Глава четвертая.
1
Сразу же после возвращения Виктор пошел в школу, надеясь получить место учителя до начала учебного года. С чувством высочайшего волнения переступил ее порог. Такое волнение он испытывал только перед сдачей экзаменов, но сейчас нужно было не экзамены сдавать, а устроиться на работу.
В дирекции школы Виктора встретили сдержанно, долго и внимательно, до смущения, рассматривали, а потом проговорили:
- Извините, но историк у нас есть, а вот преподавателя физкультуры или труда, мы взяли бы с большим удовольствием.
Точно с таким же успехом Виктор посетил все школы города и везде, в первую очередь, спрашивали группу инвалидности, а затем, словно сговорившись, слово в слово, произносили фразу, которую он слышал в первой школе.
"Издеваются они, что ли? – лихорадочно думал он. - Предлагают то, что я не могу делать. И не где-нибудь, а в школе, где детей учат добру, любви и чуткому отношению к другим".
Разве о такой встрече мечтал он, возвращаясь из Воронежа, с дипломом в кармане, испытывая легкость и свободу, владевшие им в те минуты? Его переполняло чувство гордости, когда думал о том, как будет учить детей, отдавая им свою любовь. А что получается на самом деле?
Администрация школ боится брать на себя ответственность, приняв на работу инвалида первой группы. Но, как же Степан Иосифович Батраченко, слепой преподаватель Воронежского пединститута? Ведь он тоже инвалид первой группы, студенты водят его из дома на работу и с работы домой. Да и в институте он не остается без сопровождающего, но все же работает. Да как работает! Студенты слушают его, затаив дыхание, стараясь не пропустить ни одного слова.
Выходит, что крепкий, здоровый мужчина, в расцвете сил, оказался никому не нужным! То, к чему стремился все эти годы все, что заставляло жить и бороться, не дало ожидаемого результата. Цель, которую он старался достичь, оказалась тупиком, из которого нет выхода. Потерян стимул для жизни.
Долго, пока не устали ноги, Виктор стоял у окна своей квартиры, томимый какими-то смутными желаниями. Что делать? Чем заполнить эту пустоту, образовавшуюся в его жизни?
Прервав грустные размышления Виктора, у входной двери раздался звонок. Он открыл двери и увидел жену.
- Представляешь, забыла дома ключи, - предупредив его вопрос, с самого порога заговорила она. – А ты уже дома? Ну, и какие успехи?
- Отличные! – грустно улыбнулся он. – Сегодня мне снова отказали. И в этой школе требуется физрук. Прямо напасть какая-то. Как они работают?
- И поэтому ты загрустил?
- Загрустил? Не то слово. Я просто в отчаянии.
- А стоит ли отчаиваться?
Виктор удивленно посмотрел на жену.
- Что ты говоришь, Валюша? – следуя за ней на кухню, воскликнул он. - Ведь я не знаю, что мне делать, чем заниматься, куда девать свободное время?
- Не хочу даже слушать, - замахала руками Валентина. – Неужели все это говоришь ты? Ты, который никогда не отчаивался, никогда не унывал и всегда находил для себя занятие! И сейчас можешь найти, если захочешь.
- А, что именно?
- Ну, например, писать рассказы, статьи в газету. Вспомни, как ты занимался этим. Наконец, твоя повесть. У тебя все не хватало времени заняться ею. Потом совсем забросил. А теперь у тебя есть возможность возвратиться к ней.
Виктор посмотрел на жену так, что она смутилась, а щеки покрылись нежным румянцем.
- Валюша! – обнимая ее, проговорил он. – Ты не представляешь, что сейчас сделала! Ты меня, можно сказать, от смерти спасла.
- Так уж и от смерти, - улыбнулась Валентина, мягко освобождаясь от объятий мужа. – Всего-то навсего, напомнила о том, что ты можешь делать
- Вот именно, напомнила. Ты прекрасно знаешь, что безделье для меня смерти подобно. А сам я, почему-то, не вспомнил об этом, - сказал Виктор, и ласково прошептал на ухо: - И все-таки ты у меня молодец!
Валентина была необыкновенным человеком, одержимым одной единственной страстью, любовью к мужу и дочери. Эта любовь, по всей вероятности, жила в ней всю жизнь. Она только ждала того момента, когда сможет выплеснуть ее на самых дорогих и близких ее сердцу людей.
Между ними все было естественно. Каждый из них, без навязывания и влезания в душу, интересовался делами другого, и во всем этом была заслуга Валентины.
2
Повесть! Как он мог забыть о ней? Тогда, много лет назад, после разговора с Иваном Ивановичем Ткаченко, посоветовавшим написать повесть, Виктор долго думал над его словами и решил попробовать свои силы на серьезном произведении.
Повесть продвигалась с большим трудом, но все же, в конце концов, была закончена. Несколько раз Виктор перечитывал ее, кое-что исправлял, вычеркивал, но вот дать оценку своему "творению" не мог, а посоветоваться не с кем.
