за горизонтом. Старички, охая и причитая,  подавали   признаки жизни. Со стороны сельского клуба  доносилась великая музыка  Чайковского.  Оркестр по радио исполнял волшебный «Вальс цветов» из балета «Щелкунцик».
Культурный  Дристунович, сквозь сон уловил мелодию   и  она  начала   его оживлять.
- Много вальсов написали наши  композиторы. - бормотал, он распихивая  Пендера,  - И все они клевые!
    - Ты хочешь сказать: русские композиторы?  - отозвался сквозь сон бывший виртуоз губной гармошки. Он  не был обделен слухом.
   - Ну да. Сначала русские, потом, советские, затем опять русские. Кстати, как  теперь называть, отечественных сочинителей, так  что б не ошибиться? 
- Так и называй наши!  - присоединился  Федюх.  - Теперь только  так.  Левитан  уже объявляет по радио: -   Передаем концерт  наших композиторов! А совсем недавно так и сказал:  - Передаем оперу советского, теперь уже нашего композитора Добропердиева, «Кузькин папа»! О  ракетчиках последнего поколения . Все мы теперь наши...
-  Неправильно  все это, -  подал голос  Однаков. - Что ж теперь Есенина    называть русско-советским поэтом? А Евтушенко   советско-русским?
-  Уж  лучше-советско-русско-нашенским!  -   фыркнула Матрена...
Бывший редактор  «Нашего трудодня» Дристунович  разразился  музыкальным замечанием, которого хватило бы на передовицу.
         - Человечество за свою историю знало многих гениев в разных проявлениях.  Полководцы, политики,  ученые, деятели культуры...Но не все они были понятны и приняты народом  безоговорочно…Кто то из них перестарался, кто то наоборот не достарался, кто то не всех устраивал, кто то надоел, кому то история отвела роль калифа на час и т. д. Не было в мире «со всех сторон» любимого на все времена кумира. Лишь один Чайковский, русский композитор, остается  на все времена, всеми народами, всеми эпохами понятный и любимый...Его музыки хватает  на всю жизнь!    Она   с нами с «Детского альбома» до «Реквиема» Шестой симфонии. Даже попсовик с  медвежьим  ухом, эээ... слухом, и тот со временем прозревает  и  отворачивается  от  отравителей его юности Джексонов  и Киркоровых,  целиком отдается музыке Чайковского.  Пушкин всеми любим. Но, при  переводе  на чужой язык, он теряет много красоты. Музыка не нуждается в переводе и указах.  Сколько  наши, наши! композиторы создали прекрасной музыки. Слушай да радуйся, но нет, нынешних потребителей потянуло в попсу, где нет ни музыки, ни оркестровки, ни души. Одни там-тамы…Да и текста тоже нет. А раз нет текста, то откуда взяться  песне? Девчонки укоротили платья  до размеров набедренной повязки ,в носы  воткнули серьги, скоро при луне, на Красной Площади , голые, попсу танцевать будут!
       - Чушь! Если бы мою любимую попсу исполнял  симфонический оркестр , то  еще неизвестно, чья собака вкуснее! - вспылил  Федюх. - Руки прочь от моей попсы!
     - Вот как ! Ты еще скажи, что   бригада попсовиков  возьмется  исполнять  Реквием! – взвыл Дристунович,  -  Но после этого  все собаки попередохнут в округе!  Классику нельзя попсировать. Ее нельзя искажать!!! Реквием не нуждается в там-таме! Иди , целуйся  со своей попсой!
       - Ты меня в попсу не посылай! Товарищ Секретарь! Вот Вы, как смотрите на попсу?  - завопил Федюх .  - Вы будете ее слушать?
  - С удовольствием! - отозвался Ванюхин.  -  Я давно мечтаю  заглянуть в глубины новой музыки.
   
Перепалка отрезвляла сельских меломанов. Грубые выкрики Федюха   нарушили  дремотное  томление. Старички  морщились и не торопились отрывать свои плещи от макаронного ящика. Обстановка  скорее звала  звала  к  философствованию.
Музыкальные вопли  Федюха  донеслись  и  до ушей  приблудного  художника. Кац-Кацапов  возгорел  желанием показаться своим  в доску в этой культурной  компании. Он принял близко к сердцу   дифирамбы      Дристуновича  по адресу Чайковского…Со своим художественным вкусом, неудавшийся хиромант и специалист по боевой подготовке, не дозрел до восприятия  творений русского гения. Он был на дальних подступах к нему, но  робкие  музыкальные струны все же звенели в душе бывшего портного.
- Петр Ильич Чайковский умер 25 октября…. Черный день в нашем календаре, не правда ли?  -  сказал он. 
Бывший кавалерист на верблюдах Федюх  оценил эрудицию отзывчивого незнакомца. Он  не замедлил   поделиться с  ним воспоминаниями из области музыкальной культуры, к  которой  он  себя причислял. 
       - Вы, как большой знаток музыки, конечно же, знакомы с творчеством  нашего композитора Шостакофьева. Наслышаны, конечно, об его танцевальной опере   «Золушка и Нос»  -  начал  он — я  впервые о ней узнал в не пионерском лагере, куда попал   по путевке дяди прокурора.  Содержание ее мне рассказал сосед по нарам, беглый  композитор Васько Лысело, бывший хохол. Там такая жуткая история! Про Начальника женского лагеря Трифона  Омолонского, фамилия такая…Вспоминать страшно! Во время инспекции заприметил Начальник  клевую биксу и  увел ее с собой. В свою квартиру.  Ну, там увертюра, любовная каватина, дуэт и все такое, что положено…
 И уже во втором действии…Хотел начальник ее  поиметь, а она оказалась лесбиянкой! Страшно  обиделась,  и  нос ему откусила! И выплюнула в кастрюлю с кипящим компотом! Он ее тут же и задушил. И сам застрелился из табельного пистолета в финале оперы. Лагерная кличка у биксы  была Золушка, а безносого начальника после этого стали звать Носом. Вот такую оперу  и не надо  на чужой язык переводить, она и без музыки понятна. – с надрывом в голосе кончил  речь Куц и не ставя точки перешел на другую, более близкую, тему. -   Вы не против помянуть несчастную женщину, уважаемый?  Надо бы обмыть этот случай! Вы, любезнейший, как насчет того, что бы в компании за этим столом, в дружеской беседе...не торопясь…обсудит  это дело…Под музыку  можно и без закуски.
   Федюх бормотал себе под нос ,а  Кацу , глядя на него, почему то стало страшно. Ему показалось, что этот волосатый человек  сейчас встанет и начнет его бить. Может даже  лишить жизни. Но, как оказалось впоследствии, судьба поступила совсем наоборот. Но это потом, сейчас же  Федюха почему то начало клонить в сон..
Немного  позевав, этот похожий на неандертальца человек, вдруг уронил голову на фанерный ящик и стал сопеть в унисон со старичками.
   - Готов во  гроб в любую минуту, как Партия укажет! - в полусне бормотал он цензурное  уверение, очевидно ему уже снился партийный Съезд..
 Художник  же впал в минорное состояние .   
Медленно надвигались сумерки.   Гасли и растворялись, еще не отмеченные Кацем, пейзажи. Любимец  муз  и  революционер живописи,  молча смотрел на  кучу распластанных   земляков и в голове родились  художественные темы.
        -  Жаль я не баталист. Я бы их  на карандаш! В «Окно сатиры»!
   И убеждаясь, что пришел несколько не ко  времени,  -    близкая его сердцу  деталь пейзажа только в зачатии, - художник   уже хотел покинуть это,  огаженное пустыми  ожиданиями  место, как  вдруг... Как вдруг он увидел  нечто такое, что пронзило его насквозь!  Кетмень!!! Восточный диковинный  сельскохозяйственный инструмент! Он  лежал на земле возле ног, сидящего на камушке, поодаль от компании, человека в ватных штанах и по- всему не был предметом особого внимания.   .Человек в ватных штанах  подремывал.  Его нога в стоптанном ботинке,  едва  касалась  рукоятки инструмента. .
Художник  знал, что его  суровый оппонент  Филипп Херхеров  страстный коллекционер. И коллекционирует Херхеров, отнюдь, не  почтовые марки, не паяльные лампы, не  кирпичи, не окурки и даже не  дамское нижнее белье,  а коллекционирует Филипп сельскохозяйственный инвентарь - вилы, лопаты, грабли   и тяпки.   А голубой мечтой  Херхерова,  - это знали все коллекционеры, -  было  восточное  орудие крестьянского труда — кетмень!  Он давно охотится  за ним, ведет   переписку с зарубежными коллегами. За обладание   этим экзотическим   экспонатом, коллекционер  готов отдать любую сумму, стать по гроб жизни  лучшим другом продавца,  писать его и всей родни, портреты.  Без кетменя  коллекция  неполна  и жалка, как  колхозное хозяйство  без трактора и телеги...
  В поисках  предмета своей мечты Херхеров  наведался в клуб городских коллекционеров. Там он надеялся  встретить товарищей по духу, таких же, как он эстетствующих чудаков. Они-то уж  помогут в его   исканиях. Но эстетствующие ребята, прознав про его интерес, понатощили ему столько ржавого  железа и заломили за него такую  цену, что  Херхеров призадумался, не заняться ли ему самому продажей своих коллекционных тяпок и граблей. Он понял, что здесь скорее встретишь увлеченных коммерсантов, чем увлеченных коллекционеров. Тусклосмердящие людишки, обыкновенные лавочники, черные  скупщики, шушера.   С мечтой духовно обогатиться пришлось расстаться.
По шпионским  разведданным  Херхеров узнал, что предмет его поисков  имеется у жителя Кацаповки  некоего  Федьки Федюха.
В молодости  сей товарищ  рыл туркменскую канаву  и по окончании  работ, прихватил с собой на память кетмень, который до сих пор хранит  дома. Херхеров отыскал обладателя музейной железки, но тот на мольбу  продать ее  отвечал отказом. Местная  ячейка  КПСС, гордым членом которой  являлся Федюх,  подвергла  кетмень добровольной национализации   и сделала его своим фетишем.  О реституции не может быть и речи. Умыкнуть, или что-то в этом роде,  тоже не  получилось.  Кетмень, как сабля Буденного орденом, отмечена  фотографией восточной красавицы, - примета более чем  достаточная, вмиг опознают и упрячут за здорово живешь!  Херхеров тосковал. Кетмень снился ему по ночам чаще, чем кисть.    Об этом знали все художники Тяпска.
Кац -Кацапов -  Кацапчук — Кацапченко -  Кацапсон — Кацапян и т. д. не отрывал глаз  от , находившегося  в варварских лапах  сельского пьянчуги, кетменя! Настоящий, подлинный кетмень! Он узнал его по фотографии, висевшей в кабинете  Херхерова, по соседству с портретом самого Херхерова.
В порыве  охотничьей страсти Кац   скинул с плеча  мольберт  и уже  изготовился   выхватить  у Ананаса  бесценную вещь и бежать с ней  куда подальше, но поближе  к Херхерову.  Тот с радостью примет бесценный дар, простит Кацу  все грехи, возведет в культ  выдающихся  мастеров  кисти.
 Кац давно мылился  к  Председателю Союза Художников.  Он даже, в силу своего таланта вознамеривался создать его портрет на фоне квартирного туалета, и не исключено, сидящим на унитазе. Но метр, по слухам,  поставил водяные счетчики и теперь, будучи от природы зажимистым, сливает бачок  раз в неделю, а мыться ходит к соседу. Туалет же, дабы не впасть во искушение,  и вовсе запломбировал ...  Сюжет не состоится.
И вот теперь есть счастливый случай  добыть для Председателя  предмет его мечтаний — подлинный кетмень!  Кац подарит Херхерову сей экспонат и тот примет его в члены Союза художников!  Более того -  повесит  фотопортрет в ряду с действующими членами Союза. В апартаментах  организации на залитой солнечными лучами стене в два ряда  висят   фотографии  членов этого Союза.  Их венчает  портрет  Леонардо да Винчи. Когда,  кого либо из членов спрашивают,  сколько человек насчитывает их организация, тот  с гордостью отвечает:
- Наша организация, вместе с нашим Леонардо да Винчи, насчитывает в своих рядах,  семь  членов!
