"Так не посрамим же земли Русской. Но ляжем здесь костьми, ибо мёртвые сраму не имут. Не побежим же други. Я первым пойду. А коли полягу - позаботьтесь о себе сами"
Князь Святослав. Перед битвой при Адрианополе
Древнее поле уже закончившейся битвы. Уже позади воинственные кличи, лязг оружия, треск лат, щитов и копий. Свист стрел. И последние вздохи. Как точно древние назвали - поле брани... Что они выкрикивали друг другу вцепившись уже коченеющими пальцами в глазницы и горла, потому как не было уже никаких сил сжимать оружие??? Оставалась только ненависть и жажда победы. Какие проклятия изрыгали они друг другу, прекрасно понимая и без переводчика-толмача весь смысл и всю бессмыслицу сказанного? Древнее поле уже закончившейся брани... Что шептали они испуская дух??? Чьё имя и какую молитву? Куда и к кому они обращали свой стекленеющий взор, отходя??? Может даже гримассу боли сменила улыбка, когда покидали они этот бранный, лязгающий ненавистью мир.
Уж ночь. Слышны стоны ещё полуживых и полумёртвых... и карканье и клёкот стервятников и их шаманский танец на кольчугах усопших. От смерти не спасли - так хоть от надругания падальщиков защитили. Спасибо вам доспехи и на этом. Одинокий облезлый волк затянул своё лунное отпевание по павшим ратникам, не разделяя их на чужих и правых.
И вернулись отосланные подальше от битвы женщины и тех и других. И тех павших. И тех полумёртвых. Отосланные, чтоб не слышали они проклятий, мата и предсмертных стонов своих балагуров, певунов, жнецов и охотников. Своих мужей, отцов и братьев. Подальше от возможного полона и надругания. Кто-то из женщин просто зовёт мужа жадно вслушиваясь в стоны вокруг... Кто-то слепо, уже потерявши, бредёт, наклоняясь изредка, чтоб оказать хоть какую-то помощь немногим уцелевшим. И своим и чужим. Всем. А кто-то поёт так любимую своим, где-то здесь лежащим женихом, песнь. В надежде, что её родной голос, если уж и не вернёт его, то хотя-бы продлит ему жизнь хоть на миг. Хоть на это их последнее свидание.
Они оба не пали. Они оба очнулись посреди лежащих тел товарищей и врагов. И не было больше сил рвать друг друга на части. На куски. На лоскуты. Не было сил даже проклинать друг друга. Осталась только жажда жизни. Отчего дома, отчей охотничьей тропы и отчего сева. Запаха сена, хлеба и жены. Их ещё чуткий слух(Он единственный во всём израненном теле не пострадал. Только обострился) уловил родимые женские голоса... Один зовущий. Другой поющий.
Чего им стоило приподнять свои истерзанные обескровленные тела... Их звали. Смерть зазывала к себе... А женщины их звали к жизни. Звали - из смерти обратно в жизнь. Их искали. Их не отпел ещё клыкастый священнослужитель.
И два заклятых врага дрожащими, ещё недавно такими могучими, шутя усмиряющими хоть медведя, хоть быка... а ныне - слабыми как у младенца, руками, снова вцепились друг в друга. Словно не закончили они ещё свой бранный смертельный разговор. Со старческим кряхтением и детским лепетом и плачем... Вцепились они в жизнь... Накрепко. Раны их соприкоснулись таки и породнились даже не испрося своих хозяев. Они сели среди тел товарищей и опёрлись спинами друг о друга. Спина к спине. Кровные теперь уже братья. И начался их бранный разговор с самой смертью. И вслушались воины в родные, так любые голоса ищущих их женщин.