Однажды в газете он прочитал, что в Москве объявлен конкурс имени Николая Островского. Все, желающие участвовать, могут прислать свои произведения. Виктор отослал повесть и с нетерпением стал ждать.
Прошло несколько недель, и он получил ответ. На бланке с названием конкурса, в верхней части листа, было написано: "Дорогой друг! Прочитал Вашу повесть и хочу отметить, что вы не лишены дара. Но просто писать, это не значит хорошо. Писать надо так, чтобы с первой страницы увлечь читателя за собой, заставляя открывать все новые и новые страницы. А Ваша повесть изложена в виде дневниковых записей, в хронологической последовательности, что делает ее скучной и не увлекательной. Отчаиваться не нужно. Повесть заслуживает внимания, но требует основательной доработки. Желаю Вам больших творческих успехов". Член союза писателей И. К. Гришин.
"Спасибо за пожелания, - подумал Виктор. – Только вот, что прикажете дорабатывать? Рукопись-то не вернули", и с тех пор он забросил ее. Теперь же, когда у него образовалось неограниченное количество свободного времени, загорелся желанием восстановить.
Утром, еще окончательно не проснувшись, Виктор почувствовал обжигающее нетерпение. Открыл секретер, выдвинул печатную машинку, вложил в нее лист бумаги и, усевшись на стул, надел рабочий протез. Осторожно, как кот лапой воду, тронул одну из клавиш, затем другую, третью, и знаки на листе начали выстраиваться в строчки.
Начало повести долго не давалось. Все выходило как-то плоско, неинтересно. Виктор морщился, выдергивал из машинки листок, закладывал новую страницу, печатал, вновь вытаскивал, чиркал ручкой. Постепенно разгорячаясь, он забывался, ворчал что-то себе под нос. Временами бросался с кипой листов на диван, перечитывал вслух страничку-другую и снова садился за машинку.
Наконец он, кажется, нашел начало повести. Вернее, оно само нашло, причем неожиданно. Однажды, измучившись бессонницей, он выпил таблетку и когда мозг начал погружаться в сон, к своему удивлению понял с чего надо начинать. Преодолевая действие таблетки, он сидел за печатной машинкой до самого утра, пока не записал все свои мысли. Ему казалось, что теперь повесть пойдет без задержки, но…
Оказывается, чем больше проходит времени, тем труднее вспоминается прошлое. Да и вспоминаются лишь отдельные детали, а все подробности забылись, стерлись из памяти временем. Перед Виктором стояла задача вспомнить все, восстановить разрозненные события, соединить их и тогда, собравшись вместе, они создадут нечто цельное.
Началась кропотливая, изнуряющая работа, доводившая его до исступления. В такие моменты, чтобы отвлечься от мучительных воспоминаний прошлого, Виктор переключался на рассказы, писал статьи для городской газеты "Ленинское знамя".
Однажды, когда он принес очередную статью, редактор Николай Арефьевич Красильников, коренастый, плотного телосложения мужчина лет пятидесяти, с круглым лицом и совершенно лысой головой, прочитав ее, сказал:
- Знаете что, Виктор? У меня к вам есть деловое предложение. Нашей газете требуется нештатный корреспондент, который освещал бы работу городских предприятий. Мне нравится манера вашего письма, толковый подход к делу и четкое изложение темы. Но, скажу честно, много платить не смогу. Фонды нашей газеты этого не позволяют, а вот небольшую зарплату четко обещаю.
- Да дело не в зарплате, Николай Арефьевич, - проговорил Виктор. – Просто у меня сейчас нет времени мотаться по предприятиям. Пусть пока это делают другие, а я, по возможности, буду писать о городе, где на каждой улице, в каждом магазине есть тема для освещения в газете.
- Вы правы, - улыбнулся Красильников. – Проблем в городе действительно хватает. Жаль, что вы не соглашаетесь, но, как говорят, было бы предложено. - Он положил статью Виктора в объемную папку и снова заговорил: - Я слышал, вы пишете повесть?
- Да, - смутился Виктор.
- Интересно было бы почитать, если не возражаете.
- Вам придется долго ждать. Написано только начало и сделаны кое-какие наброски. Многое забылось. Приходится долго копаться в памяти, восстанавливая события того времени. А вспоминать тяжело, так как все пропускаешь через свое сердце и вновь переживаешь уже когда-то пережитое.
- Понимаю, очень хорошо понимаю, - сказал Красильников, вставая со стула. – Такова судьба каждого писателя, если он пишет не рукой, а сердцем. Вспомните Троепольского, автора повести "Белый Бим, черное ухо". Когда его спросили, почему он в конце произведения убивает собаку, ответил: "Так было необходимо. Сам плакал, когда работал над завершающей частью". Так что желаю вам терпения и творческих успехов. Когда закончите, приносите. Почитаю, а заодно и отредактирую, - проговорил он, провожая Виктора, предварительно распахивая перед ним двери…
Смотрите продолжение http://www.proza.ru/2014/04/15/1356