Попасть в компанию великого художника эпохи Возрождения  было не  просто.
 Правда имелся и запасной вариант. В городе имелись два Союза Художников Один Союз художников Тяпска,  другой Союз Тяпских художников. В случае неудачи  с одним, можно податься в другой.
Ради самоутверждения Кац готов идти на любые моральные и материальные жертвы.
       - Сарынь на кичку... - прошептал бравый пейзажист древний разбойничий клич  и, выставив вперед дрожащие руки,  «пошел на дело». До кетменя оставались считанные метры. Еще миг он схватит его , прижмет к груди, перекрестится и ... остается  одно: довериться  длинным ногам  .Но тут, так некстати, проснулся, вернее открыл  глаза,  стоящий у дуба  Партийный руководитель. Он, как лошадь, спал стоя.
       - А!  Кац-Кацап!   -  узнал он  земляка.   - Влас Власович!   -  Тебя-то нам и не хватает в нашей компании.  Интеллигенция всегда нужна в мычащем стаде! Интеллигенция всех стран  похм...
Что хотел пожелать Ванюхин  интеллигенции всех стран, Кац не расслышал.  Предводитель ячейки  окинул   закисшими глазами  фанерный стол со спящими старичками  и не найдя ничего заслуживающего внимания, умолк на полуслове. Он снова прислонился к дубу и  снова заснул...
Кац-Кацап опустил руки. Момент был упущен. Запланированный  разбой отменяется. Вкрались сомнения. Даже. в случае  удачного изъятия  кетменя, он окажется  под подозрением.  Ванюхин его засек. Накроют по горячим следам. Кетмень отберут и упрячут  Каца в самую  вместительную тюрьму. Нужен другой подход. Надо кетмень купить! Деньги самое верное!
- Красть грешно! - как нельзя  кстати, пришла на ум доктрина Остапа Бендера.
И  художник  толкнул в бок, пребывавшему в полном безразличии ко всему на свете,  человека в ватных штанах... Ананас  дремал  сидя  на камушке и у его ног в преступной беспризорности валялся кетмень…Без прелюдий и промедлении Кац предложил  Ананасу продать железку. Она ему так нужна!  Он запечатлит ее  на своем новом  полотне, который    посвящает Кацаповке.  Не исключено и присутствие на нем самого Ананаса  с кетменем на плече.
- Продашь? - спросил заискивающе художник,  памятуя, что здесь кроме принципиального согласия продать, от продавца ничего не требуется.
- С удовольствием! — отвечал  Ананас. - А сколько дашь?
Обладатель  железки  готов загнать ее  и без принципиальности. Все  дело в цене. Вот она то принципиальна!
В предчувствии  победы душа  Каца, как бы залилась маслом...Теперь Херхеров  у него на поводке!  Эта коллекционная цацка сделает  Секретаря  полным идиотом, а бедному Кацу послужит  пропуском в Союз Художников. При одной мысли стать членом Союза  в Каце пробудилась щедрость...
- Даю тыщу рублей! - назвал  он  страшную, для иных времен, цифру. - Хочу подарить кетмень уважаемому земляку…Тот уходит на пенсию.
Ради всемерно  уважаемого  земляка Ананас согласился  на  эту сумму,  однако, задним   умом прикидывая, что  железка  и  червонца  рваного не  стоит.
Художник, не мешкая сунул  хитрецу оговоренную тыщу, прижал приобретенный кетмень к груди и уже хотел драпануть. Он даже не вспомнил о мольберте, который сиротливо лежал   на земле. Но опять вмешался окаянный случай.  Прислонившийся к дубу Ванюхин вдруг зевнул так, что  дуб затрясся, открыл глаза и уставился  на Каца.   Художник сжался наполовину.. Ему ничего не оставалось, как изобразить святую невинность  и  расцвести в улыбке… 
Приобретенный   кетмень  он незаметно  спровадил в кусты.

Вся партгруппа, будто ее позвала труба, тоже начала продирать глаза, проявлять признаки жизни.  Искоса  и невзначай старички   посматривали  на бутылки,  оставшиеся на разгромном столе. Все до одной они были пусты...
Надвигались сумерки. Но не такие уж непроглядные, чтобы не  разглядеть этой унылой картины. Души старичков еще продолжали  витать в преддверьях Рая, еще не звенело  в головах от окончательного  отрезвленья...Но уже  нависла похоронная тишина, становилось  ясно - похмелиться нечем, нет в жизни счастья и не предвидится .  Всеобщая скорбь затуманила очи.  Как и положено начальству, Ванюхин  раньше всех осознал дрянное положение.    Он снял фуражку  и в сердцах швырнул ее  о землю.
Для поднятия духа  ему  ничего не оставалось, как открыть  внеочередной Пленум. Шершавым голосом  партийный лидер в двух словах   обрисовал сложившееся  положение. Оно таково;  Стратегический запас спиртного  исчерпан. Партийная касса пуста, головы трещат, на повестке дня один вопрос  о роспуске  ячейки по причине  исчерпано...исчерп...   повестки дня.  Есть у кого  предложения?
Предложений никаких не поступило. Только   Федюх, что то пробурчал о  всемогущей силе пролетариата. Не мешало бы его  на выручку звать.  Он всегда выручал Партию. Выручит и сейчас. 
Замечание прозвучало намеком. Внимательно начали поглядывать на  Ананаса
Тот продолжал сидеть на камушке. Он до того разморился, что от него шел пар.   В  головах зароились мысли. Темные информационные волны в бешенном вихре заметались  над лысинами старичков. Они резонировали и открытым текстом нашептывали: - Почему бы новому члену Партии не послужить во ее благо? Как самый молодой, не  обязан ли он мобилизовать  свои силы  и ресурсы  и отправиться  в село за  пополнением  боеприпасов?
Старички заюлили. Они обступили Ананаса. Никогда  этот  бездомный пропойца  не слыхивал более сладких дифирамбов в свой адрес...
-  Ананас Егорыч...-  запела Матрена. - Дорогой...
- Ты уж это , того...пошарил бы по карманам...Может, завалялось...
- Надо обмыть  высокое  звание члена  Партии  Ананас Егорыч!
- Ты обязан оправдать ее  доверие…Мы тебе оказываем...
- Надо помочь народу,  - сказал Ванюхин и в мягкой форме объяснил Ананасу Егорычу каким высоким поручением обязывает его Партия. - Это  как партвзноз… пора платить…Как коммунист коммунисту, с болью в душе говорю:  народ болен, нужны решительные меры! 
        -  С паршивой овцы, хоть членский взнос, -  прошипел Федюх.
   -  Служу  родной Партии-маме!  - вытянулся в струнку Ананас. - Оправдаю   высокое доверие! И похмелю и напою!
  - Ты нас напоил. Ты нас и похмелишь! - напомнил Ванюхин -  История знает немало примеров, когда от рядового члена  зависит судьба государства!
 И на всякий случай  присовокупил:
; . - Не выполнишь, выгоню из Партии!
Провожаемый  напутствиями и  пожеланиями не задерживаться  Ананас вышел на волчью тропу,  ведущую  к селу.
Отстранившийся от  старичков   художник,  стоял,  прижавшись к кустам. Он уже сожалел, что так опрометчиво приобрел  сомнительный предмет. Один из старичков, подлинный хозяин кетменя, обезьяноподобный Федька Федюх, если пронюхает,  может  лишить светлого будущего. Загрызет! Художник  начал потихоньку  паниковать.
Старички сидели вокруг макаронного ящика,  отдавшись  мучительному ожиданию.  Новый член Партии не внушал  особенных надежд.  Запросто  может заблудиться, забыть задание, переметнется  в чужой лагерь  к демократам. Где он сейчас?
Может их посланца волки съели, на  мину нарвался…умер, как  коммунист на задании? А если сбежал, бывало и такое, то надо бы ему авансом  выговор влепить. Посмертно...
Время шло, гонец не появлялся.  Матрена тихо скулила  «Степь, да степь кругом...», Ванюхин  в уме сочинял  речь на злобу дня, точнее ночи. Где то подвывали собаки. Возле коттеджа  Гопсидорова  надрывался противоугонный сигнал, и  никто  его не глушил. В адрес Ананаса зрело негодование.
 

Мрачные предчувствия  овладели  старичками. Они уже  изготовились смириться с горемычной судьбой обделивших их  крохами счастья. Ванюхин уже собрался объявить Пленум закрытым...
Как  вдруг!   Сначала, как под сурдинку, затем  в полную мощь загремело родное и  мобилизующее  «Наверх вы товарищи, все по местам...!»    Подъемный марш пели не менее четырех человек. Целый хор мужественных голосов. Пели немузыкально, зато верно и понятно.  Так  поют  делегаты на  своих  съездах «Интернационал», отдаваясь больше эмоциям, чем благозвучию.
Старички под дубом,  как  транспортные зайцы при появлении контролера, повскакивали с мест  и засеменили  в сторону  музыки. 
Стойкая ячейка в лице  товарищей Карла  Ванюхина  (Секретарь), Матрены Пузовой, Яши Пендера, Федора Федюха, Семена Дристуновича, Ивана  Однакова и  Ивана Мычурина,  изготовилась к торжественной встрече.  Вместе с ними  выгнул грудь и художник.
Из  далей  полей, в лучах разгорающейся Луны в ореоле прошедших и будущих побед, выходили, ведомые Ананасом, верные интернационалисты, -  грек  Иван   Свистаки, узбек  Хаким Мерузнаев  и  почти хохол  Сенька  Мазепченко,  ныне проживающие  в соседнем селе Левояйцево, равноправные члены ячейки.
Эта  троица  была настолько изношена,  что врачи выписывали им  лекарства  только от запора и никакие другие, а доктор Мертваго на просьбу оформить  путевки в санаторий, отвечал  стихами;      
                Вам не нужен санаторий
                Вам  положен крематорий.

А если выписывал лекарства, то оно было такое дорогое, что впору  думать , что таблетки  в  золоченной оболочке.               
Но, несмотря на хворобы и груз годов.  кандидаты на  тот свет  «принимали на грудь»  ни сколько не меньше, чем  идущие им на смену, хилые мужички.
Где подцепил  Ананас этих товарищей  сие не важно,  главное, что они не  потеряли связей с  родной Партией-мамой, услышали ее зов, и вот теперь  готовы влиться  в ее лоно...
Командовал парадом Ананас Егорыч.
Каждый из пришедших  держал в руках  по два «гусака»  семьсот пятидесяти граммового достоинства, как выяснилось позже,    крепчайшего самогона.  Сам же Ананас  удерживал на животе    трехлитровую  банку, разумеется, не  пустую.
Криками Ура! и аплодисментами, «переходящими  в бурную овацию»  встретили   кацапы левояйцев.
 После ритуального целования и  клятвы   в вечной  дружбе, партгвардия разместилась за перегруженным столом.
Что было в эту ночь у старого дуба знает только Луна, да  степные черти, дежурившие в  этом районе. Погода  благоприятствовала   пьянке.  Нежная прохлада   ласкала разгоряченные головы.  Единственный стакан, не зная  простоя, метался из рук в руки.  Пришлось пить и  трезвеннику в уме Кац-Кацапову. От  приема убойной сивухи  он стал  соображать наравне со  всеми.
Он сидел в обнимку с Председателем, слушая его откровение о строительстве под дубом тридцатиэтажного дворца Съездов. 
Не выпуская из памяти   идефикс  о  сортире, который должен украсить   пейзаж со старым дубом, в голове художника  все слилось в одно целое, и Дворец и сортир.  Картина  уже обрела художественное звучание; «Ночь   моей Родины». Такое произведение может заинтересовать самого Карла Маркса, а не какого-то зачуханного Карла из Кацаповки... Хотя  такого блистательного    мыслителя, как  Ванюхин,  нет  не только на свете, но и  среди мазил в Союзе художников.  Там одни тусклочадящие копеечные натуры, трусливые и закованные правилами чистописания.
Разговор не затихал ни на минуту. Один бубнил со всеми, все бубнили с одним. И вдруг кто-то брякнул про футбол. И понеслось!
