Бояре, копошившиеся в тронном
зале, усаживаясь поудобнее, замерли
- шагая твердой поступью, в дверном
проеме показалась широкоплечая
фигура Иоанна. Окинув всех строгим
взглядом, на миг задержав его на
литовском князе и польском после,
царь прошел во главу длинного стола
и тяжело опустился на трон, сжимая в
руках скипетр и державу. В тот же
миг, плечи его развернулись, спина
выпрямилась струной, а глаза
засверкали молниями. Своей
монаршьей ягодицей он
почувствовал, что сел прямо на
гвоздь, подло вылезший из-под
бархатной обивки, но было поздно -
церемония приёма гостей уже
началась. Не пристало великому
самодержцу вскакивать перед
какими-то поляками! Покрепче
стиснув зубы, Иоанн так свирепо
зыркнул на посла, перечислявшего
звания своего короля Сигизмунда,
что тот поперхнулся очередным
титулом. "Ну всё, конец Ваське-
плотнику, запорю до смерти!" -
вполуха слушая оробевшего
дипломата, великий князь всея Руси
нарисовал себе картину расправы над
холопом, отвечавшим за исправность
царского рабочего места. Лицо его в
этот момент приняло такое грозное
выражение, что эта кличка прилипла
к нему до конца дней, а бояре стали
в страхе прятать глаза. "А может
провокация?" - размышлял Иван,
теперь уже Грозный, разглядывая
своих подчинённых и ощущая, как
проклятый гвоздь продавливает
толстую мантию. "Решили свинью
мне подложить, длинорясые?Вон,
головы опустили, небось, лыбятся в
бороды, сволочи! Обрею всех нахрен,
чтоб не ржали втихаря!" Царь
немного поерзал, в надежде
избавиться от досаждающей угрозы и
чуть не взвыл - острие таки проткнуло
ткань и впилось в кожу. При этом
окаменевшие черты лица государя
слегка исказились, двое бояр упали в
обморок от испуга, а литовский князь
решил отказаться от своих
притязаний на спорные земли. "Где ж
это видано, так над монархами
измываться?! Ну, вы у меня
попляшете! Всех, всех на кол посажу!"
- злорадно мечтал Иоанн, признавая,
впрочем, что в данный момент
именно он подвергается этой
экзекуции, и, в сердцах, случайно
придумал новое ведомство -
опричнину, с помощью которой
рассчитывал поквитаться с
нерадивым боярством. "А может это
международный саботаж?" -
раздумывал вседержитель, чувствуя,
как капельки крови пропитывают
рубаху, а кровожадные планы - душу.
"Решили меня, проклятые литвины,
скоморохом перед Европой
выставить? С шведами снюхались,
собаки? Ну, я им покажу кузькину
мать!" - сам того не ведая, Иван на
несколько веков предвосхитил
знаменитую реплику своего коллеги.
Когда побледневшая делегация,
обескураженная безрезультатными
переговорами, наконец удалилась,
зад великого князя совсем онемел, но
зато в голове созрели четыре
реформы, планы интеграции в страны
Балтии и Крымского ханства, а также
наработки правления Русью на
ближайшие двадцать лет. Напрасно
бояре, в панике толкаясь, спешно
покидали зал - Иоанн Васильевич всё
сидел, в ожидании очередных
светлых мыслей, удивляясь, что они
возникают таким странным образом
и (не он первый, не он последний)
задаваясь риторическим вопросом -
почему на Руси всё через задницу?
Вдруг от двери, ведущей в
опочивальню, раздался детский
смешок. Мозаика сложилась. Вчера
Ванька, царский отпрыск был строго
наказан за непослушание розгами, и
вот, пожалуйста, сегодня устроил отцу
двухчасовую пытку. "Стой, гаденыш!"
- поудобнее перехватывая скипетр,
завопил самодержец - "Убью,
скотину!"
***
Илья Ефимович Репин, накладывая
последние мазки на холст, смущенно
хихикнул. "О чём будут спорить
потомки, разглядывая эту картину?
Бьюсь об заклад, совсем не о том, что
я себе напридумывал! Надо было
послушаться Крылова и заняться
литературой..."