Оказалось что футбольная тема близка  старым большевикам,  так же как тема построения коммунизма. Она  с юности занозой сидит в их пылких сердцах. Правила игры в футбол каждый знал не хуже «Краткого курса ВКПб» О футболистах знали, кто из них Член Партий, а кто даже не комсомолец , а  унылые .  цифры на табло 0-0 уже  давно не читались, как тяжкое  О...О...
Как только СССР прорубил окно в футбольную Европу, так сразу же произошло  помутнее умов. Все граждане  страны, включая  жителей дремучих сел, вдруг и окончательно  стали фанатами и знатоками  этой новой игры.
И сразу же выявились недостатки  и промахи. На фоне достижении  западных грандов,  стало заметно, что  советскому футболу  чего-то не хватает. Чего -  сами не знаем, но не хватает. Отстаем…Догонять надо! И принялись догонять!
 И в погоне  за  Европой, футбольные начальники   положили глаз на, прогрессивную в то время в  мире  систему, «пять в линию».
       - И пока у нас ее осваивали и внедряли, - вспомнил самый старый в компании болельщик Иван  Свистаки , - Европа перешла,  на более прогрессивную систему, «дубль ве». Ну, естественно, горя желанием, не оставаться  же в дураках!, бросились мы ее догонять.
        - А она уже успела устареть , -  продолжил  болельщик  моложе Хаким Мерузнаев. -   Европейские гранды, меняя бутсы, как перчатки, постоянно, что то искали,   вынюхивали и находили и применяли...
       - А мы постоянно  ничего  не находили!  -   согласился Федюх. -  Я помню, когда в моду вошла система «4-2-4», мы обрадовались, что она нас выведет в люди, и начали ее  насаждать повсюду, как Никита кукурузу. И пока ее внедряли, на Западе  появились разновидности схемы :«4-3-3», «5-4-1», «7-2-1» и даже «10-0-0», а первая   устарела...
        - Последние полвека мы только и делаем, что догоняем! - взгрустнул и Ванюхин  - Осваиваем, перенимаем, кричим: «Даешь! Клянемся!» Что еще можно позаимствовать? Коллективную игру, индивидуальное мастерство, прессинг, тотальный футбол, игра в одно касание? Все усваивали. Все перепробовали…Что там еще затеяли буржуи? Чем их догнать и перегнать?
      - Чего только не заимствовали, оглядываясь на преуспевающую Европу - тяжко  вздохнул Дристунович. - Все перепробовали, догоняя и изучая... И
ничего не помогло. Даже такие эмоциональные подпитки, как рукопожатие на поле, страстные поцелуи, куча мала, не  помогли...
        - Меняли тренеров, узаконили профессионализм, стали закупать за рубежом игроков, платя им бешеные деньги, -  поразмыслил Мазепов, - Все было! Как прижились  в конце таблицы, так и остались.
  Тут даже немой Мычалов при помощи известного жеста выразил свое негодование. Он даже плюнул.
         - Но Бог надоумил  чиновников от футбола!  -  ухмыльнулся Яша Пендер. - Обжегшись на всем очевидным, они наконец уперлись в последнее: Только зарубежный тренер спасет наш футбол! - так решили они. -  Наши не тянут. И пригласили голландца. Уж этот-то специалист, прошедший горнила мирового футбола выведет нас на Олимп!
        - Неправильно все это!  - проворчал Однаков. - Этот проходимец  пять лет суричил нам мозги, получая президентскую зарплату и довел нашу хлебную  державу  до уровня Гондураса! Папуасы пробились на первенство мира, а мы, как были на обочине, так и остались. Пнули  голландца, а дальше что? Что еще придумать? Пригласить преуспевающего немца?
- Нельзя! Что немцам хорошо, то русскому карачун  -  напомнил истину  Федюх. - Практикой   проверено...
   Последовало унылое молчание. Судьба российского футбола  не сулила никаких надежд. В воздухе металось жалкое предчувствие, вечного окаянства. Хорошую дозу бензина подлил, вроде бы далекий от футбола, Ананас.
       -  Футбол не наш национальный вид спорта, - сказал он. - Наш вид спорта - перетягивание каната, городки, домино... Еще очко...
Несколько оживило  картину и  высказывание  художника Кац-Кацапова. Истомленному неудачами отечественного футбола, он, давний фанат,  предложил такое, чего  не было  не только в футболе, а вообще не могло быть в природе. Он предложил отечественных футболистов выпускать на поле одетых в камуфляж. В армейскую фронтовую форму...
      - Вы представляете товарищи, какой переполох вызовет на футбольных полях эта маскировка?
Компания с большим вниманием  вслушалась к предложению Каца.
Посыпались поправки  и замечания.
      - Да! Да! - раздались крики одобрения. -  Можно представить какой переполох вызовет на мировых стадионах это новшество. Во первых никто не сосчитает сколько наших ребят вышло на игру, запутаются. Во вторых можно сыграть руками, ни один судья не заметит. Можно постоянно держать в засаде, по футбольному в офсайте, затаившегося забивалу. И главное, военное присутствие внесет в ряды противника деморализующее действие. Можно красные звезды нашить на грудях, а, еще лучше на буденовках. Вместо  бутс одеть армейские ботинки! При атаке кричать Ура! Вы представляете, какой  шухер  наведут футболисты,  идя в атаку крича Ура! Держись Бразилия, а вместе с ней консервативная Европа! Вот мы вас!
       - Что Бескову хорошо, то Баккенбауэру смерть! - был общий вердикт.
Одна Матрена не разделяла общего веселья. Практичная женщина сразу уловила нотки  фантазии и фанфаронства в устах  собутыльников.
; Идиоты!  - сказала она мягко,  - Пока начальники команд выбьют  у бюрократов  денег на буденовки, за рубежом нашу идею  перемаскировки освоят те же немцы, и нам опять придется догонять  Европу.
 - Боже!  -  застонали идиоты. - Что же делать?
      - Осталось одно! - торжественно молвила  Матрена. - Неопробированное и необыкновенное!
      -  Что? Что еще? Не томи! Выкладывай что у тебя? Не доводи до инфарктов! - старички даже вытянули шеи.
       - Осталось  одно: Назначить тренером сборной по футболу...женщину!
       - О Боже! Этого еще не хватало!
      - Именно не хватало! Ищите  женщину! Такого  еще  не было в  практике нашего футбола и это  единственное, что мы еще не испробовали! Этот стратегический ход не только  удивит, но и  посеет панику во всем мире. Только женщина с ее материнским началом  может взрастить  славное  семейство футболистов, которые  под ее  плодотворной заботой,  сметут  не только соседей  по таблице, но и тех, кто вякнет!  В женщине  наше спасение! Наша  Марь Ванна покажет всему миру Кузькину мать! Только женщина спасет Россию! Так пусть же наших футболистов вдохновит образ Екатерины Великой, железной лэди Тэтчер...
       -  И Соньки Золотая Ручка! - подсказал  Федюх. - Как же без нее!   
Раздался рев, будто команда села Кацаповка забила гол сборной Бразилии.
       - Ура! Да здравствует футбольный матриархат!
       - Матрена принимай бразды правления!
       - Трепещите  жалкие отщепенцы  футбольных помоек!
      - Что Марь Ванне хорошо, то фрау Гретхен смерть!!!
Последовал тост за здоровье судьбоносной Матрены Пузовой, которую большевики села Кацаповка будут рекомендовать  на пост тренера  сборной Мира по футболу. Других кандидатур  пока земля не родила.
На губах сыграли «Футбольный марш» Блантера.   
Всеобщее веселье последовало  за решением назначить Матрену тренером по футболу. Пили за ее здоровье,  желали творческих успехов.
Не весел был один Кац-Кацапов. Не мог  подпитый  художник  до конца понять, зачем это Ванюхин в чистом поле, под блеклым  дубом , задумал строить сортир? И не просто сортир, а в 30 этажей сортир!
Ведь если   построить такой высоты сортир, то это будет не сортир, а смотровая вышка.    А тогда   потребуются  скоростные лифты, обзорные  площадки, буфеты  на каждом пятом этаже. А в творческом смысле  вообще невыполнимая задача. Перенести на холст  такой вертикальный пейзаж еще никому не приходилось. Во первых потребуется ненормативный мольберт  высотой с сто метров, а во вторых  свалиться с лестницы  рисуя  25 этаж, несложно.
; Но идея заразительна! -   размечтался  Кац. Он уже  сидел в обнимку  с  Ванюхиным... -  Верхний  этаж можно выделить под  кабинет  самого Херхерова. Ему нужно  многое видеть с высоты.  Этажом ниже  студия  для художника моего уровня. А нижние этажи  пусть занимают  мазилы-абстракционисты. Будем гадить на них с любой высоты.
;     - На  30 этаже мы поставим  памятник Ленину, -  прервал мечтания художника  самый старый  член ячейки, Однаков.  - С протянутой рукой!
         - С протянутой рукой не выйдет! - посыпались критические замечания.
        -  Если  тридцатый этаж будет самым глубоким, так как же Ленин там протянет руку? Тоннель потребуется.
      -  Тридцатый этаж нижний? - совсем удивился Кац.  - Уж не сошел ли я с ума? За компанию...
     - Да да!   -  внес ясность   Ванюхи   - Мы  будем строить   Съезд-избу не вверх, а вниз! Наоборот и вопреки. Таково решение Пленума.
     - Чудеса - воскликнул Кац -  Впервые в мировой практике сортиростроения архитекторы забрались так высоко вниз! Потрясающе! Ну  как  мне теперь  быть с пейзажем, задуманном мною?   Идея строить вниз  заманчива. Но опять же, как  рисовать  то, что глубоко в земле и никак не разглядишь? 
      - Партия прикажет, нарисуешь! - отмахнулся Ванюхин.
 Новость, что  строительство  Дворца  решено   возводить вниз, а не вверх,  так же повергла  в изумление и левояйцев. Что это, очередной волюнтаризм наподобие кукурузного, или происки демократов, окопавшихся в их рядах? Только партийная дисциплина не позволила им   кричать  «Долой!» и «Позор!» - да и власть может перемениться — что у ней будет на уме?
Ванюхин принял хорошую дозу, совсем осовел и его уже тянуло на лирику.
     - Ты нам люб Кац-Кацап!  - напевал  он художнику.  - Ты нарисуешь наш групповой портрет, а мы тебя примем в Партию. Ананас поведал, что мы пьем  за твои деньги. Это правда?
      - Истинная, правда! - отвечал художник. - Чего не сделаешь для хороших людей.   Тыщу рублей не пожалел ради нашей дружбы!
        - Уважил, уважил. Примем  без кандидатского  томления.
       - Ты  наш земляк, - юлил и Федюх -  Душу за тебя отдам! На твои кровные пьем! Ничего для тебя не пожалею, только скажи!
Художнику жали руки, клялись в любви, а он  не переставал  дрожать от страха, вдруг узнают  цену его  доброты. Неминуемо  побьют.
Сцену  лобзания  нарушил своим  дурацким вопросом Ананас.
       - Ванюха! -  дернул он Председателя.  -  Я услышал  вы вниз  будете      башню строить?  А как же мне обещанная квартира?  Что же она будет в погребе?  Такая жилплощадь мне не подходит. Погреб на чердаке  еше терпимо., но чердак в погребе, это не для белого человека!
     - Ты не  ерепенься. Ананас! Молод еще  Партии  перечить!   Жилплощадь дело серьезное.  Жилищный вопрос не каждому дано решать. Только великий гуманист  товарищ Сталин  легко его решал.
       - Это как же он, позвольте  узнать, легко решал жилищный вопрос?   
      - Очень просто! Возьмем дом на  Набережной в Москве.  Престижный
дом, вы о нем  читали. Так там, благодаря именно товарищу Сталину, всегда  были свободные комнаты...Там запросто нуждающимся представляли жилплощадь.  Я хоть не такой гуманист, как  он, но уж тебе то Ананас нарисую что-нибудь.
   - Убили товарища Сталина. Убили! Такого человека грохнули! - очень жалобно  проголосила Матрена. - Как посмели  поднять руку!
        - В целях самообороны грохнули твоего товарища, мадам! - ответил Федюх,. - Если бы его не грохнули, так он  все Политбюро  грохнул.  Оно, что, не имело право защищаться? А жилищный вопрос еще Никита пробовал решить. Сейчас иронизируют над его хрущобами…А ведь они  были дворцами по сравнению  с  землянками  в которых жил народ. 
       - Хрущев многое хотел перестроить, да бюрократов всех уровней расшевелить не удалось. – сказал  эрудированный Дристунгвпч.
       - А чего это он хотел расшевелить? - посыпались вопросы.
       - Ну во первых хотел поделить страну на Совнарохозы без национальных натяжек  и убийственных республиканских границ. Во вторых.  из одной партии      -  Коммунистической он вознамеревался  сделать   две,  конкурирующих и оппозиционных, как у людей. Одна Промышленная Коммунистическая Партия Советского Союза, другая Сельскохозяйственная Коммунистическая Партия, так же Советского Союза. Сегодня это бы назвали...
      - Это что же он задумал, ренегат и отступник! - не дали договорить Дристуновичу.  - Как это так? Нашу Партию-маму расколоть на две части?
- Двух мам у одного человека не может быть!
    - Во время сделали аборт  его афере!  Ты чего это болтаешь, Дристунович ?          -   - Уж не враг ли ты народа?
    - Сознавайся!
    -  Клади  партбилет на стол!
    - Бей его!
   - За Родину! За Сталина
На бедного Дристуновича посыпались тумаки. Били не очень больно, но очень дружно.
Особенно преуспевал Федюх, недавно стоявший на стороне бывшего редактора.               
       -  На кого руку поднял, контра! Ты  на Сталина тявкаешь!
  -  Как ты, пока еще  коммунист, можешь такое говорить о Великом полководце!  -  наращивал мощь ударов  Ванюхин. - Он  выиграл войну, а ты...
    - Как же, выиграл, - отмахивался Дристунович - Выиграл! Ценою 27 миллионов жизней народа. Такой ценой и дурак выиграет. Гитлер на два фронта  потерял всего 6 миллионов.  Вот если бы наоборот, тогда действительно  - Великий полководец!

 - Под его мудрым руководством…
 -   Мудрость идиота! Она дорого обошлась России!. 
     - Прекратить саботаж! – закричал   рассерженный  Ванюхин. -   Сейчас только демократы-ублюдки  называют Сталина злодеем  номер один всех времен и народов. Но в истории сколь угодно мясников  переплюнувших Сталина. Царь Петр, которого  превозносят до небес, уничтожил своего собственного народа  не меньше чем Сталин. В процентном отношении население России в эпоху Петра уменьшилось на 25 процентов. Это больше чем у Сталина... Сталин  великий гуманист по сравнению с Петром! Он поубавил то  всего 20 процентов своего населения! А вы его хаете! Гуманиста!
  -  Тут ничего не попишешь.  – поддакнул Федюх. -Уж таков был  урожайный ХХ век на людоедов. Ленин, Сталин, Гитлер, Пол Пот и еще кое-кто...
 Его поддержал  Однаков. - Чем больше народа, тем больше людоедов!
 -  Под  Берлином положили сто тысяч русских мужиков…кому это выгодно?…- поразмыслил вслух Пендер. -   Погли  бы и бомбежками добить фашиста…
       - Ты это что городишь, презренный жидяра! - взвыл Федюх. - Взятие штурмом Берлина это исторический момент! Слава русского оружия! А без жертв Славы не бывает! Много солдат положили? Ничего, Сталин прикажет бабы новых нарожают.
     -  Я б сама   переспала с товарищем Сталиным!  -  сказала Матрена. - А  не рожала потому, что  за это  трудодней не давали и  на  «Доску почета» не вешали!
     - Ну да! Рядом с героями труда портреты теток пузатых вешать!  Герои поумирают от страха!
Галдели обо всем, что копилось в мозгах не один год и просилось наружу. Стойкие ортодоксы коммунизма вдруг стали поносить  советскую власть, а ее вечные критиканы наоборот защищали ее с пеной у рта.
 - Сначала социализм, а уж потом электрификация всей страны! - доказывал Федюх, тряся шароварами. - Лучше в темноте, зато в штанах! И в темноте не пропадем!
;    - Нет!  - оппонировал Дристунович. - Сначала  электрификация всей страны , а уж потом социализм! Без штанов , зато при  свете! И не заблудимся!
;    - Электрификация  минус социализм!
;    - Социализм минус эликтрификация!
       - Отставить антигосударственные намеки!  -  затыкал глотку  разошедшимся критиканам  партвожак. -  «Голоса Америки» наслушались, саботажники!
- Мммм! - не оставался в стороне и Мычурин. Он едва успевал  свое мнение  сопровождать  рукотворной пантограммой.
Тройка приблудных левояйцев еще не достигшая хмельных  кацаповсеих кондиции, молча ожидала своего часа...
-  Болтают. А ты сиди нем, как рыба, -  грустил    Мерузнаев.
- Это  не  рыба нема, а человек  глух -  откликался Свистаки. - А она  вопит: Пить! Пить!
- Вот вот, - поддакнул  Мазепченко. - Все хотят пить...
Речь старичков искрилась   благородным российским матом и была далека от литературных изыскании. Порой, для выразительности, ее украшали физическим воздействием, - непонятливого собеседника  пинками выталкивали  в середину, освещенной лунным светом, площадку  под дубом и с призывом «Бейте его!», начинали пинать со всех сторон.  Временами единичная расправа переходила во всеобщую потасовку. Кто кого бил, было непонятно. Матрена  стояла в стороне и подбадривала криками.
- Пердуны! Уроды! Козлы! Тихобздеи! Обдристались! А ну, шустрей!
Да, собственно, это была не драка, а топтание на месте  с сотрясением воздуха кулаками. Если старческий кулак и достигал цели, то это был не удар, а  дипломатическое соприкосновение. Иногда с политических воплей  срывались  на житейские.
Кто то, кому то, когда то, зажилил копейку. Кто то   припоминал  обиды полувековой давности, а Ванюхин гонялся вокруг дуба за Пендером, крича;
-  Я тебе покажу, как уводить чужих жен, конокрад!
Матрена, устав, сладко  дремала,   примостившись под кустом.
Когда со стороны села стали доноситься петушиные  напоминания о приближении утра, компания стойких выпивох, вконец истомившаяся, начала потихоньку успокаиваться...
Первым, как и положено лидеру  Партии и,  подавая  пример, на  сыру землю свалился  Ванюхин. За ним последовали рядовые члены. Заснули крепким  крестьянским сном, в обнимку, в одной братской куче.  Десять, проверенных в боях,  партийцев, плюс  приблудный Ананас. Ночные пичужки начали  делать утреннюю перекличку, изредка тявкали страдающие бессонницей собаки. Не умолкала потревоженная сирена на  автомобиле Гопсидорова. Лишь один Кац-Кацапов   не дремал  и  не расслаблялся. Художественным  чутьем  он ловил нужный момент. Ждал своего часа!  И он настал!
Как  ночной тать, поднаторевший  в кражах чужого имущества, классик пейзаж-реализма,  выдающийся художник Кац-Кацапов, шмыгнул в темные кусты.  Недолго порывшись в  них, он выбрался  на лунную площадку. В руках, прижимая к груди, он удерживал  тяжелый кетмень. От биения сердца кетмень вибрировал  и лязгал, касаясь ребер. Кац оглядывался по сторонам, моля  всех Святых не будить  спящую компанию. Убедившись в полной безопасности,   автор знаменитого «Утра  моей Родины», присел как спринтер перед забегом на сто метров, прислушался и дождавшись   раздавшегося  мощного  храпа  Ванюхина рванулся  с места. Через секунду  он  исчез в темноте.    . Он так поторопился, что оставил под дубом мольберт с кистями, ведро с краской и  сапоги. Последнее он оставил в целях запутывания следов, вдруг  за ним пустят собак-ищеек. Пусть побегают лопоухие вокруг дуба!     Больше  в родной Кацаповке  Каца  не видели...
Затем наступило утро. Несколько запоздалое для компании.  Просыпалось старичье  недружно и неактивно. Стон раздавался со всех сторон, как на поле Куликовым после битвы. Матерились, проклинали демократов, по чьей вине так болят головы, и самогонщиков всего мира...
Самое неприятное ожидало их впереди. Посуда, переполненная с вечера, сегодня была пуста до безобразия. Ни  единого грамма влаги.
Как жить дальше? Есть ли на свете справедливость?
Строители коммунизма кряхтели, пукали, продирали глаза, пробовали, что то соображать. Все валилось из  рук..
Со стороны села доносилась  заунывная  мелодия  Мусоргского  «Рассвет на Москве-реке». Радиоведро на крыше Сельсовета  прочищало свое радиогорло. Десятки лет мелодия  не умолкала по утрам. Она  , как китайская средневековая пытка, где капля за каплей долбит темечко осужденного, добивала сельчан своей  монотонностью. Собаки выли, с безоблачного неба начинал капать дождь, тракторист Мишуня Керосиньев, спасая уши сельчан, заводил  на полную мощь  мотор  своего трактора.  Рано встающий  Гопсидоров сходил с ума.
     -  Кому на Руси жить не хорошо, так  это мне, тонкой души  человеку! Убью Мусоргского, что б не сочинял такую гнусную музыку! Как  хорошо было раньше,  по радио будили колокольчиками «Широка страна моя родная...»
  Очень страдал волосатый Федюх. В ночной драке Дристунович умудрился своей деревянной ногой подбить ему глаз и теперь поллица его окрасилось баклажановой синевой. Сердобольная Матрена  дала ему зеркальце  и Федюх обозрев внешность, погрузился в страдания.
       - Куда мне теперь с таким паспортом?
- До конца света заживет, -   обнадеживал его  Дристунович. - Потерпи, немного осталось ждать.
-  Сейчас бы тебя в кино. -  добавил Пенлер.  - С такой рожей и без грима  любого злодея сыграешь! Во рожа какая!   Езжай-ка ты Федюх, пока рожа не просохла, в Голливуд, или в Мосфильм.  Там с такой рожей тебе сразу главную роль дадут. Как думаешь Пендер, до Мосфильма доедет  Федюх с такой рожей, если не остановит милиция?
- До Мосфильма  доедет — отвечал Пендер...
- А  до Голливуда, я думаю, не доедет...
- До Голливуда не доедет.
Романтизированная Матрена  прислушалась и  взгрустнула по своему.
- Был такой фильм «Леди Гамильтон». Это о возлюбленной  адмирала Нельсона. Как она любила его! Я б так не смогла, дай мне хоть Героя Труда! А как ее чтят на родине в Англии! Фильм поставили о ее жизни, помнят. А разве у нас нет  своих леди Гамильтон?  Разве любовь и судьба  русской  женщиы, возлюбленной  адмирала Колчака, менее печальна и интересна, чем судьба английской леди? Колчака  расстреляли большевики...А она пережила своего  возлюбленного на много лет и умерла в одиночестве и нищете. Наша  леди Гамильтон. А могла бы за большевика замуж выйти...
- О как ты права! - расчувствовался не менее  сентиментальный Пендер. - А несчастнейшая княжна Тараканова разве не заслуживает мирового кино? В подвенечном платье попала в темницу, в  23 лет от роду.
- В 23?  - крайне удивился Федюх.  В такие годы  самое то  сидеть! Все впереди! Надо сажать лет в 60, когда  машина  есть, счет в банке, квартиру дали....
 - Происхождение Таракановой историки  до сих пор не могут разгадать.  – продолжил Пендер. – Ну, прям…Железная  Маска!  Кто такая? Паспорта нет...Только при товарище Сталине ввели паспортную систему. Он бы ее сразу  расколол!
Взгрустнулось и Однакову:
- А Иван Антонович,  император, младенцем упрятанный в тюрьму,  тоже  Железная Маска! Не знал  несчастный, кто его мама. Зато  мама знала! И упрятала  его  подальше, что б алименты не платить,  потому, как  злостная неплательщица была.  Неправильно все это! Надо было маму  сажать!
Больше всех терзался  Ванюхин.   Но не о проблемах мировой истории
 думал он, не  о  здоровье   партийных соратников  болела его душа, а о том великом деле, которое они затеяли на днях, кажется позавчера, и по  необъективным причинам, провалили сегодня. Это недопустимо! Надо немедленно, без раскачки, засучивать рукава, и приступать к делу!.. Оно  не ждет!
 И Ванюхин  открыл внеочередной Пленум.
     - Товарищи!  - обратился он  к собутыльникам. -   Окаянный Зеленый Змий, которого мы неоднократно клеймили  с высоких трибун, ползучим способом проник в наши сплоченные ряды. Уже...гм...какие сутки он терзает нас несмотря на наше активное сопротивление. Пора кончать с этим ползучим гадом! Ведь что получается? Мы взяли соц-обязательство   построить в рекордные сроки  избу-сортир...эээ...Избу-Съездов!  Съездов! А сами  пошли на поводу   бездельников-демократов, вовлекших нас  в пьянку! Позор! Немедля беремся за работу! Заложим фундамент нашего светлого будущего! Пора  штурмовать небеса!
Старички принялись чесать затылки.
    - Не торопись начальник! - за  всех высказался Федюх. - Похмелиться надо сперва. Помереть можем…Работа не волк... Зачем нам  небеса?  -
;     - Как зачем?   Как зачем!   Ходят слухи, что мавзолей  Ленина в Москве демократы снести хотят!  Так нам надо скорей свой строить! Возведем наш, Кацаповский, Мавзолей-Избу! На его крышу нашего Вождя  вознесем!  Под небеса!
   - Не снесут мавзолей! - раздались крики негодования.  - Пока не помер последний большевик,  не бывать этому!

   - Постойте, постойте, товарищи!  - подал голос Дристунович. – Ведь мы же  запланировали копать  бункер, а не небоскреб. Как бы внутрь Земли.  Тогда что же у нас получится? Тридцатый  этаж будет самым нижним А тогда  выходит  Ленин  из под земли будет протягивать руку народу? Очень длинная рука получится. Я поддерживаю выступления товарища  Федюха  призвавшего вернуться к проекту строиться вверх! Под самые небеса!
Партийный  руководитель   скислил лицо. Ему  до чертиков надоело  выступать и призывать.  Ему, как человеку, хотелось послать всех и вся  к черту и бежать похмеляться. Но  партийная совесть не позволяла  допускать  подобных вольностей. Меж тем разгорелись прения.
Часть активистов упорно настаивала строить Дворец вверх, другая, не менее активная, упорно настаивала  строить его вниз. Спор разгорелся и неизвестно  сколько продолжался, если бы мудрый  Секретарь  не оборвал его.
    -  Ну хотя бы для почина  давайте произведем   символический удар по тому месту, где будет фундамент  нашего Дворца.  Ударим кетменем, как поучал  товарищ  Бендер, по демократам и  разгильдяям! За дело, товарищи! Кто   нанесет  символический удар?
Никто не откликнулся на призыв Партии. Старички начали ссылаться на хвори, на гудение в головах, заодно  на дороговизну на базаре  и происки олигархов, которые  дергают высокопоставленных марионеток, заставляя их   плясать  под свою  музыку. Штурмовать небеса не нашлось охотников.
Тогда за дело взялся сам  Партийный Вожак.
Он уже открыл ладошки, что бы поплевать в них, как вдруг увидел, бессовестно дрыхнувшего под кустами,  Ананаса, -  самого молодого  в компании, здорового, как бык, к тому же  пролетария. Ананас спал, укрывшись содранным с дерева плакатом «Партия наша мама!» и был совершенно отключен от  общественных интересов.
    - А ну вставай!   -  начал его пинками поднимать Ванюхин. -   Нашел время спать!  Мы тут коммунизм строим, а он  спать надумал!  А еще коммунист! Ни стыда, ни совести!
Общими усилиями  Ананаса  привели в чувство. И долго объясняли чего от него  хотят. А хотят немногого — открыть   строительство.
       - Бери кетмень  и начинай долбить!  -  наседали не него.
     - Какой кетмень? -  делал удивленное лицо Ананас. - Почему не лопата?  Чего  пристали?
       - Кетмень самое то! - подсказал Федюх,   - Сам долбит!   
Ананас вроде бы дал согласие. Но тут выяснилось, что кетмень, куда-то пропал. Бросились искать.  Визуальный осмотр  ничего не дал.  Туча удивления нависла  над   строителями коммунизма. Вся ячейка в составе  одиннадцати ее членов, включая самого активного, Ананаса, пустилась в поиски пропавшего инструмента. Ни в дупле, ни в кустах, ни в небесах, куда Ананас  поглядывал чаше  других, кетменя не находилось.  Гордость Партии, его эмблема, память о Туркмении  исчезла.
Старички молча переглядывались, строя  всевозможные догадки. Самым прозорливым оказался   Ванюхин.
      - Где кетмень? - спросил он  нахмурясь, Ананаса  - Ты им вчера работал. Тебе его доверили. Где он?
       - Какой кетмень -  возмущался  Ананас. - -Я почем знаю! Чуть что, так сразу меня...Я вам в сторожа не нанимался!
      - Кроме тебя его никто в руки не брал. Где кетмень?
Вопрос  был задан так строго, что  изворачиваться   не  было смысла.
    - Ах, кетмень! Которым  землю долбить? Так бы сразу и сказали. Так я его это... Кацу отдал. Притупился кетмень. Он его в слесарное  ателье, на заточку отнес...Это он увел кетмень.
       - Как увел? Почему увел? -  раздались  гневные голоса. - Ты его подарил Кацу?  Как посмел?
      - Зачем подарил?  - машинально   отвечал Ананас  - Продал я его Кацу. Кац тыщу рублей  за него дал.
       -  Тыщу рублей? Целую тыщу?  Где же она?
       - То есть, как это где?  Мы же ее пропили! 
       - Как пропили? Когда пропили?
      - А этой ночью и пропили. За какие такие  башли вы всю ночь пропьянствовали?  За эту тыщу... Я хотел две содрать с Каца, но он таким жмотом оказался... А еще  земляк. Пил вместе с нами.
Больше всех негодовал подлинный  владелец кетменя, бывший строитель  канала, ныне обыкновенный сельчанин,  Федюх.
  - Догнать! Догнать Кацапа! Арестовать? Я его повешу на дубу! Мой наградной кетмень!  Единственная радость в жизни...Мне его  на стройке  начальник Грамотьян вручил. Говорит  ему медаль  на эфес положена! Говорит кетмень   без медали, что Буденный без усов.Что паровоз без колесов! Я им норму выполнял! В лагерной столовой  плакат висел  «Кто не ишачит,    тот не хавает!» Благодаря кетменю я и хавал! Он меня кормил!  Я с ним спал в обнимку!               
  И не в силах сдерживать благородное негодование, Федюх двинул обезьяньей  лапищей  Ананаса по  морде.   
       -  Богодул вонючий! Ты мне  в Туркмению поедешь за новым кетменем!
Примеру Федюха последовали  остальные.  Всем хотелось выразить свое коммунистическое презрение к пьяницам и  расхитителям социалистической собственности. Ванюхин до того рассвирепел, что поставил вопрос об  изгнании  Ананаса из Партии.
      - Опозорил нас! Сорвал стройку коммунизма! Пропить рабочий инструмент!  Чем теперь  строить  Съезд-избу?   Позор!  Вон из Партии!
      - Вон! - был общий вердикт.  - Не оправдал доверия!
Ананас мычал и просил прощения.
      - За что наказываете? Я вас от мук похмельных избавил! Очеловечил!   А вы меня из Партии... Раскаиваюсь. Пощадите!
Вопль отчаяния  и самокритики  заблудшего  товарища  тронул сердца  старичков. Как такого  кающегося грешника  не простить?
И члены ячейки в составе  кацаповцев Карл Ваныча  Ванюхина (Секретарь), Семена Дристуновича, Федора Федюха, Яши Пендера,   Николая Однакова, Ивана Мычурина, Матрены Пузовой и примкнувших  ночью левояйцев в лице  Ивана  Свистаки, Хакима Мерузнаева  и Сеньки Мазепченко,  простили  Ананаса.
Посчитали, что он поступил во благо общества. Положил на алтарь отечества свои силы и знания. Потерпел моральный ущерб.  Надо такого товарища поощрить, нашим  к нему сочувствием.
Выражая общее мнение,  Ванюхин  произнес речь.
    - На повестку дня мы вынесли вопрос о недостойном поведении  члена Партии Опанасенко, скрывающегося под кликухой Ананас. Вина его неоспорима! Путем преступного  разбазаривания социалистической собственности, он  поставил под угрозу наше начинание — строительство коммунизма! Он  опозорил! Наследил! Недалек тот час, когда он в сговоре с отъявленным демократом  Власом Кацапом  учинит  атомную бомбардировку нашей Кацаповки! Контра и вообще  дурак. Сорвал стройку, где ему обещана  квартира!  Слышь, Ананас,  пропадешь ведь теперь без квартиры.   Без нас... Ты подумай, куда теперь тебе?   Ты уж того... Искупай свою вину. Деньжата у тебя остались?
Последние слова Ванюхин  произнес с небывалой теплотой. Он даже заискивающе посмотрел в глаза раскритикованного отступника.
        - Да вроде есть...-  промямлил,  тронутый филиппикой Ванюхина, Ананас... Надо пошарить...
       -  Пошарь, пошарь, отец родной!  - послышались крики одобрения. -  По заначкам! В наше время как же без заначек?
      - Да и партвзносы пришло время платить. Не будь злостным неплательщиком, Ананас! Чай уже задолжался... 
Ананас углубился в потайные пространства  ватных штанов. Штаны были  так глубоки, что рука исчезла  полностью. Пока он шарил в них, окружившая  его партячейка  терзалась в муках, боялась дышать.
Наконец Ананас, как фокусник в цирке, выдернул руку и в зажатом кулаке все увидели  хороший  комок смятых купюр.
Раздались бурные аплодисменты.
        -  Ура! Ура!  Да здравствует наш  дорогой товарищ Ананас Егорыч!
Общее, наиболее полное мнение, выразил Ванюхин.
        -  Ты нас напоил, - сказал он с пафосом, - Ты нас и похмелишь!
Поддался общему ликованию и ущемленный материально Федюх.
;    -  С прошлым надо расставаться  смеясь, так вразумлял  Карл Маркс!  Если меня посадят еще  раз - обязательно напрошусь  в  Туркестан. Тогда уж десять кетменей оттуда привезу! На всех! А Ананасу  серебряный!
;     -  К делу, товарищи, к делу! -  призвал Ванюхин.  - Вперед к магазину!
;    -  Поехали! - радостно  прокричал Дристунович голосом  Гагарина, будто его запустили в космос. 
Старички образовали  парадный строй и ведомые   Ананасом   потопали туда,  где  бьют  неиссякаемые источники любимой народом, влаги. Идти  на поклон к самонщицам не имело смысла. Утомленные ночной работой они дрыхли  и раньше обеда  не отзывались на вопли страждущих селян  Оставалось навестить Гопсидорова, тот торговал круглые сутки..
В приподнятом настроении  старички   подошли  к  знакомому  крылечку единственного в Кацаповке магазина...И тут их ожидала  непредвиденная пакость.
Хозяин магазина  Адольф Магомедович Гопсидоров привез из Китая картошку, весьма экзотический  для этих мест, фрукт. Поистоскавшиеся по  картошке  сельчане, заранее оповещенные,  уже  с вечера   создали у магазина очередь. Ходил упорный слух, что картошку будут продавать поштучно и, очень даже вероятно, по карточкам.   Кроме картошки в этот день,  по просьбе  псевдотрудящихся,  ничем иным торговать магазин не должен. И в первую очередь спиртным…Напрасно Гопсидоров доказывал, что земной шар  перестанет крутиться, если его не  будут подмазывать оным.    Мужики были непреклонны. Никаких отклонений. Только картошка!
Когда партийная делегация  приблизилась к магазину, ее даже не  подпустили к дверям, тем более  к прилавку. Объяснили ситуацию.
 -  Приехали! -  так же  голосом  Гагарина сказал Дристунович, но более кисло.  - Да не там сели...
 Очередь  посмотрела на него.  будто он в самом деле упал с небес.
; Понимая, что добрым словом толпу не пробьешь , бывший редактор обратился  к очереди,  почти стоная:
; - Мужички! Не дайте помереть! Нам без веса и без сдачи! На поезд опаздываем! Явите гражданское состояние! Проявите сочувствие!
Очередь была непреклонна...
; - Выкупим  картошку, тогда и приходите!  Гопсидоров  предупрежден не продавать ничего, кроме!
; Партгруппа приуныла Проклятое «кроме»! Почему то вспомнилось Маяковское «Ничего кроме, как в Мосельпроме» и  приписываемое ему же  «У нас в продаже,  презервативы даже».
; Неожиданное препятствие спутало планы. Можно конечно  их изменить,  направить стопы в  лагерь самогонщиков, но перегруженные головы уже не могли перестраиваться. Оставалось одно: или умереть на подступах к прилавкам, или идти революционным путем. Но каким? Брать штурмом магазин силенок не хватит, тут запросто могут шею намылить, это не Зимний брать! Здесь покруче. Тогда что же?.
;     - Придумали торговлю на нашу голову. -   роптала  умирающая партбратия, -
; Хорошо будет при коммунизме. Никакой торговли. Зашел в магазин, взял  водки сколько унесешь...Пей от  пуза....
; Как назло  витрины магазина ломились  от избытка  питейного  ассортимента...Как басенные лисы  под виноградником,  юлили старички под окнами  не зная, что предпринять. 
Выручил Партию, как всегда, пролетариат.
   - Я знаю, как   обскакать  этих любителей заморских  картошек! - сказал Ананас. -  Товарищ Секретарь!! Ты меня слышишь?  Сейчас я пойду на задание…В тыл врага! Если  меня  растерзают, будешь считать меня дважды  членом КПСС?  Хотя бы посмертно?
     - Посмертно? Дважды? Не ослышался ли я? - изумился Ванюхин.
; - Ну да! Если  есть дважды Герои Советского Союза, то почему бы не быть дважды коммунистом Российской Федерации? И учтите добровольно  иду!
Логика  добровольца  более чем убедительна. Чего не бывает на свете «Дважды»?
          - Буду считать !  - заверил Ананаса  Секретарь  клятвенно. - И памятник поставим, ежели случится  и  легенду  сложим!
           - Ну, тогда  начнем операцию!  Сейчас я узнаю  у  мужичков, что им дороже китайская картошка, или собственная жизнь?
Произнеся  эти слова, Ананас  запустил руку  в складские  пространства своих ватных штанов. И порывшись, вытащил на свет обыкновенный полиэтиленовый, черный, непрозрачный пакет.  Затем, напустив на себя таинственный вид,  подошел к куче кирпичей  валявшихся  на земле. Из  этой кучи он выбрал шесть  самых увесистых и аккуратно уложил их в пакет. Получилось нечто обыкновенное и непривлекательное. Припрятав его  под полой пиджака,  Ананас перекрестился и с криком:
         - Не поминайте лихом! -  как на амбразуру  ДОТа, бросился в живую очередь,  осаждающую вход в магазин. -  Не забудьте про памятник!
- Жизнь это великое счастье! - бросила ему вдогонку  Матрена. -  А за счастье надо платить. А плата одна -  смерть.  Прощай, Ананас...
- Рано умирать,. Матрена!  - успел прокричать  Ананас,  -   Сначала  доживем  до конца света. По телевизору его уже назначили!  Поторопись  долгов нахватать!  Отдавать  их некому будет! 
Каким то  базарным  способом, не сбавляя скорости, Ананас втесался  в очередь  и начал проклиниваться  к прилавку. Его били по холке, материли, грозили утопить в Жидовке, но он пер напролом и даже лягался. Побитому и обтоптанному, ему удалось  добраться до назначенной цели, почти к прилавку. Под ним, рядом с окошком,  Ананас пригнулся  и незаметно, как партизан под рельсы, подложил  свой тайный пакет.  Затем  самым невинным  образом  пристроился  в конец очереди  и даже разыграл  из себя  озадаченного любителя  китайской картошки.
        - Эй, мужики!  -  прокричал он  -  Кто задний в этой очереди?  Кто тот  счастливый человек,  который уже  не будет задним, как я?
Задним был   трезвый мужик, доказывающий сельчанам о  преимуществе капиталистической картошки   перед социалистической.  Оказалась первая дешевле.  Он же припоминал, что в городе Москве был, когда то Китай-огород и уже  тогда вся Москва питалась китайской картошкой.
        - Вовсе не так! - возразил другой тоже трезвый мужик. - Был наоборот Китай-город, а вот Москва была огородом вокруг него.
Поднялся спор. Одни доказывали, что Москва была огородом вокруг Китай-города, другие  наоборот — Китай-огород был вокруг  Москвы. Сошлись на том, что Китай-огороды должны быть в каждом городе...
    - Помни Китай!  -  глубокомысленно произнес мужичок в калошах на босу ногу и галифе  -  Ихний огород нас прокормит
Ананас как бы невзначай затронул животрепещущ тему о террористах, от которых житья не стало. Рвут окаянные бомбы, где попало.  Жди и до Кацаповки доберутся. Маскируют   пакеты с динамитом  не только в городах, но и в селах  и  взрывают их по радио.
Толпа охотно поддержала  Ананаса..Террор  у всех был на языке.
- Однако какие это к чертовой  теще  террористы?  -  заметил  говорливый зачинщик смуты. - Во первых террор  это  когда сверху  давят. На государственном уровне! А тут партизанщина. Шайка! Единицы! Раньше таких называли бомбистами.
Ананас так же охотно согласился.
         - Зато социалистические бомбисты  всегда были  бомбистее  капиталистических.  Потому что  наши только у себя гадят, а те во всем мире!
  Он даже    перешел на крик, так что бы все  слышали. Он особенно упирал на факт, что  и наши и не наши бомбисты сегодня идут на хитрость - прячут свои бомбы в полиэтиленовые мешки,  черные  для маскировки, и подкладывают в самых людных местах! Чаще всего в  магазинах!
Все начали  рассуждать  об этой напасти, будто другой темы на свете нет... Сходились на том, что Кацаповки не избежать  террора...Вопрос во времени.
Ананас  почувствовал, что толпа подогрелась.
Будто невзначай он очутился у пакета с кирпичами   и,  сотворив на лице испуганную мину,   громко прошептал:
       - Товарищи... А что это за  пакет, который перед нашими глазами?  Как он сюда попал? Что в нем может быть?  Уж не бомба ли?
Очередь оцепенела. Мужики со страхом поглядывали  на  черный пакет  и  постепенно наливались страхом…
         - Вроде тикает... - нагнулся к мешку Ананас — Ну да, все сильнее...
Переглядываясь, будто сосед знал ответ, мужики начали осторожно пятиться к выходу. Этого  и добивался  Ананас...
      - Спасайся, кто может!  -  вдруг заорал он...- Сейчас рванет!   Полундра! Хватайте мешки! В бомбоубежище!
Началась великая паника.  Как обдуваемые  дихлофосом  тараканы, вылетали мужички из магазина. Никто не вопил, не скулил, все силы  были отданы бегству. Бежали к ближайшим кустам.  Там спешили  укрыться от осколков черного мешка, которые их вот-вот догонят.   Кому не известно о гайках и гвоздях, которые закладывают террористы-смертники  в черные мешки, подкидывая   их в людных местах.  И взрывают  по радио. По телевизору  показывали, знаем, ученые!
Адольф Магомедович,  не рискуя оставить  магазин  без присмотра, забился под прилавок,  шепча молитвы  на трех языках.  От страха его тело вибрировало, отчего  бутылки на прилавках звенели и дребезжали.
Взрыва не  последовало, а последовала  внятная  спокойная человеческая речь. Голос принадлежал Ананасу, которого Адольф знал и помнил.
         - Эй, хозяин!  - весело прокричал  лже-террорист. -  Становись на служебное место!  Настоящий покупатель пришел! Взрыв, за  ненадобностью, отменяется.
Не перестающий  дрожать,  Магомедыч  вылез наружу.
На его   глазах   Ананас  поднял с пола пакет, вытряхнул из  него кирпичи  и пояснил.
- Слушай. Адольф-оглы!  Эти кирпичи можешь приберечь  для   памятника на своей могиле, а вот в  честь избавления  от угрозы взлететь на кавказские небеса, выкатывай бочку пойла. Как для лучшего друга! Ты меня  понял  Адольф Алоисович?
         - Я не Алоисович, я Магомедович! - злобно пыхтел  Гопсидоров вылезая из под прилавка. -  С чего ты взял, что я Алоисович? Кто такой Алоис?
        - Ты не знаешь кто такой Алоис? Так это ж папа Гитлера, вот   кто! У тебя   такая родня, а ты  под прилавок залез!  Пошевеливайся  партайгеноссе, отоварь ветерана КПСС!
Позеленевший то ли от злости, то ли от испуга, хозяин магазина не был расположен выполнять просьбу наглого провокатора. С тревогой оглядываясь на кирпичи, - в самом деле, не взорвутся? - он разразился  бранью, грозя линчевать Ананаса, когда  тот появится на берегу Жидовки   Ненависть его была так велика, что он схватил за ножку стул, украшавший витрину и замахнулся им на Ананаса.
Недавно  Магомедыч,  обновляя коммерцию, завез партию мебели из за рубежа
Но пожалел стул. Зарубежная мебель не выдержит соприкосновения с русской головой. Ананас не испугался, но оценил  поступок противника , так же не прибег к помощи кулаков. Он только заметил;
       -  Если бы людская пакость Адольф Алоисович, измерялась в цифрах, как шкала Рихтера при землетрясениях,  и имела бы свою собственную единицу  «гитлер» -  то  для тебя, торговая твоя душа,  одной шкалы не хватило бы. Пятнадцать  «гитлеров»  понадобилось   бы! У тебя  совести, как у  фашиста в чужом курятнике.
          - Что ты пристал ко мне со своим Гитлером!  Чего надо?
          - Спиртного надо! - рявкнул Ананас.  - Народ заждался!
Из магазина  Ананас вышел с, заметной тяжестью, пакетом.  Осталось неизвестным,  заплатил ли он  за товар своими кровными,  или попользовался  растерянностью  продавца.
Одна  рука  удерживала пакет, другая взметнулась над головой, в которой  Ананас, как факел, держал  бутылку водки «Русская», самой  доступной  и не столь убойной, как  остальные «паленые». В силу этого он орал отрывок их поэмы Маяковского:
    - Да будь я и негром преклонных годов и то без унынья и лени.
      Я «Русскую» выпил бы только за то, что её потреблял сам Ленин!
    Его поджидали с нетерпением.  Партсобутыльники  услужливо подхватили пакет, справились о здоровье  и  парадным строем, мимо затаившихся в кустах и дрожащих от страха  любителей картофеля,  пошли в направлении старого дуба. К месту постоянной дислокации.
Уже по дороге,  не сбавляя хода, Ванюхин открыл очередной Пленум.  На повестке дня стоял один вопрос.  Вопрос о присвоении  товарищу Опанасенко  звания Дважды Члена  КПСС.
Приняли единогласно. Обещали оформить  протокол  и  выдать справку..      Старый дуб уже поджидал свою застольную компанию. Скопившаяся в кронах прохлада мягко оседала на землю, птички обеспечивали  музыкальным сопровождением начинающийся акт  нескончаемой пьесы. Весело гомонившая партпаства   не мешкая, разместившись под дубом, сразу же начали отмечать  событие, связанное с присвоением их лучшему другу Ананасу Егорычу, необыкновенного  звания Дважды Члена  КПСС.  Целовались, клялись, обещали..Бывший владелец кетменя Федюх даже предложил  поставить на берегу реки Жидовка  бюст Ананасу,  как  это положено Дважды Героям. .Галдели каждый свое и  никто никого не слушал.
Когда успокоились, Федюха потянуло на воспоминание.
В щенячьей молодости он морячил в Д.В. Пароходстве. Это во Владивостоке, городе у моря,  где.  в наше время, нет моря, одни помойки вместо него. Дело было после войны. Контора пополнялась трофейными судами. В 1946 году перегнали с Германии теплоход,  которому присвоили дорогое для большевиков имя «Ильич».  А следом в 1952 году   перегнали еще однотипный теплоход.   Точь в точь такой же как  «Ильич».  И поставили близнецов-братьев на одну линию. И как выдумаете,  его назвали?
;    - «Виссарионыч»!  - раздался дружный крик. - Как же еще?
       - Не угадали! - отвечал бывший моряк и бывший владелец кетменя. -  Теплоход назвали «Русь»! Почему - неизвестно. Говорят, что большевики пароходства так и хотели, назвать новое судно «Виссарионыч»,  да тут  подлинный Виссарионыч дуба дал и все на этом кончилось. А если бы    Виссарионыч продолжал  жить, не известно была бы «Русь»...
Старички помолчали, думая о превратностях судьбы.
Федюха несло дальше, «Ильич» занозой   сидел в его  партийном сердце.
      - Сразу после перегона поставили нашего «Ильича»  в СРЗ на ремонт. Как положено, разобрали главный двигатель. Подчистили его, подшаманили, подмандили и снова собрали. И тут выясняется, что остались лишние детали, не вписавшиеся в композицию…Что то упустили, что то недоглядели, Куда их прислюнить никто не знает.
Двигатель снова разобрали. Начали  искать подходящее место для них. Но так и не могли найти. Машина немецкая, дело темное, чертежей  и в помине нет…    Сбежались на  создавшийся  шухер  мужи технической интеллигенции Ведомства, окунулись  в расчеты. Но и они  сколько  не мудрили, родного места  для загадочных деталей  не нашли. Покрасили их суриком для сохранности и упрятали навсегда...
  Но самое интересное двигатель, без этих неприкаянных железок, прекрасно работал! Вплоть до списания в 1981 году на гвозди, «Ильич»   бегал по нашим морям гораздо шустрее, чем у высокообразованной немчуры.
      - Вот вот! - откликнулись старички. -  Ильича  не разберешь на части! Наш Ильич и без запасных частей не потеряет скорости!...Рано  Ленина на гвозди списали! Ленин вечен и без запчастей!
Усталость брала свое. Затихали нотки противоречия. Голоса гасли.
Совсем заплетающимся  языком лидер Партии Карл Ванюхин    произнес заключительную речь и ввиду  полного истощения сил  объявил Съезд закрытым...  Он  так же призвал  членов  ячейки  расходиться по домам.   И не собираться впредь до следующей пенсии.
       -  В следующий раз будем строить космодром...на тридцать ракет. Не забудьте прихватить   топоры, вилы  и…как его? Кетмень!

Со стороны села доносились звуки радио. Передавали  местные известия. Скучным языком диктор сообщал, что этим утром у дверей Пивной № 527  был обнаружен почти труп известного художника Кац-Кацапова.
По предварительному следствию  его покалечил  так же известный художник Херхеров. Удар был нанесен странным предметом, валявшимся на месте происшествия. Эксперты склоняются к мнению, что это землеройное орудие встречающиеся в странах Ближнего Востока.  Свидетели в лице клиентов пивной  слышали, как  потерпевший кричал;  -  Сортир покруче твоего Кетменя! А другой голос  возражал, что    Кетмень укокошит Сортира на первом же худсходняке!  (Кетмень и Сортир очевидно кличка сообщников).  Прибывшая на место происшествия скорая помощь увезла  обоих, подозреваемого  Херхерова и почти труп Кац-Кацапова, в психиатрическую лечебницу.
Этим же утром верные сыновья КПСС села  Кацаповка  предавались заслуженному отдыху. После пережитых передряг, которые  нынешнему хилому поколению не под силу, они дрыхли в теплых постелях предаваясь блаженным снам.  Сны были разнообразные  и. некоторым образом, интригующие.
  Одним  снились  женщины  в откровенных сценах, другим  сундуки с сокровищами, Матрене приснилось райское блаженство, а продолжавшему быть   хохлом  Мазепченко, снились кошмары.
Приснилось ему , что на Черном море разыгралась  великая буря с  молниями и землетрясением. Гремел гром, накатывалось цунами.  И такой был страшный катаклизм, что  полуостров Крым закачало, закондобило, оторвался он в районе  Перекопа  от континента и пустился  в самостоятельное плавание. Понесло его по волнам Черного моря .
 А Карлу  Ванюхину, как и положено  Секретарю, снится  номенклатурный  сон . Снится ему сам  товарищ Сталин... Будто бы они сидят вдвоем под  старым дубом и пьют чачу, принесенную  Вождем  в трехлитровом бурдюке. И будто бы говорит вождь Ванюхину:
- Ви читали товарищ Ванюхин роман Фадеева «Молодая гвардия»? В нем автор ни разу не вспомнил о Партии. На что ему было указано. Ви же товарищ Ванюхин, всего за три дня, без всякого указания свыше, столько раз вспоминали  Партию, что и выпить за это не грех. Ви настоящий большевик! Так  выпьем же, как настоящие большевики.
- С удовольствием... - сладко мычал Ванюхин, чмокая губами.
Ананасу же, спящему под дубом, снился  кетмень. Но почему то землеройное орудие больше походило на  увесистую дубину в руках волосатого Федюха. Бывший хозяин  кетменя замахивался ею на Ананаса, грозя убить  и выгнать из Партии. Сон оказался в руку.

Уже на следующий день, отоспавшийся  Федюх начал преследовать неразумного  торгаша  чужим имуществом.  Он  гонялся за Ананасом   по селу, грозя  утопить, повесить, обесчестить...
- Вот я тебя! - кричал он, размахивая  дубиной. .-  Ворюга!  Верни мой кетмень!  Пол литра поставлю!  Верни! Покалечу!
   Бедный Ананас метался по селу не зная куда спрятаться от гнева  хозяина кетменя. Не желая предстать пред Всевышним покалеченным  Ананас, поразмыслив, решил податься в город Тяпск,.  Там   проживает  его троюродный  брат Аглай Вероникович  Лукерьев.  У него  он переждет житейскую грозу, наберется сил.
И пригожим летним днем , прикрыв от солнца  мыслительную плешь газетным колпаком, Ананас  покинул удойную Кацаповку.


Плешивому прохиндею  пофартило. Аглай Вероникович , имеющий житие в девяти этажке,  приютил его. Он жил один. Это был старый   воинствующий холостяк. На его  квартиру заглядывались многие, с меркантильным прицелом, женщины, и  в ответ на их наглые притязания, он двери не  открывал , а на улицу выходил через окно. И только по ночам.  Более того, в знак своей неприступности, Аглай  носил  рубашки  вывернутыми наизнанку. Это по его мнению отпугивало  претенденток. Соседи гадали:  - Почему наизнанку? Что это  -  военная хитрость, или полное безразличие к себе несчастному?  Уж лучше бы сразу смирительную рубашку напялил.
 Аглаю  не везло в жизни во всех направлениях.
Дом, где он проживал,  был  великолепен , но,  увы! не пребывал в    спокойствии и гармонии с окружающим миром.    Не повезло  дому с местонахождением…
Несколько лет назад  некий предприниматель по фамилии Гопсидоров, а по имени Адольф Магомедович, вознамерился  построить автостоянку. Место для нее делец  облюбовал под окнами этой самой девяти этажки.  С  быстротой, доселе невиданной,  припершийся бульдозер.  отутюжил площадку , пыхтящие жаром самосвалы залили ее асфальтом.
Все сущее, и флора и фауна, столь чтимые обитателями дома,  остались  погребенными под  катком  цивилизованного варварства. В  сердцах людей   осел неприятный осадок. Ни присесть, ни птичек послушать. Ничего не пожалел проклятый  предприниматель, все уничтожил.
Естественно народный гнев и разум возмущенный  выплеснулись Соседство с автостойбищем  не сулило ничего хорошего. Никому не хотелось дышать выхлопными газами и выслушивать  по ночам кваканье противоугонных сигналов.  Жители кипели гражданским гневом.  Писали, стучали, требовали запретить стоянку…Никто не помог. Ни Бог, ни секретарь и не герой,  отважившийся жаловаться Прокурору .
;     - Буду стоянку строить и все!  -   - отмахивался  на все  протесты Гопсидоров  и добавлял: -  Такова воля Аллаха!
Стоянка состоялась. Хозяин отгородился  забором, обзавелся сторожами, развесил фонари, закрепил на воротах фанерный призыв «Парковка! 50 рублей в сутки!»
И в радостном трепете стал ожидать  клиентов.
И тут случилось невероятное! Никто из автовладельцев,  живущих рядом ,  не осчастливил  это мерзкое место своим автоприсуствием!  Никто не   захотел пользоваться  услугами наглого захватчика чужих угодий, хотя это стоило 50 рублей, тогда как везде драли не менее семидесяти…Полное игнорирование, бойкот! Сработала солидарность,  почти невероятная затея  в нашей жизни.
Целый месяц  недоумевающий Гопсидоров пребывал в безделье, ожидая клиента.  Он даже снизил ставку до 40 рублей, полагая этим заманить его. Он развесил на заборе гирлянды цветов,  посыпал дорожки  песочком, огласил стоянку музыкой, ничего не менялось. Клиент не шел.
По ночам Гопсидоров бил стекла  у не припаркованных автомобилей, рассчитывая, что напуганные разбоем  автовладельцы, поспешат  укрыть свое покалеченное богатство на охраняемой стоянке.  Но и это не помогло. Аллах   не одобрял  бандитскую хитрость Гопсидорова, явно  нашептываемую ему  шайтанами. 
И хозяин пришел к унылому выводу - надо менять  позицию... Перебираться на менее злопамятную территорию. Начался обратный процесс. Прогоревший автоделец  поснимал фонари, подмел песочек, а вот асфальт... Асфальт не отдерешь и не утащишь с собой. Плюнул Гопсидоров на него в сердцах и удрал восвояси.
Прошло три года. Асфальтированное пространство пустое и унылое, как напоминание о  гопсидоровщине,  продолжало  омрачать жизнь аборигенов.
Дети не играли на нем, собаки обходили стороной, проходящие мимо бабки, крестились...Больше всех страдал  Аглай Вероникович, троюродный  брат  Ананаса.  Окошко его квартиры на первом этаже как раз выходило  на  асфальтированное безобразие…Бедняге приходилось, вылезая через  окно на улицу, неизменно брякаться на его шершавые голдобины. С Аглая не сходили синяки.   Три года  он  ожидал,  когда силы природы сожрут эту присосавшуюся гадость. Но природа оказалась слабее гудроновой мощи. Аглай  с тоской вспоминал, убаюкивающие очи, растительность и скамеечку под окном…Очень хотелось ему посидеть  в тени ласковой  березки  послушать чириканье сладкозвучных воробьев. По ночам мечтал Аглай   возродить былую красоту. Вернуть флору и фауну на историческое место. А для этого надо, прежде всего, убрать смердящий асфальт.. Как бывший бухгалтер, он, теребя  измученную бороду, производил вычисления. В толстую тетрадь он записывал  сколько потребуется  времени и труда на уборку асфальта.  Цифры и уравнения обнадеживали, но не  возымели действа. Легко. подающийся  уничтожению в тетрадке,  асфальт, в реальности  продолжал лежать и смердить. Изможденный вычислениями Вероникович  покрылся волдырями. Все силы он тратил  на писанину  и  ничего другого не делал. Он отказался от всех благ мирских. Злоба душила его.
Свою скорбь он  высказал,  неожиданно появившемуся, брату Ананасу. Истосковавшийся по великим делам  Ананас сразу же уловил  суть дела.
Он решил помочь брату. Он  сказал, что знает, как  очистить  территорию  от варварского насилия и  вернуть ей положенный  природой   кайф.  Для  этого  у него  есть идея! 
Неделю, пропьянствовав и набравшись сил,  странствующий  мыслитель  приступил к осуществлению задуманного плана, который  на самом деле был ни чем иным, как  гениальной  аферой. 
Однажды, пригожим  и благодушным днем ,вдвоем  с измученным бухгалтером  Ананас  вышел   на объект.  Асфальт дымился под лучами солнца, от него несло мерзостью и унынием. По крестьянский погладив  горевшую на солнце плешь, он, принялся  под  окнами братовой квартиры  звонкоголосым ломом  долбить горячий асфальт.  Отколет кусочек, перекурит. Отколет другой, снова перекурит. Брат ему за пивом  сбегает, советом поможет. Каждый сантиметр отколотого асфальта  бережно складывается  у обочины дороги, проходящей рядом. 
Ананас Егорыч вкалывает,  Аглай Вероникович  посиживает  на гипотетической скамеечке под  условными березками, помалкивает. Усиленно теребит   потную бороду, что то в толстую тетрадь пишет.
А дело клонится к вечеру.
И случилось так, что мимо шли  члены КПСС села Кацаповка  в лице следующих товарищей: Ванюхин (Секретарь), Федюх, Дристунович, Однаков  с Мычуриным, Пендер, Матрена Пузова   и  примкнувшие   к ним левояйцы  Свистаки  , Мерузнаев,  Мазепченко.
         Шли они с поминок  знатного тяпчанина поэта   Ричарда  Чухало. 
         Усоп виршиплет в очереди за подаянием у  дверей кабинета    Предсдателя Горовета  товарища  Новокозловского  Иван Семеныча.   
        Поначалу  столоначальничек  принял  поэта  по дмократически., предложил присесть.   Сам  сидел    под портретом  Мерилин Монро, ( раньше там помещался портрет Надежды Крупской), и думал что бы такое придумать…заметное…До этого,  томимый бездельем и лютой ненавистью к клиентам ,  он  озвучил свою деятельность  предложением  повернуть  областную речку  Жидовка в ст.орону Атлантического  Океана. Пусть течет речка в  воды морские.  Соленой станет.
Прожект не прошед  но Новокозел своего добился.
 - Голова!  -  стали  о нем  поговаривпть  о нем    –   Государственный ум!   
Сейчас он  мыслил ,  как  бы пошикарнее украсить  жизнь   землякам-тяпчанам,  не касаясь  больших затрат при этом ?
Служитель муз   оказался кстати.
 -  Самое лучшее, это послать всех нуждающихся  в эмиграцию. -  подумал   Новокозел   .-  Там  печей топить не надо  и бананы  сами в рот  залетают.
 И немедля послал туда поэта. .И послал так выразительно , что  Глухой Чухпло  понял , что его послали куда подальше, тут же  в кабинете  добрейшего благодетеля, скончался. огорченный.
; Сознательные кацапчане, как положено , отдали  долг  усопшему  тяпчанину и вот теперь    шли  на автобусную остановку погруженные   в тяжкие думы.  Ушел  еще  один товарищ. Кто  следующий?
Ванюхин  ежеминутно снимал с головы  мятую,  в пятнах,  фуражку  и вытирал ею скупые партийные слезы.  Остальные члены тоже утирали слезы.
Из карманов  выглядывали  горлышки бутылок. Ходоки часто останавливались и подбадривали себя  поминальной влагой. Их шатало, но они не сбивались с курса. Ванюхин, как и положено  Предводителю шел во главе...  На их пути оказался большой девятиэтажный дом.   Они остановились. 
И вдруг их  взору  предстала  интересная картина. Их знакомец, отъявленный лентяй  и пропойца, богодул в ватных штанах, Ананас,  с упоением долбит асфальт под окнами явно чужому ему дома. С лысины  летят трудовые  искры смешиваясь с потовыми завихрениями. Ни на кого не обращает внимания, торопится  и что то  скрывает. Шествующие  на автобус  сельчане остановились, заинтригованные...
- Эй, Ананас! - окликнули его - Ты это к чему с ума сошел? К чему бронированную землю  долбишь?
- Не мешайте  - отмахнулся Ананас  - Шагайте мимо! Не ваше  сельское дело горожанина  тревожить!
Такой уход от ответа  насторожил  сельчан. Их  уже больше  десятка, ибо к ним добавилось еще двое, так же  случайных прохожих. Оба  в больничных  тапочках  со  скудными  узелками в руках. Это  сбежавшие  на свободу художники Херхеров и Кац.  Оказались здесь потому что, заблудились.
У Каца  за ремнем  огромная, как судовая швабра  художественная кисть. У Херхерова  так же из-за пояса торчит  дорогой его сердцу коллекционный кетмень. Он  с  ним не  расставался  даже  под  душем Шарко в лечебнице.
Подошедшие  настороженно  стали наблюдать за происходящим, стараясь разгадать  тайный смысл!
- Без личной выгоды  Ананас и помереть не может! - высказал общее мнение самый прозорливый  из компании Ванюхин. - Надо его расколоть!
И не смея сдержать амбицию приказал:
-  Товарищ Опанасенко! Партия просит Вас выступить  с правдой!  Объясните, какой такой умысел вы затеяли? Прошу как коммунист коммуниста!   
Ананас, как дисциплинированный член Партии,  не посмел  скрыть правду от народа. 
- Патриоты! -  сказал  он, обращаясь к  любопытствующим землякам и разгибая спину. - Я вам открою  секретнейшую тайну. - Она такова. В городе только что открылся пункт по приему  утилизированного асфальта, такой же, как по приему металлолома.
-  Ну да…А зачем он. застывший? -  загудели земляки. - Куда  его потом?
- Так его ж переплавят, - втолковывал  Ананас, - и пустят в дело. Спрос на него немалый, дороги ремонта требуют, китайцы просят продать. Материала не хватает, а тяпский асфальт сами знаете, экстра! потопы  выдерживает, Москва заявку сделала…Красную площадь хотят залить. Сколько не принесешь на пункт, все примут.
- Светлые  перспективы открылись перед нами, товарищи! -  поддакивал Аглай, тряся бородой   -  Вперед к открытию пункта! Даешь!
- А сколько дают за килограмм? - уже  заволновалась  кацапчане.
- За один килограмм дают десять рублей.  А если с камушками  все 15!
- Вот это да! И сколько ты хочешь за этот асфальт получить?
- За этот, что возле  дома,  не меньше десяти тысяч.
- Десять тысяч! Да это же целый капитал! -  выдохнули  слушатели  и тут же начали возмущаться.
- А чего  это ты Ананас, чужим асфальтом  распоряжаешься? Ты его выращивал? Ты за ним ухаживал? Ты его поливал? Ты за кого нас считаешь? Отобрать! Отобрать асфальт! Это общее достояние! Национализировать!
- Не мешайте! Не мешайте  работать! - продолжил долбежку Ананас. - Надо к утру закончить. Пока очередь не выросла!
Толпа пожирала глазами  усердного   утилизатора.
- Ну и где же этот  дурацкий пункт? В газетах ничего не писали. Может по радио объявляли?
- Разве у нас  хорошее рекламируют?  - издевался Ананас  - Вот сдам этот асфальт, тогда дам адрес.  Не ровен час  обскакаете! Хитрованы!
И ни на кого, не обращая внимания, Ананас  принялся долбить асфальт с таким рвением, будто это был золотой пласт.
Начинало темнеть.  Партячейка  переминалась с ноги на ногу, не удаляясь  и не теряя интереса. При том  не забывая   прикладываться к   горлышкам,   припасенных с похорон,  бутылок. Художники  сидели на придорожных камешках, погруженные в думы…Ананас меланхолично  размахивал ломиком, стараясь больше производить звона, чем дела. Кусочки отколотого асфальта он бережно складывал  в кучу, демонстративно пальчиком, пересчитывая каждый.
Старичков томило. Они следили за каждым движением Ананаса.
; -  Ты уж это.... -  советовали они. -  Поосторожней.. Надорваться недолго...Куда ты торопишься? Куда тебе столько? Завтра с новыми силами...
Наконец Ванюхин дал команду собираться в дорогу. Старички пукнули, покряхтели, отхлебнули спиртного и демонстративно топая ногами  поплелись в наступающую  темноту. Незаметно за ними удалились и   художники.  Когда наступил полный покой, Ананас  воткнул ломик в землю, закончил труд. И не  оглядываясь  удалился домой.  Вслед за братом, так же через окно.
Хорошо поужинав, братья завалились спать.
Ананас спал сном праведника. Второй раз в жизни сморенный трудом.   А нервированный  гопсидоровщиной брат Аглай  не спал. Всю ночь  слушал, какие то крики за окном…Вцепившись обеими руками за   бороду он пытался понять в чем дело, но не мог. Он был силен в бухгалтерии, но не в житейской сутолоке.
- Кетменем! Кетменем  ковыряй! Им лучше всего! - доносился  до ушей
Аглая надрывный    голос, а за ним  гремел   другой.
-  Верную дорогу долбим товарищи! Усилим темп! Дристунович филонишь! Выгоню с Партии! Федюх! Не успеваешь таскать товар  к дороге!         Поторапливайся! Самосвал ждать не будет!
В лунном свете была видна фигура  начальственного вида.  Она больше махала руками, чем  что то делала  В экстазе  фигура сорвала с головы форменную фуражку и швырнула  ее в горнило рабочего пекла. Рядом с фигурой стоял человек  размахивающий огромной кистью  и орал:
- Сегодня мы  пролетарии, а завтра Наполеоны! Ты Матрена сегодня кухарка, а завтра главврач  дурдома, да что там дурдома - государства! Убирая с нашего пути  асфальт, мы прокладываем дорогу к светлому будущему! Вперед!
- Искусство вкалывать принадлежит народу!  - размахивал кетменем Херхеров. – Вкалывая, мы расстаемся с прошлым! 
Наступило утро.  Братья проснулись,  в хорошем расположении  духа, подошли к окошку. Ананас трудовой  дланью  ласкал, остывшую  за ночь плешь и  она до того остыла, что на  нее садились мухи.   Аглай   теребил,  успокоившуюся, от ночного  насилья , бороду. Играло солнце.
А за окошком   наблюдалась прекрасная  метаморфоза. От асфальта не осталось и следа! Он  исчез! Как корова языком слизала. Братья перемигнулись   и принялись  разглядывать открывшиеся за окном просторы.
Вдалеке  у обочины государственного тракта  возвышалась  куча аккуратно сложенных кусков асфальта. На самом верху кучи сидела черная ворона, с удивлением разглядывая  возникшее за ночь  загадочное  возвышение. Рядом сидела  группа приморенных старичков  с унынием  оглядывающихся    по сторонам.
Кругом  валялись  опустошенные бутылки. Мерзость пессимизма   и уныния  витала  в этой точки земного шара. Хмель улетучивался  и вновь всплывали  насущные  проблемы  житейского  бытия.
Старички  молчали и не могли сообразить  как жить  дальше…Лишь один лидер ячейки Ванюхин, как и положено лидеру, что то бормотал…но так, что б не все слышали:
- Наложили  мы кучу, а  куда  ее -  не ведомо...Послушали проходимцев, бородатого Аглая, да   плешивого Ананаса…Что дальше то делать?
- Похмелиться надо... что же еще... -  стонали старички.
Не проявлял пессимизма  один  Кац-Кацапов…Он стоял невдалеке от  кучи и, размахивая кистью, орал:
- Я вижу новое полотно! Я его назову «Куча моей Родины»! Херхеров! На нашу жизнь хватит сюжетов! Будет хлеб с картинами маслом! 
А братья  любовались  освобожденной   от асфальтового насилия землицей… И в  мечтах   уже  зарождались  глобальные проекты. Очень скоро  на этой обетованной земле   зацветут пальмы, в  прохладных бунгало  будет подаваться  пиво, загремят там тамы, зажгут керосиновые лампы. А керосиновые,  потому что  вся  электрификация  ушла на освещение новой Съезд-избы построенной уже  демократами.
    О том, что произошло ночью,  напоминают валявшаяся в  крошеве асфальта  изношенная   фуражка,  да покалеченный  в идиотских  трудах пещерный  кетмень.

                КОНЕЦ.